*День двадцать семь*
Я обожаю тебя даже если
у меня нет настроения;
даже если на дворе зима;
даже если за окнами
разные города.
Телефон, запихнутый в глубины матраса трещал по швам, готовясь взорваться. Ненавистные звонки, нарушающие покой, раздавались отовсюду, сопровождаясь недовольным и раздосадованным кряхтением сонного Феликса, укутавшегося в слои одеяла с головой. Подушка вспотела от чересчур красочных снов, что не давали покоя вот уже третий день. Три мучительных дня и три ненавистные ночи. Наволочка, некогда белоснежная приняла розоватый оттенок, волосы спутались, не оставляя и следа былой шелковистости и гладкости, а тем более укладки. Кожа поблескивала на солнце весеннего дня, разливавшегося яркими лучами на бледной коже, усыпанной крапинками. Пухлые губы приоткрыты, позволяя слюне высвободиться наружу тонкой струйкой по подбородку. Мило. Хенджин бы точно оценил. Время перевалило за три часа дня. Сопение, временами переходящее на полноценный храп, стало немного тише, из-за чего взволнованный Джисон изредка заглядывал в комнату, чтобы проверить стабильность его пульса. Случись с ним что, значит ты — следующий. Эту прописную истину Джисон очень хорошо запомнил со случая в столовой универа, когда Феликс в первые дни знакомства вместе с ним сел за столик пообедать в отсутствие Джина, а первокурсник-олицетворение нелепости, вылил на него стакан горячего чая. Обвиненным Хеном остался Джи, который «не уследил за его малышом». Да кто вообще следить за ним должен, я в няньки не нанимался! Участь человека, что старше на день, тяготила бытие Сони, наваливаясь неоспоримыми обязанностями и постоянными упреками. Обиде не было предела и после этого их итак редкие встречи практически свелись к нулю. До недавнего времени. Джисон носился по кухне, тарахтя ложками, кастрюлями, чашками, тем самым напрягая и так нервную обстановку некогда уютной квартирки Феликса. Лётая туда — сюда, он сносил все, что ни попадётся на его пути, в поисках банки кофе, который Ликс на дух не переносил. Взъерошенные волосы, напоминающие солому, свисали непонятными клочьями, а тыльная сторона ладони так и тянулась к векам, дабы силком разлепить закрывающиеся глаза. Мобильнику было плохо, то-ли от звонков, то-ли от тысячи сообщений с угрозами. — Хенджин, иди нахер. — напевая незамысловатую мелодию себе под нос, с улыбкой, не свойственной для человека, не спавшего всю ночь. Бесячий телефон он без особых раздумий засунул в морозилку, продолжая удивляться собственной находчивости, в то время, как любой сторонний наблюдатель непременно сочтёт его полным психом. — Ой, таинственный длинноногий незнакомец, ты что уже проснулся? Как спалось? — Джисон показательно улыбнулся и кивнул в сторону комнаты, откуда только что на ватных ногах, похрамывая, приплелся Сынмин с лицом, будто его всю ночь напролёт пускали по кругу. Комнатой этой был коридор, где заботливый старший услужливо оставил подушку и одеяло. Да и выбора особо не было — Мин живет на другом конце города. — Уже уходишь? — напущено удивился Джисон, вздымая брови вверх, наблюдая, как парень, чьего имени он даже не знает, натягивает некогда белые кроссовки, оттоптанные Феликсом, и идёт к двери. — Да, спасибо, мистер-гостеприимство. Чувствовал себя как дома, даже лучше. К большому сожалению, мне пора, боюсь мой мягкий диван уже заждался. — съязвил младший. — Кстати, передай это Ликсу. — Ликсу? Когда это вы с ним стали так близки? Не зови его так. Я тебе вроде сказал, что он занят, и его парень ноги тебе перело… — младший, что не терпел нотаций, притянул того за ворот футболки к