Дания, Копенгаген, октябрь, 1923 год.
– Разделяются только в фильмах ужасов, а потом монстры этих умников убивают поодиночке, – отрезала я, поправляя красный берет и закалывая его к волосам. Троякий взял для нас большие апартаменты, которые, кажется, были обширнее моей квартиры в Праге. Это позволяло нам всем разместиться со всем комфортом. Уже никто не ожидал, что мы найдем царевну за один день, – К тому же я не знаю датского. – Так же, как и чешского? Или румынского? – Троякого в отражении не было видно, но он сидел за столом общей комнаты и, судя по голосу, был настроен к этому утверждению иронично. – А разве я была не права, придержав эту информацию? – приподняла я брови, пытаясь не выдать, как я стушевалась: это я его в зеркале не видела, а он меня – очень даже.. – Объективно, конечно, правы, но, думаю, вам понятно, почему я восторга не испытал, узнав об этих маленьких недомолвках, – послышался скрип кресла: Троякий, похоже, встал, – если мы будем ходить вместе, то обыскивать город придется весьма долго. – Вовсе нет, – возразила я слишком уж бодро: меня в хорошем смысле смущало то, что я не видела что там за моей спиной делает Троякий и возникающую от этого неловкость я старалась скрыть, – Найдите карту города и мы положим бегунок на нее. Все равно без Карла мы далеко не уйдем – он точно знает датский! Учился же он здесь как-то. – А у тебя язык без костей, я так посмотрю, вороненок, – сказал Карл, заходя в комнату и на ходу вытирая голову полотенцем. Я могла только позавидовать тому, как быстро могут сохнуть его волосы, самые короткие из нас всех. – От языка без костей слышу, – я еще раз критически посмотрела на себя в зеркало, хотя все было замечательно. Оставалось только пальто надеть для завершения образа. – Только не говори, что это тебе не нравилось, – ухмыльнулся Карл и я, пусть и не сразу, но поняв, о чем речь, смутилась еще больше, однако не забыв ответить: – У тебя к моему, помниться, тоже претензий не было. Троякий, не дав Карлу ответить мне, обратился к нему по-французски и, получив ответ, начал было опять что-то говорить, но я резко развернулась: – Что у вас тут за заговор, что вы не по-немецки говорите, м? – Я всего лишь сделал довольно грубое замечание герру Фоссу и чтобы не оскорблять ваш слух, выбрал для этого язык, который вы, несмотря на вашу образованность, до сих пор не выучили, хотя, барышне вашего положения, следовало бы знать французский, – Троякий подошел ко мне и расправил платок, который я вставила в нагрудный кармашек охотничьего пиджака. Я замерла: было непросто видеть его так близко к себе в обстоятельствах, далеких от того, как это все бывало раньше. Тем более, что я, наблюдая за движениями его пальцев, не могла не додумывать его жесту некоторую интимность. Или не додумывать?.. Когда он отошел, я чуть повернулась к Карлу только чтобы не смотреть в сторону носферату: – Это правда? – Чистейшая! – ответил Карл и что-то в его интонации было такое, что я, устало вздохнув и потерев переносицу, сказала: – Я вам не верю, но боги с вами, – я хлопнула в ладоши, – Нюх, найди мне карту Копенгагена и окрестностей! – Это обычная процедура поиска? – Троякий шел чуть позади нас с Нюхом, не давая мне сильно отстать от Карла, который на своих непомерно длинных ногах шел для меня слишком быстро. По карте мы смогли определить район и теперь спешили к нему, решив не дожидаться утра, а, значит, и возможности взять машину. – Если повезет, – я глубоко вздохнула. Идти с такой скоростью и говорить я не могла, – Карл, богов ради, притормози! Ты летишь как в жопу ужаленный, я так не могу! Я остановилась и, тяжело опершись на трость, попыталась восстановить дыхание. От таких прогулок меня корежило невероятно: даже слезы невольно выступили из глаз, пробудив что-то ускользающие, но очень неприятное из далекого прошлого. Выпрямившись, я увидела, что Карла догнал Троякий и что-то ему тихо втолковывал. Выражение лица у носферату при этом было такое, что забывался тот факт, что он немного, но ниже Карла, да и комплекция у ликантропа была мощнее. – Мы пойдем медленнее, – сообщил Троякий. Он неторопливо подошел ко мне. Следом подтянулся Карл, – А чтобы у герра Фосса не было больше искушения к бегу, вы обопретесь на его локоть. Это, заодно, придаст нам более будничный вид, а вам, моя дорогая, даст возможность, пустить в ход трость, если наш друг снова