Статистка

Двадцать минут — это много или мало? Много, если это время, которое осталось до конца тренировки, и чертовски мало, когда нужно идти изображать любовь всей своей жизни с Андреем. Солнце по классике жанра сегодня скрыто за облаками, вместо его теплых лучей меня будит будильник. Трели нет, только подушка от вибрации ходит ходуном. Не сомневаюсь, что класть телефон под нее очень вредно, но раз я справляюсь с большими нагрузками, справлюсь и с излучением. В крайнем случае сон в шапочке из фольги никто не отменял. Тело болит, ноет, как комар над ухом, скрипит, как сломанная ветка на ветру. Организм бунтует, не желая встречаться с моим партнером, всем видом показывает свое недовольство. Отключаю будильник, сворачиваюсь калачиком и натягиваю одеяло на голову. Злой Андрей — плохо, добрый — просто тошно. Я зажмуриваюсь и скрываюсь далеко в своих мыслях. Мозг рисует невероятные сценарии. Пусть сейчас с Макаром меня почти ничего не связывает, но где-то далеко в больных фантазиях… Я верчусь, хихикаю, строю гримасы за себя и за него. Придумываю душещипательные диалоги, выдаю остроты одна за другой. Наверно, если бы кто-то увидел меня со стороны, то я бы покорно надела смирительную рубашку и добровольно сдалась в дурку. Легкая тошнота дает мне сигнал о том, что тело требует завтрака. Я отпихиваю одеяло, и оно сваливается с моей навороченной кровати прямо на пол. Ещё в своих фантазиях пританцовываю, отмахиваясь от мыслей о прогулке один на один. Хуже, чем есть, все равно не будет, когда дно пробито – падать уже некуда. Столовая ломится от блюд всех кухонь мира, но мне туда, где меньше всего калорий. Объект моих фантазий стоит с подносом, выбирая чем ему позавтракать. Объект моей реальности стоит рядом, точно зная, чем он сегодня насытит свой организм. Не изменяет себе и почти никогда не даёт слабины — жиры, белки, углеводы в правильном до миллиграмма соотношении, обязательно много воды. И стол всегда тот же: в самом дальнем углу у окна, впрочем, сегодня занятый. Андрей, покрутив головой, недовольно вздыхает и направляется за Макаром. Я, побросав на поднос приборы, догоняю его. Столовая полна народа, оживленно стучат по тарелкам ложки, уже бодрые голоса на всех языках обсуждают последние сплетни. Гордо поднятая голова партнёра плывет над макушками невысоких хозяев и гостей Олимпиады. Я следую за ней, как за путеводной звездой. Макар отодвигает мне стул, а Андрей отодвигает свой ногой. Разговор не идет, каждый утыкается в свою тарелку. Я гоняю жалкий салатный лист, Андрей тщательно перемалывает свои микроэлементы. Наш столик без сомнения самый тихий в столовой. — Какие планы на выходной? — Макар прерывает молчание. — Едем в город, ура, ю-ху, — без энтузиазма отвечаю я. — Мы с вами, Лере только нужно собраться. Подождете? Андрей не отрывает взгляда от тарелки. Подцепляет вилкой кусочек омлета и отправляет себе в рот. Мягкий белок перекатывается из стороны в сторону, а потом исчезает в спортивном теле. Мой партнер бросает на меня косой взгляд. Я вздрагиваю, возвращаясь к рассматриванию салата на тарелке. — Мы ненадолго, — произносит наконец Андрей. — Да мы тоже, — Макар не спорит с ним. — На улице тает, не боитесь простудиться? Мы машинально поворачиваемся к окну. Дорожки сухие, сливы не сделаны для галочки, а действительно выполняют свою работу. Волонтер в костюме маскота Игр машет жителям деревни, приглашая обняться и сфотографироваться с ним. Даже солнце решило себя показать и зазывает получить дозу витамина Д. В столовой становится тише и просторнее, основная масса людей уже позавтракала. Сквозь приоткрытую форточку становится слышна трель птиц. — Понял тебя, — Макар поднимается, оставляя нас одних, направляется к появившейся в столовой Лере. Она демонстрирует перед ним шейкер с розоватой жидкость — сегодня шведский стол ей не нужен. — Знаешь, «фигурнокательная семья» тоже не плохой пиар-ход? — я обращаюсь к Андрею. Улавливает куда я веду? Он складывает приборы на поднос: чашка встает на тарелку, приборы по струнке выравниваются справа. — Нужно придерживаться одной легенды и не распыляться по максимуму. До центра Пекина совсем недалеко, но автобусы из деревни