себе, почти соприкасаясь кончиками носов. Джисон шумно сглотнул, глаза невольно заметались по сторонам, чтобы смотреть куда-нибудь, но не на этого полудурка. — Заткнись и передай малышу Ликси. — едкая ухмылка, горячее дыхание в самое ухо, липкий шёпот, записка, впихнутая в сжатую ладонь, что начала потеть. Перед глазами плыло. — Пусти! — Джисон слабо дернул плечом, на что рука переместилась с воротника на шею, сжимая, настолько сильно, что тот выгнулся, делаясь ещё более уязвимым перед человеком, что был на голову выше. — Отпусти сказал, я буду кричать! — маленькими кулаками старший колотил его по крепкой спине, пытаясь вырваться из цепкой хватки. — Кричи сколько влезет, мне понравился твой голосок. Да и думаю, твой друг слишком крепко спит, раз даже не пошевелился ночью, когда ты и твой бойфренд практиковали секс по телефону. Могу сказать, даже натуральный я, завёлся от твоих стонов. Кричишь, как последняя сучка. — Влажный язык со всей пошлостью прошелся по выступившей жилке на шее, что изводилась неистовой нервной пульсацией, отдаваясь в голову и туманя разум. Глаза испугано уставились на его макушку, выжидая спасения и удобного момента, чтобы выпихнуть ненормального за дверь. — Ты что блять делаешь, длинноногий?! Убери свои грязные лапы, вали отсюда! — Джисон, испуганно пятясь назад, споткнулся о свою же обувь, готовясь грохнуться, если бы не рука, так по-хозяйски притянувшая за талию, прижимая вплотную. — Отпусти, идиота кусок! — ладошки, упирающиеся в грудь со всей силы, казались самым ничтожным препятствием. Взяв оба запястья в свою массивную ладонь, младший отодвинулся, возобновляя былое безопасное расстояние. Показательно отряхнув свою светлую толстовку от чёрной шерсти, что стала нормой с появлением в этом доме собаки, он открыл дверь. — Уже ухожу, не бойся я тебя не обижу и не съем, гостеприимный ты мой малыш. Можешь тоже воспользоваться моим номером телефона. Он на листике. Я буду не против, если постонешь для меня так же сладко. — Нахуй тебя, закрой дверь с обратной стороны, извращенец. — дверь хлопнула, оставляя после себя лишь неприятный осадок на душе. Трясущимися руками, еле дотянувшись, щеколда проворачивается, обозначая полную безопасность старшего. Но он уже не был уверен ровным счетом ни в чем. Ноги предательски трясутся от невозможности сдвинуться с места. Множество матерных слов проносилось в его взлохмаченной голове, но ни одно не было озвучено, да и незачем уже. Что это было вообще?! Идиота кусок. Из комнаты раздавался протяжный скулёж, полностью выводящий из мыслей о случившемся. — Что за сумасшедший дом? Поскорее бы свалить отсюда. Минхо, прости меня. — Джисоооон, ааа, выруби его! — Феликс, сонно ворочаясь по кровати и сминая простыни, накинул подушку себе на голову, закапываясь практически в матрасные недры. По бокам торчали слежавшиеся алые пряди волос, достаточно длинные, чтобы залезть в рот, оставляя на языке привкус невымытой до конца химии. — Джисооооон! — орал Феликс осипшим голосом, обматываясь одеялом так, что торчал только нос. Джисон выудил мобильник из-под матраса, чуть не оставив там свои пальцы, что никак не хотели вылезать. — Да еб твою, Феликс! Какого кляпа ты его туда запихнул? — спросил старший, высвобождаясь из кроватных оков и принимая входящий звонок от человека, продолжавшего трезвонить с самого первого луча рассветного солнца и до нынешнего момента. — Алоо, Хенджинушка-хен — отодвинув руку подальше, дабы не слышать и не оглохнуть от этих оров, он ждал, пока словарный запас того сойдёт на нет. — Вы, мудилы, я всю ночь не спал из-за вас! И как вам