забудет, что с нами дама. Завершил он свою речь с такой кошачьей ленцой, что я ощутила, как земля уходит из-под ног и тяжелее оперлась на трость. Знает! Все-то он знает! Карл в один шаг оказался рядом со мной и подхватил под локоть сам: – Ты чего, вороненок? – А что… я? – мысли тяжело ворочались, парализованные ужасом от того, что Троякий может знать про Урицкого и я не столкнулась с последствиями только потому что нужна для дела. – Ты аж побелела вся. Так загнал тебя? Ну ты уж прости, не подумал. – Лучше б ты так в Румынии “не подумал”, – огрызнулась я, надеясь, что это уведет разговор в сторону. – Если ехать верхом, то то, что ты мелкая лучше заметно, – развел руками Карл, – Можешь идти? Или… – он так замолчал, что я подняла на него взгляд и поймала его заговорщическую улыбку и хитрый взгляд, – может понести тебя? Я кашлянула, освобождая руку: – Карл, если меня надо будет нести, то с этим прекрасно справится Нюх. Идемте, – и слишком бодрым для меня шагом пошла вперед, чтобы через десяток шагов меня догнал Карл и положил мою руку себе на локоть: – Все-таки надо тебе больше пить. А то в горле першит у тебя кошмарно. Я пихнула его локтем в бок. Он хохотнул. Смех отразился от стен домов, по узкому переулку между которыми мы шли. Сзади нас бесшумными тенями скользили Троякий и Нюх. Остановились мы не тогда, когда Карл сказал, что мы на месте, а когда у нас в карманах задрожали маятники, почуявшие близость цели. Я высвободила руку и выудила из второго нагрудного кармана свой. – Вы спрашивали, – обратилась я к Троякому, – всегда ли поиск проходит так. Не всегда. Для такой методики нужна изрядная доля удачи, которая позволит получить телесные компоненты пропавшего: волосы, ногти или – золотой билет – кровь и зубы. Тогда их можно поместить в маятники и приказать части искать целое, а дальше – дело техники, – я подняла маятник и тот качнулся раз, другой, а после лег почти параллельно земле, натягивая цепочку, – так это выглядит. Идемте. Тут уже приходилось спешить. Как пес, взявший след, маятник тянул цепочку, которая как будто бы грозила порваться, хотя до этого ни разу не доходило. Но остановиться передохнуть я, все-таки, не рисковала. Улица, переулок, снова улица. Поворот, еще поворот и еще. Я начинала выдыхаться. – Пришли, – я замедлила шаг, восстанавливая дыхание, и заговорила почти шепотом от странного волнения. Я находила людей за день-два в зависимости от того, какую площадь приходилось охватывать поиском. Я делала это уже если не сотни, то десятки раз и все было как обычно. Однако… Этот поиск был как будто полон тонких заусенцев, которые цепляют одежду, но при этом почти незаметных глазу. – Вороненок… Ты уверена, что это здесь? – мы стояли в самом начале темного тупика, образованного двумя трехэтажными домами. Сюда мы пришли через переулок, по обе стороны которого находились человеческие забегаловки и, потому, сейчас не работающие. Местность вообще оказалась довольно пустынной, если не считать бледного света барчика для искаженных в самом конце улице, чью вывеску я увидела только потому что напрягла все свои чувства до предела, обострив их еще дополнительно магией. – В другой ситуации я бы сказала, что да, но… – Здесь никого нет, – почти одновременно произнесли мы все. Каждый из нас сейчас прекрасно чувствовал каждую крысу, копошащуюся перед нами в темноте тупика. Но людей в нем не было. И тем не менее маятник тянул цепочку, зовя вперед. – Похоже на ловушку, вороненок, – я слышала в голосе Карла напряжение. Мне самой так казалось, но я уже решила проверить все, – давай-ка, я пойду вперед. Он прошел мимо меня, на ходу снимая перчатку с протеза. Послышался тихий лязг: он выдвинул когти. – Она не может быть в одном из этих домов? – Троякий достал свой маятник и, убедившись.