*День пятнадцатый*
Нет ничего громче,
чем моё молчание
о любви к тебе…
* * *
Луч солнца, еле прорезающийся сквозь густую пелену тёмных облаков и грозовых туч, затянувших все небо, старался показаться изо всех сил. Но дождя не было. Лишь легкая прохлада майского дня, когда в лицо бьет не сухой ветер, смешанный с пылью, а приятный поток воздуха, придающий бодрость и охладевший, непреклонный к эмоциям рассудок. Ледяной к окружающему вниманию, словно айсберг в безбрежном океане. Полное безразличие к приветственными маханиям, удостаивающимся лишь монотонными кивками. Попытки завести диалог никогда не увенчивались успехом отважившихся заговорить-все они откладывались старшим в долгий игнор. Ничего нового, все как обычно. Серое лицо, полное негодования, которое может развеять лишь один человек. Самый значимый на данный момент, именно из-за него хотелось сэкономить пустой выброс доброжелательности на других и одарить одного лишь его теплом и заботой с ног до головы. Сам же Ликс походил на нескончаемый накопитель любви и ласки, коей то и дело окутывал старшего. И только лишь ему хотелось кричать во все горло-до хрипа, до севшего голоса, до разрыва голосовых связок о своей огромной любви. Кто б смелости набрался, перестав тешить себя тем, что нужно подождать. Мало ли что изменится за грядущие пятнадцать дней. Хотя кто ему помешает? Сам назначил срок-сам и сократит. Увы, это шло вразрез с принципами.* * *
Звонок прозвенел пятнадцать минут назад, а ноги семимильными шагами подбирались все ближе к аудитории. Не было ни сил, ни малейшего желания сидеть на парах, бодрило лишь ожидание встречи с Ликсом, которого он не видел вот уже два дня. Эти, на первый взгляд скоротечные дни, проведённые в гордом одиночестве, наедине с глухими стенами собственного дома, казались целой вечностью. Еле передвигая конечностями, он дернул за ручку, дверь в аудиторию отворилась, так же медленно и лениво. Уши резал протяжный, звенящий скрип несмазанных дверных петель, поющих серенады. Наступила резкая тишина, немного давящая на слух. Глаза забегали в поисках той самой пепельной макушки, приветливо машущей и улыбающейся во весь рот, только завидев парня на горизонте. Однако сегодня, вместо привычного взгляда: доброго и до щемящего тепла на душе нежного, его встретило отрешенное лицо, полное растерянности. В него уперлись глаза, в которых четко читалось непонимание. Он никогда не умел скрывать свои эмоции, старший же справлялся с этой задачей 'на ура'. Если что-то и беспокоило-суметь утаить это от окружающих значило, что перед вами не Феликс, а его двойник. До невозможного расстроенный взгляд и ноги, несущегося к нему человека, готового сделать все, лишь бы привнести хоть каплю радости в его существование. Не совсем умело маневрируя среди рядов столов и возмущающихся студентов, он настиг свою цель. Совершенно не смущаясь в открытую глазеющих людей, он плюхнулся рядом, сковывая в собственных объятиях. Ведь в данный момент совершенно неважно, что так растроило младшего, главное-помочь справиться. Массивная ладонь опустилась в копну светлых волос, нежно перебирая и успокаивающе поглаживая. Горячие губы абсолютно бесстыдно исследовали любимое веснушчатое лицо на виду у всех, обжигая своим дыханием. — Молодые люди, мы вам случайно не мешаем? — резкий стальной голос лектора разразился по всей аудитории, отражаясь в голых стенах раскатами грома. Серьезный взгляд сквозь очки, красноречиво повествовал о готовности выгнать парочку с лекции восвояси. Если это не нужно им-то ему и подавно. Пусть утешаются сколько влезет, только где-нибудь в другом месте. — Разве что, можно чуточку потише, профессор Кан. Я пытаюсь морально настроиться на нашу грядущую жаркую совместно проведённую ночь… — Вышли вон отсюда! Оба! На моих лекциях можете больше не появляться. — маленькие глазёнки на лице, почти полностью заплывшем жиром, угрожающе сверкнули, окидывая парней злобным взглядом—Ваши родители, видимо совсем не научили вас уважительному общению со старшими, мистер Хван. И своего мальчика на подсосе заберите, в универе несколькими этажами ниже есть отличная подсобка со всеми удобствами. Заниматься пропагандой педорастии на моих лекциях-значит рисковать быть отчисленными в скором времени. Знали бы вы, как сильно я ненавижу таких, как вы! А теперь живо вон! — Вы закончили? Тогда, мы с удовольствием избавимся от вашего убогого, потрёпанного жизнью вида перед своими глазами. Всего доброго, мистер Кан. Даже не знаю, что я ненавижу