ходят раз в полчаса. Желая побыстрее все закончить, предлагаю не жлобиться и вызвать такси, но Андрей отметает эту идею сразу. — Так больше людей увидят нас вместе, — поучает он меня, прикладывая карту к валидатору. Когда мы гуляем по Запретному городу, Андрей рассказывает мне про китайских императоров и империю Цин. Пересказывает легенды Поднебесной, упивается своей образованностью и голубой кровью. Андрея заносит, я даже не успеваю понять, когда экскурсия превращается в монолог о промышленной мощи Китая. — Не всем, видимо, интересно, — Андрей кривится, замечая моё равнодушное лицо. — Ну ты уж прости нас, крестьян кривозубых, — я задираю голову, пытаясь лучше рассмотреть резную крышу дворца. У моего партнёра есть четыре ипостаси. Разумеется, основная — Андрей-тиран. Личность широко известная в узких кругах. Особые приметы: чехлы в руке, стальные пальцы и виртуозный мат в мою сторону. Андрей-любовник — наш образ на льду и при камерах. Тот самый образ, ради которого мы поехали в объект всемирного наследия. Отличается намеками в интервью, коробочками без ювелирки и следами гигиенической помады на моей щеке. Андрей-игнорщик — относительно безопасная личность. Любит наушники и обращаться ко мне в третьем лице. А вот Андрей-зануда… Это не главный босс в нашей игре, но тот, после которого вы захотите выбросить диск и почитать Толстого, чтобы хоть как-то развлечься. Фигурка, как и любая профессия, накладывает свою деформацию. Особенно на тех, для кого это не способ получения денег, а, прости Господи, вся жизнь. Выступления – как наркотик, как адреналиновая игла, которой мало аналогов. Ты всегда в центре внимания, но хочется ещё и ещё. Кто-то ходит по шоу, кто-то снимается в фотосессиях, все по-разному привлекают внимание. Но это слишком просто для такого элитарного спортсмена, как мой партнёр. Нужны овации, восхищение пусть даже от бездарной партнёрши. Какой ты молодец, Андрюша, держи кусочек сахара. — Спортсмен должен быть всесторонне развит, — он не обращает внимание на мое замечание, — Чтобы во время программы прицепить прыжок после потери каскада нужны не только мышцы, но и тактика. Нужно за секунды решить, к какому сольному прыжку новый элемент добавить, сколько оборотов сделать, чтобы повтора элемента не было, нужно ли заход облегчить. Вот я, например… — Когда ты все успеваешь? — лишь бы он перестал заваливать меня фактами о спорте, в котором я и так нахожусь всю сознательную жизнь. — Когда был школьником, репетиторы приходили ко мне каждый день. Знаешь, как раньше были гувернанты… Мать где-то нашла старого англичанина. Настоящий джентльмен был: подтянутый, с аккуратными усами, всегда в костюме и жилете. Работал в МГИМО, занимался со мной историей, языком. Любил русскую культуру и считал Москву вторым домом. Мы передавали его семье подарки на праздники. — С Леной он тоже занимался? Андрей поводит плечами. — У нее тогда и так все прекрасно с языками было. Ей никто был не нужен, — он возвращается к себе любимому, — А вообще, я много сам читаю. В перелетах аудиокниги слушаю. Я скептически смеряю глазами большую медную статую черепахи по соседству. — Ты же не заглядываешь ко мне в телефон. Чаще всего ты проводишь в таком состоянии, — Андрей с закрытыми глазами запрокидывает голову. Нижняя челюсть отвисает, из горла доносится храп. У меня непроизвольно появляется ухмылка. — Почему не можешь всегда так кататься, как на последней тренировке? Его вопрос нелепый и неуместный словно случайный выход на лёд в чехлах. «Почему? — усмехаюсь, провожу пальцем по резной когтистой лапе чудовища, маскирующегося под пресмыкающееся. — Боюсь тебя расстроить, но ты к хорошему прокату не имеешь никакого отношения». Он даже и не смотрит на меня, стоит, всматривается в пустые глаза статуи. Хорош, красив, гладковыбрит и ухожен. Это не постановка для фото, он такой по жизни. Я понимаю, чем он нравится фанаткам и чем привлек Колокотову. Тем приятнее осознавать, что при всей своей дурости, я не даю обертке обмануть меня. Такой человек, как он, мог появиться и продолжить успешно существовать, только при условии триколора рядом с его фамилией в старт-листе. Мы знаем, что есть другой мир. Где-то