When Evil Blooms

Недостаток недельных семинаров восьмого курса заключался в том, что их проводили приглашенные профессора. Что было здорово — в теории. Гермиона была вне себя от радости за возможность учиться у экспертов в своих областях, Гарри! Ты можешь представить, насколько все это было бы полезно, когда мы были в бегах в прошлом году? Гарри вздрогнул от напоминания, но он должен был признать, что Гермиона была права. В то время как он мог бы обойтись без недели, которую они потратили на магическую политику и международные отношения (учебная программа казалась раздражающе чистокровной, учитывая весь иностранный этикет, который им предстояло выучить), блок прошлой недели по исцелению и основным магическим средствам, безусловно, немного ослабил бы напряжение, когда они пробирались через лес. Гарри думал, что диагностические заклинания будут ему не по силам, но их было достаточно легко выполнить. Настоящая хитрость заключалась в том, чтобы научиться их читать, хотя он был уверен, что Гермиона могла бы поместить еще одну книгу в свою незримо расширенную сумочку, чтобы дать им краткое справочное руководство. Он слегка усмехнулся про себя, затем вздохнул. Несколько дней он вспоминал, какими неподготовленными они были, и удивлялся, что они вообще выжили. Так что ладно, Гермиона не ошиблась. Но факт оставался фактом: у приглашенных профессоров не было возможности… привыкнуть к Гарри так же, как это было у профессоров Хогвартса. В конце концов, трудно было поклоняться кому-то после того, как ты назначал ему наказание. Гарри вернулся в школу в этом году, думая, что Хогвартс станет убежищем, местом, где — по крайней мере, по большей части — ему не придется иметь дело с соответствием образу «героя войны», которого ожидала общественность. Но посещение профессоров означало, что Гарри начинал каждую неделю в напряжении, не уверенный, будет ли этот учитель лебезить перед ним, волноваться или просить автограф. Первые два профессора не были такими уж ужасными, казалось, они просто чувствовали себя неловко из-за того, что Гарри был частью их класса. Приезжая целительница обращалась с ним с той же вежливой твердостью, что и со всеми остальными, хотя она и запиналась в своих словах в те несколько раз, когда работала с Гарри напрямую. Профессор политики был высокопоставленным чиновником Министерства и полностью игнорировал Гарри, что было приятной сменой обстановки — пока Гарри не поднял руку, чтобы задать вопрос. Мужчина бросил на него один взгляд, полный ужаса, прежде чем отвернуться и продолжить лекцию. Гермиона была возмущена и, вероятно, устроила бы сцену, но Рон понял быстрый удар Гарри в голень и прошептал своей девушке, чтобы та успокоилась. Гарри полагал, что ему следовало бы знать, что неловкая грубость будет не самым худшим из этого. Профессор этой недели, Броган Дриффилд, был отставным аврором из Америки, которому было поручено обучать восьмикурсников искусству Апериомантии. Он был высоким, худощавым мужчиной, но его крепкие мышцы и точное равновесие противоречили его преклонному возрасту. Очевидно, он все еще практиковался в дуэлях. А еще у него были забавные маленькие белые усики, такие маленькие и аккуратные, что они напомнили Гарри зубную щетку. Гарри с нетерпением ждал возможности поучиться у аврора Дриффилда, очарованный идеей Апериомантии. При правильном выполнении заклинания Апериомантии позволяли ведьме или волшебнику видеть следы магии. Гарри был взволнован, узнав о процессе визуального распутывания заклинаний и отслеживания их происхождения. Что-то в изучении формы магии привлекало его интуитивно. К сожалению, Дриффилд был разочарованием, наскучив им всем двумя полными днями непонятной магической теории (даже Гермиона была сбита с толку), прежде чем позволить им использовать свои палочки. К еще большему сожалению, он постоянно переступал через себя, чтобы похвалить