больше-ваш предмет или Вас… Белоснежное запястье с силой обхватили оковой собственных пальцев, не позволяя ни единого лишнего движения. Одной рукой сопровождая младшего, другой сгребая со стола разложенные тетрадки, он спешно вышел из душного помещения. Оно, казалось, уже провонялось вечно грязным мужичком в застиранной рубашке непонятного болотного цвета, именуемым профессором Каном. Постоянно потеющий так, что с лица стекали ручьи влаги, вымачивая волосы и одежду. И как этот старый придурок смеет оскорблять их чудесный секс? Да ему и не снилось то, что они вытворяют под завесой ночи. У самого-то когда последний раз был? Лет десять назад…? Кто вообще захочет спать с потным, вонючим, наверняка волосатым где только можно и нельзя, гомофобным ублюдком, каких ещё поискать надо… Сами того не осознавая, они неспешно переплетали ноги, шагая вниз по лестницам, минуя пролеты и площадки. Без особого энтузиазма вырваться на свободу, запястье покорно лежало в ладони старшего. Обычно взбалмошный, игривый, непослушный Феликс никак не допустил бы лишения собственной свободы, пусть и методами, используемыми старшим. Никогда он ведь не был таким молчаливым. Перед глазами плыло, лицо пылало живым интересом и, если бы Хван, наконец, не решился узнать причину столь странного поведения, это, вероятно, так и осталось бы тайной. Запястье резко сжимается с ощутимой силой, заставляя веснушчатого вскрикнуть и взглянуть в темные глаза, горящие негодованием от недосказанности, повисшей между ними. — Пусти, мне больно. — Ликси, что у тебя случилось? Ты весь день сам не свой… Скажи мне, может я смогу помочь. — Я гребанный ублюдок, конченный мудак… Скоро ты и сам все узнаешь. Прости меня, Джинни, я правда не хотел. — О чем ты, малыш…? Резкая вибрация телефона старшего вывела из раздумий, заставив сердце совершить пару кульбит и уползти вниз, к самым пяткам. Ком, стоящий в горле, более не имело смысла сдерживать. На экране мобильного выплыл чат с неизвестным контактом…видео… Феликс понял все. Мир замер перед глазами, слёзы градом катились, оставляя за собой мокрые дорожки соленой влаги и исчезая за пределами лица. Сил больше не было. Видя озадаченное лицо старшего, рассматривающего картинку на обложке почти загрузившейся видеозаписи, хотелось биться головой об стену, лишь бы не было так паршиво на душе. Сам ведь виноват…* * *
Первая пара, на которой Хван не удосужился присутствовать, шла как обычно. Ничем не примечательное утро четверга до тех пор, пока в аудиторию не влетел первокурсник со словами, что ему срочно нужен некий Феликс Ли. Веснушчатый ошарашенно оглянулся по сторонам, высматривая того, кому он так внезапно понадобился. Не заприметив никого подходящего, он поспешно подскочил со своего места, собрал свои немногочисленные листы с конспектами и вмиг вылетел за парнем, дабы тот не сбежал. Разглядеть лицо потревожившего его покой так и не удалось. Все-таки сбежал… На входе в аудиторию лишь валялась ничем непримечательная записка, свернутая в несколько раз. Рука медленно потянулась вниз, сгорая от любопытства и нехорошего причувствия, ловко колдуя пальцами над многочисленными сгибами листа. " Дорогой, Ликси, я пишу тебе это в надежде, что ты все ещё помнишь меня, свою прошлую любовь. Я скучаю. Знал бы ты, как мне тебя не хватает. Только лишь потерявши человека, понимаешь сколько он значил для тебя. Ты научил меня любить, был со мной, когда я тонул в себе, по-настоящему дорожил мной. Я прекрасно знаю, что сейчас у тебя есть возлюбленный. Но я не могу без тебя, солнышко. Больше всего мне жаль что я не стал бороться за нас, в то время как ты никогда не сдавался. Ты делал все возможное и, казалось бы, не очень… И только лишь сейчас, спустя два года я понял как сильно сожалею, как сильно я люблю тебя. Прошу, дай мне возможность хоть увидеться с тобой. Приходи к спортзалу на втором этаже прямо сейчас. Буду ждать тебя, мой маленький. Твой, Джун Со…» Глаза бегали в непонимании, ошарашенное лицо оглядывалось по сторонам, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, что приведёт его к ответам. Да, он помнил. Он помнил все… Помнил, сколько дерьма этот укурыш вылил на его голову. Его намерения явно не так чисты. Как вообще человек в здравом уме может после того, как перетрахал пол универа, будучи в отношениях, просто взять и назначить встречу со словами о том, как сильно скучает. Или без человека, любящего всем сердцем, не так весело? Некого унизить, втоптать в грязь, окунуть с головой в помои, некому