Статистка

— Judge number one Martha Angs. Judge number two Nils Scheberg… Стресс под названием «командник», растянутый на три дня начинается. Нашей паре повезло, мы отделаемся меньшей кровью: катаем сегодня, второй вид — танцы на льду. Сборная рассаживается в боксе, подрагивающие руки передают друг другу флаги. Здесь все, кроме нашего одиночника, он в подтрибунке настраивается на прокат. Скоро начнется первая дисциплина — на лед выйдут мужчины. Сокомандники кутаются в форменные толстовки и укрывают ноги пледами. Нам с Андреем скоро уходить, садимся с краю, готовые в любой момент сбежать. Мы не первые и не последние, ровно посерединке между мужчинами и парами. Организаторы заманивают зрителей квадами и пытаются задержать выбросами, а они используют танцы, чтобы сходить в туалет без очередей. Не сегодня, не на Олимпиаде. Парни уже выстроились в шеренгу в ожидании выхода на лед. Пара секунд и им открывают калитку. В зале меркнет свет, а смесь попсового мотива и громких аплодисментов приветствует участников соревнований. Пятеро мужчин выезжают на лед, становясь в метре друг от друга. Софит выхватывает каждого по очереди, диктор оглашает страну и имя спортсмена. Наш Костя однозначно самый сильный в этой разминке, но пропуск сезона сказался на рейтинге, и он катает между чехом и немцем, представителями не самых влиятельных федераций. Я помню его на костылях еще пару месяцев назад. Разумеется, фото в ленте комментарий от okhlamonov_team ВЫЗДОРАВЛИВАЙ! ВЕРИМ! МОЛИМСЯ! Обычная для спортсмена болячка оказалась серьезным заболеванием. К счастью, комментарии от Охламонова, не умеющего отключать капслок, помогли и Костя уже рассекает лед на шестиминутной разминке. Квадов мало, лишь младшие сальховы и тулупы, среди которых вдруг вылезает кривой и несуразный лутц от итальянца. Настолько кривой, что возникают сомнения, выезжает ли он его вообще на тренировках. Его сокомандники флегматично хлопают каждой более-менее удачной попытке — в произвольную один фиг не пройдут, у страны нет одиночницы. Старший квад, но уже флип, пытается, по всей видимости, прыгнуть и Костя, но бабкует, раскрываясь слишком рано в воздухе. Тренер объясняет ему что-то жестами, наш одиночник не соглашается, крутит башкой как одурелый. — Стоит ли выкрутас на льду лишения всех медали? — незаинтересованно тянет тренерша Арины, застегивая олимпийку на своей подопечной. Собачка на молнии прикусывает подбородок, и девочка ойкает. — Говорила: не сутулься, — широкая улыбка разъезжается на лице женщины, а ее фальшивая копия появляется на Аринином лице. Разминка окончена, на льду остается лишь представитель Чехии в бордовых штанах и клетчатой жилетке в тон. «Чарли Чаплин?» — почему-то мелькает у меня в голове. Но нет, короткая программа открывается ремиксом песен Эда Ширана. Мы с Андреем неосознанно поворачиваемся друг к другу с кривыми лица. У тех, кто катает похуже, какая-то маниакальная любовь выбирать трешак и получать четверки в компонентах. Нет, чтобы как мы, выбирать понятный для судей золотой фонд. Заход на прыжок длится, по моим ощущениям, не меньше минуты, за это время прикидываю примерный контент выступающего чеха: тройной аксель на галку, лутц-тулуп — только тройные и флип в бонусной зоне. Три с половиной оборота приходятся на высокую ноту британского певца и приземляются ровно в докрут. Чех довольно сжимает кулак назло Алене Колесниковой и успешно продолжает свою короткую. Выход в кораблик с настолько глубоким ребром, что удивительно, как сила притяжения не распространяется на носителя гордой и непроизносимой для меня фамилии. Я сама не замечаю, как включаюсь в этот психоделический ремикс. Дальше три-три и флип на закуску — хуже, чем аксель, надбавки будут по нулям. И все же… Да, слабо, да, за технику копейки, но как же он включен в свою программу и катает ее так, будто это самая подходящая вещь для Игр. Зал заводится вместе с ним, и под конец мы уже все загипнотизированы. Вишенка на торте — потрясающий бильман, такой редкий для мужчин. Чех накатывает на season best. Он вскакивает одновременно с тренером, и они заключают друг друга в объятия. 