Статистка

Второй день соревнований открывает то, для чего мы все тут и собрались. На лед выйдут женщины со своей короткой программой, а мужчины будут разбираться в произвольной. Я опаздываю, Охламонов с Лидочкой и Андреем уже сидят в боксе. Приглаживаю волосы в отражении стекла двери, ведущей в подсобное помещение, прохожусь матирующей салфеткой по лицу. Осматриваюсь, снимаю пару черных волосков с формы и вдруг замечаю, что в этом коридоре не я одна в бело-голубой форменной куртке нашей сборной. Две фигуры мнутся у входа на арену, невысокая женская с гладким каре и кожаной сумкой, нелепой на фоне спортивной одежды, и низкая девичья с тугим пучком, которую я сначала путаю с Ариной. Тренер легонько подталкивает девочку к нему, пытаясь сунуть ей в руки что-то. — Не хочу я, не пойду, — упирается она, но в голосе нет злости, лишь детская обида. — Зачем вы меня сюда привели? — Настя, вперед поддерживать подругу по команде. — Вы мне обещали… — голос ломается и становится глухим. — Говорили, что я буду катать произвольную. — Ну-ну, тише, — спокойно, но твердо. Я не вижу ее лица, но мне кажется, что на ее губах застыла полуулыбка. — У всех равные шансы. Люди снуют мимо. Спортсмены, девушки в платьях и кроссовках на капроновые колготки, парни с наушниками в ушах, готовятся к соревнованиям, не замечая их. Волонтеры оглядываются, и, встретив отмахивающуюся руку, уходят дальше, не понимая русского языка. Я застываю посреди этого потока, и они меня замечают. Настя резко выхватывает у тренера флажок. Женщина в ответ смеряет ее холодным взглядом. — Извините, — бормочет девочка и, опустив глаза в пол, выскальзывает на арену. Женщина взбивает прическу и откашливается. — Алена, вы идете? — громко, чтобы я услышала. Тренер не стесняется меня. Глядит уверенно, ни капли не сомневаясь в своей правоте. Придерживает дверь, пропуская меня вперед. — Пожелайте удаче Арине, она называет вас своей любимой спортсменкой. Нашей спортсменке закрывать соревнования, отвоевывать у японцев несчастный балл — не смертельно, но неприятно. Для Маны Оохаси как и для нашей спортсменки, как и для еще толпы девочек эти Игры первые. Луна должна упасть на Землю, чтобы мы проиграли, поэтому уверенность в собственном превосходстве в женской одиночке расслабляет тренеров. Арина выиграет, если не случится форс-мажора, а они у допубертатного пятнадцатилетнего тела случаются редко. — Словно в показательных круг просто прокатила. Ни сложного захода на прыжок, ни выхода из него. Но девочка, конечно, молодец, старается, — иностранки получают от них даже не критику, а снисходительную похвалу. Что, на мой взгляд, еще хуже. Андрей не отстает, словно нет ничего увлекательнее, чем уколоть девочку, у которой льда меньше, чем у нас в пять раз. — Что там сложного? Музыка идет: пам-пам-пам. И ставьте прыжки в эти «памы», получайте плюсы за акцент. Девушка опаздывает и заходит в прыжок поперек музыки. Саундтрек к «Реквием по мечте» бежит вперед, Майя Хелашвили безуспешно пытается его догнать. — …И то мимо них прыгают. Попробуйте выцепить момент в чем-то тягучем. Спортсменка из Грузии спотыкается на дорожке точно в акцент. Андрей маскирует смешок под кашель. Последние обороты бильмана Майя докручивает в тишине. Ей влетает балл дедакшена, который уменьшает и так копейки за технику и компоненты. Девочка разочарованно стягивает перчатки, подкатывая к тренерам — низкому бородатому мужчине и его русской жене, некогда тренировавшей детей в «Антарктике». Майя крупная, в дешевом сером платье с бензиновыми разводами, судя по разговорам, катает под «Реквием» уже не первый год — денег на хореографа у Грузинской Федерации сейчас просто нет. Увидев баллы, закрывается лицом в игрушку — копию салфетницы маститого фигуриста, тренеры разводят руками. Не дотянула даже до 60. — Радоваться должна, что поехала она, а не наша бывшая девочка. Квоту на Игры завоевала-то Саша, жалко осталась дома из-за перелома. «Наша бывшая девочка»… Такой бы энтузиазм по отношению к Колокотовой, которую только ленивый не пнул под зад и не обозвал предательницей. Я много слышала об Арине, пыталась подставить ее на съемках, обнимала и жалела на открытии Игр, но никогда не видела ее программу. Чувство дежавю не покидает меня