Статистка

Когда я возвращаюсь в номер, в нем все такой же бардак. Уборщица, решившая не ввязываться в споры с Колокотовой, убралась там, где смогла дотянуться — пыль протерта, белье перестелено, ванная сияет чистотой. Я стаскиваю свою одежду, добавляя к кучам Машки еще и свою. Хочется пройтись твердым резиновым шариком по забитым мышцам, залезть под горячий душ, а потом занырнуть в чистую постель и проспать часов десять в окружении чужих вещей. Может быть, я смогу подластиться к Лидочке и пропустить вечернюю тренировку… Я раздумываю, стоя посреди комнаты в одних трусах. Да, стоит попробовать, я натягиваю обратно только что снятые вещи, нужно только поговорить с ней лично. В конце концов это она нас отправила на занятие с этими детьми. Она живет на том же этаже, что и я, в одной комнате вместе с кем-то из сервиса сборной. Дверь в номер приоткрыта, я беспрепятственно прохожу. Внутри он такой же как наш, но из-за своей чистоты и порядка кажется значительно больше. — Лидия Васильевна, ну вы и учудили с мастер-классом, — деланно смеюсь я пока не прохожу небольшой коридор и не замечаю тренера. Лидочка лежит на кровати, ее грудь прерывисто вздымается, из горла несется слабый хрип. Я кидаюсь к ней, и она поворачивает ко мне свое бледное, без единой кровинки лицо. — Алёнка, мне нехорошо, — ее губы еле шевелятся. — Где лекарства? — я выдвигаю ящики, почти выдирая их с корнем. Пусто, ничего нет, ни следов таблеток. На ее губах снова угадывается слабое движение. — Сумка? — не понимаю я. Если бы такое не повторялось каждый раз, когда ей плохо, я бы сразу вызвала скорую, но сейчас я найду таблетки и ей станет лучше… Лидочка из тех, кто до последнего верит, что все пройдет само, а когда само не проходит, она уже не может поднять свое грузное старое тело с кровати и принять лекарства. — Да где же она, — я выкидываю вещи из шкафа, разгребая руками вешалки. — В в-ванной, — Лидочка трясущимся пальцем указывает на дверь. В ванной?! Что она там забыла. У зеркала в ванной валяется открытая бордовая помада, еще советская пудра с пуховкой… Лидочка хотела уже выходить из номера, когда ей стало нехорошо. Я хватаю сумку, вываливаю ее содержимое на пол и отшвыриваю ридикюль ногой. Где лекарство? По серому кафелю разлетаются фантики, бумажные платочки, ежедневник и прочий мусор. — Сейчас, секунду, — шепчу я, расстегивая внутренние карманы. Ничего, кроме пары просроченных билетиков. Коробочка, почти сливается с полом, я теряю еще драгоценные секунды пока наконец не замечаю ее. Вот она, серая упаковка с изображением кардиограммы, я вытаскиваю блистер… Он пустой! Абсолютно все ячейки выдавлены! Я зло отбрасываю бесполезную пачку. — Все, — возвратившись в номер, я пытаюсь звучать строго и уверенно, хотя меня саму потрясывает. — Вызываю врача, — хватаю с тумбочки трубку, стараясь не смотреть на хореографа, набираю ресепшен. После прихода доктора Лидочка быстро приходит в себя, щеки розовеют, на лице появляется улыбка, язык перестает заплетаться, в общем, выглядит живее меня в несколько раз. Я вытираю со лба пот. Сейчас мне бы не помешала валериана, а лучше стопка водки, но самое большое, что я могу себе позволить — это подсчет логотипов и правильное дыхание. Четыре секунды вдоха, три задержи, на восьмой — выдох и тревога немного уходит. Спустя 10 минут Лидочка уже совсем здорова и бодра, даже порывается пойти на тренировку, но я рявкаю на нее и укрываю пледом. — Кардиолаксан, внутримышечно раз в день, курс месяц, — доктор уходит, оставляя мне рецептом. Я сжимаю хлипкую бумажку в кулаке, а Лидочка виновато смотрит на меня снизу вверх. — Алёнушка, сбегаешь в аптеку? Возьми по рецепту, в ампулах, — ее щенячьи глаза выводят меня из себя, но я проглатываю злость. Почти 80 лет бабке, а все кокетничает. В аптеке беру сразу несколько упаковок ампул и одноразовых шприцов. Больше я такой ситуации не допущу, поэтому оставляю себе одну на случай форс мажора. Теперь с вечерней тренировки не сбежишь — унижаться перед Охламоновым, возможно единственным человеком, который еще верит в меня, мне просто-напросто стыдно. «Но все же часок посплю, мне это этого хуже не будет», — успокаиваю себя, заваливаясь, наконец, обратно в кровать. Но перед тем как уснуть, хочу кое-что глянуть. Когда я забиваю в поисковик «Лена Ларионова», первое, что мне выдает всемирная паутина — это страничка на Википедии, не обновленная с конца 2010-х. Ларионова Елена Михайловна (род. 8 ноября 1992, Москва, Россия) — российская фигуристка, выступавшая в одиночном катании. На фото она улыбается с первой