Гарри. Дриффилд часто делал паузу, чтобы задать Гарри вопросы о материале, а затем каким-то образом искажал вопиюще неправильные ответы Гарри, пока они аккуратно не переходили к его следующему пункту. Если бы Гарри не был так раздражен всем этим, он, возможно, был бы впечатлен явным упрямством этого человека. К тому времени, когда они наконец-то начали выполнять заклинания, Гарри придумывал самые причудливые ответы из возможных, пытаясь обманом заставить профессора признать, что Гарри был неправ. Это было бы почти весело, если бы не Драко Малфой. Малфой был единственным (кроме Гермионы), кто, казалось, начал по-настоящему понимать профессора с течением недели. А затем он начал отвечать на вопросы, адресованные Гарри. Малфой заговорил сначала нерешительно, но со все большей уверенностью, по мере того как Гарри продолжал подбадривать его. Когда это случилось в первый раз, Дриффилд попросил Гарри поделиться своим мнением о «Теории созависимого магического резонанса Белтрана». Гарри сделал паузу, раздумывая, хочет ли он сравнить эту идею с карликовыми пушистиками или с гигантским кальмаром, когда услышал задумчивый вздох позади себя. Гарри слышал этот тихий звук достаточно много раз за последние несколько недель, чтобы сразу понять, кому он принадлежал. Поэтому он повернулся и кивнул Малфою, жестом приглашая его говорить. Малфой вопросительно посмотрел на него, но ответил на вопрос. После этого Гарри обращался к Малфою каждый раз, когда Дриффилд спрашивал его мнения, и каждый раз голос Малфоя посылал ударную волну по венам Гарри. Он пытался не обращать на это внимания, но спокойный интеллект Малфоя что-то пробудил в Гарри. Кто бы мог подумать, что ум его старого соперника окажется таким… соблазнительным? Комментарии Малфоя были хорошо продуманы и интересны и имели чертовски много смысла, в отличие от болтовни Дриффилда. Как только Малфой начал участвовать, всё, казалось, наладилось, и внезапно другие голоса стали предлагать мнения и ответы. Но Дриффилд отклонил вклад Малфоя, слушая с рассеянным видом, прежде чем двигаться дальше, никогда не подтверждая его точку зрения, за исключением случайного пробормотанного Да, это один из способов взглянуть на это. Малфой, казалось, не беспокоился — просто хладнокровно продолжал делать заметки или отрабатывать движения палочкой, — но отношение Дриффилда сводило Гарри с ума. Зачем так обращаться с Малфоем, если дело не в войне? Война должна была закончиться. И вообще, что этот отставной иностранный аврор знал о войне? На какие жертвы он пошел? Гарри до боли хотелось заступиться за Малфоя, но он не был уверен, что Малфой оценит этот жест. Гарри наблюдал за ним, и его подход к конфликту, казалось, заключался в том, чтобы отстраниться. Малфой принял насмешки, брошенные в его сторону, и двинулся дальше, опустив голову. Он был вежливым и тихим и никому не противостоял (хотя, к счастью, в этом не было особой необходимости среди восьмикурсников, которые, казалось, были довольны тем, что оставили Малфоя в покое). Поэтому день за днем Гарри прикусывал язык, боясь сделать что-нибудь, что могло бы оттолкнуть Малфоя. Они не были совсем друзьями, но и не совсем друзьями тоже не были. За почти три недели, прошедшие с той ночи на озере, они почти каждое утро обменивались дружескими кивками, трижды передавали друг другу тарелки во время еды или материалы в классе, дважды вели светскую беседу у раковин в ванной и еще два раза беседовали поздно ночью, один раз у озера, а другой — в общей гостиной после того, как все легли спать. Гарри пытался (и потерпел неудачу) убедить себя, что в том, что он всё это знает, нет ничего странного. Хватка на его палочке дрогнула, и он попытался незаметно вытереть вспотевшие ладони о мантию. В этот момент грубый голос Дриффилда эхом разнесся по маленькой комнате. — Меняем партнеров! Это необходимо для того, чтобы получить представление обо