Статистка

— Я всегда говорил и буду говорить, что ничего этого бы не было без моей любимой…партнерши по льду. Мы почти сделали полный круг. Те же слова, та же улыбка, только новая микст-зона, синенькая такая, Олимпийская. Мы стоим здесь дольше всех, пары справа и слева от нас постоянно меняются. Люди беспокойно снуют вперед-назад, олимпийки спасают глаза журналистов от невообразимого количества блесток, усыпающих платья девушек. Нам тычут под нос пыльные микрофоны, пытаясь урвать и первыми опубликовать самые лакомые кусочки еще до начала пресс-конференции. Репортер указывает на экран на стене, там повторяют наше прокат, мы неподдельно ахаем. Потом еще долго будут писать, что в Пекине мы оставили свои лучшие выступления в карьере. Кристина была воздушная и нервная, Призрак сходил с ума. Я боялась Андрея все три минуты. Он поднимал меня в поддержку, угрожая уронить, и каждый раз нежно возвращал на лед. После твиззлов мне казалось, что я совсем не понимаю, где я нахожусь, пока не находила опору в его руке. После проката он обнимает меня, крепко прижимая к себе под гул аплодисментов. Камера не раскрывает моего секрета, показывая лишь то, что все хотят видеть: деревянную фигуристку, спустя стольких лет наконец вжившуюся в роль. Мое сердце колотится от страха, а по коже бегут мурашки. Я выжила короткую, осталось совсем чуть-чуть и все! Я лучшая, даже если и худшая. Я сделала все, что могу. Я на Играх, о которых мечтают все. Я нравлюсь Макару. Я обмякаю, уткнувшись носом в мокрую шею Андрея и чувствую облегчение. Это играет со мной злую шутку. Я делаю то, что не делала никогда, прикасаюсь губами к соленой коже. — Теперь ты понимаешь, для чего все это было, правда? Олимпиада ни с чем не сравнится, — он обхватывает мое лицо руками, а потом разворачивает меня, но не отпускает. Он держит меня за плечи, давая рассмотреть трибуны, переполненные народом, а потом указывает вверх на большой экран под потолком. Там мы. Я хочу рассмотреть Андрея близко-близко и поворачиваю лицо в нему. В его больших темных глазах я вижу себя, совсем крошечную и нелепую, с букетом роз, подлетевшим к моим ногам, и думаю, какую чушь он так искренне несет. И теперь мы стоим в микст-зоне и продолжаем вешать всем лапшу на уши, но уже не так убедительно, как в тот момент. Рядом шелестит темно-зеленое платье, мимо нас проходят Лиза и Дима. Журналистов много, хватает на всех. Их тоже останавливают неподалеку от нас, спрашивают о впечатлениях и отпускают. Дураки. За такой парой должны нестись, перескакивать через ограждения, обещать найти лучших врачей. Удалять все ранее отснятые материалы, лишь бы запечатлеть как в унисон движутся их тела, как Лиза по-кошачьи выгибает спину, ее полуулыбку, легкий кивок головы перед вращением. Я-то знаю, я тысячу раз видела прогоны их на тренировках. Они идут четвертыми, могу поспорить, что какая-нибудь преданная фанатка уже делает пересмотр результатов. Дотошливо и кропотливо нарезает шакального качества трансляцию, рассматривает каждое ребро, переоценивает каждый элемент. Ей бы хотелось, чтобы мы поменялись местами, может даже это можно обосновать правилами. Но это жизнь, детка, факт остается фактом: мы первые, за нами канадцы и французы. Лиза с Димой четвертые. Лера с Макаром далеко. Зачетка подпорчена, медали в команднике — это так, приятный бонус, не больше. Сколько таких «олимпийских чемпионок и чемпионов», выехавших за счет однокомандников. Да и у нас всего лишь второе место, когда дело касается Российской сборной, мы не выигрываем серебро, мы проигрываем золото. И они были теми, кто приложил руку к этому проигрышу. Я думала, что они не выйдут к журналистам, откажутся комментировать прокат и тихонько сбегут через черный ход. Но нет, они тоже выходят. Лера отвечает кратко, но уверенно. Журналисту приходится даже окликнуть меня, чтобы я вернулась к нашему разговору и перестала подслушивать. Она почти закрывает Макара своей спиной, твердо стоя на ногах. С ней он под надежной защитой, завтра будет новый день, Лера не из тех, кто быстро сдается. Меня обдает запахом одеколона, и я дергаюсь от неожиданности, когда мужская рука вдруг сжимает мою талию. Хореограф обнимает нас сзади, просовывая свою голову между нашими. — Андрей, прошу меня извинить, Алена — звезда сегодняшнего вечера, — отпускает он ремарку и целует меня в щеку. — Редкостная красавица. Даже жаль, что уже не в моей возрастной группе. Андрей смеется. — Вы в самом расцвете сил, — подключается репортер, радуясь, что поймал удачный кадр. Он имеет в виду, что я старовата для него. На пресс-конференции после короткой аншлаг. Репортеры