Трагедия - это ещё не конец

      Если бы он прожил и тысячу лет, Сычжуй никогда бы не забыл звук меча, вонзающегося в живот Ханьгуан-цзюня. Металл, рвущийся сквозь плоть, плоть его отца, глухой удар рукояти, врезающейся в его кожу, потрясенный, удушающий вздох, вырвавшийся из его горла.       Затем последовали другие звуки, почти такие же душераздирающие, почти такие же ужасные - отчаянный крик Вэй Усяня, вопль Лань Сичэня, - но именно этот ужасный, судорожный вздох зазвенел в ушах Сычжуя, и кровь отхлынула от его лица, а сердце замерло в груди.       Сычжуй не слышал собственного крика, хотя чувствовал, как он рвётся из его горла, и чувствовал, как веревки вокруг него болезненно врезаются в плечи, когда он напрягся, ещё до того, как понял, что двигается. Он услышал, как Цзычжэнь зашипел от боли, почувствовал, как Цзинъи схватил его за руку, но Сычжую было всё равно - он, едва дыша, бросился вперёд.       - Ханьгуан-цзюнь! - воскликнул он, и глаза отца метнулись к нему, а брови нахмурились.       А затем Су Шэ отступил и выдернул меч.       Глаза Лань Ванцзи расширились, и боль в них была такой яркой. Сычжуй знал, что каждый мог это видеть, каждый мог видеть страх, отражающийся в глазах его отца.       Но затем веки Ханьгуан-цзюня дрогнули, его взгляд потерял фокус, и он откинулся на грудь Вэй Усяня.       - Лань Чжань! - Вэй Усянь всхлипнул, его голос был неистовым, дрожащим и надломленным. - Нет, нет. Лань Чжань, Лань Чжань, останься со мной, останься со мной, пожалуйста, пожалуйста!       Слёзы заливали глаза Сычжуя, он едва мог видеть, как Вэй Усянь изо всех сил пытается поддержать его отца связанными руками. Он мог разглядеть Лань Сичэня, расплывающегося в бледно-голубой тени, когда тот прижимал рукава к ране, рукава, которые расцвели красным, когда кровь Ханьгуан-цзюня впиталась в них. Но каким-то образом Сычжуй всё ещё мог видеть лицо отца почти ясно - оно было напряжено от боли, и хотя его веки трепетали, казалось, что они были скорее закрыты, чем открыты.       Ханьгуан-цзюнь открыл рот, и из него вытекла тонкая струйка крови.       - Отец! - Сычжуй не называл так своего отца много лет, не публично, но это было единственное слово, которое могло вырваться из его горла в эту минуту. И он рыдал снова и снова, не в силах остановить мольбу, сорвавшуюся с его губ. Рука Цзинъи крепко сжала его запястье, а он всё повторял: - Отец, отец, отец!       Глаза Ханьгуан-цзюня снова открылись, глядя на Сычжуя - или пытаясь. Они были остекленевшими, расфокусированными, и когда он заговорил, его голос звучал надтреснутым шёпотом, который Сычжуй едва мог уловить.       - А-Юань… - Взгляд Ванцзи метнулся к Вэй Усяню, и Сычжуй снова увидел, как смягчились глаза отца, как и всякий раз, когда они останавливались на демоническом заклинателе. Даже сейчас взгляд Ханьгуан-цзюня смягчился: - Вэй… Ин…       - Лань Чжань, - прошептал Усянь, и Сычжуй увидел, что тот дрожит. - Лань Чжань, пожалуйста, пожалуйста, держись, просто держись, пожалуйста, только не оставляй меня, пожалуйста. Пожалуйста, не оставляй меня!       Но лицо Ханьгуан-цзюня исказила болезненная гримаса, он напрягся и закрыл глаза.       - Лань Чжань!       Рядом с ним всхлипнул Лань Сичэнь, и Сычжуй вздрогнул, не понимая, как его дядя может издавать такой звук - мучительный, грубый и испуганный, что никак не мог исходить от великого Цзэу-цзюня, но он исходил.       - Ванцзи… Ванцзи, пожалуйста…       Рот Ханьгуан-цзюня снова приоткрылся, но из него не вырвалось ни слова, лишь ещё одна струйка крови потекла по его подбородку. Сычжуй захныкал. Прижавшись к боку друга, Цзинъи подавил всхлип, сильнее сжав его руку.       - Су Шэ, - прошептал Цзинь Гуанъяо, и его голос звенел от ужаса, который звучал почти искренне. - Что ты наделал?       - Он… он насвистывал. - Су Шэ запнулся, но когда Сычжуй посмотрел на него, губа мужчины по-прежнему была искривлена в тени ухмылки, и в груди юноши поднялась волна гнева. - Вэй Усянь! – выкрикнул Су Шэ. - Я целился в Вэй Усяня!       