всем спектре магических частот. В противном случае ваш резонанс будет слишком узким, чтобы помочь вашей работе. — Он, казалось, игнорировал тот факт, что ни один из восьмикурсников еще не произнес успешного заклинания Апериомантии. Гарри смущенно взглянул на Падму, с которой он сегодня был в паре первым. Они «работали» вместе последние пятнадцать минут, и он только сейчас осознал, что не произнес ни одного заклинания. Они должны были произносить простые невербальные заклинания, чтобы их партнер мог попрактиковаться в распознавании следов, оставленных различными видами магии. Падма закатила глаза, глядя на него, но почти нежно улыбнулась, прежде чем двинуться к Гермионе. Гарри огляделся в поисках Рона и увидел, что тот стал партнером Невилла. После одного долгого вздоха нерешительности Гарри поддался импульсу, с которым боролся всю неделю, и бросился к Малфою. Малфой с минуту избегал взгляда Гарри, по-видимому, подыскивая другие варианты. Но Паркинсон и Забини уже работали с хаффлпаффцами, поэтому Малфой со вздохом смирения повернулся к Гарри. — Привет, Поттер. Есть какие-нибудь успехи в этом деле? — Полный ноль. У тебя? Малфой нахмурился. — Чертовски маловероятные. Я потратил всю свою интеллектуальную энергию на то, чтобы разобраться в бреднях этого придурка. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил такую несусветную чушь. — Действительно? — Гарри бросил вызов с лукавой улыбкой. — Даже Локхарт? Малфой издал испуганный смешок, затем ухмыльнулся, и Гарри почти растаял. Он попытался (и потерпел неудачу) не добавить четвертую отметку к своему мысленному списку того, сколько раз он заставлял Малфоя улыбаться. Гарри мысленно застонал, но сумел не обращать внимания на свое трепещущее сердце. Он поднял брови, глядя на Малфоя, все еще ожидая ответа. — Ладно, прекрасно. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил такую несусветную чушь… о ценном аспекте теории магии, — поправил себя Малфой, все еще выглядевший довольно расстроенным неспособностью Дриффилда научить их. — На самом деле я с нетерпением ждал этого занятия, — признался Гарри. — Я действительно хотел иметь возможность сделать это. — Почему? — спросил Малфой. — Почему? — растерянно повторил Гарри. — Что ты имеешь в виду, почему? — Почему, — медленно уточнил Малфой, как будто разговаривал с ребенком, — ты хочешь быть в состоянии сделать это, Поттер? У меня не сложилось впечатления, что твоя учеба имела для тебя большое значение, о чем могут свидетельствовать твои оценки по Зельеварению. — его руки были скрещены на груди, и он приподнял одну бровь, глядя на Гарри. У Гарри пересохло во рту. Он никогда бы не подумал, что брови могут быть сексуальными, но, видимо, он ошибался. Он сглотнул и сделал все возможное, чтобы одарить Малфоя раздраженным взглядом. — Извини, — пробормотал Малфой, пожимая плечами. — Рефлекс. Гарри фыркнул, но Малфой все еще выжидающе смотрел на него, как будто действительно хотел знать. — Это просто кажется… важным, я думаю, — предположил Гарри, неопределенно указывая на свою грудь, изо всех сил пытаясь выразить внутреннее чувство словами. Он говорил медленно, обдумывая на ходу. — Чтобы понять это, эту невидимую силу, которую мы вкладываем в мир, понимаешь? Малфой нахмурился, глядя на него. — Ты хочешь сказать, что мы понимаем только то, что можем видеть? — Нет, конечно, нет, — немедленно ответил Гарри, думая о полете, музыке и проклятиях, и силе материнской любви. Гарри прижал кулак к груди, пытаясь вытащить свой запутанный клубок инстинктов и эмоций наружу, пытаясь вплести все это в слова. — Я просто имел в виду, что это кажется правильным. Магия живет внутри нас. Я хотел бы знать, на что это похоже. Но дело было не в этом, не совсем так, подумал Гарри, внезапно разочаровавшись. Он мог бы забыть об этом тогда, но Малфой все еще был рядом, и он все еще слушал. Он небрежно прислонился