Германская Империя, Дорога Бремен-Гёттинген, Ноябрь, 1923 год.
Какое-то время мы ехали молча, несмотря на то, что я обещала развлечь Александра беседой. Но собраться с мыслями и начать что-то говорить у меня сходу просто не вышло. Вместо этого сидела, укутавшись в свое пальто и плед, который, как я надеялась, специально оставили на штурманском сиденье, и немного нахохлившись. Ночь выдалась холодной, как и положено ночи Самайна, и это было заметно даже мне. Задним числом я поняла, что надо было не стоять на месте, а идти вперед – тогда бы я не так замерзла – ведь не мерзла же я в этом пальто прошлой зимой! Александр молча достал из сумки, стоящей у меня в ногах термос и подал его мне. Я благодарно кивнула. После первой чашки обжигающего чая, которая смыла фантомное ощущение подступающей простуды, я, наконец, спросила: – Как выезд прошел из Бремена? – я старалась быть тихой, чтобы не разбудить Карла, который занял все заднее сиденье машины разложенное в спальное место. Но даже так оно было ему отчаянно мало и спал он все равно в позе, от одного взгляда на которую у меня начинала болеть спина. Впрочем, я понижала голос скорее по привычке к тишине во время чужого сна как таковой: я знала, что Карла побеспокоить не так-то просто. Будил его обычно не шум, а чутье на проблемы. Александр это, похоже, тоже знал и голоса не понижал, отвечая мне: – Не без проблем, но благополучно, как видите. К слову, герр Гуннарсон забыл вам отдать нечто и поручил это сделать мне, – Александр вытащил из кармана своего камзола небольшую коробку и передал ее мне, – На дорогу он нас благословил ей и напутствием не пускать вас за руль. Вы действительно настолько неразумно водите? Говорили мы по-русски и это, вместе с тем, что ночная дорога казалась островком без времени и пространства, мне казалось, что я нахожусь в нигде между своим родным миром и этим. Холод, просачивающийся в машину только усиливал эту иллюзию – мне всегда казалось, что в нигде должен стоять мороз. – Не то, чтоб неразумно… – я замялась, забирая коробку, металл которой должен был бы согреться за пазухой у Александра, если бы он был человеком, но он не был и та оказалась лишь чуть теплее дверной ручки машины, – Скорее я люблю ездить быстро и это тревожит Гадеса. Он, в целом, не большой любитель машин, но, думаю, дело в том, что в седле он смотриться страсть как красиво. Он из нас единственный, кто умеет делать все эти трюки в седле. Александр хмыкнул. Я ожидала, что он спросит о том, где же эта любовь к скорости крылась, когда он отдавал меня учиться водить – тогда я действительно была очень осторожной, зная, что в жизни не расплачусь за разбитую машину, если при этом выживу – но вместо этого Александр спросил о другом: – Вы действительно все всадники? – Мы все действительно все неплохо держимся в седле. Гадес, когда все начиналось и появилась концепция, сказал, что без этого не обойтись. Так я снова оказалась на конюшне. В Праге оказалось все с этим очень неплохо, – говоря это, я открыла коробку. Внутри лежала позолоченная шахматная ладья и картонный прямоугольник. – Что там? – полюбопытствовал Александр. Я достала карточку и перевернула ее. Как я и ожидала, это была записка. – “Таков совет”, – перевела я надпись, выведенную безупречным почерком герра Беккера на латыни и показала Александру фигуру, взяв ее носовым платком. Затем напела, – Плывет ладья, и волны хлещут через край. Твою судьбу из шляпы вынул попугай… Что-то там и сложенные крылья распрямишь – придет весна в Париж. Я даже не сразу смогла вспомнить, что это за песня, чья она и о чем. Просто откуда-то из глубины памяти всплыли строчки. И я бы ни за что не вспомнила, текст этой песни целиком. И уже не вспомню. Я была даже не уверена, что мотив, был верным, а не придуман мной на ходу. Александр бросил на сувенир взгляд и кивнул: – Старое доброе упражнение для