Один год после войны

      Гермиона шла по коридору к кабинету Драко, зарывшись с головой в документы и не видя ничего вокруг.       — Драко, я хотела обсудить с тобой очередность постройки «Созвездий» и места прохода в каждом из городов. Нам, наверное, надо будет посетить… — глаза Гермионы оторвались от папки у неё в руках, и она застыла в дверном проёме его кабинета, увидев шокированное лицо Драко.       Малфой не отрываясь смотрел на своё левое предплечье. На опоясывающую его руку змею, которая прожигала себе дорогу по его коже, вновь заползая в череп. Сконцентрировав несущие в себе боль и огонь в черноте его пустых глазниц, змея вновь показалась из разинутой челюсти и застыла. Пергаменты вылетели из рук Грейнджер, и кровь отлила от лица. Она мигом подлетела к Малфою, ловя его испуганный и озадаченный взгляд, в точности отражающий её собственные чувства.       — Гермиона, этого не может быть… Он ведь… Вы же уничтожили… — голос Драко дрожал, он начинал задыхаться.       Первоначальный шок начинал отступать, всё его существо охватывала паника, на лице отражалось неверие в реальность происходящего. Неужели сплошной, пробирающий до костей кошмар военного времени может вернуться в их жизнь? За время войны он видел столько жестокости: изощрённые пытки, убийства, рейды Пожирателей смерти и страх. Страх в глазах людей, который он испытывал сам. Этот страх невозможно скрыть. Спрятать за всеми масками и барьерами. Он проступает в глубине зрачков, липкой плёнкой расползается по телу, дрожит и скручивает внутренности, отравляет сердце, сбивая его ритм настолько, что он никогда не станет прежним.       — Родной… Драко… Посмотри на меня… — Гермиона шепчет ему успокаивающие слова, что-то о крестражах и победе, но он, кажется, её не слышит, увязший с головой в страшных воспоминаниях.       Сквозь дурман мыслей Драко понимает, что она обхватывает его лицо своими маленькими ладонями. Притягивает к себе. Заставляет посмотреть в глаза. Ловит его бегающий взгляд. Шоколад. Тепло. Она. Она рядом. Ему нельзя поддаваться страху. Ему есть кого защищать. Ради кого бороться. В его жизни сейчас есть то счастье, которое он никому не позволит у него забрать. На этот раз он действительно будет бороться, открыто пойдёт на сопротивление с любым человеком или существом, заставившим проявиться и ожить треклятую тёмную метку на его руке.       Внезапно Малфой ловит её губы в плен жадного поцелуя, возвращающего его в реальность. Собирая себя вновь. Тепло и вкус губ Гермионы отвоёвывает для Драко способность мыслить, вновь чувствовать весь спектр эмоций, отгоняет его страх и панику. Разорвав поцелуй, он прижимается своим лбом к её лбу и шепчет, глядя в любимые карие глаза:       — Чтобы это не значило, даже если это возвращение Воландеморта, — твёрдо и уверенно произносит он, впервые в жизни, называя ненавистное имя. — Я никому не позволю забрать тебя у меня. Я буду защищать тебя, любовь моя.       — Я люблю тебя. — говорит Гермиона, утопая в тёплом крошеве льда его глаз. — Мы вместе всё преодолеем.       Драко нехотя отстраняется от неё и вновь начинает разглядывать своё предплечье, сейчас уже неподвижную угольно-чёрную змею и череп. Гермиона переплетает их пальцы, вместе с ним изучая символ смерти, выбитый на его коже с помощью тёмной магии.       — Почему змея двигалась? Такое происходило раньше…? — задумчиво спросила Грейнджер, но на последнем вопросе запнулась, прежде чем пояснить. — Когда он призывал или…       — Я не знаю… У меня ни разу… И я не видел подобного ни у Люциуса, ни у других Пожирателей… когда Тёмный Лорд призывал кого-то из них или когда… убивал. Я лишь чувствовал беспрерывное зудящее несильное жжение в руке… Вот и всё. — глухо отозвался он, сбиваясь в своих мыслях. — Сейчас всё по-другому. Жжение было такое, что, казалось, будто через мгновение слезет кожа. Я… я не входил в круг настолько приближённых и многого не знаю… Только то, что говорили урывками Люциус и другие Пожиратели. Что слышал на тех советах, на которых требовалось моё присутствие. Тёмный Лорд ни разу не призывал меня. Моя метка была своего рода изощрённой мерой наказания Люциуса за потерю пророчества