к стене класса, но его взгляд был острым, каким-то образом одновременно ободряющим и пристальным. Гарри давно смирился с тем фактом, что он хотел понять Малфоя; он все еще боролся с мыслью, что он может хотеть чего-то большего от этого странного, нового Малфоя. Он никогда бы не подумал, что Малфой, в свою очередь, захочет понять Гарри. Но Малфой смотрел на него так, словно верил, что слова и желания Гарри имеют ценность. Гарри снова почувствовал, что Малфой предлагает ему что-то, точно так же, как Гарри подумал в ту первую ночь, когда они сидели у озера. И Гарри хотел предложить ему что-нибудь взамен. Поэтому он последовал своему внутреннему чутью насчет Апериомантии, покопался в собственном мозгу, пока не смог зафиксировать желание и хорошенько рассмотреть его. И тогда он понял. Речь шла о власти и контроле. Гарри мгновенно почувствовал дрожь и тошноту в животе. Он почти закончил разговор прямо на этом месте, но спокойные серые глаза Малфоя успокоили его, и он почувствовал, что может продолжать. — Потому что это может быть… э-э, своего рода оружием. Чтобы помочь нам сражаться. — Гарри осторожно вдохнул через нос, чтобы успокоиться. — Если я собираюсь стать аврором, я хочу делать добро. Я не хочу причинять людям боль без причины или убивать, когда в этом нет необходимости. Но если я смогу увидеть магию, которая приближается ко мне, или которая была оставлена в качестве ловушки, если я смогу понять это, я смогу сделать правильную вещь, наиболее эффективный блок, или заклинание, или контрзаклинание. И тогда, возможно, я смогу вывести из строя нападающих без применения смертоносной силы. Малфой моргнул, затем, казалось, обдумал слова Гарри. Когда он заговорил, это был не тот ответ, которого Гарри ожидал. — Ты хочешь быть аврором? — тихо спросил он. Желудок Гарри сжался. Никто не задавал ему этого вопроса с тех пор, как он впервые в своей карьере встретился с профессором МакГонагалл. — Таков был план с пятого курса. — Это не то, о чем я спрашивал, — ответил Малфой еще тише. — Ты этого хочешь? Взгляд Малфоя больше не был утешительным. Гарри чувствовал, как между ними нарастает напряжение. Оно не было враждебным, но в нем все еще чувствовался вызов. Гарри подавил желание отступить. Он посмотрел в землю, затем заставил себя снова посмотреть на Малфоя. — Да, конечно. Под проницательным взглядом Малфоя это заявление больше походило на ложь, чем когда-либо прежде. Драко Малфой видел слишком много. Гарри приготовился к конфронтации, но Малфой только задумчиво промычал и оставил тему. — Я полагаю, нам следует продолжить этот фарс с уроком. Ты хочешь быть первым или это должен сделать я? Напряжение спало, и Гарри на мгновение замолчал, выбитый из колеи резкой переменой. Он чувствовал себя потрясенным всей этой встречей. Но потом он покачал головой. — У меня такое чувство, что мы делаем это задом наперед, — простонал он. — Ты можешь еще раз объяснить, что такое резонанс? Малфой кивнул. — Любая магия оставляет следы — остаток, если хочешь. И магия всегда будет взаимодействовать с другой магией. Мы называем это резонансом. Заклинания Апериомантии предназначены для взаимодействия с магическими остатками или с самими заклинаниями таким образом, чтобы магическое взаимодействие было видимым. Они позволяют тебе увидеть резонанс, который затем должен позволить тебе «прочитать» заклинание, потому что разные заклинания будут резонировать по-разному. Гарри обдумал это, вспоминая слова Малфоя о том, что тебе не обязательно видеть вещи, чтобы понять их. — Но магия реагирует на любую другую магию, да? — спросил он. — Не только на заклинания Апериомантии? — Теоретически, да. — И магический остаток всегда присутствует, даже если мы его не видим? Он существует независимо от Апериомантии? — Ну, да, — медленно сказал Малфой, внезапно выглядя задумчивым. — Апериомантия просто раскрывает это. Гарри закрыл