за океаном, где трава зеленее, а гамбургеры запивают кока-колой, где катаются по пластиковому льду и получают оловянные медали за четвертое место. Где не рвут мышцы при растяжке, где можно выступать в свое удовольствие и перечить тренеру, он бы не выжил. Да никто из нас не выжил. У нас другая прошивка, и не рассуждение о том, хорошо это или плохо. Но даже у нас, я искренне хочу верить, всему приходит конец. — Закопаешь себя сам, мне даже… — я прикусываю свой язык. — А? Что? — он рассеяно переспрашивает. Андрей трясет головой, словно стряхивая волнующие его мысли, и возвращается ко мне с привычным деловым тоном. — Делаем фото тут. Кажется пронесло. Незнакомые цифры появляются на экране моего телефона, как только я доползаю до своего номера. На часах почти восемь вечера, мы таскались весь день, и опоздали на ужин. В набитом автобусе жарила печка, а острый зонт пожилой китаянки впивался в мою ногу, даря бесплатное иглоукалывание. Это не тренеры, не мама, даже не наш с Андреем менеджер, а значит может подождать. Я сбрасываю. Спустя пару секунд неопределившийся номер снова разрывает мой телефон. Пошел в жопу. Трубка с размаха влетает в мягкое одеяло. Телефон снова гудит и вибрирует. Кто-то очень настырный не утихает. Я уже тянусь, чтобы заблокировать контакт, но в последний момент передумываю. Откашливаюсь, облизываю губы и смахиваю трубку вверх. Ну что-ж, он сам напросился. — И какого хера… — я совсем не сдерживаю себя, как вдруг… Вашу мать! Сердце проваливается в пятки. Это же не могут быть журналисты с просьбой дать комментарий по какому-то поводу? — Алёна? — взволнованный голос обращается ко мне. — Ма-кар? — чувствую как сердце возвращается на свое место. — Меня чуть приступ не схватил. Откуда номер? — У меня свои секреты, — усмехается. — Прогулка удалась? — А хочеф ее испафить? — стягиваю волосы в дульку и перевязываю ее обслюнявленной резинкой. — Хочу, — соглашается он. Кровь приливает голове. Все хорошо, это просто прогулка, нет причин для волнения. — Когда встретимся? Зажав телефон между ней и плечом, распахиваю стенки шкафа. В нем одиноко висит форма, джинсы и свитер. Зато летела налегке. Можно надеть наряд на выступление, оба платья тоже тут. Я достаю их из шкафа. Серый шифон Кристины Даэ повисает на моих руках. Спущенные плечи платья отстрочены по краю тончайшим кружевом — единственным украшением лаконичного наряда. Простое, но очень нежное, вдохновленное одноименным фильмом, нравится мне гораздо больше, чем Кармен. Если Призрак Оперы — это скромность и покорность, то Кармен — это заигрывание с любимым партнером парных видов — сильный мужественный партнер и маленькая гиперсексуальная партнерша. Буйство страз на корсетном лифе, алый самого кричащего оттенка, до опасного обнаженная спина. — Алена… У тебя есть с собой купальник? — неожиданно интересуется Макар. — Конечно, десять в ряд, я же в заплыве участвую, — закидываю костюмы обратно в шкаф. — Выбирай-не хочу. Он не оценивает мою шутку. — А шорты есть? — устало интересуется Макар. Я проверяю прикроватную тумбочку, и киваю, забывая, что он меня не видит. — Хочется побыть с тем, кто не сходит с ума и может говорить о чем-то кроме медалей, — он добавляет с еще большей тяжестью в голосе. Не делай меня жилеткой. — Я хочу молчать. — Мы будем молчать. Тихое журчание, шум очистительной системы и полумрак. Поверхность нарезана на четыре дорожки, дно просвечивает сквозь прозрачную воду. Мы подкладываем под задницы доски для плавания и садимся, опуская ноги в воду. Она омывает уставшие икры и ступни. Он держит свое обещание. Атмосфера гораздо более напряжённая чем в моих диких фантазиях и одновременно более спокойная. Мы смотрим как расходятся круги по воде от шевеления ног и не задаём друг другу вопросов. Не пытаемся сесть поближе или смахнуть невидимую соринку лишь бы прикоснуться к чужому телу. Вода зовёт меня за собой. Я прыгаю в воду прямо в одежде. Футболка и шорты поднимаются от пузыря воздуха, а потом облипают тело, черные волосы развеваются как у ведьмы. Макар вскакивает, желая броситься за мной, но я уже выныриваю. Он не отчитывает меня, не стонет испуганно, а просто протягивает руку, и я вылезаю.