в Отделе Тайн… Тёмный Лорд сказал, что убьёт маму и меня, если я не справлюсь. Когда Люциусу сообщили об этом в Азкабан… Яксли сказал, что он… смеялся…       Малфою тяжело давались слова. О многом было больно вспоминать, не говоря о том, чтобы озвучивать это вслух. Раньше настолько честно и откровенно Драко не обсуждал это ни с кем. Даже с Гарри и Кингсли на их встречах, когда они говорили об исчезновении тёмных меток после финальной битвы. Тогда он лишь коротко и сухо отвечал на вопросы Бруствера. А с Гарри они не углублялись в обсуждения того, что каждый из них видел и пережил во время войны, больше рассуждая о причинах исчезновения символа, который внушал столько ужаса в сердца людей.       — А что тебе известно о заложенных в метку Протеевых чарах? — аккуратно спросила Гермиона, устраиваясь на коленях Драко и притягивая его голову к своей груди.       Девушка перебирала пальчиками пряди его волос, не торопя и терпеливо ожидая ответа Малфоя.       — Они нацелены на то, чтобы он мог призвать к себе. Жжение в метке означало, что мы моментально должны явиться на зов. — коротко ответил Драко, почти в точности повторяя инструкции Беллатрисы.       Он был благодарен Гермионе за то, что она сама начала задавать вопросы, а не ждала, когда он сможет обуздать поток своих мыслей и воспоминаний. Это подталкивало его к тому, чтобы действительно рассказать всё или хотя бы какую-то часть того, что он пережил и видел. Как-то облегчить тот груз, который висел на сердце.       — А как Пожиратель понимал в какое место аппарировать? — Гермиону мучал этот вопрос ещё с тех самых пор, когда Гарри рассказал о появлении Пожирателей на кладбище в ночь возрождения Воландеморта.       — Как мне сказали, надо «накормить» змею каплей своей крови и произнести «Ego suscitabo eum in novissimo die.» — ответил Драко, опуская имя своего наставника в рядах Пожирателей.       — «Я упиваюсь смертью». Латынь. Это что-то схожее с коротким варварским ритуалом на крови. Я читала о подобных в «Развитии и упадке Тёмных искусств», но тогда не могла и предположить, что можно использовать подобное. Это очень древнее колдовство, уже много столетий не применяемое в магическом мире, — сказала Гермиона, нахмурившись. — А Пожиратели могли связываться между собой с помощью метки?       — Ты имеешь в виду, нечто подобное твоим зачарованным галлеонам на пятом курсе? Нет, но носители метки могли, прикоснувшись к ней, позвать его. Мне не рассказывали, какие именно чары или заклинания использовались для этого. Видимо, всё было устроено так, чтобы максимально сократить скрытое общение между друг другом. Я предполагаю, что это не было чем-то невозможным, но вероятно Тёмный Лорд тем самым хотел избежать заговора или чего-то подобного. За перепиской можно следить, а разговор можно подслушать. — предположил Малфой.       Тепло тела Гермионы успокаивало, давало силы говорить о том, о чём он хотел забыть.       — Вполне возможно. Судя по всему, Реддл верил в социальную иерархию не только по отношению к маглам и маглорожденным. Но и выстраивал эту структуру отношений в рядах Пожирателей смерти. — задумчиво рассуждала Грейнджер. — Это может означать, что один из приближённых Пожирателей смерти смог найти возможность модифицировать чары, наложенные на собственную тёмную метку. Таким образом, пытаясь занять главенствующее место на вершине выстроенной Воландемортом иерархии.       — Значит ты полностью уверена, что вы уничтожили все крестражи? — неожиданно с надеждой и неуверенностью в голосе спросил Малфой.       — Конечно. И ты сам согласился, с тем, что метки полностью исчезли именно потому, что Воландеморт действительно мёртв. — уверенно ответила она и через мгновение продолжила рассуждать над возникшей у неё версией. — Я уверена, что расчёт был как раз на такую, подобную твоей, реакцию у бывших Пожирателей. Тот, кто это сделал, рассчитывал на то, что обладатели тёмных меток решат, будто Воландеморт вновь возродился.       — Это действительно первое, что пришло мне в голову. — смущённо ответил Драко.       — Вероятно, через какое-то время этот человек попробует призвать к себе оставшихся на свободе последователей Реддла. — попробовала предположить Гермиона.       — Да, это самое вероятное развитие событий. — задумчиво согласился Драко.       Малфой пытался выстроить и упорядочить в голове всё, что он знал о тех Пожирателях смерти, которых видел в Мэноре, или о ком упоминали на тех собраниях Тёмного Лорда, на которых он присутствовал. Сопоставлял это с тем списком, который видел последний раз у Биршека. Пытаясь обозначить тех, кто представлял наибольшую опасность.       — Если бы Нарцисса своими глазами не видела смерть Люциуса, я бы предположила, что это он. — нерешительно и осторожно произнесла Гермиона, прерывая размышления парня.       Она, как никто, понимала, сколько боли этот человек принёс в жизнь Драко. Грейнджер была свидетелем того, как Малфой метался во сне по ночам, когда ему снился отец. Конечно, в последнее время кошмары стали реже, но не прекратились до сих пор.       — Поверь, среди Пожирателей были персонажи, куда страшнее моего отца. — задумчиво отозвался Драко.       Увидев замешательство в глазах любимой, Малфой решил объяснить ход своих размышлений:       — Давай я расскажу тебе всё, что знаю сам, что смогу описать и объяснить, а выводы мы с тобой уже сможем сделать вместе.       — Конечно.       Гермиона внимательно смотрела на Драко, ведь он впервые был готов говорить о той стороне магической войны, которую видел он сам.       — Я не буду брать в расчёт тех последователей, по тем или иным причинам не носящих метку, а только тот круг Пожирателей, о которых я знаю то, что они удостоены «великой чести», — на последних двух словах он поднял руки и изобразил в воздухе своеобразное подобие кавычек.       Он на мгновение замолчал, подбирая слова, прежде чем продолжить после короткого кивка Гермионы:       — Во время вторжения Пожирателей в Хогвартс в конце шестого курса погиб Мальсибер-старший по вине Торффина Роули, что очень озлобило его сына. Он стал практически неуправляем в своей жестокости. Кстати, это именно он убил Грозного Глаза Грюма, и по сведениям авроров после финальной битвы он находится в бегах где-то в Северной Америке. Его поимку на себя взял МАКУСА, но я считаю, что его нельзя сбрасывать со счетов. Этот маг крайне опасен. Гермиона, я видел, как он пытает и убивает людей. Он играючи использует Империус, заставляя людей жрать себя, в прямом смысле этих слов… вспарывать себе живот и выедать собственные внутренности…       Драко тяжело сглотнул, подступившую от воспоминаний растерзанных и окровавленных тел, тошноту, выгоняя из своей головы крики несчастных людей. Ему не надо было представлять, какая бы жизнь ждала бы весь магический мир, если бы Воландеморт победил. Малфой видел это собственными глазами. Эти воспоминания никогда не оставят его, прочно въевшись в подкорку и оставив на душе незаживающие кровоточащие раны.       Гермиона не смела даже пошевелиться, видя, как в глазах любимого мелькают отголоски пережитого им страха и ужаса.       — Когда вы перевозили Гарри с Тисовой улицы, погибли: Родольфус Лестрейндж — муж Беллатрисы, Крэбб-старший и безвести пропал Трэверс. По правде говоря, о Трэверсе я ничего не знаю, даже имени и того, как он выглядит, лишь слышал, как Эван Розье предположил, что он бежал, воспользовавшись ситуацией. Зимой случилась стычка с Орденом во время одного из рейдов Пожирателей. В ней сильно пострадал Эйвери-старший. Он учился вместе с Реддлом в Хогвартсе и стал одним из первых Пожирателей смерти. По причине своего ранения он не участвовал в битве за Хогвартс, и о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно, как и о местоположении его сына, который сбежал во время сражения в замке. Тео сказал, что они до сих пор не знают, с кем из них был связан отец Пэнси.       — А он был Пожирателем? — не смогла удержаться от вопроса Гермиона, прерывая Драко.       — Нет. По мнению Тёмного Лорда, он был недостаточно чистокровен и недостаточно полезен. — ответил молодой человек, переплетая их пальцы.       — Но фамилия Паркинсон входит в список священных двадцати восьми. — нахмурившись сказала Гермиона, находясь в некотором недоумении.       — Семья Пэнс имеет шотландские корни, а не британские, и, если я правильно помню, берёт своё магическое начало, примерно, с конца восемнадцатого века. По меркам чистокровных семей этого достаточно, чтобы считаться чистокровными, но мало, чтобы род считался древним. Род Паркинсонов из священного списка прекратил своё существование ещё в начале восемнадцатого века. — пояснил Драко.       — Но Северус Снейп был полукровкой, как и сам Воландеморт. — возразила Гермиона.       — Так же как Джагсон и Пиритс, погибшие во время сражения за Хогвартс. А ещё Петтигрю, который умер в поместье, когда вы бежали. Но смотри, как я думаю. Тёмный Лорд отбирал своих приспешников даже больше по уровню полезности для него того или иного Пожирателя, чем опираясь только на чистоту крови. Северуса он считал своим агентом в Ордене, а также сделал его директором Хогвартса, тем самым контролируя школу. Джагсон и Пиритс были беспрекословно покорны, и я слышал, они единственные могли превосходно управлять адским пламенем, устраивая чудовищные пожары в маггловских городах во времена Первой магической войны, тем самым, уничтожая целые кварталы. Но чаще они жгли фермы и сельскохозяйственные угодья, приводя страну к голоду…       Гермиона ахнула и прикрыла рот рукой, поражаясь и ужасаясь тому, насколько отвратительную, жестокую и уродливую сторону войны видел Драко, в то время когда они скитались в поисках крестражей. Малфой сглотнул и продолжил, зная, что если сейчас остановится, то больше не сможет начать этот разговор вновь. А он был необходим, если они хотят действительно вычислить того, кто виновен во всем случившемся после войны.       — В битве за Хогвартс умерли: Рабастан Лестрейндж, Уолден Макнейр, Алекто Кэрроу и Беллатрисса. Поверь, каждый из них ничуть не лучше самого Тёмного Лорда. Тогда удалось схватить Антонина Долохова, Эвана Розье, Корбана Яксли и Амикуса Кэрроу. Если верить спискам Биршека, которые я видел, на данный момент Аврорат арестовал ещё отца Тео, Торффина Роули и Августа Руквуда.       — Руквуд убил Фреда… — прошептала Гермиона, попытавшись смахнуть навернувшиеся на глаза слёзы.       Драко поцеловал её в висок и успокаивающе погладил по спине, зная насколько тяжело любимой давались воспоминания о тех, кто умер, сражаясь на светлой стороне. Малфой тихо продолжил говорить, зная что рассказал ещё далеко не всё:       — Я больше чем уверен, что за последние годы метку получил не только я, и есть те, о ком я просто не знаю. — Малфой тщательно копался в своих воспоминаниях, внезапно натолкнувшись на странное совпадение, которого раньше не замечал. — Но у меня есть некоторые подозрения.       — Ты можешь назвать какие-нибудь конкретные имена? — Гермиона притянула к себе листок пергамента и чернильницу с пером.       — Я не уверен, но на одном из собраний Макнейр докладывал о внедрении в магловское правительство с целью покушения на их Премьер-министра. Он сказал, что этим занимаются «М. Э. Л». — Драко наблюдал за действиями Гермионы, его поражали и успокаивали её собранность и внимательность во время всего их тяжелого для обоих разговора.       Гермиона нахмурилась при упоминании очередной аббревиатуры. После Р. А. Б. Грейнджер ненавидела подобные сокращения.       — Это может быть просто совпадением, — с сомнением произнес Малфой. — Но я слышал, как в школе так себя называли Маркус Флинт, Эдриан Пьюси и Люциан Боул. Эти трое были неразлучны и выделялись своей особой извращенной жестокостью, даже по отношению к некоторым слизеринцам, не говоря уже о студентах других факультетов. При этом они никогда не попадались и были очень изворотливы.       Гермиона записала в столбик эти имена, обвила их скобкой и, поставив аббревиатуру, добавила знак вопроса.       — Но больше настолько конкретных подозрений и предположений у меня нет. — сказал Малфой, наблюдая за движением пера в руках девушки.       — Я думаю, что, скорее всего, это кто-то из более приближённых, нежели человек, получивший метку не так давно. — предположила Гермиона. — Но всё же стоит иметь их в виду.       — Согласен, — кивнул ей Драко, продолжая. — Из приближённых Пожирателей, о которых мне известно, сейчас на свободе шестеро: Гойл-старший, Трэверс, Мальсибер, отец и сын Эйвери, а также Селвин.       — Кто из них на твой взгляд наиболее опасный? — спросила Гермиона, занося перо над пергаментом.       — Если честно, то я не знаю, как тебе ответить на данный вопрос. Про Мальсибера и Трэверса я тебе уже рассказал. Гойл-старший невероятно силён в применении древнейших чёрных проклятий, большинство из которых невозможно отразить, на которые даже нет контрзаклинаний. Он часто хвастался тем, что их действие невозможно обратить, сколько бы над этим не бились целители. Но я однажды подслушал обрывок разговора Люциуса с Яксли, который сказал такую фразу: «Как жаль, что у него есть такая большая слабость». Я не знаю, что значат эти слова, но когда меня заставляли смотреть… как он пытает людей… Малышка, это… Я просто не могу об этом говорить…       Дрожь пробежала по телу Драко, и он не мог подобрать слов, чтобы описать тот ужас, что творил отец его бывшего однокурсника. Перед глазами стояла картина распятой маглорожденной ведьмы, через тело которой прорастало дерево, своими ветвями разрывая плоть и кроша кости… Но при этом женщина оставалась в сознании, чувствуя всё, что с ней творилось… Она могла лишь безмолвно кричать, когда на её лице проступила потрескавшаяся древесная кора, сочившаяся кровью…       Грейнджер отбросила перо, прижимаясь к его груди, даря ему своё тепло и пытаясь прогнать холод, пробивающийся дрожью по всему телу.       — Ты говорил, что Эйвери скрываются. Думаешь сын воссоединился с отцом? Возможно они тоже бежали из страны? — Гермиона попыталась отвлечь Драко от тяжелых воспоминаний.       Голос любимой каким-то чудом прорезался сквозь хриплый и омерзительный смех, эхом звучащий в ушах.       — Я больше чем уверен, что они сейчас вместе и в Британии. Семья Эйвери входит в священные двадцать восемь. — севшим голосом начал Драко.       Он пытался отогнать воспоминания о застывших глазах уже мёртвой безымянной женщины, переполненные болью. Малфой знал, что сегодня ночью увиденные им ужасы вновь напомнят о себе и во всех подробностях всплывут в кошмарах. Он никогда не забудет то, что видел, то чем мог быть переполнен магический мир, если ли бы Тёмный Лорд обрёл полную и безграничную власть.       — Скорее всего, отец и сын укрылись в своём поместье, которое охраняется магией крови и древнейшими защитными чарами. Но больше я о них ничего не знаю. — Драко сглотнул, зарываясь лицом в волосы Гермионы и вдыхая любимый аромат своей женщины.       Она единственная, кто мог сейчас успокоить его бешено бьющееся сердце. После нескольких глубоких вздохов Малфой продолжил:       — Мама говорила, что Люциус обмолвился, если что-то пойдёт не так, то он осядет в Мэноре. Он гордился тем, что кровную защиту древнейших замков не обойти даже силами всего Министерства Магии.       — Если Эйвери действительно прячутся в своём поместье, то они вероятнее наиболее опасны, так как о них ничего не известно, и они единственные кто скрывается не в одиночку. А Селвин?       Драко кивнул в ответ, на слова Гермионы, прежде чем рассказать о том, кого он пожалуй подозревал больше всех:       — Что касается Мэнли Селвина, он алхимик, один из священных двадцати восьми, а также он в совершенстве владеет ментальной магией, возможно даже не хуже Северуса. Он проводил те редкие допросы, когда было необходимо избегать пыток, но я не присутствовал ни на одном из них. Этот Пожиратель ломал людей изнутри, не причиняя физических увечий. Селвин вообще самый таинственный и молчаливый из всех последователей Тёмного Лорда, которых я знаю. Было что-то в его глазах… — Драко задумался и на мгновение замолчал, прежде чем продолжить. — Не знаю… не могу объяснить. Пожиратели, да и сам Тёмный Лорд называли его на собраниях «Рука Смерти», но я не знаю, что именно это значит. И они смеялись, когда это говорили. Люциус упоминал, что его даже не подозревали после Первой магической войны. А ещё, что он алхимическим способом модифицировал свою кровь, сделав её невосприимчивой к Веритасеруму. Селвин единственный, кроме Беллатриссы, кто смог сбежать во время стычки с Орденом Феникса в Отделе Тайн…       Драко и Гермиона вздрогнули от того, что в коридоре неожиданно раздался шум, и эхо раздражённого голоса Забини:       — О чём ты только думал, Поттер? Я же сказал, что нужно немедленно остановиться.       