что цепочки лежат параллельно, двинулся в темноту вместе со мной вслед за Карлом. Шли мы медленно. Я поудобнее перехватила трость, Троякий положил руку в карман камзола. – Хорошая версия, но в этих случаях обычно приводит к проему: окну или дыре в стене. Это как… как радио. Прием тем лучше, чем меньше помех на пути и чем они тоньше. К стене нас бы привели только если на замурована и это действительно кратчайший путь, – я машинально потерла переносицу и упустила из рук маятник. Тот едва ли не со скоростью пули пронесся вперед мимо Карла, врезался в стену и пропал. – Что за черт? – проворчал Карл, – Вороненок, я не эксперт, но это мне кажется совсем не нормальным. В стене оказалась ниша, забранная очень хорошей иллюзией кладки. Ниша располагалась на уровне глаз Карла и, чтобы я могла в нее заглянуть, мне пришлось прибегнуть к помощи Нюха, который привычно раздался вширь и ввысь, так, чтобы я могла без проблем сидеть на его плече почти как узкой, но довольно удобной банкетке. Надев перчатки на тот случай, если то, что скрывает ниша окажется проклятым, я сняла иллюзию. Там, глядя на меня из темноты, сидела довольно уродливая дешевая кукла, штамповка одной из крупных фабрик. Я таких не видела уже много лет. С тех пор, как перестала играть юную крестницу господина левой руки главы Охранного отделения. В мягкое брюшко куклы воткнулся мой маятник, все еще притягиваемый игрушкой. Точнее тем, что было в ней спрятано. – Нюх, мешок для материала, будь добр. Маятник я убрала в карман, куклу – в мешок. Только после этого спустилась на землю, испытав от ощущения твердой мостовой под ногами невероятное облегчение. Какое-то время я потратила на то, чтобы завязать мешок в полной тишине, от которой становилось только хуже. – Похоже, – сказала я, наконец, одновременно желая провалиться под землю от стыда и испытывая раздражение от происходящего, – я вас… нас всех подвела, встав на ложный след. Как это было унизительно! Я привыкла, что осечка – это редкость, свойственная новичкам и вот, в такой важный момент мой замечательный, хорошо отработанный метод привел нас к муляжу. Мужчины молчали, а я на них не смотрела, чтобы не видеть разочарования на их лицах. – Возможно, – добила я тише, – вы ошиблись во мне, Александр Георгиевич и вам нужно поискать другую ищейку. Чтобы не тратить времени и сил попусту. Сказав это, я побрела к выходу из тупика, но я не успела сделать и двух шагов, как на мое плечо легла ладонь носферату. Я замерла, боясь обернуться. – Как мы уже поняли, наш противник – особый случай, Лизхен. Изучите все подобающим образом и возвращайтесь в работе, – ровный, деловой тон. Как в нашем прошлом, когда он слушал мои доклады. Как будто ничего не поменялось. Эта мысль принесла мне неожиданное спокойствие. – Я же не справляюсь: вы сами видите, – тем не менее возразила я. – Вы допустили оплошность, которая, однако, дала нам понимание намерений нашего противника. Это имеет свою ценность, – как я ни пыталась найти в его словах упрек или насмешку, у меня ничего не получалось. Он как будто бы был вполне удовлетворен результатом нашей прогулки. Я закрыла глаза. Больше всего мне хотелось, чтобы меня обняли. Но одна мысль о том, чтобы попросить об этом, вызывала паралич. – Мне… – сначала я собиралась сказать, что мне надо побыть одной, но потом тряхнула головой и передала мешок с куклой Нюху, – я опрошу духов местности. Это обычная процедура. Должен же кто-то был принести сюда вотив. А вы идите в отель или еще что-нибудь. За мной присмотрит Нюх. Оставшись одна, я сначала стояла какое-то время, собираясь с мыслями. Немного успокоившись, я нарисовала на стенах домов и мостовой знаки и встала между ними. Духов было всегда гораздо больше, чем казалось людям даже сведущим в этом вопросе. Им казалось, что все ограничивается домашними и природными обитателями. Но духи камней, из которых строились дома, помимо своей воли приезжали в город, и, не имея выбора, обживались, становясь кем-то другим и вот уже город имеет тысячи бестелесных жителей, скрытых практически ото всех. Кроме тех, кто умел с ними общаться. – … явитесь ко мне, ибо такова моя воля! – закончился я формулу и замерла в ожидании. Внутренний таймер отсчитывал время, за которое обычно духи стекались на маяк: кто посильнее из любопытства, кто послабее – не имея силы противиться зову. Но никто не приходил. Я уже собиралась повторить все, когда в начале тупика показалась девушка. Она была чуть выше меня, одета в почти такое же как у меня пальто. Глаза у нее светились фиолетовым так ярко, что можно было только представить то, насколько она была могущественна. – Кассандра Левандовская, я так понимаю, – сказала она по-немецки со смутно знакомым мне акцентом. – С кем имею честь?.. – я оперлась на трость и погасила очевидно бесполезные знаки. Девушка стащила с головы шарф, освобождая косу белых волос. За ней в переулок вошел высокий юноша очень хрупкого телосложения в кремовом костюме. Завидев его Нюх