доверять? Что это за парень был с ним вчера? Вообще, покажи мне Ликси, я уже не знаю, можно ли тебе доверять, Хан Джисон. — предложение переключиться на видеозвонок застало врасплох. На красноволосом же лица нет, Хенджин ему руки повырывает. Камера, примеряя лучший ракурс, направляется на его опухшее от слез и алкоголя минувшей ночи, бледное лицо. Потерев глаза тыльной стороной одной руки, другой он заправлял заметно выбившиеся из общего строя красные пряди волос Ликса, пахнущих химией, зелёным чаем с мятой, сигаретами с ментолом, пахнущих Хенджином… С взмывающим вверх сердцем, искренне надеясь, что ничего не видно на камере, он старался подловить наиболее естественную позу сна малого, да так, чтобы блондинистый ничего не заподозрил. Предложение переключиться на видеозвонок принято. На лице Веснушки красовалось одеяло, из которого лезли перья, неприятно щекоча, раскрасневшиеся от душноты, щёчки. Бледнолицый ухмылялся, не жалея собственной улыбки. Безусловно, такое внимание приятно, и он уж слишком долго не видел старшего, что, казалось, тот совершенно забыл о нем, но желание снова погрузиться в блаженный сон, где он его неприменно и увидит, пересиливало. Глаза слипаются, толком и не раскрывавшись, лицо расслабляется, подбородок поблескивает от влаги, кукольные губки приоткрыты. Глядя на эту картину, Джин хотел было сорваться, наплевать на мать и примчаться лишь для того, чтобы просто поцеловать. — Гооосподи, какой милый, Джисон, сделай мне фоток, пожааааалуйста. — враждебный настрой переменился на умировтворенный, а гнев на милость. Что творит эта странная штука любовь… Глаза старшего заблестели, казалось, он вот-вот заплачет. — Почему он не просыпается, я хочу с ним поговорить, я скучаю. — Джин сейчас выглядит не лучше самого капризного ребёнка, которому все не хватает чего-то в жизни, но его можно понять. — Ну же… — Джин, вспомни себя, когда вы с ним поругались. Да ты приперся ко мне, мало того, что прервал нас с Минхо, обблевал мне всю квартиру, спал целые сутки и храпел так, что я хотел выпихнуть спящего тебя в подъезд! — Замолчи! Феликс бы уже давно проснулся, будь я рядом. Он, как Спящая красавица, просыпается от настоящего поцелуя любви. — Хенджин задумчиво уставился в потолок, облачая своё лицо идиотской улыбкой от уха до уха. Постукивая пальцами по деревянной поверхности стола, покрытой лаком, он витал в облаках, представляя тот самый поцелуй. — Не помог твой поцелуй любви, уже пробывал… — ну и дурак, сам себе могилу роет. Хенджин, мгновенно прерываясь от мечтаний, вскакивает, словно ошпаренный, вперив бешеные глаза в экран телефона. — ЧТО ТЫ ТАМ СКАЗАЛ?! ДА Я ТЕБЯ! — Пока-пока, Джинни, целую. — заливистый смех и протяжные гудки в трубке и хорошо различимый оглушительный чмок, а Хенджин уже всерьёз подумал приехать и надрать им всем задницы, чтоб неповадно было. Дела в Лос Анджелесе, на которые непременно сорвала его мать, не были неотложными и даже не стоили его никчемного внимания. Джин так и продолжил бы жить себе мирно, ходить в ненавистный универ, играть в старинном, давно заброшенном и забытом всеми актовом зале, изводить Феликса, а после окутывать его своим теплом и ласками. Дни, перевернувшие всю жизнь с ног на голову, тянулись нескончаемо медленно, нудно и раздражающе монотонно. За все это время им не удалось даже нормально поговорить. Пару смс, коими удалось перекинуться в свободное время, выжигали в душе пустынную дыру. Постоянные мысли по типу: «А вдруг он найдёт кого-нибудь лучше, пока меня нет» не покидали его, но так упорно отгонялись, словно самый бредовый из всевозможных