ума. Аарон тоже такие любит. – Советы таро и то четче, – покачала я головой, собираясь убрать и фигуру, и записку обратно, но в коробке перекатилось что-то еще и мне пришлось убрать все в карман, чтобы освободить руки, и залезть под шелковый платок, на которым лежала ладья и подцепить еще один предмет.. – К советам таро вы просто привыкли и умеете с ними обращаться, – тем временем ответил мне Александр, – Как думаете, нам стоит перестроить маршрут и поехать сразу в Париж? – Что? – не поняла я переход от одного к другому, занятая ускользающим из-под пальцев из-за тряски машины чем-то, – Зачем? – Прошлый осколок песни оказался довольно пророческим. По крайней мере, восставшие мертвецы в окрестностях Копенгагена вам встретились, – он помолчал, а потом спросил, – Почему Гадес? Переход был таким резким, что у меня мелькнула мысль, что Александр таким образом хочет вытянуть из меня побольше сведений. Впрочем, это все не было настоящей тайной так что к уловкам стоило обращаться разве что из удовольствия. – Потому что он – всадник, чей конь блед, конечно, а Гадес – бог смерти, – я замерла, давая себе время собраться с терпением для второй попытки, а потом снова полезла в коробку, – Мы хотели сначала просто использовать латынь, но потом отказались от этого. Вопрос за вопрос: где ваш секретарь? Такой же неважный, но утоляющий любопытство вопрос. Сколько я знала Александра, секретарь сопровождал его также неотрывно как меня – Нюх. И обязанности имел примерно те же самые. Но в этой поездке Александр даже за руль садился сам. Невероятный аскетизм. – Я его женил. – Так быстро? – удивилась я, – Это тот, которого я застала? – Нет, следующий, – на лице Александра что-то неуловимо поменялось и я поняла, что тема ему глубоко неприятна. Но отмалчиваться он не стал, – Того я женил незадолго до… определенных событий семнадцатого года. Вы же знаете, у меня дольше пяти лет никто не служит. Даже вы. Я кашлянула, собираясь что-то ответить, но Александр меня опередил: – Расскажите как появилась Carpe Noctem. – Лучше будет, если вы расскажите о вашей “беседе” с коммунистами, – я бросила на Александра взгляд и снова вернулась к коробке. О том, что именно произошло в задних помещениях ратуши Бремена, я не имела ни малейшего понятия, только предполагая, быстро покинув тогда мужчин. Мне слишком сильно не хотелось столкнуться с иронией Карла насчет моего щепетильного отношения к пыткам и казням, и давлением Александра, связанного с его убеждением в необходимости моего обучения подобному, которое, я уверена, у него было. Теперь же я не знала не только о судьбе коммунистов, но и о том, что они рассказали Александру и Карлу. Последнее было для меня действительно важным. – Вопрос за вопрос, моя дорогая, – лицо Александра разгладилось и губы его дернулись в улыбке. Я невольно тоже улыбнулась и, наконец, поймала вещицу. Вытащив ее, я поняла, что это небольшой серебряный образок, – Чем еще пожаловал вас ваш патрон? – Святой Христофор Псоглавец, – ответила я, разглядывая звероподобного святого, защитника от внезапной смерти, покровителя путешественников и Искаженных. Работа была очень тонкой, а лик святого – почти натуралистично животным, – Интересно, по карману ли мне услуги ювелира герра Беккера. Образок выглядел похожим на отеческий жест. Но, кроме этого, я видела в нем уверение: что бы я не сделала в прошлом, я не лишилась протекции патриарха Бремена в настоящем и желает он мне успешного завершения моего дела. – Думаю, что если мы вернем Анастасию Николаевну семье, будут по карману, – и добавил с такой интонацией, что мне показалось, что он ревнует, – Но в Петрограде есть ювелиры не хуже. – Вы серьезно говорили про Императорский бал? – перевела я тему, застегивая цепочку образка на шее и убирая ее под рубашку. В моей ситуации отказываться от любого божественного расположения было