принял человеческий облик и подобрался. – Лаура Люциус. А это Артемис, мой компаньон. Думаю, ваш ему тоже не по вкусу. Они… из разных лагерей, так сказать. – Я не знала, что ребята из другого лагеря могут быть компаньонами, – я с большим любопытством посмотрела на названного Артемисом: ангела я видела впервые. Выглядел он довольно обычно и безобидно. – Строго говоря они для этого подходят лучше родни твоего друга, – качнула головой Лаура. И без экивоков перешла к делу, – меня прислал Люциан с подарками. – Люциан? – я нахмурилась, пытаясь, вспомнить, есть ли среди моих знакомых Люцианы, но никто в голову не приходил. Девушка закатила глаза: – Герр Розенкрейц, мой брат. Ну, не слышала про меня что ли? Я думала у вас там сплетни вместо еды разносят и разочарована, если нет. Идем-ка в Башню: тут все равно нет никого, кто бы мог тебе помочь и пахнет это весьма дурно, – она уже развернулась, чтобы идти прочь, но я осталась на месте: – Должно быть верительное письмо. От герра Розенкрейца о том, что вы и правда от него. Лаура развернулась ко мне на каблуках сапог и молча вытащила конверт из внутреннего кармана пальто. Я кивнула Нюху. Тот забрал письмо, раскрыл его и, кивнув, передал мне. Короткая записка, написанная на бланке Кафедры, была подкреплена печатью декана, от которой тянулся тонкий, но хорошо узнаваемый шлейф его силы. Текст же удостоверял, что подательница сего и есть Лаура Люциус, и так далее, и так далее, гонец Люциана Розенкрейца. Подпись. Я убрала письмо в пальто. – Хорошо. Я вам верю. Но куда могли деться духи? Они же всегда есть! – мне стало самой противно отчаяния, которое сквозило в моем голосе под конец фразы. Все шло наперекосяк и мне это совсем не нравилось. – Они и были, Касле, – согласилась Лаура, соорудив из моих имени и фамилии что-то одно, – Но их всех убили. Прислушайся и запомни эту тишину – она приходит, когда духов вырезают под корень. Поэтому я и говорю, что пахнет это дурно. И если я тебе не помогу, то Люц будет смотреть на меня очень укоризненно. – И молчать, – улыбнулась я. – И молчать, – кивнула Лаура. Я подхватила с земли свою сумку и пошла за Лаурой, думая о том, что никак не ожидала, что когда-нибудь лично встречу второго человека в Мюнхенской Гильдии и что эта встреча произойдет вот так. Я не была удивлена участию герра Розенкрейца в моей судьбе – среди Черных кафедр Европы была давняя традиция, когда деканы занимали почти родительское положение по отношению к студентам и тем выпускникам, которые оставались с Кафедрой в близких отношениях: все-таки обучаться “черным искусствам” часто шли сироты, без семейные и беглецы из родительских домов. Но вот то, что он отправил на встречу со мной не беса-посыльного, а свою сестру вызывало тревогу. Все-таки уезжая из Праги, я была уверена, что для получения помощи мне надо самой за ней обратиться. По крайней мере так я поняла самого герра Розенкрейца во время нашего с ним разговора перед отъездом.Чехия, Прага, Сентябрь, 1923 года.
Собирать вещи без помощи Нюха, который брал на себя большую часть этой самой неприятной составляющей путешествий, было тяжело. Поэтому, к тому моменту, как я выкроила время для звонков, я уже была порядком уставшей и замотанной. Мысли шли по кругу и приходили все к одному и тому же: если царевна еще жива – это огромная удача. Потому что обычно они не доживают даже суток с момента исчезновения. Гудки в трубке тянулись медленно, почти гипнотично, убаюкивая. Когда в трубке раздалось чужое “Алло?” я даже не сразу вспомнила, кому вообще звонила. – Доброе утро, а герр Розенкрейц еще жив? – спросила я подавляя зевок. Поняла, что и кому сказала я только тогда, когда из динамика раздался смешок: – Не дождетесь, фрау Левандовская. Меня как холодной водой окатило: ни один стимулятор, ни одна чашка кофе не даровала мне такой бодрости, как эти слова, произнесенные самим деканом. – Простите-простите-простите! У меня была сложная ночь и будет сложный день, я оговорилась случайно. Простите! – пулеметной очередью выдала я. Как хорошо, что я больше не его студентка. Меньше повода переживать. – Пустое, – как будто отмахнулся он, – Вы очень рано. Что-то случилось? – Надеюсь, я не разбудила ни вас, ни фрау Розенкрейц, – начала я издалека, чтобы соблюсти все оставшиеся приличия, – но я сочла необходимым предупредить, что я получила Вызов и вынуждена покинуть Прагу на неопределенный