Девять часов до завтра

Два часа спустя, поздним вечером добравшись, наконец, до кафе, Мин рухнул на небольшой мягкий диванчик перед столиком в самом темном углу. Намджун еще не пришел, и врач продолжал размышлять. Ни ему, ни умнице Сокджину не в чем было себя упрекнуть: сделали все, что можно и нужно. Смерть – нередкий гость в любой клинике. Но когда она забирает молодых, талантливых и перспективных (а Юнги от гугла уже знал, что погибший парень был именно таким), то кажется особо чудовищной. И вот теперь молодой успешный врач Мин Юнги остро и совсем несправедливо ощущал свою никчемность и беспомощность. Сколько сердец он завел, скольким подарил новую жизнь, сколько сложных операции провел. А здесь оказался бессилен, и его собственное сердце сжимается от обиды и раздражения. Пятый, юбилейный, летальный случай в практике. И от того, что это совсем небольшое число, тогда как спасенных в разы больше, легче не становится. Ведь за каждым ушедшим стоят близкие, друзья. Смерть, прежде всего, трагедия для них. Им оставаться и оплакивать умершего. Намджун, тихонько подошедший к столу, с минуту наблюдал за другом, понимая, что тот расстроен и глубоко о чем-то задумался. Такое уразуметь проще простого: глаза в одной точке и, главное, губы слегка полуоткрыты. В самом деле, была у Мина такая особенность: сосредотачиваясь, размышляя, впадая в задумчивость, он невольно раздвигал губы. Выглядело это непередаваемо, невыносимо сексуально. Даже Намджун, который к Шуге испытывал братскую любовь, в такие моменты возбуждался за три секунды до состояния полной, стопроцентной сексготовности и безумно хотел попробовать, а если быть досконально точным и не подбирать выражений, то попросту трахнуть по самое не могу это привлекательное тело, пахнущее, кстати, остро-морозным, нереально-снежным солнечным горным утром. Намджун в горах бывал часто и знал этот сложный остро-свежий аромат. Устыдившись своих недружеских фантазий, пару раз глубоко вдохнув, выдохнув и усмирив таким образом волнение и активное копошение в дорогущем – была у альфы такая маленькая слабость – нижнем белье, Намджун уселся напротив и тихонько окликнул: – Шуга-хен, выходи на свет… Реакции от друга не последовало. Реакция в трусах от Emporio Armani активировалась с новой силой. – Юнги, в конце концов, – заныл Намджун, бережно хлопая себя в области паха. Губы, наконец, сомкнулись, взгляд стал осмысленным. Armani-монстр обиделся такой обыденной картине и быстренько ушел на покой до лучшего времени, которое, по первоначальному плану владельца ценных трусов должно было наступить сегодня глубокой ночью, после завершения встречи с лучшим другом. – Что случилось, хен, дружище? – искренне беспокоился Намджун. – Это как-то связано с тем, что ты задержался? Шуга кивнул и рассказал обо всем другу, не преминув вынести себе едва ли ни смертный приговор. Юрист и оратор, Джуни немедленно подключил здравый смысл и офигенное красноречие, дабы убедить раскисшего Шугу в его полной и окончательной невиновности. Корейский Цицерон и пару рюмок соджу расслабили, наконец, Юнги и отогнали грустные мысли. – Объясни мне, Намджун, за каким хреном тебе сдалась лицензия детектива, если ты хороший адвокат? – с хрипотцой в голосе, которая в полумраке зала под действием соджу особенно активировалась, спросил Шуга. – А ты вот мне скажи, зачем ты постоянно ходишь на всякие конференции, причем не только по сердечным делам? С какого перепугу тебя нейрохирургия вдруг взволновала? – с подколом парировал Намджун. – Вот уж не знал, что я под таким колпаком. Мама держит в курсе? – быстро сообразил Шуга. – Просто интересно. Я же еще в универе выбирал между сердцем и мозгами. – Ну, с мозгами-то и так все в порядке, к счастью, – хохотнул RM. – Разговор не переводи, – взбрыкнул Шуга. – Почему в детективы? Почему тебе в монахи, например, не податься. – Да, ты что: омеги мои не переживут такого предательства. – А сам переживешь? Вон официант, наверное, препаратов не добрал, гиацинтами пахнет, и у тебя уже пять минут глаза с поволокой, а рука под столом. – Рука под столом!? Шуга, за губами следи, когда задумываешься! А то не я один буду руки держать на причинном месте, на тебя глядючи. А официант? – Нами втянул носом воздух, засмеялся. – Ну, да, ощутимый такой аромат. – Оставь официанта в покое, он вон на того лаймового альфу за соседним столом запал. И вообще, пятница. Наверняка, приятная у тебя будет ночка. На вопрос ответь и отправляйся к своему нетерпеливому ревнивцу. У тебя телефон в почтальонке нонстопом вибрирует. – Ревнивец подождет, зато мы с ним сразу перейдем к делу. А твой вопрос, – Намджун стал абсолютно серьезным. – Шуга, ты же знаешь, я люблю пробовать новое. Да и был же я сотрудником полиции, в конце концов, пусть не долго. Но самое классное в этой работе знаешь что? Поменять, наконец, эти долбаные галстуки, костюмы и туфли на кроссы и байки. Ты же меня понимаешь, жертва охранников? Соджу временно превратил доктора Мин в язву. – Трусы тоже поменяешь на более демократичные? Вообще, я всегда думал, что твои эксперименты по изменениям больше цвета волос касаются. Сегодня ты весь черный и взлохмаченный, на прошлой неделе был прилизанным и фиолетовым, перед этим рыжим ежом. Слушай, тебя клиенты не путают, главный босс, господин Мин не придирается? – язва быстро затянулась. – А на самом деле, я просто волнуюсь, это опасная работа. – А ты не волнуйся, не опаснее твоей. Через пару дней получу еще лицензию на оружие и вообще будет красота. Я же не переживаю из-за того, что ты с острым скальпелем в руках треть жизни проводишь. Ох уж эти мне гиацинты, – резко переключившись, прикусив губу и полузакрыв глаза, задвигал ноздрями RM. И внезапно соджу и ему развязал язык: – Юнги, а ты как? Что на сердце? Заминка, заметный безрадостный вздох: – Я безнадежен. Пусто, Нами. И на сердце, и пониже. И ответ, абсолютно неожиданный: – Вот и у меня так на сердце, Шуга. И мне это порядком надоело.