глупостью. – Вполне, – кивнул Александр, – Если вы, конечно, готовы к тому, что я буду очень строгим в вопросе вашей подготовки. Моя крестница может избегать света, но если она в него выходит, то должна соответствовать очень высоким требованиям. – Считаете, что мои руки соскучились по линейке? – это вырвалось у меня раньше, чем подумала, и тут же почувствовала, как уши начинают гореть, едва я закрыла рот. Я отвернулась к своему окну, чтобы не видеть Александра, который не отражался и в нем тоже. Поэтому я не видела, изменилось ли что-то в его лице, когда он ответил: – Да. У вас другое мнение? – Я считаю, – медленно сказала я, – что я соскучилась по ошейнику. Мысли об этом у меня были еще в саду дома Аарона, когда мы гуляли между поросших мхом статуй, но я все не знала, как предложить это Александру и предлагать ли вообще. Но сейчас это пришлось к слову и я, ощущая ужасное волнение, все-таки сказала это. – Он нужен для нашего ликантропа? – уточнил Александр и я все-таки повернулась к нему, хотя и не смотрела на его лицо: – Для меня, – при этом, все же, я попыталась представить Карла в ошейнике, но воображение буксовало, хотя сама мысль показалась мне хорошей. – Не могу сказать, что ценю уподобление зверям. – Ошейники носят не только звери. Александр какое-то время молчал, а потом неожиданно тихо сказал: – Благодарите ваших богов, что мы дьявольски торопимся и у меня нет времени остановить машину и взять вас прямо сейчас, – в голосе его был слышен нажим. Мне стало жарко, но выпутываться из пледа я не решилась, чтобы не показывать то, как его слова во мне отдались. – Мы бы не стали это делать в любом случае, – моя улыбка вышла немного кривой и натянутой от неловкости, которую я начала вдруг испытывать, – Карл… – я невольно бросила взгляд на заднее сиденье. – Вас смущают подобные свидетели? – не дав мне закончить, перебил меня Александр, глядя, в отличие от меня, все еще на дорогу на дорогу. – Подобные? – Вас бы смутило, если бы я застал вас с ним? Или наоборот? Вопрос был неожиданным и поставил меня в тупик: – Я… я не знаю, – и, помолчав, спросила, – Мне стоит об этом подумать? – Лишним не будет. Я кашлянула и полезла в бардачок, надеясь там найти карту: – Какой вообще план? Куда мы едем? – За нашими беглецами, – согласился не продолжать тот разговор Александр, поддерживая мой вопрос, – Судя по тому, что удалось узнать, мы имеем дело все-таки не с похищением. Разочаровывающе, но утешительно. Отстаем мы от них часов на десять, конечно, но это и к лучшему. – Пусть думают, что стряхнули нас? Александр кивнул: – Мы будем пытаться их обогнать. Исходя из купленных билетов и опросов мы предположили, куда они направляются, но надо, конечно, следить, не поменяют ли они направление. – Я бы поменяла. – Мы возвращаемся к тому, о чем мы говорили в самом начале: я вас учил скрываться и утекать сквозь пальцы. Их… – Меня этому научила жизнь с родителями. Александр вопросительно поднял бровь. – Хочешь делать свои дела, когда твои родители помешаны на том, чтобы все было под их контролем – учись врать, выкручиваться и исходи из того, что ты постоянно под их колпаком, что у них везде глаза и на тебе жучок, – пояснила я и, чуть помолчав, добавила, – Это же сделало меня такой хорошей лгуньей и удачным материалом для агента. – Вы все-таки были их непростой семьи, как я и думал сначала по вашей речи. – Да нет. Просто на моей родине это все несколько проще, чем здесь. Здесь потеряться гораздо гораздо менее сложная задача. Документы новые делаются буквально со слов, – и вернулась к вопросу царевны, – То, что она ходит свободно – еще не значит, что она не похищена. Бывают очень разные варианты обращения с похищенными и поведения похищенных. – То, что вы называете Стокгольмский синдром? – А вы с Карлом и это уже успели обсудить? – я хмыкнула. Потянулась за портсигаром, но тут же остановилась, зная, как