исходов. Этому не бывать. Бессонные ночи и бесконечные мечты, воспоминания, загребающие в свой плен, не отступали. И с каждым днём становилось только хуже, но переживать каждый следующий становилось проще от одной лишь мысли о том, что срок разлуки семимильными шагами близится к своему завершению. Один лишь взгляд в эти сонные глаза, пусть и на идиотском экране телефона, но сердце уже пропускало пару гулких ударов, предвкушая встречу. Две родственные души, два сердца, что бьются в такт, два совершенно разных, но так безрассудно влюблённых человека, вновь смогут чувствовать, видеть, осязать. Словно свет в конце туннеля, которого все так ждут и ищут с ним встречи. Словно глоток свежего воздуха после длительного перекрытия кислорода. Словно самая желанная и до одури пьянящая сигарета с ментолом, обволакивающая едким дымом. Вот, чего так не хватало. Три дня до окончания дурацкого месяца, всего три дня… Ровно двадцать семь дней назад Хенджин и не подумал бы, что будет так тосковать по человеку, который в прямом смысле влетел в его серую жизнь, переворачивая вверх дном. Он даже не догадывался, что так бывает. Парень, которого он знает меньше месяца стал неотъемлемой частью его жизни, причиной его существования. Гнил бы и дальше в своём доме, что со времён его старшей школы не видел лиц, кроме матери, которая являлась раз в год, а позже и совсем перестала. Эта женщина невероятна. Многое от неё перенял и Джин. Чего стоит только холодность общения с окружающими, невозмутимость и полное абстрагирование от мира сего. Безэмоциональный парень, что только и делал, как курил сигареты с ментоловым фильтром и пил свой излюбленный виски, от которого уже тошнило и голова трещала наутро, превратился в настоящего ревнивца, что убивается по своему любимому слезными ночами. Парня, который так жаждет ласки и внимания, что не представляет себя без своей взрывной Веснушки. И как он жил раньше? — Ликс, подъем, я ухожу, позвони Джинни, он волнуется. — раньше, любой, знающий хотя бы имя Хвана, рассмеялся бы в лицо, сказав, что он и волнуется — два абсолютно несовместимых понятия, но не сейчас. Сейчас все по-другому. — Вставай сказал! — склонившись на красноволосым парнем, что мирно сопел в своей постели уже восемнадцать с половиной часов, он похлопал того по обеим щекам, пытаясь стянуть одеяло. Наблюдать за сонным Феликсом, что так упорно отмахивается, всячески пытаясь уклониться, зарыться ещё глубже в подушку — услада для глаз. Но не тогда, когда Минхо ждёт его под подъездом добрых двадцать минут. — Ну сейчас я тебе устрою, пьяница! — на недовольном беличьем лице Джисона нарисовалась коварная улыбка. Вскочив с места, он рванул в ванную, оставляя Ликса и давая надежду на то, что он направился на выход, наконец, оставив его. Но не тут-то было… — Получай! — ковшик, наполненный ледяной водой до краев с громким всплеском опрокидывается на алую макушку. Получается, это было лишь затишье перед настоящей бурей… Младший подскочил с промокшей насквозь простыни и вскрикнул так, что казалось, уши вот-вот завянут — ТЫ ЧТО БЛЯТЬ ТВОРИШЬ?! — промакивая слипшиеся ото сна глаза, весь мокрый до нитки Феликс поёжился от холода и устремил полный ненависти взгляд на бесстыдника. — Какого хуя я не могу выспаться у себя же дома? Да я тебя сейчас…! — Доброе утро, малыш. Проснулся, а теперь я, пожалуй, пойду. — наглая улыбка и пятящийся назад старший с ковшом в руке, быстро расставили все точки над «i», приводя в сознание и сопоставляя логический пазл в голове. Окончательно проснувшийся парень подскочил с места, оставляя за собой мокрые дорожки