Вэй Усянь издал прерывистый вопль, слегка тряхнул головой и потянул Ханьгуан-цзюня за одежду.       - Лань Чжань, Лань Чжань, проснись, не надо, пожалуйста, Лань Чжань, пожалуйста, пожалуйста!       Но глаза Ханьгуан-цзюня были закрыты, и он не проявлял никаких признаков жизни, и даже несмотря на то, что одежда Лань Сичэня впитала большую часть крови, она всё ещё стекала на землю, прокрадываясь в сторону Сычжуя.       Цзинь Гуанъяо медленно покачал головой, делая шаг назад. Его глаза были широко раскрыты и светились тем же ужасом, что он вложил в свой голос, и метались между Лань Сичэнем и Ханьгуан-цзюнем.       Словно почувствовав его взгляд, Лань Сичэнь посмотрел вверх, его лицо было совершенно белым, как траурные одежды.       - Пожалуйста, - взмолился он хриплым, надтреснутым голосом. - Пожалуйста, А-Яо, если для тебя что-то значило быть побратимами, пожалуйста, пожалуйста! - Он протянул дрожащую руку, и Сычжуй не мог понять, он не знал, как…       Цзинь Гуанъяо заколебался, его глаза поблекли, словно он погрузился в свои мысли.       - Пожалуйста, - всхлипнул Лань Сичэнь, с явно выраженным страхом и горем на лице, и Сычжуй сгорал от вины за то, что не отвёл взгляда. – Пожалуйста. Что бы ты ни хотел, я… Пожалуйста… Ванцзи… Пожалуйста.       Что-то затвердело в челюсти Цзинь Гуанъяо, а его глаза расширились, как будто он что-то понял. Он тряхнул запястьем, и в его руке появилась маленькая бутылочка. Сердце Сычжуя ёкнуло. Лекарство - это должно было быть оно - а это означало, что его дядя думал, что есть шанс…       - Су Шэ, - сказал Цзинь Гуанъяо, и Лань Сичэнь вздрогнул. Су Шэ поспешил к своему хозяину, склонив голову, и Цзинь Гуанъяо что-то быстро прошептал ему. Затем он произнес два слова громче остальных. – Иди. Сейчас.       Су Шэ низко поклонился, пятясь из храма так быстро, что почти бежал, и пару мгновений Сычжуй смотрел, как тот уходит, с яростью, бурлящей, как кислота, в животе. Но гнев не был естественным для юноши. Даже когда ещё дюжина охранников ворвалась в храм, в тот момент, когда Су Шэ исчез, волна ужаса захлестнула и смела его ярость, и Сычжуй оглянулся на своего отца.       Как и Цзинь Гуанъяо. С лёгкой улыбкой он подошёл ближе к Ханьгуан-цзюню, но Вэй Усянь вскинул голову и оскалил зубы.       - Отвали! - выплюнул он, всё его тело сильно дрожало. - Клянусь, если ты его тронешь, я вырву тебе глотку зубами, я…       - Значит, тебе не нужна моя помощь? - тихо спросил Цзинь Гуанъяо, и его лицо скривилось, словно в тревоге, а кончики пальцев покрутили бутылочку. - Ты не хочешь, чтобы Ванцзи жил?       - Господин Вэй, - взмолился Лань Сичэнь, и Сычжуй затаил дыхание.       Резко выдохнув, Вэй Усянь вздрогнул и склонил голову, по его щекам текли слёзы. Цзинь Гуанъяо улыбнулся, присел рядом с Ханьгуан-цзюнем и загородил его от взгляда Сычжуя. Юноша напрягся. Он чувствовал жар слёз на своих щеках, и веревку, до сих пор стягивающую его предплечья, и руку Цзинъи, сжимающую его запястье так сильно, что это причиняло боль.       Наступила пауза, мучительно долгая пауза, которая могла длиться минуты или часы, а затем Лань Сичэнь тихо вскрикнул.       - А-Яо…       - Думаю, этого достаточно, - сказал Цзинь Гуанъяо, вставая на ноги, и Сычжуй вытянул шею, но смог разглядеть лишь ноги мужчины, и его желудок сжался.       - Открой моё ядро, - умолял Лань Сичэнь. - Я могу дать ему больше, ему нужно больше энергии…       - Чтобы выздороветь, да, - произнёс Цзинь Гуанъяо, медленно кивая. - Он жив. И пока он не умрёт. Не сегодня. Нет, если все в этом здании будут в точности делать то, что я говорю. - Он сделал паузу, и грустная улыбка тронула его губы. - Прости, средний брат. Исцелить его напрямую - это не тот риск, на который я готов пойти, даже если бы я был на это способен.       - Ты… - рявкнул глава Цзян, и Сычжуй испуганно подпрыгнул.       