Александр не любит моего курения. Особенно в его присутствии. Да и в закрытой машине это было просто хамством, – Не обязательно на самом деле. Я, если честно, чем больше думаю о нем, тем сильнее сомневаюсь в его существовании. Но Анастасия Николаевна – очень юная девушка. В этом возрасте отсутствие жизненного опыта сочетание с традиционным воспитанием, одобряющем женскую пассивность и беспроблемность может дать ужасающие результаты. Я была практически там, я знаю. И формирования симпатии к агрессору может при этом не быть вовсе, – я вздохнула, – Но, конечно, она может быть и просто безответственной авантюристкой, путешествующей в компании друзей.. – Друзья у нее, в этом случае, опасные и неприятные, – покачал головой Александр, – Вы читали их записку? Герр Гуннарсон передал ее вам, как он сказал. – Нет еще. – Там присутствует завуалированная, но довольно прозрачная угроза вам. Не лично вам, а гостям и хозяевам дома, который меня принял. Ваша идея с разделением нас для внешнего наблюдателя сработала замечательно: они были уверены, что мы не вместе. И ваша личность для них все еще загадка. – И все же эти трое узнали во мне – меня. Как так? – Лизхен, – голос Александра стал строгим, но это вызвало у меня вовсе не тот трепет, который он, наверное, сейчас от меня ожидал, – Не пытайтесь меня переиграть. Лучше расскажите про Carpe Noctem. – Вам Carpe Noctem покоя не дает, как я посмотрю, – мои губы растянулись в невольной улыбке. – Безусловно, – кивнул он, – Я чувствую себя отцом, пропустившим всю жизнь своего чада. Оставил вас без своего внимания на семь лет и вы уже основали магическое общество, имели вереницу любовников и стали вхожи в несколько Гнезд. Теперь я хочу знать все. Но в первую очередь про ваших ближайших друзей. В конце концов, это те, кого я, весьма вероятно, буду постоянно принимать в своем доме. – Это была не вереница любовников, – возразила я, намеренно уводя разговор в другую сторону.. История Carpe Noctem тоже не была тем, о чем я должна была молчать, но мне нравилось водить Александра по лабиринту разговора, не давая ему желаемого ответа. Возможно, это нравилось нам обоим. – Что же тогда это был за список имен, названный герром Гуннарсоном? – Часть из них действительно были моими любовниками и кто-то из них принадлежал к Пражскому гнезду, – признала я, – Нокса Фаустина иногда допускает мужчин на отдельные собрания Дома специально для этого. Но большинство были… романтическими интересами. Помните про обожание? Вот примерно так же, только с эротическим подтекстом. – К слову, кого обожали тогда вы? – Кутузова, – после короткой паузы мрачно ответила я. Вспоминать, как так вышло и как я перепутала Кутузова и Суворова, а потом было уже поздно что-то исправлять, не особо хотелось. Александр резко остановил машину. Его смех я слышала в первый раз. Он оказался мягким и приятным, хотя мне казалось, что такие, как он должны смеяться так же, как каркают вороны или что-то вроде. И этот диссонанс обескураживал, заставляя вспомнить, насколько же плохо я его на самом деле знаю, поверив в его маску. Когда смех иссяк, Александр, наконец, под моим мрачным взглядом сказал: – Так вот, что это было за собрание сочинений по военной истории! И вот, что это были за намеки от вашей классной дамы! – Что еще за намеки? – в памяти действительно всплыли какие-то разговоры классной дамы со мной, которые были невероятно близки к тому, как моя бабушка когда пыталась говорить о мной о женском цикле и сексе: неловко, с огромным количеством метафор и намеков, которые не приносили никакой ясности, но оставляли ощущение липкой грязи на коже. Похоже, разговоры она вела не только со мной. – Обмен, моя дорогая. Вы рассказываете про Carpe Noctem, я – про намеки. – А как же коммунисты? – напомнила я, – вы меня тоже не пытайтесь провести! – Про них, разумеется, тоже. Как видите, стоимость