Кровавое затмение

      Опаленный солнцем Сиппар — поистине адская смесь золотой роскоши дворцов и зиккуратов с обжигающим песком пустынь. Омываемый двумя полноводными реками и прозванный Междуречьем, стал он колыбелью человеческой цивилизации, где появились они.       Им стали поклоняться как галла — злым духам преисподней, а Властелина демонов прозвали Азал’Алором, нарекли его владыкой места, откуда нет возврата. Места обреченных душ, прозванного глупыми смертными Иркаллой, где властвуют злобные духи и чудовища, где нет спасения и милосердия.       Альморет никогда не понимал желания братьев навещать людей. Демон Баланса считал их низменными существами, коим и так отмерен слишком короткий век — и даже зная это, все равно покорно склоняют главы перед ними и падают на колени ниц. Жалкое зрелище. В тщетной надежде на благосклонность всемогущих господ, что в гневе могли заставить Тигр и Ефрат выйти из берегов, роптали и делали щедрые подношения. Бедняки сжигали остатки немногочисленное урожая, а знать не брезговала занести нож над ближним, чья кровь и душа должны умилостивить владыку демонов и его верных слуг.       — Нет, прошу! Не надо! Всё не так, как вы думаете!       Так выл не дикий зверь, вокруг недовольно ревела толпа, вскидывая к небу кулаки и брезгливо расступаясь перед конвоем стражников, волочащих за собой истощенную зареванную фигуру — хрупкая женщина билась в агонии, некогда прекрасное лицо опухло от слез и бессонных ночей, проведенных в бесплодной молитве. Полуденное солнце туманным маревом скрывало чернеющие следы побоев под порванными, некогда роскошными одеяниями.       Телепортировавшийся явно не вовремя Альморет чувствовал, как кровь стынет в жилах. Даже с вершины зиккурата долетала эта ужасающая симфония жестокости, небрежного взгляда вскользь оказалось достаточно, чтобы запечатлевшаяся картина намертво отпечаталась на изнанке сознания.       А вот Мор’Лаит наблюдал. Безотрывно, наслаждаясь зрелищем. Даже когда потягивал хмельной напиток, принесенный жрецами, старался не пропустить ни малейшей секунды. Побагровевшие от питья губы ярко контрастировали с багряным пламенем волос. Отчего-то брат сегодня принял человеческую форму, да еще и привел себя в порядок — заплел длинные до пояса волосы в хвост, украсив золочеными украшениями.       — Ты как раз вовремя, Альморет, — не оборачиваясь к высшему демону Баланса, хмыкнул он. Ленивым жестом правой руки, на которой призывно сверкнуло массивное кольцо с янтарем, пригласил брата ближе, в то время, как другая рука поставила кубок с алым пивом на каменный балкон. — Проходи.       — Убейте ее!       — Так ей, сволочи эдакой!       С трудом подавляя неприятный ком в горле, демон из вежливости также принял человеческую форму — в отличие от брата-Гордыни, Альморет изредка надевал роскошные украшения из тех даров, что несли им смертные, из-за чего даже сейчас на фоне статного Мор’Лаита казался, скорее, низшим, что пришел по первому зову хозяина из Первого круга. И сильно нехотя поравнялся с худощавым рыжеволосым братом, на чьих губах играла хмельная веселая улыбка — не сочетавшаяся с тем ужасом, что творился буквально у них под ногами.       — Какие же они жалкие, — еще отхлебнув напитка, сладостно вздохнул высший. Заплаканную деву, что зря умоляла о пощаде и взывала к помощи богов, бесцеремонно привязывали к стене. — Даже звери не убивают себе подобных, а люди готовы из-за такой… мелочи… казнить ту, кому просто меньше повезло.       Скандирование толпы становилось громче, кто-то уже хватался за камни, подбирая их прямо с площади. Альморет глухо сглотнул, хмуря кустистые брови и искоса смотря на самодовольного брата.       — Публичная казнь?       Само слово неприятно обожгло язык, из-за чего демон с отвращением передернулся. Не то, чтобы ему было дело до низменных людских страстей, но иной раз их дела вызывали если не любопытство, то пренебрежение. Намертво привязанная девушка, казалось, держалась только за счет веревки на худых запястьях — отвяжи, и упадет на исцарапанные голые колени. Лишь заплаканные глаза подняла навстречу яркому солнечному диску, иссохшие губы шептали молчаливую молитву. Она понимала, что это конец — по крепко затянутой на руках веревке, по реву озверевшей толпы. Последнее, что оставалось ей в этой короткой жизни — молиться. И надеяться, что духи Иркаллы будут благосклонны к ее душе.       Тишину полутемного зиккурата прервал негромкий голос Мор’Лаита:       — Она не понесла после ночи с высшим демоном. Страшнее этого преступления только убийство нефилима.       Альморет брезгливо поморщился:       — Риэм’Аон?       — Видимо, — скучающе буркнул Гордыня, нервно массируя переносицу и залпом допивая остатки хмельного.       