Статистка

Лето — это занятой период в мире фигурного катания, соревнования уже закончены, но идут сборы и постановка программ для нового сезона. В нашей группе занимаются человек двадцать разных возрастов, но в основном нам лет по 13-14, мы юниорки. На такую толпу лишь один хореограф, моя прошлогодняя произвольная легко преобразовывается в новую короткую для другой девочки. Но какая разница, что там катают кандидаты в мастера где-то в Сызрани. — Алена, ну как же ты будешь демонстрировать страсть, — он поднимает мне подбородок, прижимаясь сзади. Ничего предрассудительного, хореограф показывает ученице движения, на занятии полно народу. Дмитрий Николаевич — мужчина без возраста, всегда элегантно, с иголочки, одетый. Творческая натура, говорят про таких. Я инстинктивно дергаюсь, но его пальцы лишь сильнее впиваются мне в подбородок. Сквозь тонкие лосины ощущаю его пах, прижатый к моим ягодицам. Вторую руку он кладет мне на живот и легонько шлепает по нему, чтобы я подтянулась. Втягиваю живот и пытаюсь придать лицу томное выражение. - Чуть сильнее, — поглаживает он меня, — ты катаешь опытная женщину, поняла? Я сглатываю. Почему никто на нас не смотрит? Зал полон, но все заняты своим, никому нет дела до того, как Алене Колесниковой ставят программу. Так и должно быть? Это какая-то новая методика? — Я не знаю как..., — голос, который идет из моего горла, не принадлежит мне. — Ну как же, — он отпускает меня, и я ощущаю его запах, оставшийся на моем теле, — что ж ты как ребенок, тебе на вид все 18. Я стираю мылом свою тренировочную форму, чтобы она высохла завтрашнему утру. Мама на смене и никто не включит мне стиральную машинку. Утром форма еще влажная, и я сушу ее феном. Может быть, если я буду мокрой, он не будет прикасаться ко мне? Я скидываю домашний халат и встаю перед зеркалом. Неужели я правда в свои 14 выгляжу на 18? Волосы грязно рыжие, крашеные, торчат паклей и едва заходят за плечи. На тренировках они всегда в жидком хвостике, перед соревнованиями на меня ругаются, потому что не могу уложить их в нормальный пучок. Плоская грудь с двумя прыщиками, вся в каких то родинках и болячках, туловище, еще не познавшее пубертат, без намека на талию, ноги и руки тощие словно куриные лапки. Я не похожа на совершеннолетнюю, единственное, что меня взрослит — это мой рост, на голову выше чем у соперниц. Он приходит ко мне домой на мое пятнадцатилетие с подарками, мне - плюшевого медведя, маме - коробку конфет. Они воркуют на кухне, пока я кидаю медведя на кровать. Розовая игрушка выглядит инородно в комнате подростка, увешанной плакатами рок-групп. Его улыбающаяся рожа бесит меня, по всей комнате расплывается удушающий одеколон хореографа. Я открываю форточку. Должна ли я радоваться, что мой хореограф настолько заботится обо мне, что пришел поздравить лично? На этот вопрос, как и на многие у меня нет ответа. Я открываю окно целиком и выкидываю медведя из него. Он падает с высоты второго этажа, и его зад розовеет в ветках куста сирени. — Алена, ты окно открыла? — голос мамы доносится из кухни. — Закрывай, а то сквозит уже. — Аленушка, иди к нам, что ты там одна сидишь, — хореограф подключается к ней. Они сидят за нашим обеденным столом, и он пьет из моей чашки, прижимаясь своими губами к ее краю. Я хочу плакать. — Дмитрий Николаевич, тебе не только мишку привез, — она переглядывается с ним. — Ну, рассказывайте. — Алена, ты девушка с большим будущим и огромным талантом, — он отставляет чашку в сторону, и на ее ручке остаются отпечатки его пальцев. Но талант — это ничто без упорного труда. Мама согласно кивает. — Поэтому я предложил твоей маме позаниматься с тобой индивидуально. Мое сердце уходит в пятки. Я не хочу, не буду. — Согласна? — он подмигивает мне. — Да, конечно, согласна, — мама отвечает за меня. — Иди, собирай вещи. В зале приглушен свет, скрип паркета сопровождает мои шаги. Он сидит в уголке, развалившись на кресле, ноги широко расставлены. Зал кажется мне крохотным, Дмитрий Николаевич заполняет собой все пространство. Я ежусь, в тонком платье для соревнований, шелковая ткань неприятно холодит кожу, кружева на рукавах раздражают кожу. Он настоял, чтобы я была одета в платье, а не тренировочную одежду. — Нужно полностью войти в образ, — хореограф включает музыку. Я катаю Эсмеральду, слишком взрослый образ для моего возраста. Он заправляет мои выбитые волосы за уши и расправляет мне плечи. Я чувствую себя марионеткой в руках кукольника, хореограф вертит мной как хочет, потом заставляет повторять самой. Он не переходит тонкую грань между демонстрацией движений и откровенными прикосновениями, балансируя умело, словно акробат. Если бы его пальцы были чуть настойчивее, я бы смогла вырваться и закричать, но я словно застываю. На что мне жаловаться, если это его работа, его подарок мне. Мой хореограф делает мне одолжение, наверно, я должна быть благодарна. — Тебе же самой нравится, — он отходит в сторону и любуется мной. — Наверно, — осторожно соглашаюсь я На следующий день я не иду на тренировку. Прохожу мимо катка и направляюсь в соседний парк, таща под мышкой сумку с коньками. Июльское солнце нещадно печет, и я устраиваюсь в теньке, на дальней лавочке. Я не хочу возвращаться на лед, еще не