по всему полу. В попытках угнаться за Джисоном, несущимся по его квартире, впопыхах собирающим свои вещи и истерически смеющимся, как идиот, он пару раз поскользнулся на лужах, что вот-вот поднимут весь ламинат торчком. — Хан Джисон, тебе от меня не убежать, я тебя из-под земли достану! — парень, мокрый до нитки, продолжал кричать вслед парню, что уже летел вниз по лестничным площадкам, несколько раз путаясь в своих ногах, чуть не клюнув носом в бетон. — Идиот! Мы с тобой ещё встретимся! — захлопнув, наконец, дверь, он промокнул лицо краем футболки и недовольный поплёлся вглубь комнаты. День, что у всех сейчас бурно проходил на учебе или работе, близился к концу, но для Феликса только начинался. Ещё раз оглянувшись вокруг, он отчаянно надеялся, что все-таки находится не у себя дома. Но увидев родные стены, заляпанные темными брызгами от воды, он ужаснулся. Все надежды рухнули, подобно карточному домику. Некогда чистая комната, излучающая блеск, превратилась в самый настоящий бомжатник. На полу валялись бутылки из-под спиртного, повсюду разбросаны вещи, будто после школьной тусовки, на которые он раньше частенько захаживал. Оглядев масштабы предстоящей уборки, он пытался вспомнить. Все, что было прошлой ночью до момента его выхода из парикмахерской на конце города, всплывало лишь отрывками, смазанными фрагментами. Твою мать, это ж надо было так нажраться… Медленно, боясь свалиться, он зашагал к ванной комнате, заранее намечая траекторию куда ступить среди этого погрома. Голова раскалывалась, отдаваясь бурной пульсацией в висок. Пошатываясь, ещё не отошедши от бурной ночки, он пробирался все ближе к цели. Дверь с визжащим скрипом отворилась, впуская внутрь, и именно сейчас Феликс пожалел, что зеркало висело прямо при входе, обнажая перед собой всю красоту ночных попоек. Ужаснувшись собственному виду, он даже и думать забыл про свои волосы, что с недавних пор заалели. С осторожностью, словно ожидая подставы, он прикоснулся к собственному лицу, что сейчас не то чтобы не сияло в привычной манере, это-то и лицом назвать сложно. Синяки под опухшими покрасневшими глазами, казалось, продавливались внутрь, губы синее небес, а оттенок лица подобен мертвецу. Ярко выраженные веснушки, что раньше резали взгляд своей пестротой, сейчас казались вообще незаметными, сливаясь с общей бледнотой. Про волосы можно и ничего не говорить. Без укладки это — просто кошмар, который хочется стереть с общей картины и стать еще более блеклым и незаметным. Стоя в душевой кабине, отчаянно пытаясь смыть с себя всю эту пакость, а ещё лучше — воспоминания; он пытался выкинуть все из головы и не думать ни о чем. Мысли лезли в голову, врываясь крышесносным ворохом, но сейчас он даже не понимал на кой черт это сделал…Волосы — черт с ними, отрастут! Зачем он потрогал колено того парня?! Сынмин, кажется… Телефон, учтиво принесённый с собой Феликсом, опять рвало на части. Мокрые пальцы потянулись к стиральной машине, на коей от беспощадной вибрации мобильник выплясывал нечто невиданное. С дрожащими руками и сердцем, что вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, он морально готовился к тому, что сейчас услышит, принимая очередной входящий от Хенджина. На главном экране красовалась сводка уведомлений, что оповестила хорошо прихуевшего парня о 57 пропущенных вызовах и 107 уведомлениях от контакта Джи-Джи. Шумно сглотнув скопившуюся от волнения слюну в пересохшем горле, он включил громкую связь, укладывая телефон на полку с цветными баночками шампуней и непривычно высоким голосом пролепетал:— Алло, Джинни, что-то случилось?