Он забыл, что Цзян Ваньинь и Не Хуайсан тоже были здесь, он забыл даже о Цзинь Лине. Цзинь Лине, за которым он, Цзинъи и Цзычжэнь последовали во всей этой неразберихе. Сычжуй забыл обо всех них.       Впрочем, охранники ни о ком не забыли. В тот момент, когда глава клана Цзян заговорил, один из них приставил меч к горлу Цзинь Лина. Это выглядело так неправильно - цзиньский стражник в традиционной одежде, держащий меч у шеи своего молодого господина, наследника его Ордена - и даже Сычжуй мог видеть страх, притаившийся за гневом в глазах лидера Цзян.       Сычжуй смутно слышал грохот колёс снаружи, звук шагов, а затем Су Шэ ворвался обратно в храм. Его лицо раскраснелось, но на губах змеилась лёгкая улыбка, когда он бросился к Цзинь Гуанъяо. Гнев Сычжуя вспыхнул с новой силой.       - Готово, глава, - сказал Су Шэ, кланяясь, и тот кивнул.       - Хорошо. - Цзинь Гуанъяо оглянулся через плечо на гроб с телом Не Минцзюэ, и его лицо исказилось горечью. Потом он повернулся и кивнул: - У нас мало времени. Ты знаешь что делать.       Су Шэ вновь поклонился и указал мечом сначала на главу Цзян и Цзинь Лина, потом на главу Не. - Встать! Сейчас! - Затем он прошёл через комнату к Сычжую и поднял свой меч.       - Что ты делаешь? - рявкнул Цзян Чэн, шагнув вперёд, но охранники преградили ему путь своими мечами, и Сычжуй не мог не съежиться, когда меч Су Шэ опустился между ним и Цзинъи. Клинок разорвал связывающие их веревки, и Су Шэ отступил назад.       - Вставайте! - приказал он.       Сычжуй почувствовал, как Цзинъи и Цзычжэнь пытаются подчиниться, и тоже поднялся, но в этот момент его взгляд упал на отца, и он, не задумываясь, подался к нему. С испуганным вздохом Цзинъи потянул его за руку, Цзычжэнь схватил за другую, но Сычжуй не желал останавливаться. Всё, что он мог видеть, это его отец, лежащий на земле, и…       - Су Шэ! - закричал глава Цзян, и Сычжуй посмотрел вниз.       Кончик меча Су Шэ был прижат к его груди. Небольшое пятно крови расцвело на его белой мантии, но эта кровь была не Сычжуя. Это была кровь его отца, она стекала с лезвия меча и впитывалась в одежду юноши, и тому показалось, что воздух в его легких превратился в снег.       - А теперь отойди назад, - угрожающе произнёс Су Шэ, и Цзычжэнь дёрнул Сычжуя на себя, а Цзинъи встал перед ним, всё ещё крепко сжимая его руку.       Цзинъи намеренно сделал шаг назад, вынуждая Сычжуя сделать то же самое. Су Шэ ухмыльнулся, и гнев Сычжуя вспыхнул так сильно, что он едва снова не шагнул вперёд, но друзья не позволили: Цзинъи стоял перед ним как неприступная крепость, а Цзычжэнь держал его руку железной хваткой.       - Иди и встань с остальными, - скомандовал Су Шэ, и Сычжуй позволил друзьям оттащить себя к Цзинь Лину, Цзян Ваньиню и Не Хуайсану - подальше от отца.       Когда они приблизились, Цзинь Лин сглотнул и наклонился вперёд, как будто собирался что-то сказать, но затем запнулся и вместо этого посмотрел в пол.       - Наружу. Все вы. Оставь свои мечи.       У Сычжуя перехватило дыхание, и он покачал головой:       - Ханьгуан-цзюнь…       Лань Сичэнь резко посмотрел на племянника, на кровь на его груди и сглотнул.       - Сычжуй, иди, - пробормотал он. - Пожалуйста…       Хватка Цзычжэня на его руке усилилась, Сычжуй сильно прикусил губу и последовал за Цзинъи к дверям.       Ночь сменялась рассветом, и серое ночное марево пронзали первый лучи восходящего солнца. Но пленникам было не до красот природы. Они хмуро смотрели на стоящую посреди двора крытую деревянную повозку. Ткань была грубой и потёртой и выглядела странно простой по сравнению с золотыми мантиями стражников Цзинь. Дверь повозки была открыта, а внутри - темно и пусто, но Сычжуй смог разглядеть заклинания, нарисованные на тёмной ткани почти того же оттенка, что и дерево колёс. Знаки слегка блестели, как будто краска была ещё влажной.       - Залезайте, - приказал Су Шэ, кивая на фургон.       - Ты… - прорычал глава Цзян, но Су Шэ поднял меч, и тот замолчал, стиснув зубы.       