поздно уговорить маму перевести меня с индивидуального обучения в обычный класс. Мама кричит на меня, просит объяснить в чем причина, но я молчу, опустив взгляд в пол. — У тебя что-то болит? Кто-то обидел? — мама сменяет крик на мольбу. По моим прыщавым щекам текут слезы. Я не могу ей ничего сказать, ведь все нор- маль-но. Я сама разрешила делать ему все, что он хочет. Он встречает меня на улице спустя несколько дней. — Алена, что случилось? — он выглядит обеспокоенным. — Неужели я тебя чем-то задел? — Нет, Дмитрий Николаевич, — я не хочу продолжать диалог, но он берет меня за руку. — Я понимаю, что ты там себе уже нафантазировала, но нам нужно немного подождать. Он сошел с ума? — Я уезжаю в Америку работать, уже давно собирался, но не было подходящего случая, чтобы сказать. Хотел с тобой на прощание увидеться. — Всего хорошего, — я, наконец, выпутываюсь из его цепких лап. Скучать по нему я не буду. Пока я пытаюсь постичь неправильные глаголы и вписанные окружности, его имя звучит на крупнейших мировых соревнованиях. Он работает с лидерами фигурного катания, дает мастер-классы по всему земному шару и в интервью на хорошем английском сомневается, что когда-либо вернется на родину. Когда я спустя несколько месяцев возвращаюсь к тренировкам, у меня теплится надежда на то, что он больше никогда не переступит порог маленького катка, где я катаюсь. Но спустя более десяти лет судьба сводит нас снова. Зачем я пролистывала все его упоминания, избегала на соревнованиях, если он все равно нашел меня в самом уязвимом месте — на родном катке. — А я говорил ей, Лидия Васильевна, станет звездой, — он обнимает меня и его вонючий, неизменный за это время аромат щекочет мне ноздри. — Конечно, конечно, — Лидочка довольна, — будете мне помогать, Дмитрий Николаевич. — Можно просто Дима, — он выпускает меня из объятий, — и ты можешь меня так называть, Аленушка, уже совсем взрослая. — Спасибо, обойдусь. Вы зачем вернулись? — Ну что ж ты так… Анна Геннадьевна, президент Федерации, моя давняя знакомая, попросила вас проконсультировать. — У нас уже есть Лидия Васильевна, — я пытаюсь его сплавить подальше, — ваша помощь пригодится группе Каминской, у них нет личного хореографа. - Фу-ты ну-ты, Алена, — Лидочка брызгает слюной, — разве от такого отказываются. Вы первая пара, для вас все делают. — Надеюсь в этот раз без индивидуальных занятий? — наши глаза сталкиваются, но я не отвожу взгляд. Думаю, что он понимает, что я больше не пятнадцатилетняя дурочка. Но он спокоен и лицо расслаблено и умиротворено. За десять лет он набрал вес и сейчас похож на добродушного дедушку. Сколько же ему было тогда… Лет 40-45, не меньше. — Посмотрим на твое поведение, — бывший хореограф щипает меня за щеку. После занятия я неожиданно для себя иду в душ. Называйте меня грязнулей, но я лучше потерплю до дома, чем буду мыться с толпой девчонок сразу. В душе нет дверей, лишь перегородки, и когда я захожу, то уже повсюду плавает мыльная вода и чьи-то длинные волосы. Хмыкаю, вспоминая как раньше боялась, что по цвету сразу поймут, что это мои, потому что они были единственные в группе ярко рыжие. Сейчас я опять хочу смыть с себя хореографа. Даже его имя мне сложно произносить, сразу хочется вымыть язык с мылом. Лиза протягивает мне свой гель для душа, и теперь я пахну как она, зеленым чаем. Мне становится приятно. — Ты не видела Машку сегодня? — вода журчит, и я пытаюсь докричаться до Лизы в соседней кабинке. Она выключает воду, мы выходим из душевой, замотавшись в полотенца. — Нет вроде, — Лиза растирает мокрые волосы и откидывает их назад. — У Андрея лучше спросить. — Опять вместе уехали? — я, пыхчу, натягивая узкие джинсы на еще влажные ноги, и судьба Машки отходит на задний план. — Ты знаешь? Мы думали, говорить тебе или нет, — удивляется Лиза, — Знаю, видела их на парковке, — джинсы, наконец, налезают, и я застегиваю ширинку. — Но, признаюсь, не ожидала, что это затянется. — Поехали, подвезу тебя, — Лиза вытаскивает связку ключей из рюкзака, мы одеваемся и выходим на парковку. Она греет машину, я помогаю счистить снег. Это не шикарная BMW Андрея, просто рабочая лошадка, но от этого не хуже. — Готовы лететь в Красноярск? — Я не знаю, как спросить про спину Димы и начинаю издалека. — Да, — Лиза медлит. — Мы позже присоединимся, есть дела здесь. Неужели Каминская хочет, чтобы операцию сделали до Игр, думаю я. Но это бред, на одно восстановление уйдет больше полугода. — Надеюсь, что Дима успеет быстро поправиться, — я искренне переживаю за них. Не хочется себе в этом признаваться, но будь они более опасными соперниками, мое волнение было бы куда меньше. — Алена, хватит, — на светофоре загорается красный, Лиза слишком резко давит на тормоз, — не строй из себя дуру. Всем уже давно известно, что у нас проблемы. Нужна операция за рубежом, сейчас будет лишь курс уколов, чтобы уменьшить боль. Почему именно сейчас, в олимпийский сезон? — стонет она. — Может быть на следующей Олимпиаде будет по-другому, — я пытаюсь ее поддержать, но лучше бы я молчала. Лиза замолкает и прибавляет радио. Есть вероятность, что из-за спины Дима может закончить, а на то, чтобы найти нового партнера и скататься с ним нужно долгое время. И, конечно, никакой Олимпиады.