— Ты ж мой хороший, я тебе сейчас устрою! Какого хрена, Ликс?! Может кто-нибудь мне уже объяснит что случилось за ебанные четыре дня? У меня столько вопросов, ты не представляешь! Где ты был всю ночь? С кем ты был - тоже немаловажно. Почему не звонишь мне и не берёшь трубки, не читаешь мои сообщения?! Да тебе и не снилось как я переживал! Что ты вообще творишь?! Я прилечу и надеру твою слащавую бледную задницу. Объяснись! Бегом!— Ну Джинни, не сердись, я обязательно заглажу свою вину. Погоди минутку.
Парень игриво посмеялся в трубку, не удосуживаясь разъяснить что к чему, парню, что давно кипел от ярости. Он готовился к худшему. Даже не видя его лица, можно было с уверенностью сказать, что на его скулах в привычной манере ходят желваки, а глаза бегают в сожалении, что веснушчатый сейчас не с ним. Он бы устроил взбучку, чтоб мозги на место встали. Не успел… в след за заливистым смехом послышались протяжные гудки. Ликс обязательно перезвонит, но чуть позже. Влажные дорожки стекали по обнаженному торсу, розовые потеки окутывали шею, а глаза окончательно разлиплись. До былого вида, конечно, было далеко, но уже намного лучше. Оглядев уже посвежевшее лицо, к которому обратно прилила краска, украсив его привычными крапинками, он зашагал в комнату, заприметив кое-что интересное для себя. Возле двери, в углу, стоял аккуратный пакет с уж очень знакомым логотипом. И что я блять успел там купить? Вывалив из пакета всё, что он нагреб в беспамятстве с непонятной целью, глаза медленно лезли на лоб. Он, конечно, найдёт этому всему применение. На лице нарисовалась ухмылка, вот он — дьявол, что с недавних пор так и рвётся наружу. Пробежав тонкими пальцами по игрушке, что в длину была сантиметров двадцать — не меньше, он потянулся за тюбиком смазки. Тело жаждало разрядки, он уже и не помнил, когда в последний раз удовлетворял животные потребности, будучи убитым горем. Ловко набрав знакомые цифры, парень разместился по центру кровати, установив телефон на импровизационный штатив в виде спинки кровати. Переключиться на видеозвонок. В момент перед ним предстал Хенджин, сидевший до определенного момента с устрашающей миной и бровями, плотно сведёнными к самой переносице. До момента, пока не увидел Феликса, опершегося на локти, в непонятной шапке, прикрытого одним лишь полотенцем, покоившимся на бёдрах, с голым торсом, по коему мокрыми тропинками стекали крупные капли влаги. Глаза загорелись, сверкнув опасной вспышкой, и застопорились на розовых бусинах сосков, не желая смотреть никуда более. Буквально секунда и воображение нарисовало такие картины, от которых кровь стыла в жилах, после прогоняемая по венам с новой, сумасшедшей силой. Он проходится языком по столь желанной шее, слизывая совершенно ненужную влагу на прелестном теле, с мыслями о котором он усыпал ночами и просыпался в горячем поту с приличных размеров проблемами в штанах. Сидя за компьютерным столом, он решил последовать примеру младшего и переместился на постель, по пути стягивая одной рукой футболку, открывая вид на впалый живот, бледную кожу и очертания кубиков пресса. Феликс заметно напрягся и шумно вздохнул, дабы не завизжать, как пятиклассница, сохнущая по старшекласснику.— Ликси, не находишь, что-то жарко стало, у тебя все хорошо?
