Яблоки Эдема

Республика Франция, Париж, декабрь, 1923 год. Дом Габриэль Сен-Жермен.       – Вороненок! – на дверь обрушивались удары кулаком, грозя ее и вовсе выбить, а переходящий в рык голос перекрывал играющую из граммофона “Лакримозу”. Играла она, как и весь Реквием, уже не в первый раз. Единственное, чем я себя утруждала с того момента как влетела пулей в дом и закрылась в своей комнате, развесив по окнам и над дверью “замки”, это возвращения головки проигрывателя обратно к началу пластинки как только сторона заканчивалась. Все это время я сидела на полу, глядяна темнеющие окно и слушала, как ко мне пытаются войти все подряд. Наверное, я впадала в дремоту, наплакавшись. Потому что у меня не выходило понять, как и когда доброхоты под дверью успевали смениться..       – Джек, – едва слышный шепот из замочной скважины и царапанье рядом с ней, как будто бы мы в Версале.       – Элиза! Элиза, ну открой, – просящий голос и почти заговорщическое, – Я тебе твой любимый торт принесла. И взяла немного абсента из буфета бабушки.       – Эрида, – неожиданно строго. Как будто бы не я смотрела в рот герр Розенкрейцу больше трех лет.       – Слунечко, выходи, а то темно, – Глумливо. Энцо знал, что меня раздражало, что я – “санни”, солнышко и попытался выкурить меня так, но у меня не было сил беситься.       – Лизхен, – Александр зашел дальше всех, одарив меня головной болью за попытку говорить со мной мысленно. Звучал он при этом требовательно и нетерпеливо.       Я не реагировала ни на кого. Осталась я неподвижна даже когда за дверью началась какая-то возня и зазвучала громкая французская речь. Завозился ключ в замке двери и на пороге возникла высокая женская фигура, подсвеченная светом из коридора.       Дверь захлопнулась, оставляя ее внутри.       Взмах руки и свечи, расставленные по всей комнате зажглись, выхватывая из темноты лицо Эммануэль Сен-Жермен, бабушки Габи. Хотя у меня никогда ее не поворачивался язык называть “бабушкой” – на вид ей было не больше сорока. Я открыла было рот, чтобы попросить ее меня оставить, но она, шурша юбками уже прошла вглубь комнаты и села напротив меня в кресло и заговорила на немецком, все же грассируя:       – Что вы тут устроили, мадам, позвольте узнать?       “Мадам”       Так она меня называла только в случае оглушительного успеха или когда была абсолютно мной недовольна. И я знала, что сейчас точно не первый случай.       – Ничего, – во рту пересохло и я едва ворочала языком, – просто случаю Моцарта. И курю. Ничего особенного. Все как обычно.       – Эту очаровательную ложь оставьте для своих любовников, мадам, – еще один взмах руки и игла поднялась. Наступила тишина, – Остальные тут знают, что вы никогда не слушаете Моцарта, если благополучны. Как и Чайковского, – она кивнула на лежащую рядом пластинку с “Лебединым озером”, на другой стороне которой был “Щелкунчик”. Их я выложила, чтобы послушать чуть позже, – К счастью, меня уже посвятили в детали сегодняшней оказии.       – Тогда к чему эти вопросы? – я даже не пыталась встать, хотя это и казалось мне смутно неправильным: мадам Сен-Жермен я уважала весьма и весьма, и обычно себе такого поведения при ней не позволяла.       – Это не был вопрос о причинах вашего огорчения. Это был вопрос о том, почему вы сочли возможным такое его проявление. Вставайте и умойтесь! Никому из нас не позволено так открывать свое горло, показывая уязвимость! – она встала и рывком подняла с пола меня. Я пошатнулась и оперлась на стену, пытаясь по ней сползти, но мадам Сен-Жермен мне не позволила, – Вы достойно повели себя на арене. Похвально. Но ваше нынешнее поведение – ужасающее проявление вашей неподготовленности к светской жизни. Ваш, прошу прощения, крестный очевидно собирается представить вас двору и там такие истерики абсолютно непозволительны.       – Никакого двора не будет! – закричала я, вырываясь из ее хватки, – У меня нет ваших связей, титулов, возможностей, меня просто сожрет этот черт и все! А если не черт, то провал этой истории означает, что мне крышка! Могу я хоть перед смертью побыть собой, а, черт побери!       – А вы уже решили сдаться? – громко, но спокойно спросила мадам Сен-Жермен, глядя мне в глазаа, – Пойти ко дну как та лягушка?       – У меня больше нет вариантов, – засмеялась я, снова чувствуя как по щекам потекли слезы. Я упустила единственный шанс все разрешить в свою пользу. Растяпа. Так мне и надо. Не была на родине удачницей, не надо и начинать себя таковой считать здесь.       – Ваши друзья говорили о том, что варианты у вас все еще были бы. Как и время. Если бы не одна деталь, – она чуть улыбнулась. Я посмотрела на нее, недоуменно моргая, – умойтесь, милая. Я пока велю подать вам кофе со специями и сигарет, чтобы вы пришли в себя и выслушали мои новости. Без этого, боюсь, говорить с вами все равно что объяснять глухому что такое звук.       Я развернулась на каблуках и ушла в ванную. Там я стащила с себя пропахший копотью костюм и обтерлась губкой, стараясь не потревожить повязку. Рана больше не болела, но рисковать совершенно не хотелось. И без того тошно.Умывшись и надев домашнее платье, то самое, которое надевала в Праге, когда ко мне приехал Александр, я вернулась в спальню, где уже на столике исходил паром кофе, а рядом с ним стояла шкатулка с сигаретами. Мадам Сен-Жермен подняла взгляд от письма, которое читала, на меня:       – Уже лучше, – одобрила она, – но, полагаю, это слишком смело, чтобы встречать гостей.       – Я никого не жду, – я села напротив нее и взяла чашку. Она была еще слишком горячей, чтобы пить и получать удовольствие, но уже недостаточно, чтобы напоминать мне о горящей машине.       – Зато вас ждут, – мадам Сен-Жермен передала мне письмо, – Признаться, у вас там очередь из желающих вас увидеть как у Короля-Солнца.в расцвете его правления. Но прежде, чем вы пойдете к ним, вам стоит прочитать вот это.       Я взяла лист. Строчки еще расплывались перед глазами от подступающих слез, но суть я уловила. Неверящим взглядом я посмотрела на мадам Сен-Жермен:       – Это не подделка?       – Ни в коем случае. Приводите себя в порядок. А я распоряжусь, чтобы мадемуазель ди Пьетро и ее сопровождение пригласили в библиотеку.       – Да, некрасиво получилось, – почесала затылок мадемуазель ди Пьетро. Вид она имела почти мальчишеский с модной стрижкой боб, в брючном костюме и обладая щуплой фигурой, в которой читалась еще подростковая угловатость. Было мадемуазель полных семнадцать и была она младшей дочерью уже знакомого мне консильери синьора Д’Онорио. Но если мне она казалась еще таким дитя, чтобы оценивать ее миловидность, то Лоренцо, сидевший сбоку от меня не сводил с нее глаз, похоже, найдя ее для себя интересной. Впрочем, он был, как и все в Carpe Noctem, младше меня и рос в другой среде, которая позволяла Лоренцо задумываться об этой девушке, как о взрослой женщине. Синьора Луиза тоже видела эти взгляды и неодобрительно отвечала на них, хмурясь. Да, это вам не студентки Башни, за которыми никто не следил и потому мы имели невероятную свободу в своих действиях. Тут Лоренцо будет тяжелее. И, возможно, интрижки не выйдет, а придется сразу идти к синьору ди Пьетро на поклон просить руки.       – Пустяки, – махнула я, – главное, что все разрешилось в мою пользу, а славы я получила, откровенно говоря, не меньше вашего.       – Если бы это было поручение папы, то он бы ругался, – все с такой же неловкостью сказала девушка. Говорили мы по-английски, не вовлекая в разговор остальных присутствующих.       – Пожалуй, если бы я так выполнила приказ моего крестного, он бы меня тоже по голове не погладил, – хохотнула я. Александр скривил губы в подобии улыбки, подтверждая мою правоту. На объяснения ушло не так уж много времени. На объяснения и извинения. Синьора Луиза, сделав выводы о крайней важности этого дела для меня, решила мне помочь, направив на трассу две команды, которые должны были меня вывести в финал, беря на себя все риски. В последний момент водителя в одной из них заменила приехавшая на Рождество в Париж мадемуазель ди Пьетро, уболтавшая того прямо перед выходом на трассу. И план был замечательным и шел превосходно пока у самого финиша ди Пьетро не попыталась сбросить скорость, но попала на наледь и с красивым разворотом, который я могла бы назвать полицейским, не въехала вперед меня. Что ж, это объясняло, почему меня почти не спихивали с трассы: меня оберегали команды мафии. Ди Пьетро уже начала думать, как выкрутиться, чтобы доставить меня на “Крылья Гавриила”, как их владельцу пришло в голову наградить ужином и мою команду. За особую зрелищность выступления. Теперь мадемуазель оставалось только принести мне извинения за конфуз и, выслушав мои утешения, обрести душевное равновесие.       – Синьора Луиза, – обратилась я к итальянке, – раз мы разобрались с этим недоразумением, скажите, готово ли мое платье и в силе ли наша другая договоренность? Мне важно знать, не решили ли вы заменить одну помощь другой.       – Ни в коем случае, – с акцентом сказала она, – помощь на трассе была… комплиментом от заведения.       – Хорошо. В таком случае…       – Джек, – Нюх шагнул из тени ко мне, – Там очень желает тебя видеть один маг. Он уже приходил, но, узнав, что ты не в духе обещал вернуться позже. Пригласить его?       – Я сама спущусь, – я встала, – прошу прощения, дамы. Я скоро вернусь и мы обсудим детали.       Внизу стоял мужчина лет пятидесяти в уже знакомом мне черном пальто. Такой же фасон носили герр Розенкрейц и Лаура, что породило во мне некоторые предположения. А мы-то, неистово подражая декану, начали носить похожие, думая, что это просто стильная вещь!       – Добрый день! Счастлива вас видеть, но чем я обязана вниманию Мюнхенской Гильдии? – спросила я по-немецки, спустившись по лестнице и подойдя к визитеру.       – Ричард Блэк, – представился он, поклонившись, как по транспортиру, и поцеловав мне руку, – Вы совершенно правы: я состою в Мюнхенской Гильдии. Но здесь я скорее частным образом, – Герр Люциан Розенкрейц, похоже, получил известия о вашем выступлении на гонках и просил справиться о вашем здоровье и узнать, не нужна ли вам помощь.       Говорил он таким тоном, как будто бы его муштровали в дворецкие, а не в демонологи: очень вежливо и безо всяких избыточных эмоций, но мне все равно слышалась некоторая незаконченность фразы. Как будто бы герр декан на самом деле хотел узнать, не нужна ли мне помощь в вопросах душевного здоровья.       – Если нужна, то ее будете оказывать лично вы или… – решила осторожно прощупать почву я: надо было понять, правильна ли моя мысль и, если нет, насколько расширились мои возможности.       – Парижское отделение будет радо помочь ученице герра Розенкрейца в меру своих возможностей, – ответил Ричард Блэк. Я чуть присела в книксене:       – Премного вам благодарна. Тогда пройдемте наверх. У нас сейчас идет подобие военного совета и раз вы с нами, то у нас все в сборе. Почти. Нюх! Найди и приведи сюда как можно быстрее командора Диаса: ему, думаю, тоже будет интересно. Республика Франция, Париж, декабрь, 1923 года. Воздушный лайнер “Крылья Гавриила”       Все дни до Йоля и после в этом году прошли в чаду подготовки к самому важному в моем жизни ужину. Отдыхали мы, по сути, только за едой, а спали нормально исключительно благодаря зельям Габриэль, которая, главным образом, была занята в том, что следила за нашим здоровьем: это был не тот финиш, к которому можно было прийти в пене и упасть замертво. И радовало одно: рана стала заживать буквально по часам, более меня не беспокоя.       