Цзян Чэн обнял Цзинь Лина за плечи и повёл его к повозке. Лидер Не вскарабкался за ними, не говоря ни слова. Его лицо было пепельным, а глаза остекленели, как будто его дух покинул тело, и когда Ваньинь схватил его за плечо и подтолкнул в переднюю часть фургона, Хуайсан даже не моргнул.       Цзинъи, Сычжуй и Цзычжэнь тоже забрались внутрь, и глава Цзян направил их в дальний угол вместе с Цзинь Лином. Это было непросто – не хватало места, чтобы стоять, не склонив головы, - фургон был чертовски мал для такого количества людей. Сычжуй оказался зажат между Цзинъи и Цзычжэнем, они были прижаты друг к другу так сильно, словно до сих пор были связаны, а Цзинь Лин стоял в углу, одним боком прижимаясь к Цзычжэню. Не Хуайсана ноги не держали, и он тяжело опустился на пол рядом с Цзинъи и низко опустил голову.       Согнув спину под низким потолком, Цзян Ваньинь слегка развернулся, прочно встав между подростками и Су Шэ, но Сычжуй всё ещё мог видеть из-за ног лидера Ордена. Он всё ещё мог видеть человека, который зарезал его отца.       Откинувшись назад, Су Шэ вытащил из кармана тряпку и принялся вытирать кровь с меча. Он делал это неторопливо, почти благоговейно, и на его лице расплылась ухмылка. У Сычжуя перехватило дыхание, а руки сжались в кулаки. Судя по шипению Цзинъи, его друг тоже увидел ухмылку.       - Что ж, - сказал Цзинъи, и, хотя его голос дрожал, в нём была нотка более злобная, чем Сычжуй когда-либо слышал раньше. - Я уже знал, что ты трус и предатель, но никто не сказал мне, что ты ещё и осёл!       Лицо Су Шэ потемнело, и он сделал шаг вперёд, но глава Цзян тотчас переместился, полностью закрывая Цзинъи от взгляда мужчины.       Цзинъи открыл рот, но Сычжуй сжал его руку, качая головой.       - Не надо, - прошептал он, но это вырвалось скорее как хныканье. - Цзинъи, пожалуйста!       Друг взглянул на него и неохотно кивнул. Сычжуй мог видеть, как его губы слегка задрожали, а на глаза навернулись слёзы - слёзы, которые Цзинъи отказывался выпускать.       - Глава Цзян, - едко произнёс Су Шэ, и Сычжуй уставился на ноги Цзян Ваньиня, с ужасом ожидая, что приспешник Гуанъяо пустит в ход меч.       Но в следующую минуту, его сердце заполошно дёрнулось и остановилось: к фургону подошли Вэй Усянь и Лань Сичэнь, и они несли его отца, оба заклинателя баюкали Ванцзи, словно опасаясь, что тот в любую секунду может исчезнуть. Их головы склонились, почти касаясь Ханьгуан-цзюня, и хотя Сычжуй видел грудь своего отца, он никак не мог понять, двигалась ли она или нет.       - Отец, - шёпот сорвался с губ прежде, чем юноша успел его оборвать.       Заклинатели даже не остановились у входа в фургон, а вместо этого забрались внутрь с удивительной грацией, учитывая, что они несли между собой Ханьгуан-цзюня. Глава Цзян прижался к стене, чтобы освободить место, и Сычжуй увидел Цзинь Гуанъяо, стоящего на ступенях приставной лесенки и смотрящего в основном на Лань Сичэня с чем-то похожим на жалость во взгляде.       - Пока все здесь ведут себя тихо и спокойно и не пытаются сбежать, мы все прибудем к месту назначения целыми и невредимыми, - сказал глава Цзинь, медленно блуждая взглядом по пленникам. - Я надеюсь, вы все помните, что если вы создадите проблемы или ослушаетесь, у меня не будет другого выбора, кроме как убить вас всех.       Дверь закрылась, отрезая большую часть света, и Сычжуй услышал, как засов задвинулся на место.       Медленно, осторожно Вэй Усянь опустился на пол, баюкая голову Ханьгуан-цзюня у себя на коленях, а Лань Сичэнь сел рядом с ним, прикипев к руке брата стеклянными глазами. Сдерживая всхлип, Сычжуй бросился под руку Цзян Ваньиня и упал рядом с отцом, схватив его за другую руку.       Она была холодной.       Сычжуй не смог сдержать всхлип, вырвавшийся из его горла, и прижал дрожащие пальцы к запястью отца. В первое мгновение он почувствовал только собственную дрожь, но затем слабо ощутил его - эхо пульса. Пульс был поверхностным, таким душераздирающе поверхностным, но он был, и рядом с ним чувствовался слабейший гул духовной энергии.       