Девять часов до завтра

Коротенький обеденный перерыв у Мин случается редко. И, как правило, ближе к вечеру, когда нормальные люди уже предвкушают ужин. И Юнги, и Сокджин сегодня на суточном дежурстве. В Джиновом терапевтическом отделении все так тихо и образцово-показательно, что аж тоска берет. Зато можно немного расслабиться и посидеть в больничном кафе с Юнги. Коллеги договариваются о встрече. Но у Шуги-то не терапия, а вечно-экстремальное и непредсказуемое кардио. Только спустился этажом ниже – звонок: у пожилого пациента, досмотревшего дораму с трагическим финалом, пульс и давление упали до неприличия. Стабилизировали. Спустился на два этажа – звонок. У молодого пациента, только что узнавшего о рождении четвертой дочери, пульс и давление подскочили до неприличия. Стабилизировали. Почти дошел до кафе – звонок… И такая дребедень целый день. За пятнадцать минут до закрытия Мин, наконец, вползает без задних ног в кафе, где из посетителей, кроме сидящего у окна Сокджина, – ни-ко-го. Шуга заказывает крепчайший кофе – в КОФЕносных сосудах его организма кровь, наверное, практически отсутствует, – и булочку с джемом. Это единственное, что может предложить сотрудник кафе вечером. Под его взглядом, в котором явственно читается раздраженное «вы б еще за минуту до закрытия приперлись, доктор», Шуга тихонько подходит к Киму. Тот сидит перед тарелкой, на которой крошки и капли джема, – вот «счастливчик», которому досталась предпоследняя булка, – с закрытыми глазами и на таком расслабоне, точно у него не рабочая ночь впереди, а самая что ни на есть сладкая, с каким-нибудь приятным умеренно-пряным альфой. Впрочем, Сокджин уже некоторое время свободен. И никто в нем и его нежно-сливочном ирисе пока не заинтересован. Ему бы только скрывать аромат пожестче, шампунь сменить или препаратов добавить. Ибо Шуга изредка, но ощущает дни, когда Джин течет. Правда, он за рулем все время. Но как минимум ходит в магазин. Прицепится еще какой-нибудь злобный альфа к этому добропорядочному тихоне, а тот не отобьется. Или, еще хуже, и отбиваться не станет. А потом будет тихо страдать, как страдает, не вдаваясь в подробности, уже с полгода. «С Намджуном его, что ли познакомить?– мысленно прыскает Шуга. – Если поженятся, так и фамилию менять не придется. Но Нами даже альф-омег своих сейчас забросил – работы куча: закрывает какой-то сложный процесс в качестве адвоката, открывает новый как детектив. Как он это совмещает? Мин Мёнсу, впрочем, говорит, что очень даже успешно. Успешно-то успешно, но две недели уже не виделись. Полный беспредел». Юнги в своих мягких больничных тапках подходит так тихо, что Джин, у которого наушники в ушах, его не замечает. Зато Шуга замечает, нет, слышит: Джин напевает. Да еще как здорово! Что там за музыка, кто ж знает? Но голос приятный, тягучий и обволакивающий, как вишневый джем. «Ничессе, а что еще я не знаю о Сокджине?» – Ким, а как же танец? – он хлопает прибалдевшего доктора по плечу, тот вздрагивает, смущается, вырывает наушники. – Да, это я так, не подумай чего. – А чего думать, симпатично получается, – Шуга говорит абсолютно искренне. Но Джин тут же уводит разговор. – Со всеми болящими разобрался? – На этот момент – со всеми, – Шуга опасливо смотрит на телефон, но у того экран, к счастью, черного цвета молчания. – И знаешь, Джин-и, что я тебе скажу? Нефиг смотреть лирические дорамы, если у тебя кардиостимулятор под замену идет через пару дней. А-то можешь потом вообще ничего не увидеть. «Когда там поторопится со своим открытием молодое дарование, доктор Пак?» – вспоминает альфа протеже профессора Со. И возвращается к разговору, которого избегает Джин: – Ты, в самом деле, классно пел. Не знал за тобой такого таланта. Тебе бы на сцену. Но в то же мгновение на Юнги совершенно не к месту находит приступ «ерничать – мое все». Вот бывает у него такое: точно стыдно или неудобно ему становится за произнесенные хорошие слова. Обязательно, ну, как подростку, Мин Юнги надо постебаться над ближним своим, поострить. – Может, колыбельную мне споешь сегодня вечером в кабинете, а то сон совсем ни к черту. Джину приятны похвалы Шуги. Он уже, в самом деле, готов рассказать и о песнях, и о танцах, и о том, что несколько месяцев еженедельно поет в крутом ночном клубе в противоположной части Сеула, чтобы риск встретиться с такими вот злобными ближними был максимально-минимальным. Но после дурацких шуточек альфы омега сдерживается. А альфа, до которого дошло, что Джини уж точно не заслуживает таких подколов, становится сахарным, извиняется, смотрит из-под полуприкрытых век взглядом нашкодившего кота. Но поздно – Джин закрывается. И кафе закрывается тоже. Бармен и так перенес нестерпимые душевные муки, лишних десять минут проведя за стойкой. – Джин, извини, пожалуйста, – Шугу не отпускает позднее раскаяние, Джина отпускает обида. – Да, ладно, хен. Проехали. Телефон Шуги внезапно оживает. – Доктор Мин, к вам пришел молодой человек на собеседование, – напоминает дежурная медсестра. Ох, он совсем забыл. А ведь сам же назначил эту позднюю встречу. –Джини, еще увидимся. Побегу. Тот кивает с улыбкой.