вашего рассказа выросла.. – Тогда давайте подождем, пока проснется Карл, – сдалась я, – думаю, что он тоже захочет послушать эту историю. – Долго можем прождать, – тон Александра стал более серьезным, – Он не спал почти неделю, работая, пока мы с вами были вне игры. Не ожидал от него, на самом деле такого включения в наше дело. – Поверьте, он высыпается гораздо лучше и быстрее многих, – убежденно сказала я, но внутренне согласилась с Александром. Я ожидала, что расследование будет стоять на месте без нас с Александром. Но мы с ним ошиблись. Карл больше не был моим “плюс один”. Он стал полноценным участником дела. От этого на душе становилось теплее. Опять повисла тишина. Я убрала фигуру и записку в коробку. Александр неотрывно следил за дорогой. Глаза мои начали слипаться, когда Александр негромко позвал меня: – Лизхен? – Да? – Мы с Карлом решили, что если мы сейчас не поймаем беглецов, то разделимся, – я молчала, не перебивая и ожидая продолжения, которое чувствовалось в словах Александра, – Вы с Нюхом поедете за царевной: очевидно, вы справитесь и с переговорами, и с прямой угрозой. А мы с Карлом отправимся на поиски Распутина. Времени осталось слишком мало. – Нет, – резко ответила я, ощущая, как дремота меня покидает. Хоть мне и казалось невероятно соблазнительной эта их идея, я не могла позволить ни себе, ни им ей воспользоваться. Настолько неправильной она мне казалась, – Мы не будем разделяться. Мы будем искать царевну. Это важнее. – Она не в беде, мы это уже все знаем, – в голосе Александра появился холодок, раздражение и злость. Не ко мне, как мне показалось, а к взбалмошной девице, из-за безответственности которой мы оказались там, где оказались, – Вам не от чего ее защищать. – У меня есть обязательства, – возразил я. – И вы их выполните. – И у вас тоже. Не только передо мной. Молчание, которое последовало за моими словами было тяжелым и неприятным. Как затишье между двумя приступами боли. – Хорошо, – наконец, сказал он, – доверимся судьбе и долгу. Но я обещаю вам, клянусь именем Господа: я не оставлю вас один на один с ходом времени и краткостью людского века, – и, прежде, чем я успела что-то сказать, добавил, – Аарон провел исследование. Магу, который лишился души, можно передать дар крови. И Аарон готов это сделать для вас. Карл проснулся, когда утренние сумерки начали сереть. К этому моменту, мы с Александром как раз задумали смену и небольшую остановк, в основном, необходимую, чтобы размять ноги и утолить другие телесные нужды. – Ну что, – весело сказала я, опираясь о машину спиной и пряча в карманную пепельницу окурок: удержаться от сигареты на рассвете за чашкой чая, вдыхая морозный воздух был совершенно невозможно, хотя взгляд Александра говорил, что при первой же возможности он мне это припомнит, – пустите меня за руль или будете слушаться совета Гадеса? – Лезь за руль давай, – проворчал Карл, садясь на штурманское место и беря в руки карту. Александр тоже кивнул. заворачиваясь в плащ с капюшоном и завязывая глаза плотной повязкой, которая, впрочем, не помешала занять ему заднее сиденье. Как будто бы он все прекрасно видит. – Вам идет повязка, – заметила я, когда машина тронулась. Позади меня хмыкнули, но я не стала оборачиваться, сосредоточившись на дороге. Я, конечно, хотела показать им, что я могу быть аккуратной водительницей, но сама не заметила, как начала набирать скорость: абсолютно пустая в этот час дорога только располагала к этому. – А не хочешь полегче? – в какой-то момент осадил меня Карл. Похоже, не выдержав, моего темпа. Я сбросила скорость, неловко кашлянув. – Извини. – Да что уж там, – он махнул рукой, – просто второй раз рисковать угробиться в жестяной коробке я не хочу. – А когда был первый раз? – Когда я потерял руку. Мне стало неловко и разговор заглох. В воздухе при этом висела невысказанность. Мы не виделись