зов… то есть срок, – еще один подавленный зевок. – Звучите устало, Левандовская, – герр Розенкройц замолчал, а потом, спустя добрую минуту, спросил, – какая корона вас призывает? – Австрийская. – Хорошо. – Вам прислать текущую версию статьи? Я еще не вполне закончила вносить правки, но, учитывая мое возможно долгое отсутствие… – Я отправлю немедленно к вам посыльного с кафедры, – я была почти уверена: маг кивает, – и вот еще что: вам, безусловно, может потребоваться помощь более опытных коллег в вашем деле. Вы, конечно, весьма талантливы, но так же весьма молоды. Не стесняйтесь тревожить вопросами меня или же обращаться под моей протекцией в резиденции Гильдии. Кроме того, я, конечно, не могу сказать, что Башни магов едины по всему миру, но европейская сеть довольно плотная и имеет прочные связи. Не пренебрегайте этим. – Я надеюсь все-таки никого не побеспокоить этим своим делом, – потерла переносицу под очками я, – Мне гораздо приятнее было бы продолжать мое исследование и обучение у ноксы Фаустины, – звучало это так тоскливо, что я, чтобы не звучать плохо, сразу же добавила, – Но, конечно, долг есть долг. – Долг есть долг, – эхом отозвался герр Розенкрейц, – я сам сообщу ноксе Фаустине о вашем отъезде. Дела вы, по возможности, передали? Он звучал, как тот, кто уже не первый раз сталкивался с Вызовом. Только сейчас я подумала, что было бы странно, если бы выходец из редкого примера древнего рода магов, брат правой руки главы Мюнхенской Гильдии, которая фактически регулировала работу демонологов во всей Европе веками, ни разу не получал Королевского вызова. – Да. – Напоминаю вам, что я, как декан вашей Черной кафедры, в случае если в Прагу в течении сорока дней с известия о вашей смерти, не прибудет кто-то из ваших родственников или членов Carpe Noctem, буду распоряжаться вашим имуществом. Есть ли у вас какие-то особые распоряжения? Что-то требуется уничтожить или заточить? Он говорил это так буднично, что я, последний час переживавшая о таком сценарии, вдруг успокоилась: – Да. В спальне есть что-то вроде витрины. Там всякая мелочь: жетон, трубка, трость с медной головой птицы, ну и все остальное, что там есть… В общем, это надо будет похоронить со мной или вместо меня. Остальные распоряжения лежат в конверте за репродукцией “Всадников Апокалипсиса” Дюрера над столом. – Буду надеяться, что это бесполезные знания. Доброго пути. Приглашение на рождественский ужин Кафедры, однако, остается в силе. Я же хотел бы вас увидеть в Ночь святых Филиппа и Якуба. Боюсь, это тот самый случай, когда лишних рук у нас нет.Дания, Копенгаген, Октябрь, 1923 года.
Мы расположились в маленьком кабинете Башни, являвшимся частью огромной библиотеки, какая бывает, если веками составлять собрание, а потом не делить его на несколько коллекций поменьше: именно через это пришлось пройти библиотеке Пражской Башни. У нас тоже были такие кабинеты, но их чаще использовали в качестве дополнительных аудиторий для индивидуальных занятий или гостиных. Здесь же они явно пользовались большим спросом. По крайней мере мебель была более потрепанная, а на стенах встречались небольшие надписи, которые, правда, я не могла прочесть. Артемис и Нюх друг друга подчеркнуто игнорировали и молчали все дорогу, держась как можно дальше друг от друга. В кабинете они тоже разошлись по разным углам. Я положила на стол мешок с куклой. Лаура – два больших конверта и сверток. – Это – она постучала по конвертам, – какие-то бумаги от него же и какой-то там ноксы Фаустины. Думаю, тут ты сама поймешь, что к чему. Важнее вот это, – она развернула ткань. Под ней оказался кинжал, чья рукоять была увенчана небольшой короной, а ножны окованы металлом, – это гильдейский кинжал. Его металл, благодаря усилиям поколений алхимиков и мастеров артефакторики, таков, что может убить бесов, перерожденных душепродавцев, духов местности и низших из демонов. Средних и Князей ты им, конечно, не убьешь, но их и не убивают. Люц сказал, что тебе он пригодиться. Мол, у него было какое-то видение или что-то вроде. И я достала один из ничейных для тебя, – говорила она об этом с видимым удовольствием, явно собой гордясь. Однако, выражение лица ангела наводило на мысль, что “достала” значило “украла”, – обычно, на них две гравировки: имя владельца или владелицы и некое изречение. Поскольку сочетание всегда случайное, то обычно мы