78.87 — красивое число, от которого некоторые девочки в нашей стране нервно кусали бы губы и думали, как им отыгрываться в произвольной. Костя уже на льду, на большом экране над потолком появляются его тренер и одна знакомая наглая физиономия. — Явился, — толкаю Охламонова в бок и закатываю глаза от вида главного консультанта мужской сборной. Как только камера переводится на спортсменов, Поляков вытаскивает из кармана расчёску и приглаживает зализанную укладку. Форму он, конечно, надеть забыл и сияет брендами на весь свет. Тренер хлопает Костю по плечу и, дав последние наставления, отпускает. Костюм, сделанный под мундир 19 века, отделанный бархатом, и звуки торжественного вальса Хачатуряна на контрасте с попсой и разноцветными тряпочками — другое дело. Программа пронизана акцентами и создана для того, чтобы под нее кататься на Играх. Впрочем, и она сейчас будет идти фоном, все мы сконцентрированы на прыжках. Носок лезвия касается поверхности слишком рано, приземлившийся конек докручивает прыжок уже на льду. Дугу видно невооружённым взглядом, поставят недокрут, даже речи не может идти о q. Но это флип, четверной! Это уже огромная победа. — Пойдет на каскад с четверным? — спрашиваю у Костиного хореографа, что сидит рядом. Как так получилось, что он сидит с нами, а Поляков прямо у льда? Он мотает головой и сквозь стиснутые зубы шипит: — Стоя-я-ять! Тройной лутц-тройной тулуп чисто. Тренер не отрывает взгляда от своего подопечного, удостаивая прыжки лишь едва заметным кивком. Внутри кипят эмоции, но нельзя, нужно прожить всю программу со своим учеником пусть и по другую сторону борта. Поляков скачет при каждом прыжке, заламывает руки, вскидывает чехлы над головой, приседает, бьёт рукой по бортику, собирая удивленные взгляды. — Оп, опа, давай, оп, — орет он, словно тренер на лыжной гонке. Стоит ли говорить, что к подготовке Кости он имеет лишь отдаленное отношение. Остался тройной аксель. Ось ровная, но приземление в тройку, один из квадратиков на экранах телезрителей окрасится в красный. Костя уже устал, лицо порозовело, на лбу испарина, но терпит, докатывает дорожку, хоть музыка и добивает своей мощью и торжественностью. Федерации нужно хорошо подумать, стоит ли ставить его на произвольную. С последними аккордами вальса все дружно вскакивают со своих мест и направляются в КиК. Я без задней мысли следую за ними, но тут рука моего партнера нежно приобнимает меня за талию, разворачивая в другую сторону. — Пошлите, — Андрей зовёт нас. — Уже пора разминаться. Костя покачивает головой из стороны в сторону, прикладываясь к бутылке воды. Не улавливаю оценки, должно больше 80. Очевидно лучше, чем у предыдущего, но все равно порезали дай боже. В коридоре стоят экраны, по которым идёт прямая трансляция, может, мельком услышим сколько баллов принесла мужская одиночка. Андрей вставляет наушники, я разминаю щипками ноги. Мандража нет. Охламонов говорит, что всегда нужна доза адреналинчика, а я предпочитаю кататься с холодной головой. Застегиваю жилетку, надетую поверх платья. Мягкий флис закрывает открытые плечи, мышцы чуть обмякают. Сбрызгиваю лицо спреем для фиксации макияжа, чтобы ничего не потекло. Приступаем к разогреву. Спустя час зал редеет с началом первой разминки, оставляя нас один на один с главными соперниками. Американцы косо поглядывают на нас, пшикая себе в рот водой из пульверизатора. Любят жаловаться на русские грибы, игнорируя свои ГМО-шные шампиньоны. Ева ловит мой взгляд и улыбается в ответ, но я знаю, что в лучших традициях фильмов про школу, эта чирлидерша наговорила обо мне. Ах, Алёне надо улучшать навыки катания, ах, мы хотели первыми сделать такую показалку. Во-первых, я это и без тебя знаю и ни капли не переживаю, во-вторых, не знала, что номер про хоккеиста и фигуристку придумали вы, инноваторша хренова. Японцы одетые, как всегда, как на неделю моды, разминаются у станка. Идеальная невидимая сетка, ручная вышивка. Номерок своей швеи они мне не дадут не потому, что жадные, а потому что она не будет обшивать соперников. Как бы лег на меня невесомый голубой шёлк, что сейчас обрамляет тонкую белую кожу, как бы ярко сияли стразы в тон отблескам виниров Андрея. А изящная заколка — приятный бонус