Статистка

Кажется, это произошло между национальным первенством и чемпионатом Европы. — Ох, твою-ж, — я поднимаю ногу, осматривая подошву ботинка. После неудачного выхода с вращения моей стопе стало как то не по себе, словно ботинок стал гибче и податливее. Все верно, подошва треснула почти пополам. Я оттягивала этот момент до последнего, но теперь это неизбежно, нужно разнашивать новую пару. Конечно, профессиональные коньки отличаются от обычных, они изготавливаются на заказ, по индивидуальным меркам, но даже в них кататься первое время непросто. В тот день я долго возилась в раздевалке перед утренним льдом: перешнуровывала по десять раз, вставляла силиконовые накладки, но ничего не помогало — коньки безбожно давили. «Может быть с размером не угадали? — прикидывала я, — или мне чужую пару по ошибке выслали?». Когда я появляюсь на льду, команда ждет меня при полном параде: Лидочка в шубе, накинутой на белую блузку, Охламонов в новом спортивном костюме, на льду уже разминается Андрей, тоже в новой форме, хотя… я внимательнее приглядываюсь, это вещи спонсорского бренда. — Меня с моими новыми коньками поддержать решили? Тренеры недоумевающе переглядываются. Андрей тормозит у бортика. — Ладно, проехали. — Сейчас разогреетесь, а потом уже… — аккуратно начинает Охламонов. — Давайте отработаем дорожку, потом сделаем полностью прогон, — обрываю я, что тянуть, с Андреем это бесполезно. Новые коньки или старые, все равно будет таскать меня по полной программе. Андрей облокачивается на бортик и делает глоток воды. Его глаза сканируют меня, а потом взгляд вдруг перемещается вдаль и быстро пробегая каждый сантиметр катка. — Ну, поехали, — уголок рта недобро ползет вверх. — Это где-то третья минута… Секундочку… — Лидочка отматывает запись. Не было ни одного шанса, что я не сделаю ошибку, но в новых коньках я не просто запинаюсь или на секунду теряю равновесию, я приземляюсь прямо на свой бедный зад. Готовлюсь услышать в свой адрес много ругательств, но… — Ничего, Аленка, — Андрей помогает мне встать, словно я первый раз вышла на лед и стряхивает ледовую крошку — отряхивайся. Да какого… — Что такое? — Андрей поднимает мою ладонь, подносит ее к своему лицу и осматривает маленькую ссадину. — Пошли-ка в медпункт, Ален, — весь его вид говорит о глубокой обеспокоенности. — Нет, — я мотаю головой, — все хорошо. — Идем, — мягко, но уверено настаивает он. Андрей заводит меня в мужскую раздевалку, ведя за собой за руку. В ней никого, на другом льду занимаются парни, сейчас у них тренировка. В помещении как две капли воды похожем на нашу раздевалку, душно, пахнет потом и мужским дезодорантом. Андрей садится и снимает чехлы. Я где-то сильно проебалась. Но где? Нет сомнений, что его хорошее отношение лишь показуха, он хочет сделать что-то такое, что не увидят тренеры. Я лихорадочно прокручиваю сегодняшнее утро. Он сейчас ударит меня, у меня перед глазами проносится шрам Наташи Абросимовой, и я инстинктивно закрываю лицо руками. — Да открой лицо, не бойся, — Андрей снимает с крючка полотенце и стирает с лица пот, — покажи, что у тебя там на ладони. На ладони всего лишь неприятная, но небольшая ссадина, и то лишь потому, что я была без перчаток. — Упала, значит, — протягивает он, и острый пластик чехлов со всей силы врезается прямо в свежую, еще кровоточащую кожу. Я взвизгиваю от боли. Рука Андрея затыкает мне рот. Я мычу, а по его ладони текут мои слюни. — Я знал… — он осекается и за волосы подтаскивает меня к себе так, что я отказываюсь у него на коленях. Одна рука вдавливает меня в плечо, другая задирает толстовку и пробирается под спинку лифчика. Я слышу, что кто-то вошел. Буквально пара шагов, человек быстро останавливается. — О-о-о, — присвистывает кто-то из парней и выходит. Я задыхаюсь от нехватки воздуха и еще мычу, онемевшая от шока. Наверное, со