Как раз, когда главнокомандующий стражи призывно гаркнул, вскинув мозолистую ладонь, а волнующаяся яростная толпа затихла — точно так же, как буйное море усмиряется перед всепоглощающей бурей. Казалось, в этой тишине можно даже разобрать дословно последние молитвы обреченной.       Миг — опущенная ладонь стражника — и в стену полетел град камней. Кто попадал мимо сжавшейся девушки, яростно кричали и в слепом гневе подбирали все новые и новые камни. Альморет отвернулся.       Полуденное солнце Сиппара стало свидетелем жестокого убийства, а пламенеющий песок жадно впитал в себя проклятую кровь.       — Властелин будет рад еще одной пустой душе, — подводя итог, фыркнул демон Гордыни, а на хмурый взгляд Баланса, прояснил: — А… ты такие не приносил ему, понятно. Пустые души — души вот таких несчастных дев, коим не повезло не забеременеть от одного из нас.       — Это все какой-то абсурд.       Мор’Лаит развел руками:       — Все вопросы к людям, брат. Они сами себе придумали правила…       «Ну, а нам следует ими наслаждаться», — устало продолжил за него Альморет, закатив глаза.       — …а нам следует ими наслаждаться, — положив ладонь ему на плечо, ожидаемо хмыкнул Мор’Лаит, хищная улыбка медленно расползлась по точеному лицу. — Люди нас боятся и почитают, все готовы отдать взамен на нашу благосклонность. Властелин доволен — значит, довольны и мы.       Что правда, то правда. Пока шел непрерывный поток смертных душ, питавших Азал’Алора, тот закрывал глаза на многие дела, творившиеся на земле. Царившие хаос и вакханалия его не интересовали, ведь глупость человеческая, равно как и жестокость, не знала границ. Началось все — ожидаемо — с демонов второго круга, проявлявших стойкий интерес к смертным девам, видимо, что-то в них оставалось от людей. Что-то, что неимоверно тянуло их к ранее себе подобным. От таких союзов стали появляться полукровки — слабые и безвольные рабы, подобные их отцам.       Впоследствии этим заинтересовались некоторые высшие демоны, что для местных жрецов становилось особым событием. Ведь рожденные от союза демона первого круга и человека могли стать нефилимами — существами совершенными, обладающими наследственным могуществом отцов и уязвимыми сострадательными душами матерей. Разумеется, речи об удовольствии самих женщин не шло, а Риэм’Аон с удовольствием бахвалился похождениями в мельчайших подробностях, чем вызывал брезгливое фырканье Экаль’Ивара.       Альморет держался подальше от развлечений братьев, не видя в них ровным счетом ничего интересного. Они и так перевыполняют план по сбору душ для Властелина с легкой подачи доверчивых смертных, что еще требуется?       Высший демон Баланса задумчиво смотрел, как бездыханное тело несчастной девушки утаскивали прочь — изуродованное и избитое десятками, если не сотнями, камней. Кровавый след смазано плелся за ней — той, кому просто не повезло, разделив одну ночь с галла, не понести от него ребенка. Нефилимов люди почитали сравни богам, а немногочисленных детей Азал’Алора делали ни много ни мало царями.       — Альморет?       Встряхнув головой, тот обернулся на обеспокоенный тихий оклик брата:       — Извини, отвлекся. Что ты там говорил?       Плутоватая полу-ухмылка уголками губ не сулила ничего хорошего, словно Мор’Лаит только и ждал таких вопросов. Он получил, что хотел, и сполна насладился представлением. А потому, поправив массивные золотые браслеты на тонких запястьях, томно продолжил:       — Тебе определенно следует попробовать, — Альморет быстро сопоставил два и два, поэтому, свирепо рыкнув «опять ты за свое», собирался было телепортироваться прочь, но брат мертвой хваткой вцепился в его локоть, резко посуровев: — Да брось, что с того? Тебе понравится, да и людишкам это по нраву. Они же в ноги нам падают, стоит нам явиться к ним!       — С чего ты взял, что мне понравится? — ледяным тоном отчеканил Баланс, предупреждающе сверкая в глубине черных глаз знакомым фиолетом. Почувствовав закипающую чужую энергию, Гордыня в капитулирующем жесте поднял обе руки — злить Альморета себе дороже. Не то чтобы в их «семье» ссоры были редким явлением, но все же.       Альморету уже порядком поднадоела одна и та же песня, которую заладили братья — чаще всего Мор’Лаит с Риэм’Аоном, но иногда и скупой на фразы Экаль’Ивар поддакивал. Его не интересовали низменные потребности, кои остальные находили крайне забавными и интересными. Впрочем, как ему сдавалось, демоны Первого круга не упускали случая насладиться в полной мере раболепием и благоговейным трепетом людей пред ними. Благополучие женщин, проведших с ними ночь, и вероятных полукровок от таких ночных вылазок их нисколько не волновало.       — Просто попробуй, — настойчиво буркнул исподлобья высший демон.       — Как вы предлагали Мэанаир попробовать? Она не слишком довольная осталась от ваших развлечений.       При упоминании сестры-Ненависти Мор’Лаит уязвленно помрачнел — неудачная шутка вышла из-под контроля, когда после ночи с человеком вынашивать нефилима пришлось самой Мэанаир. Они сто раз пожалели о том, что вообще додумались до такого, когда беременная сестра с особым остервенением донимала их всех. Альморет слышал, что Мэанаир в тот раз родила сына, но больше обзаводиться потомством явно не стремилась. Последствиями бурных ночей страдали простые смертные девы, но никак не ее братья.       — Сколько лет назад это было? — фыркнул демон, взяв себя в руки и распрямив плечи в гордую осанку. — Три года? Пять лет? Да и ты, Альморет, не Мэанаир. Даже Экаль’Ивар уже не единожды со смертными развлекался, хотя из нас пятерых он самый… несговорчивый.       Альморет прекрасно понимал — не отстанут ведь, пока своего не добьются. Вцепятся хуже клещей и всю кровь выпьют, пока через силу не согласишься. Да и то лишь бы, наконец, оставили в покое. Противный Мор’Лаит умел убеждать, когда ему требовалось — собственно, скольких смертных он не только обольстил, но и спустя заветных десять лет после бурных ночек уносил их душонки прямиком к подножию трона Азал’Алора?       Оставалось смириться и закатить глаза с тяжеленным вздохом, смоляные глаза демона Гордыни радостно просияли.       — Ладно, — Альморет строго ткнул пальцем в грудь брата, рыкнув. — Но только один раз.       Тот, казалось, не обратил на угрозу ни малейшего внимания, хитрой лисицей продолжая зловеще скалиться — и небрежным жестом аккуратно отодвигая от себя жесткую ладонь Баланса. Демоны между собой заключать сделки не умеют, но отчего-то, смотря в знакомое лицо, Альморету стало не по себе.       — Поверь, ты не пожалеешь, — промурлыкал Мор’Лаит, в зловещей игре полутеней зиккурата темная радужка на мгновение сверкнула сусальным золотом, а воздух похолодел, как перед грозой.       Высший демон спешно юркнул прямиком к письменному столу, на котором оставались подношения да кувшины с ароматными напитками. Он небрежно схватил одну из клинописных глиняных табличек, задумчиво вглядываясь в написанное, после чего загорелое лицо озарила облегченная улыбка. Невинный взгляд и вид истинного агнца скрывал под собой ядовитую змею — как же жестоко обманывались смертные, когда он льстивыми речами незаметно просил их произнести заветные слова. Только за тем, чтобы спустя десятилетие вернуться за ними уже в истинной форме, а глупые люди запоздало понимали, что отдали душу коварному галла и сейчас их утащат в страну без возврата.       Мор’Лаит в два счета оказался рядом с хмурым Балансом, не прекращая лукаво улыбаться ослепительной обезоруживающей улыбкой:       — Тебе повезло, брат мой. Этим вечером жрецы при храме Сиппара как раз готовят одну… особу. Это твой шанс!       Альморет подозрительно сощурился.       — Ты все подстроил заранее, не так ли? — демон оскорбленно схватился за сердце:       — Никоим образом! У людей ради нас всегда все наготове.       Лгал. Лгал и не краснел, Альморет нутром чувствовал подвох, однако открыто обвинять в подставе не мог без существенных доказательств. Змеиный взгляд Мор’Лаита впился в самую сущность, их лица разделяло небольшое расстояние, что он мог ощутить горячее дыхание шепота по коже:       — Этой ночью, Альморет, ты получишь сполна признания. Даров. Почета. Душ, в конце концов, можешь, хоть со жрецами сделки заключить, если совсем скучно станет. Явишься при параде, сделаешь дело и на рассвете уйдешь. Если люди справляются с таким делом, ты и подавно сможешь.       Повисла гробовая тишина, которую Альморет нарушил на сразу — отступив на шаг назад, и отчеканив:       — Хорошо. Я приду.       — Ты не пожалеешь! — крикнул вслед уходящему в фиолетовой дымке демону Мор’Лаит, но стоило тому раствориться во мраке, улыбка сползла с лица Гордыни, и он еще раз хмуро взглянул на глиняную табличку в руках. — Обещана самому Азал’Алору, хм…       Мановением руки символы пошли рябью, являя иное имя, после чего он положил клинопись на место. Подумаешь, заменили глину камнем, ведь от этого вряд ли что-то существенное изменится. Альморет и так слишком упрямый баран, чудом удалось уговорить, поздно идти на попятную. Впрочем, вряд ли смертные, даже столь сведущие, как жрецы, отличают их между собой.       — Придет Альморет, пусть развлечется в кои-то веки. У Властелина своих забот хватает.       Нескоро на опаленный солнцем Сиппар опустилась ночь. Ночь, коей суждено изменить многое в привычном укладе.