разбить сердце… Перебирая ногами шаг за шагом, сам не зная с какой целью, он приближался к спортзалу. На лекцию он бы точно не вернулся, а вот навестить давнего знакомого казалось весьма увлекательным способом времяпровождения. Хотелось разгадать его мотивы, высказать все, что на ум приходит лишь при мысли о нем. Он точно знал где его искать. Та самая подсобка со спортивным инвентарем… Будучи первокурсниками, не такие уж и далекие два года назад, они выбрали ее собственным местом для укрощения похоти и бушевавших в то время подростковых гормонов. До тех самых пор, пока наружу не вылезло все то, о чем так отчаянно хотелось забыть, вытряхнуть из своей головы, бесповоротно сжечь все воспоминания об этом человеке. — Вот мы и встретились снова, малыш Ликси, вижу ты все же прочёл мое обращение. Что скажешь, ты скучал по мне, сладенький? Высокий юноша встретил его прямо на входе в подсобку, силой затаскивая внутрь. С их последнего прихода сюда мало что изменилось. Разве что свет потускнел, навалили ещё больше хлама и половицы заскрипели более устрашающе. Глаза в глаза и дикое отвращение к человеку, стоящему напротив, желание плюнуть в его самовлюбленную рожу и вытереть об него ноги, как тот когда-то поступал с младшим. — Джун, зачем притащил меня сюда, чего тебе? — Тебя. Мне нужен только ты, малыш. У меня есть план того, как отбить у твоего обожаемого Хвана желание желать то, что принадлежало и принадлежит мне. То есть, как бы это понятнее выразить… Вам никогда не быть вместе и ты мне поможешь в этом. — Ничего себе, как мы заговорили. И с чего бы мне помогать тебе своими же руками рушить собственное счастье? Парень в мгновение ока оказался прижатым к стене юношей, выглядящим словно демон во плоти. Он уже, оказывается, успел позабыть какого это. Угольно-чёрные пряди волос, спадающие на лоб, закрывали собой половину лица. Но младший слишком хорошо помнил некогда любимые черты, ставшие столь омерзительными для него в один лишь момент. Резкой остроты овал лица, впалые скулы, стальное колечко в губе, когда-то столь раздражавшее своим звяканьем во время поцелуев, штанга в брови. Чернильно-чёрные тату, оплетали большую поверхность стройного, подтянутого тела. Парень весьма запоминающейся внешности, на него невозможно было не заглядываться. Весь универ 'стоял на ушах', когда эти двое перестали скрывать отношения в стенах спортивной подсобки. Такой контраст цветов: малыш-белоснежка и его порочный, пышущий духом похоти партнёр. Он гарантированно опорочил и своего ангелочка, так отчаянно отдающегося настойчивым ласкам. Как инь и янь. Как Ева и Змей. Аж тошно вспоминать. Тёмная макушка надвисла сверху, ограничивая доступ взгляда к чему-то, кроме чернильных глаз напротив. Липкий, грязный шёпот в самое ухо-такой знакомый, до боли в груди. Противный до глубины души человек, которого только удалось искоренить из памяти, как он снова врывается, никому более не нужный. Насильно оттянутый за загривок младший, недовольно зашипел. Губы, которые нельзя было назвать чужими, не оставили шанса выкарабкаться из дерьма, в котором он снова погрязал 'по уши'. Какого черта он творит? «Этот козлина только возник, а ты и рад довольствоваться, Феликс Ли, мать твою, соберись» Такое неправильное и давно забытое легкое, но настойчивое прикосновение горячих уст к собственным, ощущалось особенно остро. В прошлом излюбленное металлическое кольцо, снова раздражало, навевая ностальгию и желание отгрызть его к хренам собачьим. Ничего ведь не изменится. Это все из-за него, чертов Джун, чертов змей-искуситель… — Ну чего ты, Ликс, забыл как хорошо нам было вместе? Возвращайся ко мне. По-хорошему. — А если нет, что? — прохрипел осипший и без того низкий голос, теряясь в крепкой груди, навалившейся сверху — что же ты сделаешь, Джуни-хен? — Феликс наивно залупал глазёнками, изображая поддельное удивление. — Ну в таком случае, малыш, я не только покажу Хвану видео с нашим поцелуем, чтобы вы наконец порвали— указательный палец указал по намеченной траектории в угол комнаты, где мигала красная кнопка записи —но и разошлю всем то, чем вы занимались на лекции под столом. Там тоже все очень отчетливо видно. Ох Феликс, только вспоминаю твой узкий жаркий ротик-готов кончить от одной лишь мысли… Раз уж мы придались воспоминаниям, не хочешь попробовать те же приёмчики на мне? Твои навыки заметно улучшились с наших времён. Знал бы ты, сколько раз я пересматривал эту запись, представляя себя на месте того долговязого. Может всё-таки