заняли все стулья, уткнулись в ноутбуки и стучат по клавишам со скоростью света. В разгар интервью мне приходит сообщение от Лены. Огромное поздравление, словно мы уже выиграли, куча смайликов и восклицательных знаков. Мою улыбку замечают. — Алена, поделитесь, что вас так обрадовало? Я перевожу взгляд с телефона на моего партнера. Он в нерешительности застывает. Я тоже не знаю, чего ждать и иду на риск. — Мне написала сестра Андрея. Она поздравляет нас. На его лице появляется читаемое облегчение, Андрей улыбается и передает своей сестре большой привет. Я сижу в номере у Макара, который он делит с парником Серегой. Простой как две копейки, улыбчивый парень услужливо идет выбирать сувениры своей троюродной тете из села под Рязанью, каждый раз как я переступаю порог комнаты. Голова Макара лежит на мои коленях, я запускаю свою руку в его волосы и бездумно вожу по его голове. Фраза про возрастную группу не выходит из моей головы. Сколько этих маленьких спортсменок? Испускаю тихий стон и открываю Интернет. Ни одной подписки, ни одной отметки в соцсетях, ни одного комментария, статьи или фото. Нет ничего, кроме моих воспоминаний, той неизвестной девочки и фраз, которых можно трактовать, как угодно. Макар пытается посмотреть, что я ищу. Отдергиваю телефон и быстро выключаю экран. Его голова падает на кровать. Какое-то время мы сидим молча, пока я снова не тянусь к своему телефону. — Алена, я так не могу, — он забирает у меня гаджет. Я пытаюсь его выхватить, но он убирает его в ящик. — Ты ни черта не понимаешь, — говорю я резче, чем следовало. — Если ты ревнуешь к кому-то… — Я не ревную, Алена, я вижу, что тебя что-то мучает, — в его голосе снова слышу нотки усталости. — Почему бы тебе не сказать мне? Я хочу помочь. — А я не хочу. Не лезь, — я уже открываю ящик, но тут же забрасываю телефон туда обратно. Я понимаю, что опять переборщила и возвращаюсь к единственному способу, который знаю. — Нет, прости меня, — Я притягиваю его к себе, пробираюсь пальцами под футболку. Он неподвижен, мой напор становится сильнее и агрессивнее. В конце концов я со злостью отпихиваю его от себя. Макар отсаживается подальше, поправляет футболку и приглаживает кудри. — Я не могу так, — повторяет он. — О, ну давай выключим свет, — я не изменяю себе, упираясь рогом до последнего. Я знаю, что будет дальше. — Я бы хотел, чтобы ты стала моей девушкой. Я не хочу дальше скрываться, бегать от кого-то, пока на публику ты изображаешь любовь к Андрею, — он останавливает меня, прежде чем я успеваю что-то возразить. — Я понимаю, что сейчас не время. И все же я бы хотел быть кем-то большим, чем просто жилеткой. Дерьмо. — Понимаешь… — я разглядываю царапину на паркете, словно нет ничего увлекательнее. Рука скользит вниз по моей открытой спине. Под поцелуем плавится кожа. Мы чемпионы Европы, идеальная пара. — Тут все сложно… О, Эсмеральда, я посмел тебя желать. — Я не думаю, что я готова к чему-то серьезному. Я пересплю с тобой, только дай мне забыться. — Я думаю, что у нас есть шанс, — он сжимает мои ладони. Как объяснить человеку, что мое последнее свидание было в доме мамы, с парнем, с помощью которого я хотела накачать своего партнера? Как объяснить, что я боюсь самого осознания того, что передо мной сидит человек из плоти и крови? И может быть совсем не похож на тот образ, который я слепила из пары поднятых чемоданов, нескольких улыбок и одного подаренного значка. С тем Макаром было безопасно, потому что я его придумала и ничего не ждала взамен. А может ты хочешь услышать про Колокотову? А может ты хочешь услышать про хореографа? Про то, как я чувствую себя грязной, и черт возьми как иногда я наслаждаюсь ей. Без единой задней мысли, без секундного озарения совести. Я вытираю руки об одежду. Все катышки собираются на влажные липкие ладони. Он ждёт ответа. — Я не буду на тебя давить, если ты не готова, — словно услышав мои мысли, перехватывает мою руку и прижимает к губам. Я должна ему один последний честный разговор. Но вот проблема, я не готова и никогда не буду. Я понятия не имею, кто ты на самом деле и не хочу узнавать. Я так боюсь разочароваться, но ещё больше я боюсь, что жеребьевка для нас была просто началом. Началом, когда ты придумываешь оправдания. Она просто заступилась, у всех просто нервы на пределе. А потом закончатся конфеты и букеты и просто превратится в сложно. — Все, Макар, — я застегиваю молнию на толстовке и встаю. — Мне казалось, что ты… Наверно, я ничего не понимаю. — Тебе казалось. Мы просто неплохо проводили время. В одном честном разговоре я сделала наиболее привычную вещь для себя — соврала.