считаем это чем-то вроде пророчества. У меня, например, написано “Не убоюсь я зла ибо Ты со мной”. А у тебя? Посмотри! Я не без трепета достала кинжал из ножен: про них ходили особые слухи и подержать такой в руках, а уж тем более получить в пользование было невероятной удачей и счастьем. На этом фоне меркло и забывалось даже то, что причиной этого стало дурное видение декана. Кинжал был довольно легким. На перекрестии был изображены крылья с глазами – библейский серафим. На лезвии же было выгравировано: de terra facta sunt et in terram pariter revertentur. – Из праха они и в прах вернутся, – вольно перевела я, – Екклесиаст. – 3:20, – кивнула Лаура, – Вообще я думала ты не настолько религиозна, чтобы знать что откуда. – Я просто люблю книгу Екклесиаста, – почти нежно поглаживая лезвие рассеянно сказала я, – и Откровение Иоанна Богослова. – Кто ж не любит Откровения-то? – засмеялась Лаура, – Особенно из магов. Нам-то оно имеет риск пригодиться чисто практически. Погоди, – увидев, что я собираюсь убрать кинжал, – во-первых, не свети им особо: могут возникнуть вопросы. Во-вторых, дай его и ладонь: сделаем все честь по чести. Она надрезала мне ладонь – лезвие оказалось таким острым, что я даже почти не почувствовала боли – и выступившей кровью смазала лезвие по всей длине, прошептав что-то неразборчиво на латыни. – Теперь, – вложив рукоять кинжала мне в руку, – ты что-то вроде неформального члена гильдии. Взносы платить не надо, но и помощи никакой особо не будет. Зато на той стороне будут сразу думать, что ты с нами. Я слушала в пол-уха, вглядываясь в буквы на лезвии, теперь наполненные кровью. Моей кровью.. – А у герра Розенкрейца, что написано? – вдруг спросила я. – Вот вернешься в Прагу – сама и спросишь, – засмеялась Лаура, – Это довольно личное все-таки. А теперь показывай, что там у тебя за хреновина в мешке. Чувствую я, что у нас будет восхитительная ночь, хотя и хуже, чем могла бы, займись мы чем-нибудь другим. Ну же! Я, отложив кинжал, надела перчатку на здоровую руку и вытряхнула куклу в защитный круг, выложенный прямо в паркетный узор. – Твою-то мать, – Лаура села на корточки у его края, – Артемис, ты только посмотри! – Ангел подошел к кругу, но садиться рядом с Лаурой не стал и продолжил молчать, но сделался мрачным, – Тот, кто сделал это гений, но больной ублюдок. Касле, давай-ка распотрошим ее. Следующие два дня прошли в Башне. Внутри куклы мы нашли, ожидаемо, тряпицу с кровью, вложенную в деревянный наперсток, какие продавались сразу наборами по пять-семь штук на каждом углу с тем лишь отличием, что в этот был явно подселен дух, который и заставлял поисковое заклятье “видеть” куклу как нечто живое. И который рассыпался в прах, стоило попытаться его оттуда вытащить, чтобы разговорить. Еще на наперстке была вырезана печать, которую мы с Лаурой, воздвигнув себе гробницу из книг, нашли в какой-то брошюре, поступившей из типографии Свято-Никольского монастыря и написанной на русском. – Это усилитель притяжения, – заключила я, прочитав описание, и продолжила свою аналогию с радио, – вроде как сигнал сделать мощнее, чтобы другие объекты притяжения заглушить. Поэтому маятник так цепь и рвал. Лаура кивнула, хмурясь, а потом лучезарно улыбнулась компаньонам: – Мальчики, а приберитесь здесь! – Лаура, – воздев очи горе укоризненно сказал Артемис, – Я хранитель, а не слуга. – Вот и сохрани мою спину и мое время, сладкий! – она вручила ангелу стопку книг и направилась к моей сумке, – Касле, это значит, что надо просто повысить чувствительность маятника. Возможно, взять медный, чтобы меркурианские свойства, привлечь к делу и нам нужна растущая луна в идеале. Хотя до нее ждать целую вечность. И… Артемис, а найди нам какой-нибудь справочник по камням. И травам! – У тебя есть какая-то идея? – я откинулась на спинку кресла, потягиваясь. В глазах уже рябило от печатей, сигилов и текстов на латыни, – Нюх, будь добр, скопируй мне эту брошюру, – я протянула ему монастырскую брошюру, где были найдены печати. – Есть, – кивнула Лаура, – и одна из ее составляющих, что надо привлечь максимум содействующих нам компонентов. – Полносильную медь нам тут могут и не продать, – протянула я, – а в Прагу курьера отправить уйдет вечность. У нас нет столько времени. – Послушай, – Лаура обошла стол и села на него передо мной, так что каблуки ее сапог касались моей юбки по обе