стороны кажется, что я бьюсь в оргазме. — Ч-что с-случилось? — я хватаю воздух ртом как рыба, выброшенная на берег. — Ты сейчас рассекла ладонь на льду, это все видели, — Андрей брезгливо вытирает свою руку о полотенце и выкидывает его в мусорку. — Затем, вместо медпункта, затащила меня в ближайшую раздевалку. Вот что сейчас было, остальное лишь твои домыслы, ничем не подтвержденные. — Н-на льду что случилось? — я тру рукой шею, ощупывая место, где была его рука. — Опозорить меня хотела? — Андрей отвечает вопросом на вопрос. — Я н-не понимаю. — Ладно, если хочешь в дурочку играть, — хмыкает он, надевая чехлы обратно на место. — Жила-была девочка Алена, которая никак не хотела работать. Ни дисциплина, ни усердие, ни целеустремленность для нее ничего не значили. И как бы я не пытался, Алена не менялась. Узнала Алена про то, что телевизионщики понаставили скрытых камер, чтобы снять репортаж к чемпионату России и захотела вывернуть с ног на голову. Будто я злой и нехороший, ругаюсь почем зря на нее, а не просто хочу привести нашу пару к результатам. Надела новые конечки Алена и сразу начала предлагать катать программы целиком. Удивительный энтузиазм! — Ты считаешь, что я специально упала, чтобы тебя вывести перед камерами? — уточняю я. Черт возьми, если бы я только знала о них. — Не вывести, а заставить тебя работать, не путай, — он приставляет два пальца к моему лбу и легонько толкает меня назад. — Ты просто запугиваешь меня, — я качаю склоненной головой. — А на войне все средства хороши, — Андрей проверяет время. — Приводи себя в порядок и пошли. Сейчас у парней закончится тренировка. Скрытые камеры, вот оно что… За защитным стеклом с том углу, где у нас стоит дорожка спрятался красный огонек. Откуда он про это знает, раздумывать не приходится, имея такую-то мать. В голове возникает картинка: вот я захожу на каток, справа от меня сидят тренеры, во всем новом, на короткие волосы Лидочки подкрашены и лежат тугими завитками, Охламонов побрился и, кажется, зачем-то надушился. Андрей.… На нем спонсорская форма, не та, в которой он обычно катается, а надеваемая на открытые тренировки. И народа на льду почти не было! Лишь наши спарринг-партнеры, Колокотова с Кириллом да Лиза с Димой. Я настолько была сконцентрирована на дурацких коньках, что даже не заметила ничего странного. Они все всё знали, и я не сказали мне, злюсь я, но больше меня волнует не это. Я была наслышана о том, что Андрей бил своих прошлых партнерш, но никогда не думала, что это будет со мной. Я же делала все, что он хотел, почему так? Я не была такой как они. Я была другая. Они заслуживали этого. Спорили, злились, бросали коньки в мусорку. Я просто молчала, честно отрабатывая свои деньги. Не достаточно героично? Не спорю. Я мелко гадила, обсуждала людей за спинами, писала мерзкие анонимные комментарии, покуривала пару раз, сперев у Охламонова сигареты, и все же была удобной, что и требовалось от меня. Я думала, что у нас с Андреем негласный договор, пакт о ненападении. О физическом ненападении. Неужели, он думает, что я настолько умная, что могла это подстроить. Нет, горько усмехаюсь я, скорее настолько тупая, что даже понимая, что все знают о камерах, все равно бы попыталась оставить его в дураках. Но что если бы на самом деле все оказалось так, как он говорил? Я бы узнала про камеры раньше всех, каким-то волшебным образом скрыла от остальных, подвела бы к ним Андрея и тогда… По моему телу бегут мурашки, я вскакиваю и начинаю быстро ходить взад-вперед. В ушах шумит, а голова, кажется, работает настолько быстро, что я не могу ухватиться ни за одну конкретную мысль. Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я осматриваю поврежденную ладонь, след от удара потихоньку белеет. Я должна сделать так, чтобы это стало правдой. Чего бы мне этого не стоило.