от мастера за платье баснословных денег — намертво сцепила мой крысиный хвостик с наращенными прядями и шиньоном сверху. Я знаю, что они обе, и американка, и японка объективно лучше меня, но какой от этого толк? Бумажек у них от этого больше не прибавляется. Выигрывает не тот, кто сильнее, а тот, кто хитрее. Еще немного, чтобы собраться с мыслями и нужно выходить на арену. Мои блоки для растяжки еще не убраны, МФР ролл и скакалка валяются неподалеку. Андрей нахаживает круг за кругом, не смотря ни на кого из нас. Глаза плотно сжаты, грудь взымается и опускается от глубоких вздохов. Не смотря ни на кого из нас и не смотря под ноги. Толкни легонько ногой и валик покатится прямо к нему. Этого жесткого пластика может хватить чтобы выбить из колеи. Не причинить травму, конечно, но нарушить хрупкое равновесие перед важным стартом. Неосторожное слово, коньки, надетые с не с той ноги, да хоть вера в колдуна за бортиком — да мало ли случаев, когда крыша ехала от избыточного волнения, а вместе с ней разъезжались и конечности. Но я собираю свои монатки до того, как мой план произведен в действие. Мы не одни и никто в триколорном боксе не виноват, в том, что я не хочу выходить на лед. Смахиваю невидимую соринку с платья Кристины, кажущегося на контрасте почти уродливым, и поднимаю подбородок вверх. Выше нос, Колесникова. Выйди и покажи всем, кто тут мамочка. Не можешь победить — возглавь. Тренеры с нашими салфетницами уходят чуть раньше. Андрей хочет мне дать последнее наставление, уже открывает рот, но я не даю ему это сделать. Беру за руку и вывожу на арену, где голоса, звуки заезжающего катка для заливки льда сразу оглушают нас. И тут гасят свет. Костюмы переливаются в полумраке, фотокамеры вспыхивают по всей арене. Вспыхивают и тухнут как метеоры, после того как стюарды подбираются к болельщикам, и снова вспыхивают уже в новом месте. Смотря на них, сую куда-то в бок свои чехлы, надеясь, что их подхватит Охламонов или Лидочка. Лед свежезалитый и чистый как я люблю, хочется вгрызться зубами, чтобы ощутить всем нутром прохладу. У меня будет еще возможность прикоснуться к нему губами после проката произвольной, может быть на Олимпиаде у него какой-то другой вкус. Пина-колада или холодец с хреном. Калитку открывают, и мы устремляемся вперед с такой скоростью будто это конькобежный спорт. Притормаживаем на своем месте, есть время чтобы чуть перевести дух, пока объявляют соперников. И вот, теперь в свете прожектора мы, чемпионы Европы и мира, я присаживаюсь в книксене, Андрей склоняет голову. Поклон одной стороне зала — поворот — поклон другой стороне зала. Луч софита уезжает к американцам. Шесть минут на льду и еще минут двадцать опять в зале. Ходить, бегать, крутить-вертеть суставами, не давая мышцам одеревенеть. Нас выпускают, как только катавшие перед нами японцы, выходят со льда. Пара минут пока им выставляют оценки нам на то, чтобы размяться перед прокатом. По привычке не вслушиваемся в их баллы, чтобы не отвлекаться. Подъезжаем к тренерам, чтобы высморкаться и сделать глоток воды. Короткие ритмичные хлопки приглашают нас на лед. Андрей подает мне руку и…. — On the ice representing Russian Federation Alyona Kolesnikova and Andrey Larionov. Твиззлы уверенные и надежные как выплата в четыре миллиона. Скольжение быстрое, на поворотах не заносит — словно на новенькой машине, ключи от которой я почти сжимаю в руке. Покрываем своей программой весь лед так как сейчас где-то в центре кроют пол в моей будущей квартире. Поддержки высокие, выше, чем космические надбавки, которые мы получим. Дорожка плавная, как моя жизнь после Пекина на пожизненной пенсии за золото Олимпиады. Хорошо, здорово, как никогда легко. Успеваю даже хихикнуть про себя, когда кланяемся. В своей биографии обязательно напишу про то, как оставила всю себя на этом льду, осталось только выбрать ей название. Одна из песен Призрака Оперы называется Маскарад, почему бы не обозвать свой опус «Я и Бал»? Придется, конечно, судиться из-за авторских прав, но денег за медаль должно хватить. — Молодцы мои, — Лидочка обнимает нас с Андреем, а Охламонов подает нам куртки и аккредитации. — Начало положено. Идем в