Коварный лис, играет… — Да, Джинни, действительно, жарко… я мог бы приоткрыть окно, но мне так и лень и я чертовски устал. На довольном лице нарисовалась широченная ухмылка, сменившаяся невинным взглядом, приоткрытыми влажными губами и хлопающими ресницами также быстро. Шаловливые пальчики младшего пробегаются по рёбрам, животу, как бы случайно, цепляя разгоряченные соски и шипя под нос какую-то неразбериху, наконец останавливаясь на бедренных косточках. Видя восхищённое лицо Хенджина, он не стал медлить, запуская руку под белоснежное полотенце, что вот-вот свалится.— Ликс…
— Что такое, котик? Тебе не нравится?— Нет, мне очень нравится,
но не мог бы ты пожалуйста…
— Пожалуйста что, сладкий? Только попроси меня, и я приклоню мир к твоим ногам. Чего же ты хочешь?— Я… Боже, как же с тобой все сложно! Сними эту блядскую тряпку! Немедленно!
— Эту? Парень встаёт на колени, прямо перед самой камерой, вмиг стягивая порядком надоевшее обоим полотенце. Хенджина словно током прошибло, а сердце пропустило пару ударов. Табун мурашек набежал, захватывая в свои оковы, а ему только и оставалось кусать губы, глядя на возбуждение любимого без возможности прикоснуться. И своё долго ждать не заставило. В привычной манере последних четырёх дней, колом вставший член неприятно терся о грубую ткань, так сильно мешавшую. Феликс, лишь ехидно хихикал, мило морща веснушчатый носик и наблюдая за старшим, что нетерпеливо ерзал на месте и совершенно не скрывал своего очевидного стояка. Молочная кожа, более не защищенная никакими лишними вещицами, крупным планом светилась в кадре. Стройные ножки и бедра ходили взад-вперёд, раззадоривая Хенджина, у которого в глазах рябело от столь желанной картины.— О, Боже, черт возьми,
ты сводишь меня с ума!
— Присоединяйся, Джинни — как можно слаще пролепетал Феликс, возбужденный до предела, обхватывая аккуратный член ладонью, что с трудом умещала его. А Хенджину было больно на это смотреть, он изнемогал от дикого желания протянуть руку помощи. — Не стесняйся, сладкий. — Длинноволосый только этого и ждал. Зелёный свет — все, что ему так было нужно. Блондинистый парень скорее освобождается от стесняющих его джинс и трусов, которые плотно прижимались к возбужденному члену, и рукой окольцовывает половой орган, мыча сквозь сомкнутые губы. Боксеры, что уже хорошо пропитались естественной смазкой, летят на другой конец кровати, как самое ненужное в данный момент. Пользуясь минутной заминкой парня, что уже вовсю закатывал глаза, надрачивая, Ликс незаметно, вне кадра, подготовил как никогда необходимые вещички, приобретённые вчера в пьяном бреду. Веснушчатое личико без всякого зазрения совести приближается вплотную к камере, покручивая между пальцами пупырчатый силиконовый член. Пока глаза старшего удивленно бегают по экрану, рассматривая родные созвездия крапинок, тот, не раздумывая, проходится языком, очерчивая крупную резиновую головку. От такого зрелища брови Хвана взлетают вверх, яркие флешбеки окутывают разум, а член слегка подрагивает, напрягаясь до максимума. Развернувшись на сто восемьдесят, парень уже утыкался задницей в экран, из которой, поблескивая, виднелся прозрачный кристалл. Невозможно. Просто невыносимо. Дрожащая рука неудобно потянулась за пробкой через спину и, немного подвигав ей, наконец высвободила ее из давящей узости. По другую сторону экрана послышался первый полноценный то ли всхлип, то ли стон младшего.— Господи, ты невероятен.