порадуешь хена? — Да ты больной извращённый ублюдок, не подходи. Я буду кричать! Дай пройти, мудила. — Сильные руки сжали запястья, вздымая их вверх над пепельной макушкой. Резкие и грубые движения до такой степени, что Феликс готов поклясться-он услышал треск собственных ломающихся костей или рвущейся по швам, саднящей души. Запыханное, красное то ли от жары, то ли от ненависти, лицо младшего и полная наслаждения от своих действий рожа Джуна, где растянулась гадкая ухмылка, смотрела на него свысока, все так же не давая возможности сбежать. — Так ты отказываешься быть со мной? Значит, ты не достанешься никому… если не мне, будешь один-это я тебе гарантирую. А если и не один-то точно не с Хваном. И вряд ли хоть один из вас останется в городе после обнародования одной интересной записи. А ведь есть много способов приподнести это публике. Можно все повернуть и в твою пользу, сладкий. Я могу, например, написать, что он тебя заставил, а ты был жертвой. Тогда тебя будут жалеть, а его возненавидят. Может, так будет даже интереснее, ммм… как думаешь, солнце?* * *
Запах крепкого алкоголя, разливающегося теплом на душе; жар в горле; спертый густым табачным дымом, воздух в лёгких. И снова… Снова в полнейшем одиночестве старший пытается забыться в терпком спиртном. В этот раз забыть нужно человека, коих не забывают. Забыть того, кто научил его любить жизнь, кто стал его небесным светилом, осветившим его тусклую повседневность. Того, кто лгал ему прямо в лицо, вытворяя всякое 'за спиной'; того, к кому доверие бесповоротно и навсегда утеряно. Он верил, слепо и искренне, подобно ребёнку, нуждающемуся в тепле любви и заботе. Снова доверился не тому… выбрал неправильного человека… проебался… Медленные, размеренные шаги, приближающиеся к кожаному диванчику в самом неприметном месте, спрятанном тенью от посторонних глаз. Парень лет двадцати, невысокого роста, на вид необычной внешности: волосы цвета дикой вишни, маленький нос, пирсинг под губой и до невозможного лисьи глаза. Такие глубокие и манящие своей уникальностью. Не понятно только одно: действительно ли парень выглядел так удивительно или же это дело рук приукрасившего все бренди. — Чего тебе, лис? — Увидел одинокого, грустного красавчика-решил подойти. Не против познакомиться? Я Ян Чонин. — протянутая рука для пожатия была принята и сжата в ответ. — Хван Хенджин. Поникший взгляд, лицо спрятано в ладонях, голова опущена. Спустя еще несколько стаканов крепкого, тело повело легкой судорогой, перед глазами потемнело, и он, наконец, решился заговорить. Слёзы выступили в уголках, норовя выскользнуть, обнажая все помои на душе. — У тебя было такое? Когда тебе кто-то нужен-ты никому нахрен не сдался. Это, в принципе, мое нормальное состояние, но сегодня это ощущение поглотило меня. Я иду на пары, а вот мой недопарень в это время развлекается в подсобке со своим бывшим. Так паршиво мне ещё никогда не было. Не стоило так сильно привязываться к нему. Я ведь знал, что это ненадолго-лишь мимолётное развлечение. Кто вообще захочет связываться с таким, как я? Мной можно просто увлечься, поиграть и также быстро бросить. А я верил… верил этому падонку. — Стоит ли мне тебя утешить? — лис довольно ухмыльнулся, обнажив белоснежные клычки. Придвигаясь немного ближе, он без зазрения совести положил свою ладонь на бедро старшего, поглаживая. — Не думаю, что это хорошая идея. Буду жалеть обо всем наутро. — немедля он скинул руку младшего, оттряхивая ткань брюк. — Ну как знаешь… если передумаешь-я с радостью помогу расслабиться своему красавчику-хену.* * *
— Ну же, пошли танцевать, лисёнок. Алкоголь туманил разум, не давая возможности нормально передвигаться. Лишь два человека, знакомые жалких сорок минут, забываются в компании друг друга, выплясывая всякое в самом центре танцпола и размышляя, почему же они не встретились раньше. Хоть в глазах и рябело, невозможно было не заметить одиноко вошедшую в здание, любимую белоснежную макушку веснушчатого парня. Феликс, черт возьми, он-то что тут делает? Заметив боковым зрением долгий взгляд на себе, а затем быстрые шаги в собственную сторону, он повернулся к Чонину, нежно взяв за подбородок, проведя пальцем по скуле, он облизнулся. Переместив свою ладонь, легко касаясь шеи, в копну вишневых волос, он приблизился к самым губам и грязно зашептал: — Ну что, лис, переспим? Вместо ответа, парень притянул старшего к себе, обвиваясь руками вокруг шеи, мокро впиваясь в его уста грубым поцелуем. Вот она-сладкая месть…