стороны от моих ног, и оперлась локтями о свои колени. Мне только и оставалось успевать убирать с ее дороги книги, отдавая стопки Нюху, молчавшему при Артемисе все время, – Задержка в вашем деле даже хорошо. Она абсолютно точно жива и вас мощно так отправили по ложному следу. Очень много сил потратили. Если ты сейчас хотя бы намекнешь, что поняла, все их коварство, то они могут придумать что-то еще. Твои друзья ходят по городу и распрашивают людей – замечательно. Пусть дальше ходят. Отвлекают внимание от тебя. И вообще от ваших дел. Так похитители расслабятся и упростят тебе задачу. Въебать ты им сможешь при встрече. И вот тогда-то душеньку и отведешь. А сейчас затаись. – Это может навредить пропавшей, – вздохнула я, потерев переносицу под очками. Лаура наклонилась ко мне и сняла их вовсе и зацепила дужкой за нагрудный карман своего жилета. Глазам сразу стало легче: в темных помещениях от цветных стекол они со временем начинали болеть, но я постоянно забывала, что дело в очках. – Пропавшей навредит, если они усилят меры сокрытия, – доверительно сказала Лаура, – Думаю, конечно, это уже заявка на сделку и это, по-своему, хороший вариант потому что у меня есть кое-кто в департаменте сделок и найти их будет после заключения проще простого, но это чревато конфликтом интересов, которого я, по возможности, стараюсь избегать. – Конфликтом интересов? – У меня этот кое-кто из верхнего департамента. Ничего себе. Демонолог на ангельской тяге. Хотя, в теории, это вообще не расходилось с профилем, но все равно казалось мне чем-то вроде единорога – популяция очень маленькая и живет исключительно в Садах Виктории на острове Мэн. – О, – только и сказала я. В этот момент вернулись компаньоны и мы занялись работой. – Думаешь, поможет? – с сомнением спросила я. – Понятия не имею, – без малейшей попытки вселить надежду ответила Лаура. Идея ее состояла в том, чтобы повысить чувствительность всего набора поисковых инструментов от маятника до карты. Взяв медь, аметист и полынь, чтобы сделать поисковую связь сильнее, улучшить обнаружение и очистить это все от помех, соответственно. И теперь, как и я, она смотрела на нагревающийся в колбе с полынью медный маятник, в который была помещена аметистовая крошка, – Я сама в первый раз это все делаю, хотя годков мне ого-го-го. – Насколько ого-го-го? – спросила я из любопытства и для поддержания разговора. – Ай какие некрасивые вопросы женщине задаешь, – засмеялась Лаура, – Но, скажем так, я бывала при дворе французского короля и до, и после Наполеона. – Действительно ого-го-го. – А я о чем? Мы снова молча уставились на маятник, а потом Лаура махнула рукой: – Давай сюда велим подать обед и покурим. Все равно нам ждать, пока вся полынная вода выкипит. Но ни обед, ни аметист в меде, сваренные в полыни не помоли. Как и множество других комбинаций. Наконец, уже глубоко за полночь, мы получили хоть какой-то эффект, близкий к необходимому. – Я не пойду в отель, – наконец, сказала я, глядя на бледные светящиеся точки, разбросанные по карте. Каждая из них – отклик на поисковое заклинание. И только одна из них – настоящая царевна. “Узнай меня без имен и лиц среди других обращенных птиц”. Сил двигаться после совершенного ритуала особо не было, а глаза закрывались. – А твои мальчики волноваться не будут? – Лаура села на подлокотник моего кресла и подколола выбившуюся из моей прически прядь с убаюкивающей нежностью. – Будут, – кивнула я, – Их очень тревожит, когда я пропадаю неизвестно где без предупреждения. Особенно Троякого, надо думать. Но этого я не добавила. – Тогда давай-ка соберем все необходимое и пойдем к тебе. Если надо будет тебя понесет твой приятель. Или мой приятель. Или оба. – Я лучше сама дойду, – поспешно сказала, вставая, еще до того, как что-то успел сказать Артемис, который создавал ощущение скорее не компаньона или хранителя Лауры, а ее няньки. И мне совершенно не хотелось, чтобы он журил ее еще и за меня. Лаура засмеялась и соскользнув с кресла протянула мне сумку. Сборы подходили к концу, когда Лаура вдруг замерла: – Слушай, а ты завтра свободна? – Ну вообще мне надо… – я постучала по карте, убранной в тубус и лешажщей в общей кучи компонентов, – отправляться дальше. – Завтра ты еще не сможешь отправиться. С учетом корректировок и количества артефактов, новые будут готовиться не меньше суток, – заметила Лаура. – Давай ты