В ответ прозвучало короткое и невнятное бормотание, а затем в открытую дверь кабинета ворвались двое парней. Гермиона впервые видела Блейза настолько взвинченным, когда тот с грохотом захлопнул дверь, накладывая заглушающие чары.       После скомканного рассказа, прерывающегося упреками Блейза и оправданиями Гарри, Гермиона могла лишь шокировано смотреть перед собой невидящим взглядом и сильнее прижиматься к Драко, который окружил её объятьями с каждой минутой и словом, прижимая всё сильнее. Малфой чувствовал жгучую потребность защитить дрожащую любимую девушку, глаза которой уже вновь начинала заволакивать влажная пелена.       — Гарри, необходимо, чтобы ты вспомнил всё что рассказывал Уизли о своём детстве. С кем из родственников и с какими семьями их семья общалась? Кто занимался их домашним обучением? Абсолютно всё, что вспомнишь. — сказал Драко, обращаясь к Гарри.       — Ты издеваешься? Это же нереально. — возмутился Гарри.       — Поттер, ты сегодня уже натворил дел. — вновь обрушился на него Блейз. — Вспоминай давай. Вспомнил же сегодня то, что сказал Уизли при первой встрече.       — Блейз, я же уже сказал, что просто не подумал, что один вопрос может привести к такому. — простонал Гарри, чувствуя как его накрывает очередная волна вины за случившееся.       Гарри было нестерпимо тяжело осознавать всё, что он сегодня узнал о человеке, которого столько лет считал своим лучшим другом. Поттер ненавидел себя за то, что не смог остановиться. Презирал, что желание узнать имя того, кто сделал это с Роном, победило, тем самым заставив перейти черту своих собственных границ жестокости.       — Блейз, давай без обвинений. Я уверен, что Гарри и сам не в восторге от того, чем всё это обернулось. А ещё не забывай, он не целитель и просто не видел всю ситуацию, с той точки зрения с какой её видишь ты, — попытался вразумить мулата Малфой и при этом оправдать поведение Поттера прежде всего для самого Гарри. — Сейчас уже всё произошло. Мы можем лишь попытаться сообразить, куда мог отправиться Уизли, чтобы найти его и помочь.       — Гарри, Драко прав. Рона нужно найти, пока он не навредил ни себе, ни кому-то ещё. — тихо сказала Гермиона, всё ещё приходя в себя от всего услышанного.       На какое-то время в комнате повисла тяжёлая тишина. Все четверо безмолвно смотрели друг на друга, каждый при этом пытался понять и до конца принять случившееся утром. Постепенно осознавая, что вероятность такого итога изначально была крайне велика.       — Да, хорошо. Я согласен. — первым нарушил тишину Забини, соглашаясь с Драко и Гермионой, но тут же обратился к Поттеру. — Но, Гарри, Брудс прав, тебе стоит пройти хотя бы обследование. Ты слишком многое пережил, и обратиться за помощью не может быть стыдно. Даже Избранному.       — Ладно, — нехотя ответил Гарри, но после внимательного взгляда карих глаз мулата добавил. — Хорошо, я схожу к нему. Обещаю!       Драко и Гермиона не встревали в разговор друзей, зная, что после один из них обязательно расскажет им о чём шла речь.       — Так, давайте всё же попытаемся понять, куда мог аппарировать Рон. — сказала Гермиона, как никогда стараясь абстрагироваться от подкатывающей к горлу паники и попытаться рассуждать здраво. — Насколько я знаю из Мунго нельзя аппарировать, почему Рону это удалось?       — Биршек, оказывается, снял антиаппарационный барьер, видимо, надеясь выбить с помощью Веретасерума из Рона признание в том, что он совершил всё сам по своей воле, — в мгновение ока вновь вышел из себя Забини. — Этот Coglione решил, что сможет сразу же отправить Уизли в Азкабан.       — Биршек казался мне очень достойным аврором. Что с ним произошло? Почему он наплевал на все моральные и этические нормы, не говоря уже о аврорском кодексе чести? — спросил поражённый до глубины души Малфой.       Драко уважал и в какой-то степени восхищался этим человеком, взявшим на себя очень тяжёлое бремя, которое на него возлагали аврорская мантия и чин особенно в столь непростое послевоенное время.       — В тот день на Гриммо погиб один из авроров, его жена умерла при родах сегодня ночью, родив мёртвого ребёнка. У них осталась маленькая дочь… — глухо сказал Забини.       С каждым произнесённым словом Блейз понимал мотив Лукаса: узнать правду любой ценой, но это всё равно не могло оправдать его поступок для мулата.       Гермиона прикрыла рот рукой, по её щекам лились слёзы. Драко и Гарри практически одновременно тяжело сглотнули, поражённые услышанным.       — Его можно понять, но, Porca Troia, Stronzo, как это всё несправедливо… — Блейз прикрыл руками лицо, чувствуя, как больно стало в грудной клетке.       Тишина стала давить, густым маслянистым воздухом тяжело оседая на плечах. Каждый не знал, как найти в себе силы сказать хоть слово. Над каминной полкой пробили часы, заставив волшебников вздрогнуть.       — Надо что-то решать. — неуверенно подал голос Гарри.       — Тогда вспоминай, что тебе рассказывал Рон о своём детстве. — отозвался Драко, в очередной раз поражаясь тому, как Гарри вновь и вновь находит в себе силы двигаться дальше. — Уизли чистокровная семья, состоящая в родстве со множеством семей из священных двадцати восьми. Они, наверняка, поддерживали контакты с кем-то из кровных родственников или другими семьями волшебников. Ещё до Хогвартса я знал многих из школы, ну или хотя бы мельком видел их на приёмах, или когда Люциус или матушка брали меня в Лондон.       — Мерлин, ты хочешь чтобы я вспомнил всё, что мне рассказывал Рон о своём детстве?! — спросил Гарри. — Да, и если у него и был какой-то друг до школы. Ему сколько сейчас? Восемнадцать — девятнадцать? Думаешь, парнишка способен был на что-то подобное в детстве?       — Гарри, ты сам мне рассказывал, что Реддл ещё в приюте совершал покушения на других детей. И не забывай, он открыл Тайную комнату, когда ему было шестнадцать лет. Вполне вероятно, что Рон мог дружить с кем-то на год-два старше, кто мог на него повлиять перед школой. Да и потом в школе. Драко предполагает, что он не единственный, кто получил метку после воскрешения Воландеморта.       Гарри взъерошил волосы, соображая и вспоминая урывками все свои разговоры с Роном.       — Я помню лишь о тётушке Мюриэль и о том, что Рон рассказывал о каком-то двоюродном или троюродном дяде по материнской линии. Но он из магглов, и Рон сказал, что они с ним не общаются.       — Все чистокровные семьи находятся в той или иной степени родства. — задумчиво сказал Драко. — Надо будет посмотреть, есть ли в библиотеке Мэнора какая-то информация о генеалогическом древе Уизли.       — Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросила Гермиона. — Селвин?       — Да, — кивнул Драко. — Я думаю, что он вполне способен на подобное. Вероятно, прозвище, данное Пожирателями, неслучайно. Он мог участвовать в создании тёмных меток.       — Но я до сих пор отказываюсь верить в то, что Рон связан с Пожирателями и причастен к ожившей тёмной метке. — прошептала Гермиона.       — Я тоже. Как бы я не относился к рыжему в школе, но я сомневаюсь, что если это так, то обошлось без Империуса или чего-то более тёмного. — подтвердил Малфой. — Мы должны всё проверить.       — Подождите! Как это ожившая тёмная метка? — в один голос воскликнули поражённые Гарри и Блейз.       Драко молча показал друзьям своё левое предплечье с неподвижным чёрным узором. После лишь коротко сказал:       — Я объясню вам всё, но не сейчас.       Оба парня согласно кивнули, зная и понимая, что значит выражение серых глаз, с которым сейчас смотрел на них Драко.       — Если Рон и связан со всем этим, то явно не по своей воле. — задумчиво отозвался Блейз, после короткого молчания. — То, что я сегодня видел… Это просто невероятный уровень чёрной ментальной магии, и просто какое-то нечеловеческое бездушие.       — Где сейчас Биршек? — неожиданно спросил Драко.       — Оставался в Мунго с Тео, — ответил Забини, с еле слышной ноткой гордости добавляя. — Брудс спустил на него всех собак за использование Веритасерума на нестабильном и поврежденном сознании Уизли. Хотя надо признать, досталось всем, поэтому мы не смогли прийти сразу после того, как это случилось. Этот старичок страшен в гневе. Ему негласно подчиняется вся больница. Он один из старейших и опытнейших целителей всей Британии. Жаль, что он последнее время отошёл от дел.       