почти в Бремене. При этом этот город создал много вопросов. – Спрашивай уже, – не выдержала я, наконец. – Не буду, – после короткого молчания сказал Карл, – хочу, но не буду. – Почему? – Я учусь… отделять свою жизнь от твоей, – медленно сказал он, – Ты была права: я не могу жить тобой, – еще одна пауза, – Я давно не чувствовал себя таким живым как когда я следил за этой сладкой парочкой и набирал себе этих мальчишек в помощники. Ты не пойми меня неправильно – с тобой заебись быть и не мечтай, что избавишься от меня. Но… – он побарабанил пальцами по коленке, – Там, работая один, я ощутил свободу, за которой за пошел когда-то в наемники. И это было хорошо. А раз мне это было хорошо, то я хочу, чтобы так же хорошо было тебе. Значит, ты должна быть свободна. В том числе от утешения моей ревности. Поэтому я не буду спрашивать тебя о том, кого ты там успела затащить в свою постель. Хотя очень хочется! Я засмеялась и протянув руку к нему, чуть сжала его ладонь. Мы замолчали и тишина эта была успокаивающей и теплой, какая бывает между теми, кому хорошо и без разговоров друг с другом. Вдвойне это было хорошо потому что я не любила разговоров, когда была за рулем и требовала обычно молчания от своих пассажиров. Так что спящий Александр и молчащий Карл были для меня идеальными вариантами. Александр проснулся через четыре часа, как по будильнику. Мы сменились. Я, устроившись сзади, задремала. После следующей перемены я, вернувшись на место штурмана, спросила: – Ну что, хотите слушать про Carpe Noctem? – чувствуя себя при этом немного сказочницей на рождественской ярмарке. Они, конечно, хотели. История вышла не особо длинной, хотя мне всегда казалось, что изложение тех событий никак не может быть коротким. Но, оказалось, что, если не погружаться в подробности, то это всего лишь минут тридцать. С вопросами. Долго для доклада на конференцию, но для истории, которая стала основой твоей нынешней жизни сейчас – не очень. – Мы еще не решили будем ли мы распределять регионы, но уже распределили сферы. Смерть занят изучением внутренней политики между гнездами, Голод – внешней, Чума – всей физиологической и медицинской стороной. У нее, кстати, зимой выйдет большая статья про испанку у носферату. А я – религией и историей, – подвела я итог, – Как-то так. – Да о вас еще никто толком не слышал, а вы уже мир решили делить, – хохотнул Карл. Я поморщилась, собираясь возразить, но за меня это сделал Александр и был при этом мягче, чем была бы я: – О них знают, просто не в тех кругах, к которым принадлежишь ты, Карл. Пока Лизхен рассказывала об их деятельности, я понял, что слышал о группе магов, которые предлагают услуги посредников, хотя и не думал, что она такая небольшая. Петрограду, однако, они визитку не присылали и теперь я понимаю почему. Полагаю, ваш патрон наложил вето на предоставление услуг нам? – Вовсе нет, – покачала я головой, – Просто до Российской Империи у нас не дошли руки. И я, конечно, всячески старалась избегать разговоров о расширении в эту сторону: считается, что к Восточной Европе тяготею больше я, Российская Империя ближе прочего именно к ней, а это значило бы, чтобы туда должна была бы ехать я. Боюсь, что это была бы не самая хорошая наша встреча, произойди она до Кракова. – Вы меня избегали. – Абсолютно сознательно, – кивнула я, – Это я настояла на оммаже патриарху Бремена. Я знала, что вам туда ход заказан и решила этим воспользоваться. – Я опечален, но согласен с разумностью этого шага, зная ваши вводные.Королевство Италия, Пригород Неаполя, Ноябрь, 1923 год.