Меч прошёл сквозь живот его отца. Слабого гула духовной энергии никогда не могло быть достаточно для исцеления.       Закрыв глаза, Сычжуй сосредоточился, пытаясь влить свою собственную духовную энергию в отца, но чья-то рука сомкнулась вокруг его запястья, и он вздрогнул, резко взглянув на Цзян Ваньиня. Лицо мужчины, так часто искажённое гневом, отвращением или просто неодобрением, было вялым, почти пугающим. Он выглядел усталым, а его глаза были такими тяжёлыми от горя, что Сычжую пришлось бросить взгляд в угол, чтобы убедиться, что Цзинь Лин всё ещё там. А-Лин был на месте - дрожащий и беззвучно плачущий, но живой, бодрствующий и достаточно бдительный, чтобы наблюдать - и поэтому Сычжуй снова перевёл взгляд на Цзян Ваньиня.       - Это не сработает, - мягко сказал глава Ордена. - Твоё ядро по-прежнему заблокировано. Ничего не поделать. Не прямо сейчас.       Сычжуй почувствовал, как у него дрожат губы, и слегка покачал головой.       - Я… я… должно быть что-то, должно быть что-то!       - Сычжуй, - выдохнул Лань Сичэнь, в его голосе звучало горе и поражение.       Всхлипнув, Сычжуй закрыл глаза, поднёс руку отца к своей груди и крепко обнял её. Если Лань Сичэнь говорил ему остановиться, значит, глава Цзян был прав.       Его отец умирал, и он ничего не мог поделать.       С сильным толчком фургон дёрнулся, и он услышал, как Цзян Ваньинь, Цзычжэнь и Цзинъи быстро сели, чтобы не упасть на Ханьгуан-цзюня. Места было мало, и чьё-то колено больно впилось в бедро Сычжуя. Он предположил, что это был глава Цзян, стоявший наполовину между и наполовину позади Сычжуя и Вэй Усяня. Но он не мог заставить себя беспокоиться.       Сычжуй прижал к себе руку отца и накрыл её своей, пытаясь согреть её, пытаясь сделать вид, что помогает. Сделав это, он обхватил пальцами запястье Ханьгуан-цзюня, успокоившись только тогда, когда снова смог нащупать пульс своего отца.       Это было так… так поверхностно.       Он почувствовал слёзы под веками и слегка покачал головой, подтянув колени к груди и сосредоточившись на сердцебиении отца.       - Что… - прошептал Цзинъи. - Что же нам теперь делать?       - Ничего, - ответил Вэй Усянь, и Сычжуй крепче зажмурил глаза. - Мы ничего не будем делать.       - Но…       - Ничего, - повторил Лань Сичэнь.       На пленников навалилась тишина или почти тишина. Кто-то всхлипывал, тихо плача про себя. Возможно, Цзычжэнь или Цзинь Лин, а может быть, это был даже сам Сычжуй. Он не был уверен.       Через некоторое время он почувствовал, как глава Цзян переместился, и услышал его тихое бормотание.       - Не плачь, А-Лин… не плачь, сейчас. Маленький дурак. Ты утопишь нас всех…       - Дядя… - голос Цзинь Лина звучал так тихо. Сычжуй смутно помнил выражение лица Цзинь Лина, когда разорванная одежда Су Шэ показала последствия проклятия «Сотни дыр», ужас в глазах его друга, когда он понял, что его маленький дядя спровоцировал смерть его отца.       - Не плачь, - снова сказал Цзян Ваньинь. - Ты ранен?       Цзинь Лин заколебался, а когда снова заговорил, его голос звучал ещё тише.       - Они… они забрали мой меч…       Сычжуй сглотнул, когда глава Цзян зашипел. Он знал, чем был этот меч для Цзинь Лина. Они все знали.       - Клянусь, я переломаю ему все кости…       - Нет, - внезапно с отчаяньем сказал Вэй Усянь, и его голос надломился. - Цзян Чэн…       - Я не буду создавать проблем, - с горечью прорычал Ваньинь. - Но как только у меня появится шанс, я сломаю ему все кости.       - Нет никаких шансов… - прошептал Вэй Усянь. - Закончились. Он победил, Цзян Чэн. Он победил.       - А как насчёт Призрачного Генерала? - слабо предложил Цзычжэнь. - Он… он может спасти нас!       Сычжуй открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вэй Усянь покачал головой.       - Печать у них, - безнадёжно произнёс он. - И флейта. Вэнь Нин силён, они не смогут контролировать его вечно, но… но этого достаточно, чтобы… Я даже не знаю, где он. Он должен был быть снаружи. Он должен был помешать кому-либо войти.       