Статистка

И все же очередные закрытые прокаты. Такую официальную отмазку дает наше фигурное начальство по ситуации с Машкой и Кириллом. По сети плавают как г… в общем, просто плавают различные варианты того, что же случилось на самом деле. Говорящие головы нашего бомонда, титулованные и не очень особы, любящие давать разномастные комментарии, в этот раз на удивление согласны в своем экспертном мнении. Прокаты были? Были. Закрытые? Закрытые. Федерация знает лучше? Федерация знает лучше. Прекрасная политика партии. Мать Андрея, как всегда, на высоте. После тренировки мы нога за ногу идем в отель. Это сложно назвать прогулкой, скорее «нахождением на свежем воздухе с целью повышения уровня выносливости, благодаря кислороду». Но это уже лучше, чем ничего. Охламонов и Андрей что-то обсуждают, я пинаю ногами ледышку. К нам прибивается Дима, оставив на Лизе утешение Каминской. Как бы там ни было, Машка — ее ученица, пусть не самая любимая, но собиравшаяся улизнуть из-под носа. Нет ничего уязвимее чем тренерское эго. К сожалению, Маша теперь как неоплаканное дитя: ни заявить о том, что об уходе узнала из новостей, ни посетовать на то, что ученица неделями не выходила на связь. На улицах деревни раскиданы тут и там огромные китайские фонарики из дерева, похожие на те, что клеят дети из бумаги. Их «лепестки», расположенные на небольшом расстоянии друг от друга, позволяя зайти внутрь, смыкаются куполом. Стенки лепестков уже исписаны черными маркерами, табличка рядом с инсталляцией приглашает спортсменов оставить надпись на память. Мы вчетвером пролезаем в один из таких фонариков. Пока мы с Охламоновым ищем знакомые имена, Андрей ощупывает карманы в поисках фломастера. «Андрей Ларионов, олимпийский чемпион в танцах на льду» — кончик маркера противно скрипит на лакированном дереве. Мой партнер приглядывается и делает фото на память. Дима хмыкает, и когда Андрей вылезает из фонарика, пририсовывает рядом с надписью два шарика и колбаску между ними. Покрутив пальцем у виска, быстро стираю его художество рукой, превращая рисунок в кляксу. — Идиот, — Охламонов показывает Диме кулак, слюнявым пальцем пытаясь оттереть остатки. Поздно — краска намертво въелась, уже подсохнув на сильном ветру, а очертания все еще сильно угадываются. — Sorry?.. Any help? — Оказавшийся рядом волонтер замечает наше копошение и пролезает к нам. Завидев кляксу, ее глаза округляются, а морщины на лбу говорят о том, что она судорожно вспоминает, что говорит методичка на этот счет. Мы натужно улыбаемся. — Завтра церемония открытия, вас приглашают на парад атлетов, — обращается к нам Охламонов, оставляя Диму разбираться с волонтером. — Мы тогда пропустим тренировки, — задумчиво тянет Андрей. Страх пропустить тренировку бьет по морде желанию пойти на церемонию. Андрей скорее пропустит свой день рождения, но не тренировку перед ответственным стартом. И все же день рождения каждый год, а вот открытие… До следующих Игр мы не доедем. — От одного дня ничего не будет, — успокаивает Лидочка. — Такое бывает раз в жизни, обязательно сходите. — Значит сегодня подольше на льду проведем, — находит для себя компромисс Андрей. И потом сразу в гроб. — Еще кто-то из наших пойдет? — уточняю я. Мы приближаемся к нашему корпусу, проходя мимо очередного макета китайской стены, сделанного на этот раз из кубиков льда и снега. Он одновременно и украшение, и своеобразный разделитель пространства на зоны — с одной стороны сектора гостиницы для спортсменов, с другой стороны обитает пресса. У самого входа в здание нас приветствуют пучеглазые панды, свежеслепленные из снега. — Аришка будет, — прикидывает Охламонов. — Да и все вроде… — Не завидую я остальным девочкам-одиночницам. Мало того, что соперницы, видятся на одном льду каждый день, приехали бороться друг с другом, так еще и двух из них отщелкнули от открытия. — Методы такие у тренера, — отвечает Андрей. Поздоровавшись с персоналом, мы проходим в лифт. — Не отпрыгала, что нужно — сиди в номере. Предлагаю эту методику ввести для тебя на сегодняшней тренировке, — усмехается он. — Предпочитаю метод пряника, а не кнута. — Скорее просто пряники, — ухмылка разом исчезает с его лица. — Накладывай меньше еды в столовой, у меня спина скоро сломается тебя таскать. — Дзынь, — двери лифта открываются, и тренеры бесшумно выскальзывают на своем этаже. Мы едем дальше. «Почему бы мне не сломать спину?» — приходит мне в голову мысль. Ладно, не спину, но может руку. Или хотя бы палец, но так, чтобы он был на ноге, и мне наложили гипс на всю ступню. Может я смогу усидеть на двух стульях? «Слабачка, — брезгливо морщится внутренний голос. — Ни отомстить ему из-за страха не можешь, ни просто подождать, потому