Эндрю не должен знать

Несколько часов назад Аарону потребовалось время, чтобы успокоиться и прийти в себя. Наконец, он нашел силы подняться, кое-как застегнул джинсы и поковылял в сторону стадиона. Ему давно не было так больно от такого простого действия, как шаг. Но он заставил себя двигаться. Он думал о том, чтобы вернуться в общагу, но на это у него не было сил, да и Эндрю, вздумай он его искать, не сразу бы догадался посмотреть на стадионе. Поэтому он и отправился к раздевалкам. Аарону срочно нужен был душ. Но едва он попробовал снять джинсы, его скрутило от боли. Он знал, что должен был как следует вымыться, но вместо этого закинул ноги на лавку и вытянулся. Его все еще трясло, и тело горело огнем. Он заставлял себя дышать. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Голова болела, глаза щипало от слез, и Аарону хотелось только одного: отключиться к хренам собачьим. О, как бы он хотел просто потерять сознание, а очнуться уже чистым, в теплой постели, рядом с семьей. Но это было невозможно. Его сознание упорно оставалось ясным. Он должен был сам обеспечить себе чистоту и постель. А его семья — Эндрю и Никки — ни за что не должна была узнать о том, что произошло. Аарон не знал, сколько пролежал там, на лавке, собираясь с силами, как вдруг его телефон зазвонил. Он совсем забыл о нем, и теперь недоуменно таращился на карман, из которого доносился звук. Наконец, он вытащил телефон из кармана и застыл, глядя на номер. Кейтлин. Он совсем забыл про Кейтлин. Телефон продолжал звонить, а Аарон не мог взять трубку. Что он должен был ей сказать? Он внезапно со всей ясностью осознал, что не хочет говорить с ней. Все это время, что они встречались, он изо всех сил пытался быть нормальным. Он говорил ей, что он не такой, как Эндрю. Он уверял ее, что стабилен, что защитит ее, что она может ему доверять. Он так старался! Но все это было зря. Он лгал не только ей, но и самому себе. После появления Эндрю, после гибели матери, после знакомства с командой и Кейтлин Аарон думал, что научится жить обычной жизнью, сможет стать нормальным, сможет быть таким, как все. Ему всего лишь нужно меньше общаться с Эндрю и остальными и больше — с Кейтлин, которая ничего не знает. Кейтлин была прекрасной и понимающей, и Аарон хватался за нее изо всех сил, потому что она могла спасти его. Но разве он имел право тянуть ее за собой на дно? Теперь не было сомнений: он был потерян. Его насиловали в отместку Джостену, а он сам расстегнул джинсы. Он не бился, как Эндрю; он просто расслабился. Он был чертовой шлюхой. Разве Кейтлин все еще могла спасти его? Сейчас он мыслил, как никогда четко. Он должен защитить Кейтлин и Эндрю, которые заслуживают лучшего. Вот все, что важно. Поэтому он перезвонил ей. — Привет. — сказал Аарон, заставив свой голос не дрожать. — Привет! — радостно откликнулась Кейтлин. — У тебя сегодня выходной, и я подумала, что мы могли бы сходить куда-нибудь… Ты как? — Кейт. — сказал Аарон и знал, что больше не сможет произнести ее имя. — Боюсь, мы не сможем больше видеться. Она мгновение молчала, потом спросила потрясенным голосом: — Что случилось? Это снова твой брат? — Нет. Эндрю ни при чем. — Его голос должен был звучать равнодушно. — Я просто больше не хочу быть с тобой. — Аарон?.. Но что… — Я изменил тебе. — резко сказал он. — Я изменил тебе с… другим человеком. И не с одним. Мне… мне жаль. — И ты говоришь мне об этом по телефону?! — Я не могу смотреть тебе в глаза. Мне слишком стыдно. Это была правда. Кейтлин молчала, кажется, целую вечность. Потом спросила: — Ты не шутишь? — казалось, она была на грани слез. — Нет. Мне правда жаль. Она бросила трубку. Будь все по-другому, Кейтлин могла бы поговорить с его друзьями, или постараться добиться с ним личного разговора — но Аарон знал, что она не сунется к лисам. И знал, что она не будет бороться: она была нормальной, и она верила, когда говорили «нет» и умела останавливаться. Аарон воспользовался этим. Он отложил телефон и резко сел. Его вновь пронзило болью, но в этот раз он обрадовался. Ему захотелось сделать себе еще больнее, и он встал, потом снова резко сел, и не смог сдержать крика. Аарон почти забыл, каково это: так сильно желать боли. Он забыл, каким был на самом деле. Хорошо, подумалось Аарону, что ему напомнили об этом. Ему вновь захотелось почувствовать унижение и отвращение, которые он заслужил. Ему хотелось, чтобы чьи-то жесткие руки вдавливали его в стены или в пол, а чей-то член вдалбливался в его задницу. И он знал, как может этого добиться. Оставалось только закинуться чем-то покрепче, отправиться в клуб и отдаться первому верзиле на своем пути, а потом отключиться, чтобы больше ничего не чувствовать. Аарон почти вышел из раздевалки, но вдруг заставил себя остановиться. Прислонился к стене и обвел взглядом комнату. Он не хотел лишиться всего этого — семьи и экси. Да, он не был потрясающим игроком и совсем не умел общаться с близкими людьми, но он, черт возьми, хотел быть здесь. Он больше не сможет быть нормальным, но что, если он сможет хотя бы остаться тем Аароном Миньярдом, которого они знали? Остаться чудовищем для старшекурсников и просто невыносимым засранцем для Никки, Кевина и Нила? Остаться братом для Эндрю? Эндрю. Аарон должен его защитить. Он не позволит кому-то вновь дотронуться до него. Он не может подставить Эндрю под удар. Только он знает, какая опасность грозит тем, кто близок Нилу Джостену. И он должен защитить своего брата. Он не мог вновь подсесть на наркотики; он не мог отдать свое тело на растерзание; он не мог потерять себя. Но ему все еще нужно было причинить себе боль. Эндрю не был единственным, кто таскал с собой нож. Но ножом Аарона никого нельзя было убить. Только немного покалечить. И он снял с себя толстовку.