глаза, мысленно возвращаясь к идее, которая пришла ему в голову прошлой ночью. Насколько он понимал, Апериомантия была продвинутой, очень темпераментной магией. Это требовало глубокого понимания теории, точных движений палочкой и железной сосредоточенности, и даже если ты все сделал правильно, это все равно может не сработать. Но что, если вместо этого они использовали что-то другое? Что, если они вызвали реакцию заклинанием, которым уже овладели? Гарри скорее почувствовал, чем услышал, как Малфой подошел к нему ближе. Внезапная напряженность вспыхнула между ними, тепло пробежало по спине Гарри. Ему не нужно было открывать глаза, чтобы знать, что Малфой загорелся, как костер, с удивленным и беззащитным выражением лица. Ничто так не подпитывало странную красоту Малфоя, как стремление задать новый вопрос. — Поттер, — прошипел он, хватая Гарри за руку. — Если бы мы использовали другое заклинание… Гарри почувствовал, что откликается на прикосновение, улыбаясь, услышав, как слова Малфоя перекликаются с его собственными мыслями. Но затем он стряхнул Малфоя, не желая отвлекаться дальше. Он поднял руку с нежным «Шшш». — Но если бы это было другое заклинание, тогда оно не сделало бы магию видимой, как таковую... — пробормотал Малфой, очевидно, настолько поглощенный, что забыл съязвить Гарри за то, что тот шикнул на него. Гарри проигнорировал его, потому что не нужно было видеть, чтобы понять. Все еще крепко зажмурив глаза, он бросил мягкий, но устойчивый Люмос. Он сосредоточился на соединении между пальцами и палочкой, слегка переместив хватку. Поддерживая Люмос, он попытался очистить свой разум от всего, кроме собственной магии. Гарри искал связь между своим телом и палочкой, и после нескольких долгих ударов сердца в пустоте, внезапно это произошло, все сразу. Приглушенная, потрескивающая энергия, зигзагообразно идущая от его ядра к сердцу, к руке и наружу через его палочку. Он почувствовал, как заклинание жужжит в нем и устойчиво держится на кончике его палочки. — Наколдуй что-нибудь, — прошептал он Малфою. — Не позволяй мне услышать, что это. — Готово, — ответил Малфой секундой позже. Гарри не совсем понимал, что он делает, но перестал думать об этом. Инстинктивно, не шевельнув ни единым мускулом, он глубоко погрузился в свой Люмос и почувствовал, как искры загорелись на краях его цели. А затем он толкнул. Осторожно, бережно Гарри расширил свою магию наружу, прощупывая пространство между собой и Малфоем. Он почувствовал, как пот выступил у него на затылке, а грудь начала болеть, как будто ему не хватало воздуха. Он сделал паузу, затем снова напрягся, ища. Толчок отразился от руки Гарри, напугав его и оставив его пальцы странно онемевшими. Он сдержал проклятие, беспокоясь, что Малфой вмешается, если подумает, что Гарри пострадал. Гарри на мгновение отвлекся от странности этой идеи — беспокоясь, что Малфой поможет Гарри, а не причинит ему боль, — но нетерпеливо отбросил эту мысль в сторону. Потому что он что-то почувствовал. Магию Малфоя. Собственная магия Гарри столкнулась с магией Малфоя и приятно зашипела. Это было потрясающе приятно, как будто горячее полотенце успокаивало его затылок. Гарри погнался за ощущением, все глубже погружаясь в магию Малфоя. Она перемещалась по закручивающимся спиралям, удаляясь от Малфоя к Гарри. — Ты что-то даешь мне, что-то, что меняется, — пробормотал Гарри. — Трансфигурация? Малфой ахнул, и глаза Гарри распахнулись. Связь прервалась. Гарри больше вообще не мог ощущать магию. Малфой уставился на него широко раскрытыми от удивления глазами. — Поттер, — потребовал он, — как, во имя Салазара, ты… — Малфой замолчал с чем-то, что было почти смехом, и покачал головой. Гарри произнес Нокс, и когда он опустил палочку, он увидел, что его школьная мантия была преобразована в маггловский костюм с приталенным зеленым жилетом. Он был точно такого же цвета, как и его глаза.