что, видите ли, в тридцатник у тебя наконец совесть проснулась». «Ладно-ладно, — я мысленно поднимаю белый флаг. — Я просто подожду и получу деньги и свободу, остальные как хотят. Это не мое дело». Внутренний голос, недовольно ворча, понемногу затихает. — Что ты под нос себе бормочешь? — Андрей непонимающе уставляется на меня. — Гимн вспоминаю, нам еще с тобой его петь. Волонтеры с табличками собирают нас у выхода. Сегодня там шведский стол для тех, кто участвует в церемонии открытия. Мы забираем снеки, заботливо подготовленные организаторами — сэндвичи для Андрея, кофе для меня и одинокое яблоко для Арины. Ожидание своего выхода проходит под трибунами Национального стадиона. Знаменосец гордо, словно астронавт на луне, сжимает флаг, нам тоже раздают маленькие флажки. Арина смакует свое зеленое яблоко, впиваясь крупными зубами в огрызок. Еще чуть-чуть и она вытащит косточки и проглотит и их. Делаю глоток своего несладкого кофе, от которого сворачиваются кишки. Бутерброды, которые трескает Андрей, сейчас значительно бы улучшили нашу жизнь. — Арина, хватит яблоко мучать, — моя подруга по несчастью все еще пытается выжать максимум из несчастного фрукта. Она складывает огрызок обратно в пакетик и туго завязывает его. Останки яблока в целлофановом гробу отправляются умирать в мусорку. — Пить теперь хочу, — в ее вздохе слышная вселенская скорбь. — Пей, — я пожимаю плечами. — Не обязательно же соки хлестать. Вот кулер с водой стоит. Она вымученно улыбается, словно желая мне что-то сказать, но молчит. Потоптавшись на месте, Арина нерешительно направляется за стаканчиком. Я от нечего делать, рассматриваю ее. Чистейшая китайская вода попадает в Аринин рот, тут же вылетая обратно в бумажный стакан. Я протираю свои глаза. Она прополоскала и выплюнула? Арина возвращается ко мне, прикрывая рукой стакан. — Вы не подскажете… Мне это куда деть? — красная от смущения, она не смотрит на меня. — Ты же…не пила? — я забираю у нее из рук стаканчик. На дне плещется жидкость. Арина мотает головой. — От обезвоживания в обморок не упадешь? — передаю стаканчиковую эстафету волонтеру. — Все нормально, мне много пить нельзя. Главное, чтобы сухость из рта ушла. Наше место ожидания потихонечку редеет. Уже ушли наши основные соперники японцы, ушли и совсем маленькие сборные Мальты, Мадагаскара, Эквадора… Спустя 45 стран наступает наша очередь. Девушка в белом закрытом платье бесшумно выдыхает и поднимает над головой табличку с названием нашей страны — пора. Идем за ней сквозь широкий подтрибунный туннель, который выводит прямо в центр арену. Румыны перед нами смеются и делают селфи, мы дышим им вслед. Одна дорога расходится на две, позволяя нам уловить не только их спины и вспышки камер, но и радостные лица. Андрей тоже улыбается и машет зрителям, но в голове подсчитывает, как мы будем отрабатывать пропущенные тренировки. Губы Арины плотно сжаты, пальцы нервно одергивают олимпийку. Она жмется ко мне, боясь, что ее снесут с ног здоровые хоккеисты и лыжники. Я сжимаю кулаке флажок, пытаясь осознать, что это Олимпиада. Наши соперники приехали на праздник спорта — получить жизненный опыт, попасть в десятку-двадцатку-тридцатку сильнейших, записать видеоблог. Мы приехали сражаться насмерть. После круга почета нас проводят на наши места на арене. Я радуюсь и хлопаю от души, впиваясь глазами в яркие декорации. Разумеется, это все профанация и распил бюджетных денег, но мне все равно очень нравится. Спорт, вообще, штука интересная, но околоспортивная деятельность еще краше. На новогодние елки вливаются миллионы из бюджета, а вовремя завести связи с нужными людьми — это половина успеха вашего шоу. И так не только в моем виде спорта, а везде. Не подумайте, я тоже почти альтруистка, и с радостью бы отправила все грязные бумажки на помощь голодным детям или уссурийским тиграм. Давайте только начнем раскулачивание с условного футбола, а фигурка как-нибудь подождет. Таким, как я еще где-то нужно работать после выхода на спортивную пенсию. Я отодвигаюсь от своих, подсаживаясь поближе к радостным румынам. Арина, помедлив, следует за мной. Их сборная небольшая, всего двадцать человек, а на трибунах и того меньше. Они сразу замечают нас, передавая нам свои теплые пледы. Я обнимаю Арину. Девочка облокачивается острой скулой на мое плечо, не отрывая зачарованного взгляда от кульминации церемонии. Гигантская прозрачная снежинка, соединенная из десятков ее маленьких копии, поднимается к куполу стадиона. Внутри нее горит огонь, словно изжога после одного жалкого кислого яблока в день. Или словно всеохватывающая радость после достижения своей цели сквозь кровь, пот и слезы. Это уже как посмотреть. XXIV Зимние Олимпийские игры открыты.