Так мы и ехали, сменяясь примерно каждые четыре часа. Постепенно воздух согревался и воздухе чувствовалось, что мы приближаемся к морю. Будучи в дороге уже больше суток, мы все устали. Даже от Александра перестало исходить ощущение собранной уверенности, хотя выглядел он бодрее нас с Карлом, который каждую остановку жаловался на то, то, что машина как из детского набора игрушек. И я была вынуждена признать – комфортнее всего в этой машине было мне. Александр, надо думать, тоже страдал, но делал это, по своему обыкновению, молча. – Уважаемые пассажиры, за окном сегодня около плюс пятнадцати. Туман. Мы подъезжаем к Неаполю, самому южному городу благословенной Италии. Расчетное время прибытия в город три часа, – подражая стюардессам родного мира, объявила я, когда мужчины снова заняли свои места Карл болезненно поморщился: – У меня есть предложение получше. – Какое? – спросил Александр, едва вытянувший ноги, заняв место по диагонали от меня.. – Тут недалеко есть станция, – Карл достал карту и ткнул в нее пальцем, – через нее будет проходить поезд наших голубков. Давайте-ка я сяду на него и заодно прослежу, куда они заселяться. – Мне нравится эта идея, но ты, при всей моей симпатии, на того, кто смешается с толпой не похож, – Александр звучал задумчиво. Мы все понимали, что главным образом причина этой идеи в нежелании Карла еще три часа ехать сложившись крючком. И я его понимала. И все же идея была очень хорошей. – А это уже предоставьте мне, – усмехнулся он. – Хорошо, – Александр согласился, помолчав с минуту, – Лизхен? У нас, как я понял, необходимости в том, чтобы искать номера и тут нет? Я кивнула: – У Голода в городе есть друзья, в доме которых мы можем разместиться. Сам он уже на пути в Неаполь, чтобы нам помочь – я созвонилась с ним, когда ходил на телеграф в Геттингене. Кроме того, связи Карпе Carpe Noctem позволит рассчитывать на помощь местного Гнезда. К счастью, носферату в Италии вполне свободно владеют латынью. – А это важно? – почесал щетину Карл. – Да, – помолчав, я добавила, – я не знаю итальянского. Нокса Фаустина запретила его учить, пока я не закончу у нее обучение, – понимание пришло внезапно и было неприятно холодящим, – Дьявол. – М-м-м? – он повернулся ко мне. – Я забыла ее домашнее задание у Гадеса! – Если и было что-то вне моей службы, чего я не хотела бы делать, так это терять домашнее задание ноксы Фаустины, но практически это я и сделала, – Надо будет ему написать, чтобы выслал, – и, в утешение самой себе тише добавила, – Ну хоть статью у него не забыла. И договор.Королевство Италия, Неаполь, Ноябрь, 1923 год.
С Александром, в итоге, тоже пришлось разделиться – ему было необходимо встретиться со своим связным на окраине города, я же поехала вперед верхом открывать дом и приводить себя в порядок. В Неаполь мы, Carpe Noctem, по традиции приезжали перед самым началом нового курса, чтобы подышать морским воздухом и почитать вслух Данте. Каждый год, за две недели мы, сопровождая это бессчетным количеством вина, читали “Божественную Комедию”. Это был один из двух моментов в году, когда мы, строго соблюдающие постулат трезвости в остальное время, беспробудно пили, уповая на древние чары кладки, не позволившие дикой магии вырваться за его пределы. Было странно вернуться в Неаполь так скоро и увидеть его в начале октября. Дом встретил меня привычной пустотой и тишиной. Друзья Лоренцо тут бывали очень редко и потому мы так свободно себя чувствовали, приезжая сюда. – Набери мне ванну, – велела я Нюху, сбрасывая на его руки пальто и перчатки после того, как подвесила трость в воздухе заклинанием, – и позаботься об ужине для нас с Карлом и Лоренцо. – Джек, он придет только под утро, – возразил бес, – Алавадера тоже вряд ли будет раньше. – Когда они приедут, то будут ужасно хотеть есть, – кивнула я, – А в доме есть только вино и консервированная рыба, которой мы бродячих котов кормим. Это не ужин, – и повернулась к бесу, – Что не так? Ты не ведешь себя так обычно. – Не хочу оставлять тебя одну дольше необходимого, – сказал Нюх, – В Бремене… – Он не закончил, но мы оба понимали: его беспечность, недостаток внимания к моим делам, который он