на протяжении всей короткой. Неплохая нарезка Элвиса Пресли: Can’t Help Falling in Love большую часть и Devil in Disguise на закуску, интересное, хотя и не рок-энд-рольное платье, но это все мы видели уже миллион раз. «Я катаю музу художника, в которой он потом разочаровывается, и видит совсем иначе», — ломано перескажет журналистам слова тренера Аришка. Нам пытаются продать очередную девочку под видом трогательного юного гения, но от гениальности тут нет ничего. Заученные автоматические движения, еще юниорское катание и страх в глазах. Неудивительно, что я ее любимая фигуристка, ха-ха. Тройной аксель, сольный флип, каскад лутц-тулуп — чисто. Не высоко, не пролетно, «над газеткой», но не упала, а значит оценят щедро. Техническая база большая, каскад во второй половине программы получит надбавки. В этот раз без мирового рекорда, его берегут для произвольной, но баллы Арины обеспечивают нам прибавку в 10 очков. Настя хлопает громче всех, улыбается ярче всех, машет флажком сильнее всех. Лишь когда Арина приземляет последний прыжок, тулуп после лутца в каскаде, и выдаёт победную улыбку, склоняется, чтобы заправить длинный шнурок в кроссовки. С таким ожесточением, что длинный наманикюренный ноготь чуть не ломается под напором. Если бы Игры проводились на год раньше, мы бы не увидели Настю, нежелающую идти на арену. Она бы сейчас сидела в КиКе и была бы безоговорочным фаворитом в личных соревнованиях. А если бы Игры были в следующем году, поехали бы сюда Дима и Лиза, или его бы спина не дожила? Вдруг Костя полностью бы восстановился от травмы, и нефорсированная подготовка позволила бы добавить к лутцу лишний оборот? Может быть, и Колокотовой нужен был один лишний год, чтобы привести мозги в порядок и не спутаться с Андреем. Но получилось, как получилось, есть здесь и сейчас и только два проката, которые все решат. Как такие разные вещи случайность и целенаправленное ведение к медали, упорный труд и самые абсурдные грибы, искусство и безвкусица слились в один вид спорта — фигурное катание? Мужики, один за другим, появляются на арене в ожидании выхода на лед. Их всего пятеро, и если девочки годятся мне во внучки, то парни в сыновья. Я не знаю большую часть из них. Нет, не так — знаю, конечно, это всё громкие имена, лидеры своих стран, приносящие медали и рейтинги трансляциям. Знаю, но не лично. Все же мои ровесники уже закончили, кто-то уже давно, кто-то пару лет назад. Это нам, танцорам, свойственно барахтаться в этой луже до тридцатника. Мое внимание привлекают тренеры. Патрик Хилл, выводящий на лед канадского фигуриста, когда-то крутил не только тройные, но и сердца поклонницам. Все фанатели по нему и я.… немножечко. Давно Алена Колесникова, никому неизвестная бывшая юниорка, и он, новоявленный чемпион мира, пересеклись на какой-то бэшке. Я ходила, раздувшись от гордости за свой взрослый международный старт, а Патрик просто приехал прогнать короткую в начале сезона, а затем сняться с произвольной. Мне повезло поймать его и сфоткаться, а потом иметь неосторожность выложить фото, снабдив такими подробностями любовных чувств, на которые только способна девочка-подросток. Сказать, что мне потом прилетело от его поклонниц и от моей мамы, у которой глаза на лоб полезли от моего словесного потока, значит ничего не сказать. Слава богу, сейчас я старая дева и случись такое сейчас все порадуются за меня. Хотя бы из жалости. Костю берегут или просто не хотят потерять медаль. Вместо высокого, худого спортсмена ставят крепко сбитого, коренастого, словно надеясь на то, что и результат будет иным. После первого дня соревнований мы были в догоняющих. Мы с Андреем принесли максимум. Костя остался четвёртым, получив семь. Прогнозируемо выиграл японец, взяв перед Олимпиадой финал Гран-при и чемпионат четырёх континентов — аналог нашего чемпионата Европы. Выиграл уверенно, но не без грязи, прицепил к лутцу только двойной тулуп. Впрочем, бомбить квадами он продолжит в произвольной. Молодой Мичи Наката только начинает свой путь. Его сейчас уже называют звездой, посмотрим, что будет через пару лет — у мужчин гениальность живёт обычно подольше. А если нет, то никто не расстроится, король умер, да здравствует король. Нужно подобраться поближе у