Блейз благоговейно вздрогнул лишь от предположений о том разносе, который этот милый, на первый взгляд, старичок устроит целителям, ответственным за лечение Уизли.       — Гарри, нам срочно нужно в Министерство, поговорить с Кингсли, пока этого не сделал Биршек. — твёрдо сказал Драко. — И он должен узнать о проявившейся метке. Это уже не еле видный контур.       — Годрик, ты хочешь, чтобы сегодня меня прокляли все. — почти простонал Поттер.       — Я хочу этого избежать. Пошли. — с большим нажимом сказал Драко.       — Я с вами. — немедленно отозвалась Гермиона, быстро вскакивая с коленей Малфоя.       Драко поймал её за плечи и посмотрел в глаза, пытаясь донести свой план действий:       — Нет, найди Пэнс. Вам с ней нужно будет найти, успокоить и как-то объяснить всё Джинни. Она будет в бешенстве, если узнает не от нас о том, что Рон сбежал.       — Да...да, ты прав. — кивнула девушка в ответ. — Но пообещай мне, что будешь осторожен. И береги себя.       — Я уверен, что в Министерстве мне ничего не грозит. А вот Поттера могут кастрировать, если не успокоить рыжую фурию перед встречей с ним.       — Ты прав. Джинни страшна в гневе. — согласилась Грейнджер.       — Блейз, не отходи от неё. — прошептал Драко, прощаясь с Забини.

***

      Выйдя из камина вслед за Драко, Поттер тут же увидел всполох ярко-рыжих волос Джинни. Девушка быстро приближалась к ним. Её разгневанное и раскрасневшееся лицо явно не предвещало ничего хорошего.       — Гарри Джеймс Поттер, как ты посмел так поступить?! — голос Джинни разнёсся эхом, рекошетя от тёмных мраморных стен атриума Министерства, перекрывая общий шум.       На мгновение переполненное сотрудниками и журналистами огромное помещение погрузилось в звенящую тишину. Через несколько тяжелых ударов сердца до ушей Гарри стали доноситься гулкие, нарастающие с каждой секундой, перешёптывания. Поттер был в замешательстве и растерянности, не зная, как оправдаться перед любимой и замечая, как всё больше любопытных взглядов врезается в его лицо.       Джинни приближалась к Гарри подобно разъярённой львице, быстро и грациозно сокращая расстояние между ними. Даже во всей этой ситуации он не мог не восхититься красотой и внутренним стержнем, только на вид, хрупкой девушки. Небесно-голубые глаза сверкали, волосы переливались оттенками костра, а руки были сжаты в кулаки.       Оказавшись на расстоянии меньше метра от Поттера, Джинни не выдержала. Все сдерживаемые в течение дня эмоции прорвались наружу. Резкий и неожиданный взмах руки разрезал воздух. Звонкая пощёчина обожгла щёку Гарри, оставив отголосок его тепла на её ладони.       — Джинни, я… — неуверенно пробормотал зеленоглазый парень, потирая горящую щёку.       — Как ты мог так поступить с ним? Почему я узнаю, что Рон сбежал из больницы, от целителя? — прервала рыжая его лепет. — Я не хочу тебя больше видеть. Никогда! Слышишь, НИКОГДА!!!       — Джинни, я. Джинни, любимая… — умоляюще шептал Гарри и попытался протянуть к ней руки, но она резко отпрянула от него.       — Между нами всё кончено! — прошипела девушка, сквозь стиснутые зубы, изо всех сил сдерживая подступающие слёзы и отворачиваясь.       — Джинни, нет… прошу тебя… нет… — голос Гарри охрип, слова проталкивались сквозь вставший в горле ком.       Джинни резко развернулась и ударила Гарри кулаком прямо в нос. Уже до того, как он успел поднять руку к лицу, девушка быстро исчезла в зелёном пламени камина.       Гарри опешил, даже не успев полностью осознать произошедшее, он лишь почувствовал, что из сломанного носа течёт горячая кровь, прежде чем его ослепила яркая вспышка колдоаппарата.       На расстоянии нескольких метров от него стояла и усмехалась Ромильда Вейн, держа в руках камеру, а возле неё парил пергамент с пляшущим по нему пером. В глазах бывшей однокурсницы Джинни плескались искры нескрываемого злорадства и триумфа.       «Только этого мне сегодня не хватало!» — пронеслось в голове Поттера, порождая внутри волну предчувствия предстоящих проблем.