Тишина вернулась.       Сычжуй глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. Он знал, что нужно сохранять спокойствие, может быть, даже медитировать, но он не мог. Всё, о чём юноша мог думать, был его отец. Маленькие мягкие улыбки, которые он обычно приберегал для Сычжуя. То, как он так внимательно слушал всё, что говорил Сычжуй, какой бы тривиальной ни была его мысль, как он никогда не заставлял Сычжуя говорить больше, чем тот хотел. То, как он, казалось, всегда мог рассказать о том, что чувствует Сычжуй, как он водил его посмотреть на кроликов, когда тот был расстроен или обеспокоен.       Он вспоминал, каково это было, когда отец обнимал его. Это всегда происходило наедине, и он всегда держал Сычжуя так близко, и не было ничего в мире, что заставило бы его чувствовать себя в большей безопасности.       Но сейчас…       Страх сильнее сжал его сердце и лёгкие, гигантским питоном обвил его грудь, и юноша покрепче сжал запястье отца. Он вспомнил, как отец учил его прощупывать пульс, когда вернулся с ночной охоты весь в крови и до полусмерти напугал семилетнего Сычжуя.       - Видишь? Ты можешь почувствовать это. Моё сердце. Мою энергию. Я живой. Пока я жив, ты в безопасности, А-Юань.       Теперь Сычжуй не был в безопасности, но это вряд ли имело значение.       Он попытался вспомнить, как хорошо тогда подействовали слова Ханьгуан-цзюня, в какой безопасности он чувствовал себя в объятиях отца. Он помнил, как его несли через Облачные Глубины, закапывали в куче кроликов, закапывали в грязь, как редис…       Но нет.       Это были не Облачные Глубины и не его отец.       Это была часть странного лоскутного одеяла воспоминаний, которые возвращались к нему по кусочкам с тех пор, как звуки тайной колыбельной Ханьгуан-цзюня, необъяснимо исполняемой на флейте, были вырваны из грядки с редисом молодой женщиной, чьё лицо он не мог до конца вспомнить. Цепляясь за ногу человека, который всегда улыбался, он жевал кончик чёрной бамбуковой флейты. Обрывки изображений бумажных бабочек и тарелок супа из рёбрышек с лотосом - дядя с чёрными венами на шее, другой дядя, намного старше, со звонким смехом, от которого пахло фруктовым вином. Бабушка, которая щипала его за щёки.       Дом в Могильных Курганах.       Когда они с друзьями были схвачены и содержались в Пещере Усмирения Демона, чувство дежавю чуть не свело Сычжуя с ума. Он не мог вспомнить это место, но оно казалось таким до боли знакомым, и оно вызывало воспоминания о лице, которое было так похоже на лицо Вэй Усяня. Лицо, которое принадлежало человеку, что не был его отцом, но вёл себя как отец, человеку, которого он любил как отца.       Человек, которого он знал как «Сянь-гэгэ».       Сычжуй замер, приоткрыв глаза, чтобы убедиться, что никто больше не слышал шёпота, которого он никогда не собирался издавать. Но Вэй Усянь уставился на него, отшатнувшись с таким уязвлённым и подозрительным взглядом, что юноше захотелось убежать.       - Что ты только что сказал?       - Ничего такого! - быстро ответил Сычжуй, опустив взгляд, но прежде чем Вэй Усянь успел обвинить его во лжи, Лань Сичэнь тихо заговорил.       - А-Юань, - произнёс он, по-прежнему глядя на своего брата. - Ты… К тебе вернулись воспоминания?       Краем глаза Сычжуй мог видеть, как глава Цзян хмурится, а его друзья ёрзают в углу, но перед ним всё ещё сидел Вэй Усянь, замешательство и страх кричали сквозь слёзы в его глазах, и Сычжуй сглотнул.       - Я… я не… есть… я, я не знаю, что реально, Цзэу-цзюнь, я…       - Что ты помнишь?       Сычжуй крепче сжал руку отца, но выражение лица Вэй Усяня заглушило его голос. Если он ошибался, если это было какое-то выдуманное воспоминание…       - А-Юань.       - Я, я помню, меня похоронили, - прошептал он, склонив голову. - На… грядке с редисом… Он, он сказал, что при достаточном количестве света и воды он сможет вырастить для меня братьев и сестер… и, а я… Я помню человека, который думал, что умеет готовить, а на самом деле не умел, и… и…       - А-Юань? - прошептал Вэй Усянь, и каким-то образом его голос стал ещё более надломленным, чем раньше. - Ты… ты не можешь быть А-Юанем… А-Юань мёртв!       - Нет, - сказал Лань Сичэнь, и его рука дрожала, когда он осторожно провёл ладонью по волосам Ханьгуан-цзюня. - Ванцзи нашёл его. После того, как ты упал.       Вэй Усянь покачал головой, недоверчиво глядя на Лань Сичэня. В горле Сычжуя встал ком. Когда он начал собирать всё воедино, когда он начал догадываться - это было далеко не так, как он себе представлял воссоединение.       - Нашёл его? - Вэй Усянь прохрипел. - Где?       - В Могильных Курганах.       - В Курганах?       - Да. - Лань Сичэнь закрыл глаза. - Он прятался. У него была лихорадка. Он был один в течение трёх дней. К тому времени, как Ванцзи принёс его в Облачные Глубины, он едва мог вспомнить собственное имя. Мы подумали, что безопаснее не напоминать ему о его прошлом, учитывая... Что ж. Это было безопаснее. И… добрее. Ванцзи собирался рассказать ему всё, когда ему исполнится двадцать, но когда ты вернулся… Мы задавались вопросом, вернутся ли и воспоминания тоже. Теперь…       Пока Лань Сичэнь говорил, лицо Вэй Усяня становилось всё бледнее и бледнее, его тело дрожало, а глаза расширились от ужаса.       - Я… я не знал, - пробормотал он, дико качая головой, не сводя глаз с Сычжуя. - Я не… не знал, я… Я думал, я думал, что все ушли, я… я не знал, что тебя… я не… Я тебя бросил? Я оставил тебя там, в том месте, я… Я оставил тебя одного?       Сычжуй сглотнул, отводя взгляд. Было слишком больно смотреть на агонию на лице Вэй Усяня.       - Если ты не знал, что я был там, как ты мог знать, что оставил меня?       Вэй Усянь издал всхлип, настолько резкий, что его было больно слышать.       - А-Юань… А-Юань, мне так жаль, мне так жаль!       Сычжуй попытался подавить всхлип, но ему это не удалось, и он вырвался на свободу, когда юноша покачал головой, оглядываясь на Вэй Усяня.       - Пожалуйста, пожалуйста, не сожалей. Ты не знал - ты не мог знать.       - А-Юань, - прошептал Вэй Усянь, двигаясь, словно пытаясь дотянуться до Сычжуя, но его руки до сих пор были связаны.       Глава Цзян фыркнул.       - Идиот, - пробормотал он, хватая Вэй Усяня за запястья и распутывая узлы.       - Э-э… - Цзинъи заколебался на долю секунды дольше, чем обычно. - Что… что именно происходит?       Сглотнув, Сычжуй потёр щёку плечом, пытаясь вытереть слезы, но не мог говорить. Теперь он дрожал почти так же сильно, как Вэй Усянь.       - Я… - попытался он, но это больше походило на рыдание. - Я…       Лань Сичэнь с тихим печальным вздохом пришёл ему на помощь:       - Когда родился Сычжуй, его звали Вэнь Юань.       Цзинь Лин резко зашипел:       - Ты был Вэнем? Вэнем из Могильных курганов?       Сычжуй вздрогнул, а Цзинъи выпалил:       - Ну и что? Если после всего у тебя будет истерика из-за того, что Сычжуй не родился Ланем, клянусь тебе, Цзинь Лин…       - Это не то, что я имел ввиду! - запротестовал Цзинь Лин, и голос его звучал настолько обиженно, что Сычжуй ему поверил.       Но Цзинъи, видимо, нет:       - Тогда что ты имел в виду?       - Ну… - Цзинь Лин замолчал, и через мгновение он снова заговорил. - Они… они сказали, что Вэни, которые жили в Курганах, пришли из лагерей для военнопленных, что они заклинатели, армия…       Вэй Усянь издал глухой смех, звук полубезумный и сломленный, от которого по спине Сычжуя пробежали мурашки.       - Они действительно прибыли из лагерей для военнопленных. Включая А-Юаня. Ему только-только исполнилось два года, когда я вытащил его. Остальные – другие…       Следующим заговорил глава Цзян, и, к удивлению Сычжуя, в его голосе прозвучала нотка стыда.       - Они не были армией. Немногие из них были заклинателями. Большинство были просто пожилыми людьми.       - Это… это… - Цзинь Лин замолчал, и, хотя вокруг главы Цзян было сложно что-либо разглядеть, Сычжуй подумал, что тот подтянул колени к груди.       - Ужасно, - проговорил Цзычжэнь глухим голосом. - Это ужасно. Кто мог сделать что-то подобное?       Цзинъи фыркнул, и в этом звуке не было ни капли юмора.       - Человек, который взял всех нас в заложники, во-первых. Его мерзавец отец, во-вторых. Без обид, Цзинь Лин.       Глава Цзян посмотрел на них через плечо. Сычжуй не мог видеть его лица, но мог представить его выражение, когда остальные замолчали. Ваньинь пошевелился, приблизившись к Цзинь Лину, и Сычжуй увидел, что веревки на запястьях Вэй Ина исчезли.       - А-Юань, - со слезами на глазах прошептал Усянь, протягивая руку, но затем заколебался, и его рука задрожала. - А-Юань…       Что-то внутри Сычжуя сломалось, и он рухнул на Вэй Усяня. В мгновение ока тёплые родные руки обвились вокруг него, стискивая в объятьях, и новый всхлип вырвался из груди Сычжуя. Левой рукой он крепко сжимал руку отца, а правой, рыдая, цеплялся за Вэй Усяня. Он ощутил, как руки вокруг него напряглись, и Сычжуй каким-то образом почувствовал себя в ещё большей безопасности.       Но и страха он чувствовал не меньше. Только не с такой холодной рукой отца. Ханьгуан-цзюнь стал его отцом только после смерти Вэй Ина - неужели мир действительно был настолько жесток, чтобы вернуть Усяня лишь для того, чтобы оторвать Ханьгуан-цзюня? Чтобы быть с одним отцом, Сычжуй должен был непременно потерять другого?       Он не замечал, что его рыдания становились всё более исступленными и отчаянными, пока он не перестал дышать от слёз, и его вздохи не превратились в удушье. Со всхлипом Вэй Усянь прижал его к себе, погладил по волосам.       - Дыши, А-Юань, - умолял он, крепче обнимая его, но собственная грудь Вэй Усяня вздымалась и опускалась так же неистово и отчаянно, как и грудь Сычжуя, его слова тоже душили. - Пожалуйста, пожалуйста, дыши. Я… я не могу… Ты должен дышать, А-Юань, ты должен… - Но слова Вэй Усяня потонули в отчаянных, мучительных рыданиях, вздохах, таких же диких, как у Сычжуя, и у Сычжуя закружилась голова, когда он задыхался и хватал ртом воздух.       - Вэй Усянь, - настойчиво сказал Лань Сичэнь. - Ослабь хватку, Сычжуй не может дышать…       Но когда руки Вэй Усяня ослабли, Сычжуй почувствовал, что падает, и ужас пронзил его настолько яростно, что он подумал, что больше никогда не сможет дышать, а под ним Вэй Усянь задыхался…       - А-Сянь!       Вэй Усянь замер, сжимая Сычжуя в своих руках, и юноша почувствовал, что слегка качается, когда Цзян Ваньинь встряхнул своего брата за плечи.       - Дыши, - приказал глава Ордена. И хотя Сычжуй не мог ничего видеть, уткнувшись лицом в грудь Вэй Ина, он почувствовал, как Цзян Чэн отдёргивает руку брата от него. - Вэй Усянь, сейчас же дыши. - Вэй Усянь поперхнулся, и Ваньинь снова встряхнул его. - Нет, дыши правильно. Дыши со мной, или я сломаю тебе ноги. Давай же!       Сычжуй услышал, как глава Ордена преувеличенно сильно выдохнул, и Вэй Ин повторил. Цзян Ваньинь глубоко вдохнул, и Усянь скопировал. Его грудь медленно поднималась, медленно опускалась, и Сычжуй подпрыгнул, когда почувствовал руку на пояснице.       - Ты тоже, Лань Сычжуй, - сказал глава Цзян, и хотя его тон был немного мягче, но не менее твердым. - Выдох - потом вдох.       Ведомый новым усиленным ритмом груди Вэй Усяня, Сычжуй повиновался. Это было трудно - дыхание то и дело срывалось, чтобы застрять в горле, и он понятия не имел, почему его всё ещё так сильно трясет, хотя он был совершенно измотан.       - Идиот, - через некоторое время пробормотал Цзян Ваньинь, снова тряся Вэй Усяня за плечо, и каким-то образом оскорбление звучало как нежность.       Вэй Усянь вздрогнул.       - Сычжуй, я… я слишком крепко держусь?       Не доверяя себе, чтобы говорить, Сычжуй покачал головой и почувствовал, как Вэй Усянь немного расслабился. Скрывая лицо, юноша перехватил руку отца, снова ища его запястье.       Его пульс всё ещё был там.       Просто был.