мужчин, Арина сделала свое дело, парники тоже не подкачают. Сейчас после трех видов мы ведем: 37 баллов против японских 36. Что будет дальше с Лерой с Макаром?.. Я не хочу думать о них сейчас. Лера сидит, закинув ногу на ногу и подперев подбородок рукой. Тоже хочет сорваться? Выбежать на лёд на разминку к парням, чтобы не терять времени? Я чувствую взгляд Макара на себе. Лера тоже замечает его и недовольно отворачивается, отодвигаясь подальше. Он вертит в руках флажок и снова украдкой кидает взгляд. Телефон Охламонова паровозным гудком сигналит о пришедшем сообщении. Тренер выуживает кирпич из заднего кармана, смахивает вверх, отводит телефон подальше, чтобы прочитать. — Что там? — узнаю не столько ради интереса, сколько чтобы отвлечься от Макара. Зря. — Дмитрий Николаевич приезжает к ритм-танцу, — убирает телефон и снова возвращается к соревнованиям. «Бежать!» — сигналит мозг, и живот пронзает болезненный спазм. Дурацкое кофе, сраный похотливый козёл. Желудок издаёт рык на всю арену, заставляя команду обернуться. «Да черт», — красная, как рак, корчась от боли, стыда и злости начинаю мычать что-то под нос, словно ничего и не произошло. Как же тяжело в животе, словно я съела груду камней. Комок подкатывает к горлу, я сейчас либо сблюю, либо… На лбу выступает испарина. — Я…Сейчас, — к выходу, мимо камер, мимо волонтеров и зрителей, перегибающихся через трибуны и протягивающих мне блокноты и ручки. Он следует за мной, ощущаю его присутствие в полупустом коридоре. Невысокая фигура, тяжелый шаг. Кроссовки скрипят на полу, звук расстегивания молнии куртки резкий и въедливый. Нет, Макар, пожалуйста. Что бы ты сейчас ни хотел, мне не до этого. Шурюсь и ускоряю шаг. На белой двери виднеется табличка, уборщица с тележкой, из которой торчат ведра и швабры, заходит и защелкивает за собой замок. «Закрыт на санобработку, пожалуйста воспользуйтесь туалетом в другом крыле». Я резко торможу и разворачиваюсь. В другой через журналистов я не дойду. — Ты меня ищешь? Тело горит, живот тянет. Глубокий вдох. Длинный выдох. Логотипов на Олимпийской форме нет. — Хорошо откатали вчера. — Угу, — мне нечего добавить. Сколько времени ему нужно, чтобы закончить разговор? — А нам завтра выступать. — Вам завтра, — эхом повторяю его слова. Его глаза не могут задержаться на чем-то, нога постукивает по полу. Я изнываю от тошноты и боли. Ну же, давай. — Ты знаешь, что я хочу тебе сказать, — он умоляюще смотрит на меня. Я понимаю, что должна бросить ему спасательный круг. — В чем подвох, Макар? — признания никогда не были тем, в чем я хороша. В моей голове — возможно, тут же я просто застываю. Не то время, не то место. — Ни в чем, ты просто такая… такая не как они все. Свободная, свежая, простая, — его мечтательный взгляд проходит насквозь. — Оу, — моя верхняя губа непроизвольно дёргается вверх. Ответ сбивает меня с ног настолько, что на секунду желудок отпускает. Я ударила твою партнёршу. — А что ещё? — привкус разочарования смешивается с тошнотой, я уже не понимаю, от чего меня мутит. — Что ещё? — Он стряхивает с себя мечтательность и смотрит уже на меня. Его отпускает, кулаки разжимаются, с лица сходит румянец. Что ещё во мне тебе нравится кроме того, что я не такая? Нравлюсь ли тебе я или ты тоже просто устал от этого спорта? — Алена. Капелька пота стекает мне на губу, и я слизываю ее. Недобро усмехаюсь своим мыслям. Я буду сидеть между хореографом и Андреем в КиКе, и мне некуда будет деться. Выиграем, проиграем, это уже не столь важно — он все равно будет рядом, делая каждую секунду моего пребывания невыносимой. Наши имена будут связаны навсегда, не только у меня в голове, но и в сознании тысяч зрителей. Андрей чем-то опять недоволен, но быстро переключается, как только кто-то из персонала просит селфи. Присаживается, чтобы влезть в кадр, надевает самую сладкую улыбку. А потом опять. — Алена! — ещё более громко и настойчиво, словно собаку к ноге. — Что еще? Да ничего, — Я притягиваю Макара к себе за куртку и впиваюсь в него губами. Ошалевший парень, пересохший рот, мой язык, требовательный и жестокий. Ну вот и все, наши мечты сбылись. Я, свободная и не такая как все, теперь полностью его. Вытираю рот ладонью, наплевав, что кто-то увидит. — Иду, Андрей.