ступени пьедестала чемпионата страны — это ее самая крупная победа. Лена выглядит ровно такой, какой я ее запомнила: маленькая, тонкая как березка, совсем юная девушка, прижимающая к груди такую же крошечную медальку. Только волосы непривычно распущены, чтобы выглядеть красивее на фото, на тренировках и соревнованиях они всегда гладко зачесаны в хвост или пучок. А сегодняшней Лене уже около 30, может чуть больше, и у нее есть ребенок, девочка. Мы почти ровесницы, я надуваю живот, пытаясь представить себя на ее месте. Колокотова шуршит чем-то, разгребая комнату от своих завалов, но этот почти монотонный шум лишь успокаивает меня, заставляя провалиться в дрему. Перед тем как окончательно уснуть, я все же нахожу ее аккаунт. Он закрыт, но я кидаю заявку и откидываю телефон. Мне снится девочка, очень похожая на вчерашнюю Дашу. Она просит отдать ее на фигурное катание, а я отбрасываюсь кистями, красками и альбомами для рисования. Вскакиваю и залпом проглатываю стакан воды, стоящий на тумбочке, отгоняю видение. Тело ватное, а голова гудит, но нужно как-то собрать себя на тренировку. — Почему вы нам не меняете дорожку? Мне делаем ее от и до, но все равно только второй уровень получаем, — визг Колокотовой встречает меня в зале. — Почему, — она понижает голос. — Почему у этих программы от нормального хореографа, а мы одно и то же под разную музыку который год катаем? — Маша, хватит, — Каминская складывает руки перед собой. — Я ко всем отношусь одинаково, мы сто раз это уже обсуждали. Не нравится — выход там. Слова тренера на секунду отрезвляют Машу. Она замолкает, но глаза моментально краснеют. — Колокотова, меня этим не разжалобить, — зевает тренер. — Мне и без вас скоро на дверь укажут, — гаркает вдруг Маша, шмыгнув носом. — А ты что тут уши греешь? — она замечает меня, я спешу уйти. Охламонов приобнимает нас с Андреем за плечи, отводя подальше. — Пока вас не было, в Федерации опять все переиграли, — тренер присаживается на низкую скамейку, вытягивая полные ноги. — На-те гляньте сами, — он протягивает телефон и наушники, которые мы сразу же вставляем. — Такого еще не было. На Олимпийские игры в Пекин летят все четыре танцевальных дуэта. Решение о составе сборной находится на пересмотре. Подробности не раскрываются, — молодая женщина с аккуратной прической с макияжем серьезно смотрит в экран, чтобы добавить драматического эффекта. Картинка сменяется, вместо студии с телеведущей появляется тренировочный каток в Красноярске. — В нашей стране не так много футболистов, совсем нет бейсбола, и уж точно она не славится представителями регби. Но фигурное катание — это то, в чем мы по-настоящему сильны. Но, к сожалению, сколько бы ни было талантливых фигуристов, квот на Олимпиаде всего три. Пару недель назад вышли финальные списки членов сборной, но кажется не все так однозначно, как нам казалось, — закадровый голос выдерживает паузы, словно это событие мирового масштаба. — Безусловно, есть неоспоримые лидеры как Колесникова/Ларионов, отличающиеся по уровню скатанности, техники и химии между партнерами, — за неимением свежих материалов телевизионщики вставляют какие-то старые кадры из прошлогодних сборов. Я цокаю языком. — Главный вопрос: кто станет второй и третьей парой сборной, а кто уедет домой. Будут ли это надежные и стабильные Мария и Кирилл, все же уступившие новичкам Чемпионат России? — Машина юбка, разлетающаяся в слоу-мо, добавляет кадру эпичности. — Хватит ли здоровья нашей самой стильной и необычной паре Елизаветы и Дмитрия? А может быть, Олимпийский лед растает под лезвиями дебютантов этого сезона, Валерии и Макара, первоначально не попавшими в заявку. Яркими, уже полюбившимися зрителям, но еще совсем неопытными. В кадре появляется Лера, разгоряченная после тренировки. — Да, нас сегодня оповестили, что летим в Пекин всем составом, — Она тараторит, пытаясь поддерживать вежливый деловой тон, но видна плохо скрываемая радость. — Возможно, придется делать замену. С нашей стороны мы приложим все усилия, чтобы не подвести страну. — Каково это, ехать на Игры зная, что кому-то из ваших коллег придется уехать домой? — корреспондент почти тычет в Лерино лицо микрофоном с наклейкой канала на ручке. Его лица не видно, но я знаю, что за кадром у него растекается хищная улыбка. — Сложно сказать, — с деланым спокойствием отвечает Лера. Она опускает взгляд, но глаза не меркнут, а наоборот вспыхивают с новой силой, щеки краснеют от удовольствия. — Но мы соперники только на льду, — она вдруг одергивает себя, расправляя на складки тренировочной