— А продолжение - платная услуга. Ты должен пообещать, что больше никогда не оставишь меня так надолго. Я не перенесу ещё одного раза.— Такого больше не будет, обещаю, малыш. Но сейчас, кажется, не лучшее время для семейных разборок. Ты просто
не представляешь, как
сильно я хочу тебя …
—Почему же, я тебя точно также. Моей заднице уже нетерпится почувствовать тебя в себе. Я так изголодался по тебе, Джинни. Я, вероятно, скоро начну на людей кидаться. Приезжай скорее и я буду прыгать на тебе, как самая настоящая шлюха, буду стонать, срывая голос, только и только для тебя. Хенджина бросало в жар вновь и вновь от таких речей, а стоило лишь парню вернуться в былое положение, открывая великолепный вид на гладкие полушария и манящую взор, жаждущую его расселину, Хвана окатило водой. Контраст холода и жара. Контраст подразниваний и предоставления желанного. Та самая борьба, которую оба ведут с собственным счетом, шла полным ходом. Игрушка, смазанная заранее, приставляется к сжимающемуся колечку мышц, проталкиваясь головкой внутрь. Парень, что специально одел шапку, сославшись на прохладу, уже взвизгивал от ощущений, что всего спустя несколько дней, показались новыми и совершенно забытыми. Учащённое дыхание сбивается раз за разом, с каждым новым кривым толчком вбиваясь все крепче в разгоряченное тельце. Приоткрытые, влажные от слюны, пухлые губы, которые только и хотелось целовать; слезящиеся глаза, закатываемые за орбиты, отчаянно нуждающиеся в платке и голова, откинутая назад с выставленным напоказ острым кадыком. Всего этого достаточно, чтобы забыть своё имя и причину существования. Вид раскрасневшегося и порядком запыханного парнишки в телефоне, который всхлипывал от секс-игрушки в своей попке и смотрел прямо в камеру через плечо, крайне возбуждал смотрящего. Ему хотелось поскорее самоудовлетвориться, не желая более сдерживаться. Парень нетерпеливо сдавливает головку в кулаке, медленно насаживаясь им по основание, и постепенно начинает двигать рукой быстрее, отчего кончить хочется в разы больше. Грубые движения рукой, то вверх, то вниз заставляли парня выдавать несдержанные стоны, после которых все горло пересохло. Так, со временем уже все тело было накалено, сердце лихорадочно стучало, а на висках выступал пот. Казалось, что вот-вот и парень ощутит желанную истому: ноги уже дрожали, и внизу живота было ощущение, как будто натягивается пружина. Феликс, что не отставал, резво насаживается на фаллоимитатор, забываясь в собственных стонах и тихих томных вздохах старшего. От одной только мысли, что тот наблюдает его задницу во весь экран, подсознание разрывалось на тысячи осколков, становилось дурно и хотелось обкончаться на месте, что он собственно и сделал. Не устояв на трясущихся в оргазме ногах, не удосужившись даже вытащить игрушку, он растекается горячей лужей на темной постели, что теперь перепачкана белёсым семенем. Теперь Джин жёстче насаживается на свой кулак, и сперма выходит толчками из уретры, пачкая уже уставшую руку и стекая по длинным пальцам. Парень испускает последний тихий стон и облегченно опрокидывает голову на подушку. Наконец получил то, чего так хотел. Все-таки, дрочить вместе с милым парнем-Веснушкой было лучшим решением за сегодняшний день. Выровнявшись в дыхании, старший заговорил:— Феликс Ли, ты определенно сумасшедший! Может, именно поэтому я так чертовски скучаю.
— Очень жду и надеюсь, что закончишь свои дела как можно скорее. Хочу увидеть тебя - не могу просто. — Разнеженный парень, лежит сейчас уже лицом к камере, все ещё пытаясь прийти в себя. Идиотская ухмылка описывает лицо в крапинку, а он лишь продолжает пялиться на обнаженного Хенджина, словно под гипнозом. — Кстати, Джинни, ты не слишком обидишься, если при встрече я тебя сначала затрахаю до смерти, потом съем, мм?? — парень похабно облизнул нижнюю губу, слегка прихватывая зубами.— Ну как я могу тебе отказать,
моя прекрасная Веснушка.
Ты - лучшее, что случалось
со мной! Я люблю тебя, Ликси…
— И я тебя, малыш, и я…