КиК, переступая через провода, камеры следуют за нами. Уголок слез и поцелуев обеспечивает мне неожиданное дежавю — таким я его и видела в своем сне. Плевать, выкидываю все из головы. Сокомандники жмут руки Андрею, машут мне. Усаживаемся на тумбы, в спину дышат еще шесть тел, что выйдут на лед нашим флагом или будут стоять по другую сторону от него. — Дайте им season best, — кричит в камеру Костя, легонько потряхивая меня за плечи. Андрей довольно потирает ладошки. — 85,46, — объявляют оценки за короткую программу. Лучший прокат сезона и предварительное первое место. Наши имена сдвигают Масуда и Исикава вниз на одну строчку. Хлопки, значки «пис» в камеру, визги радости. Андрей рассылает воздушные поцелуи, я не отстаю. Победа сама по себе никогда не цель, но всегда приятный бонус. Десять баллов, максимум, который мы могли принести, мы принесли. Суммируем с мужской одиночкой и получаем семнадцать. Костя либо не расстроился, либо не подает виду. Сидит с нами, перекидывается шутками с Макаром, дразнит Арину, ждет начала пар. Охламонов сказал, что четвертое место Кости в данном случае дороже золота, мы не спорим. — Не хотите? — киваю Охламонову от возбуждения, подпрыгивающему на месте. Черт возьми, он даже так нашим оценкам не радовался. — Не мужики, конечно, но тоже вашему фирменному тулупу можно научить. Китайцы перед нашим носом прыгают параллельный тройной сальхов. — А синхронно как, — восхищается мой тренер, — это ж как она своего партнера чувствует. Эх, будь я ее мужем, только так бы ревновал. — Вам нужен кто-нибудь новенький. Ну не пары и не мужики, тогда возьмите к нам в группу хотя бы юниоров. По любому после Игр стучаться будут. Охламонов моргает. — Как же я… — он удивленно поджимает губы. — Вы у меня одна пара, вас ведем к медалям. Это правда, за все время катания у нас ни разу не было спарринг-партнеров нашего уровня. Конкуренция важна, но у тренеров мы одни любимые, обласканные. Глупый, глупый Охламонов, так и не отрастил толстую кожу. А деньги и власть над спортсменами не затуманили мозг. Сидит лысенький, толстенький, вжавшийся в сидение, чтобы занимать поменьше места. Я возвращаюсь к нашим Даше и Сереге. Они как минимум не хуже китайцев, а на мой испорченный вкус даже в чем-то лучше. Доверие — основа парного катание, в котором в отличие от наших танцев есть выбросы, подкруты и прыжки, и я вижу его в их тандеме. По разминке можно понять кто как тренируется и судя по тому, как резво они начали с самых сложных элементов, хочется верить, что на тренировках там полное доверие и взаимопонимание. Параллельный тулуп — чисто. Выброс — тоже. Даша взлетает вверх, отталкиваемая своим партнером, пролетает пару метров и приземляется на мягкое колено. У меня перехватывает дух. Давно, в одном из шоу, я набралась смелости и решила испробовать с Серёгой выброс. — Алёна, костей не соберёшь, — шутливо раззадоривает он меня. Сережа поднимает меня за талию и, развернув, отпускает руки. Наш «выброс» кардинально отличается от показанного сейчас — с натягом один оборот, пролет длиной в пять сантиментов и приземление на четыре конечности. Тело забыло какого это, входить в прыжок. А тут все три оборота. Даша юркая, мускульная и, короче говоря, просто офи… Внезапно меня вытаскивает из воспоминаний. Сердце начинает долбить с такой силой, что отдаёт в ушах. Свет жарит, трибуны гудят со всех сторон. Склоняюсь вниз, обхватывая голову руками. — Алена, все в порядке? — чей-то голос через пелену доносится до меня. Я киваю, не поднимая головы, сжимаю кулаки, пока ногти не впиваются до крови. Гул рассеивается, у картинки снова появляется резкость. Наши парники уже надевают чехлы на коньки и застегивают олимпийки. — Они закончили? — С приоткрытым ртом тупо смотрю вслед Даше и Сереже. Все уже ждут их в КиКе, пока я пытаюсь сложить два плюс два. Сколько времени прошло? Мысли медленные и тягучие, но я в порядке, как и всегда. Списываю на лишнюю чашку кофе. Едва дожив до приезда в номер, падаю на кровать без сил. — Нормально, идём вторыми, — фраза президента федерации — это последнее, что проносится в голове перед тем, как отключиться. — Тяжёлая артиллерия еще впереди. На этом и засыпаю.