проявил, ожидая безопасность от Бремена, могли обойтись дорого. Очень дорого. Теперь же он дул на воду. – Не думаю, что за нами еще один хвост, – нахмурилась я. У меня было много времени, чтобы обдумать, рассказанное Александром. Те трое шли по следу Александра и с мужчиной, которого видели рядом с царевной встретились уже в Бремене, где он сам на них вышел и предложил им доплатить за вывод из игры их общего противника. Меня же узнал только один из них, который когда-то видел меня рядом с Александром еще пансионеркой. То же, что Елизавета Мозер, Мария Нойман и Андреа Штокингер – это одно лицо той ячейки удалось установить только благодаря тому, что я упустила одного из коммунистов в Румынии. Такой вот эффект бабочки и череда нелепых случайностей и совпадений. Но у магов совпадений в жизни не так уж много бывает, надо признать. – И все-таки, – не согласился Нюх, – тут не спокойно. Меньше недели назад какой-то человек проводил здесь значительное собрание людей и город все еще кипит потому что он добился желаемого. Это может иметь последствия. Даже спустя столько лет я не всегда сразу понимала, что люди – это отдельный вид. И я к нему не принадлежу. Вот и сейчас, вдох или два ушел на то, чтобы понять, что смысла в словах беса больше, чем мне хотелось бы. – Ты просто не любишь людей, – хмыкнула я все же, садясь на пуфик и стаскивая осточертевшие за время дороги сапоги. – Не люблю, – согласился Нюх и от него снова дохнуло чем-то древним, когда он продолжил говорить, – Потому что я их хорошо знаю. От этого стало неуютно и я, подхватив из воздуха, трость постаралась показать беспечность, обернувшись с бесу, но голосу я, все-таки, добавила твердости, показывая, что разговор окончен: – Я хочу ванну, Нюх. И сытный ужин для себя и мои друзей. Займись, будь добр С коротким поклоном Нюх испарился. К закату в чистом платье я сидела с бокалом вина на террасе и смотрела на то, как солнце оставляет блики на волнах. Было холодно и на плечи пришлось накинуть вычищенное Нюхом пальто. За моей спиной бес сервировал стол и зажигал свечи – электричества в доме не было и я вообще не была уверена, что будет: хозяевам это было не надо, а Лоренцо не хотел тратиться на чужой дом в городе, где этим было даже не перед кем похвастаться. Нам же хватало всегда свечей и магии. Стук в дверь раздался, когда я только-только приступила к ужину. Нюх, зная свое дело пошел открывать дверь. Вскоре на лестнице раздались шаги. Но пар ног было больше двух и даже трех. Столько гостей я к этому часу не ждала. Внутри появилось нехорошее предчувствие. Чуть отодвинувшись от стола, я сбросила с плеч пальто, которое слишком уж сковывало мои движения и поманила магией к себе трость, оставленную у выхода на террасу.. Дверь комнаты открылась. Первым вошел Нюх. Сделав несколько шагов вглубь комнаты, он сместился вбок, пропуская гостей и объявил тоном хорошего слуги сначала на итальянском, потом повторил то же самое на немецком: – Герр Джузеппе Д’Онорио в сопровождении ноксы Августины и охраны! Охрана вошла первой и сразу разместилась так, что я не могла сказать точно: собираются они мешать напасть на нас или не дать мне покинуть дом раньше, чем гости закончат свои дела со мной. Следом вошел немолодой мужчина в неброском костюме, который, однако, так хорошо на нем сидел, что я могла уверенно сказать – сшит он был на заказ у очень опытного мастера. Последней вошла носферату, одетая в священническое облачение. Я знала, кто такой Джузеппе Д'Онорио и, вставая в знак уважения, могла уверенно предположить, что несет его личный визит. Тем более в сопровождении носферату. Ничего хорошего. Я, дождавшись, когда Нюх займет место за моим левым плечом, готовый переводить каждое слово, улыбнулась: – Какой неожиданный и приятный сюрприз! Не уверена, что у меня найдется для вас угощение, но определенно я смогу предложить вам бокал вина.