одежды. С лица сразу пропадает дурашливая мечтательность, губы складываются в тонкую линию, даже румянец немного меркнет. — Просто… просто не путаю личное и профессиональное, — уже почти оправдывается она. Мне становится неловко, словно я смотрю на избиение младенцев. Лера слишком неопытная, еще не научившаяся вести себя перед камерами, поэтому лакомый кусочек для желающих вырвать фразу из контекста. Не дождавшись конца записи, выдергиваю наушник из уха, оставляя его висеть на черном проводе. — Мы в сборной в любом случае, — я обрываю Охламонова, уже открывшего рот, но не могу отделаться от неприятной тошноты, поднимающейся из желудка к горлу. — У нас. Все. Хорошо. — Да-да, это я так, чтобы для вас сюрпризом не было, — Охламонов согласно кивает, переводя тему. — Лучше расскажи нам, как будешь день рождения справлять. Андрей возвратив телефон, уходит разминаться. — Как-нибудь, — расплывчато отвечаю я. У нас существует традиция, если чей-то день рождения выпадает на сборы, то именинник накрывает поляну. Мне всегда везло, конец января обычно пустовал, к этому времени уже заканчивается чемпионат Европы, а до мирового первенства, которое проходит в марте, ждать еще долго. В этот же раз мне не отвертеться. «Алена, ну мало ли, что ты не хочешь! Раз принято, значит надо собирать стол, проставляться», — Лидочки даже нет рядом, но ее въедливый писк раздается у меня в башке. На протяжении всей моей карьеры отношение к собственным именинам у меня скакало как синусоида, вверх и вниз. В новисовские годы, я, как и любой ребенок с нетерпением ждала праздника. Без раздачи конфет одноклассникам (я была на индивидуальном обучении) и хороводов (по той же причине), но зато с дополнительным выходным в честь юбилея. В подростковые годы день рождения наводил на меня страх. Пугало абсолютно все: от отвратительно калорийных кремовых розочек на торте и так и не появившихся у меня подруг, до ужаса осознания того, что скоро совершеннолетие и спортивная пенсия. Сейчас же покорно жду, когда стану беспомощной клячей и все наконец от меня отстанут. Впрочем, не так уж и покорно. Если жизнь дала вам лимоны, то сделайте лимонад, мне жизнь дала людей, почему-то желающих собирать деньги мне на подарки, а я решила настроить их на путь истинный. Закрытая группа в одной небезызвестной соцсети существует уже порядка пяти лет и за это время успела снабдить меня парой-тройкой недешевых гаджетов и бесчисленным количеством корзин и букетов. Но пришли бы они к мысли о том, что больше всего мне по вкусу белые лилии, а свой телефон я случайно утопила в унитазе, листая ленту в туалете, без моего чуткого руководства? — Узнала, что подарят? Голос Макара, негромко звучит рядом с моим ухом, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. Я быстро выключаю экран и засовываю телефон в карман. — Да что, — смеется он, — Я вообще думал, что группы с подарками всегда закрыты, но видимо твои болельщики особенные. — Не смейся надо мной, — я несильно бью его ладонью по плечу. — Мои тоже неособенные. Я просто с фейка там сижу, — я нехотя добавляю, пытаясь скрыть смешок. — Ах, ты, — он деланно ругает меня. — Я с этим давно завязал, зато, — Макар зарывает лицо в ладонях. — Когда мне было 16, я изнамекался, что хочу приставку. — Подарили? — Подарили, а потом мне стало стыдно, и больше я в нее не играл. Я молчу, не зная, что ответить, а он присаживается рядом со мной, чтобы перевязать шнурки. В голове пусто, а в большом хореографическом зале тихо, только подошвы кроссовок шлепают по полу. Я поднимаюсь и оглядываюсь по сторонам. — Поздравляю вас с отбором, — я шепчу макушке Макара, пока он перешнуровывается. — А я говорил, что еще рано нас списывать со счетов, — Макар встает, сухо аплодируя самому себе. Особо непослушная прядка волос торчит антенной, я тянусь, чтобы поправить ее, но он вежливо отшатывается от меня. — Что-то ты не сильно радуешься, — я еще раз оглядываюсь, ни Андрей, ни Охламонов не смотрят на нас. — Ммм, — неопределенно мычит Макар. — Лера себя сильно изводила. Но это еще цветочки, будет хуже, если нас прямо из Пекина отправят домой. А она так горит Играми.… Не хочу, чтобы ее мечта разрушилась. Я жду, когда ревность острой иголкой уколет меня куда-то под ребра, но она не собирается этого делать. Наоборот, я чувствую, как мой живот наполняют бабочки от его заботы о партнерше. Макар никогда бы не сделал со мной то, что у Андрея вошло в привычку. Рядом с ним и я бы смогла стать лучшим человеком, но Игры не ждут и сейчас лучше убрать нимб, крылья и совесть в самый дальний ящик.