сразу скажешь, что ты для нас придумала, м? – мы стояли по разные стороны стола, склонившись над ним, но глядя друг другу в глаза и я видела в чертах магисы то самое выражение, которое Карл, наверное, назвал бы “в ожидании доброй охоты”. Настроение это немного передалось и мне. – В пригороде, буквально в часе-полутора верхом на обычных лошадях, есть домик, который меня наняли осмотреть перед въездом большой семьи. Но там, говорят, места специфические, болота рядом. Не хочу идти одна. – А Артемис? – Говорю же, места специфические. Говорят, что это от демона можно укрыться на освященной земле, а от ангела спасения нет. Но если очень постараться, то и на ангела, особенно вроде Артемиса, найдется управа. Мы пытались туда пройти вдвоем и его не пустило. Я всегда в такие места раньше вместе с Люцем ходила, но мы теперь оба штабные и его сюда из Праги ничем не заманить. Ну так что? Пока готовятся твои игрушки, составишь компанию? Я тебе помогла. Теперь помоги и ты мне. Я выпрямилась и, неспешно достав портсигар, закурила. Мне надо было немнго времени подумать. Никому из моих это, конечно, не понравиться. Но она и правда мне помогла. Да и дел других у меня нет, пока созревают инструменты. – Ладно, – кивнула я, – Но только недолго. Вошли и вышли, все такое. – Не думаю, что мы там пробудем дольше трех часов, – заверила Лаура, – штатная проверка, не более того. Троякого в его комнате не оказалась. Я даже заглянула одним глазком, чтобы проверить действительно ли его нет или он просто уснул. Ощущала я в этот момент себя женой Синей Бороды и ожидала, что в любой момент Троякий вырастит из-под земли в ладони от меня и я, краснея и бледнея, буду ему объяснять, что искала его исключительно, чтобы доложиться о себе и ходе работы. Но в комнате его не было, и никто меня на горячем не поймал. Тогда я постучалась к Карлу, уже готовясь к тому, чтобы оставить им записку. Время было очень раннее. Спала я сегодня недолго: близился рассвет, а пришла я в номер ближе к двум часам ночи. Еще час ушел на то, чтобы запустить вместе с Лаурой процесс созревания артефактов. После чего та упорхнула, а я повалилась в постель, поняв, что сил даже снять платье у меня попросту нет. Теперь, скорее помятая, чем посвежевшая, я должна была ехать в пригород. Лаура уже ждала меня под дверью отеля, держа под уздцы двух таких же сонных как я лошадей и ее прекрасно было видно из моего окна. Стоило мне постучать, как в комнате раздался глухой звук падения чего-то тяжелого на ковер, брань и, спустя минуту, Карл, раздетый по пояс и в не вполне застегнутых штанах, выглянул из дверей: – Ты уже проснулась или еще не ложилась? – первым делом спросил он, удивительным образом даже не позубаскалив о том, что я старательно отвожу взгляд от его торса. Впрочем, дело было не только в том, что он был полуголым, чем вызывал лишние мысли, но и в том, что взгляд невольно возвращался к стыку между живой плотью и металлом протеза. Любопытство и смущение. Ну замечательно. – Уже проснулась, – качнула головой я, – Разбудила? – Да нет. Я только ложился. Кто б сомневался. Он, помолчав, спросил: – Что-то случилось? – Не совсем, – кивнула я, – Мне надо Лауре помочь в одном дельце. Она обещала, что ехать туда часа два и там не больше трех, так, что думаю, буду не раньше полуночи. Карл поднял глаза к потолку, считая, а потом хмыкнул: – Вижу, сделала поправку на опыт. – Ага, – я прикрыла ладонью рот, зевая, – Троякому скажешь? А то не могу найти его. Наверное, ужинать пошел. Карл кивнул, почему-то бросив взгляд в комнату: – Скажу. И даже тебе закажу сюда чего-нибудь пожрать. Ближе к полуночи. У меня как будто бы гора с плеч свалилась. Мысль о том, что вечером меня будет ждать сытный ужин сделало мое настроение более приподнятым и добавила бодрости, хотя буквально минуту назад я думала, как бы не свалиться с коня, заснув. – Только в мою комнату не входи. Там… идет алхимический процесс, – предупредила я. Карл кивнул и уже собирался закрывать дверь, когда я вставила между косяком и дверью сапог, мешая закрыть ее, решившись на что-то вроде небольшой шалости. – Что еще? – с видимым неудовольствием практически проворчал Карл. – Наклонись. – Если ты хочешь мне какой-то секрет на ушко сказать, то… – начал он, но не договорил потому что я чмокнула его в щеку и, шепнув, “спасибо”, выскользнула за дверь апартаментов, не дожидаясь реакции.