Несколько раз приезжала синьора Луиза с платьем на примерку. Сшитое в лучших фасонах тысяча восемьсот девяностых, оно при этом было украшено на манер работ любимого мной без меры Густава Климта и мне было откровенно жаль его надевать туда, где оно обязательно пострадает. Выслушав мои сожаления, синьора обещала после починить это или сшить мне еще одно такое же, если чинить будет нечего. К концу примерок она уже называла меня дочкой и пару раз пыталась начать мне сватать своих сыновей. А я выучила несколько фраз на итальянском. Маску тоже доставили. Она была нужна для Александра, которому нужно было сохранять свое инкогнито до поры. В черном фраке, с забранными назад волосами и этой маске он выглядел до ужаса хорошо, вызывая самые приятные ассоциации.       Но все это было только внешней частью подготовки. Остальное отчасти оставалось невидимым даже для нас до тех пор, пока не приходило к результату, который и демонстрировали нам. Александр, оказавшись в центре огромной паутины из верных, явно чувствовал себя в своей стихии, координируя их и получал от этого нескрываемое удовольствие. В такие моменты он тоже был до ужаса хорош, но уже в другом смысле: эта чудовищная способность дирижировать такой партией вводила меня в благоговейный страх перед его возможностями. Но, впрочем, напоминало о том, что именно в такого Александра я когда-то тяжело влюбилась. Настолько тяжело, что была готова закрывать глаза на его видимое равнодушие и потребительское отношение ко мне.       Карл в это время выполнял свою часть работы. Его, в частном письме, попросили о том, чтобы он взял с собой несколько своих автоматонов с небольшим представлением. Прочитав эту просьбу, Карл хищно улыбнулся, заставив меня пожалеть, что времени на развлечения у нас нет, и исчез на территории Выставки в своей мастерской, сказав, что ему нужно кое-что доделать там, а наших воздухоплавателей ожидает интересный сюрприз. По вечерам он возвращался и пах совсем так же, как пах после лаборатории в нашем румынском доме. Это наводило на размышления о том, что именно он доделывал и какого толка будет сюрприз..       У нас же, у Carpe Noctem, была особая задача. Распределив нас так, чтобы все, кроме Торгильса – синьора Луиза обещала сказаться больной и прислать брата, чтобы на борт смогла попасть более полезная в случае кровопролития Габриэль тогда как Торгильс взял за себя наземную часть эскапады – сопровождали в качестве “плюс один” кого-то из приглашенных, мы принялись за более сложный этап работы: составление магических заготовок.       – Ты все усложняешь, – сказал мне между делом Энцо, – часть из этого можно заменить обычным мирским оружием.       – Нас могут обыскать на входе и тогда выйдет дурно, – покачала головой я.       – Кто нас будет обыскивать и зачем? – удивился Энцо. И я сначала, по привычке, собиравшаяся отшутиться, вспомнила, что раскрыла свое происхождение и хмуро ответила:       – У меня на родине, как я помню, ты бы на “Крылья” и перочинного ножика не пронес по соображениям безопасности.       – Но мы не на твоей родине, – весело ответил Энцо.       – Все так, – согласился Торгильс, – но мы идем к тем, кто скрывался несколько месяцев, приложив к этому значительные усилия. И мы оба знаем, что те, кто находится по другую сторону закона, могут обыскивать своих гостей. Дам они, может, и не станут трогать из желания соблюсти респектабельность, но вот тебя, Энцо, они могут хоть до белья раздеть, придумав повод.       Мы вернулись к работе.       А потом настал день Икс.       – Контракт истекает сегодня? – спросила я у Александра, когда мы садились в машину. Он покачал головой:       – Сегодня – Сочельник. А контракт истекает на следующий день после Рождества, – надежды, впрочем, в его словах не было особо. Только мрачная сосредоточенность. Такая же была на лице Карла, который хмурился, сидя сбоку от меня и вертел руках трубку, которую так и не начал набивать. Их настрой передался и мне. Все роли были распределены, до начала операции оставалось, по сути дела, меньше часа, а сама она не только была итогом погони, которую мы вели с конца сентября, но и последней надеждой на благополучное разрешение наших с Александром проблем. Я повертела в руках золоченую ладью и снова убрала ее в карман платья. Нас ждала очень сложная ночь, которая оказаться для нас длиннее, чем прошедшая два дня назад ночь Йоля. Длиннее и темнее.       Мрачное молчание мы хранили ровно до того момента, как Нюх не остановил машину у причальной мачты “Крыльев Гавриила”, где уже ожидаемо собрались репортеры и зеваки. В этот момент мы все натянули свои роли: дальше оттягивать этот момент было некуда.       Идя к подножью мачты под вспышками фотоаппаратов.и, улыбаясь, махая камерам, а потом подхватывая под локти моего “патрона” и “кавалера”, я думала, что последний раз я шла на такой осознанный риск, понимая, насколько тяжелы могут быть последствия, в Праге, когда случился тот инцидент с прошлым деканом, а нынешний, прибыв, тоже не вызвал у меня ни малейшего доверия.       Но тогда все равно было как-то проще. В этот же раз я “представляла смерть столько раз, что она казалась воспоминанием” и отчаянно хотела, чтобы она таковой и осталась. Но все могло обернуться иначе. У подножья мы встретились с партией мадемуазель ди Пьетро. К этому моменту автомантоны Карла и командор, который был с ними за механика, должны были уже подняться на борт. Больше никого ждать мы не были должны. Я обернулась, выискивая в толпе знакомые лица, но людей было слишком много и я просто еще раз помахала рукой.       В лифтовой кабине Карл все-таки закурил, не спросившись у дам разрешения. Габриэль, сопровождавшая заменившего синьору Луизу ее младшего брата Синьор Константино, брат Луизы, и синьора ди Пьетро дружно сморщили носики как будто бы и не сидели вчера вечером вместе со мной на перекуре, и зашептались друг с другом по-французски. Это было хорошо. Я опасалась, что они, не имея подготовки не смогут делать вид, что незнакомы с нами, но пока все шло гладко. Я бросила на них взгляд и начала по-чешски втолковывать “пану Жижеку”, что при дамах не курят, это невежливо и неприлично. Тот скривился, но трубку все-таки потушил и выбил ее о стену лифта. Я закатила глаза от такого небрежения чистотой.       Наверху нас встретил стюард и капитан, которые помогли дамам подняться на борт и заперли за нами вход.       – Вы повредили ногу, мадам? – спросил капитан, видя, как я опираюсь с одной стороны на локоть Александра, а с другой – на трость. Этот вопрос вызвал ощущение дежавю – ужасная бестактность и неуместное любопытство для окружающей ас обстановки! Где-то я такое уже видела – но я только вежливо улыбнулась:       – В далекой юности, когда моя кровь еще не была насыщена магией достаточно, чтобы исцелить ее, – И это даже не было ложью, – благодарю за беспокойство.       Карл энергично расспрашивал про устройство “Крыльев” то и дело обращаясь ко мне со словами вроде “Слышала? Тебе это обязательно надо увидеть!”, но между его бровями залегла складка – он постоянно хмурился и пытался веселиться и любопытничать как будто через силу.       – Все в порядке? – спросила я его по-румынски.       – Да, – быстро ответил он, но спустя минуту, чуть отстав и уступив место рядом с капитаном партии ди Пьетро, тихо добавил, глядя поверх моей головы, – Мне кажется, что именно так изнутри выглядела та бандура, забравшись в которую я, в итоге, оттяпал себе руку. И мне это не нравится.       Я тихонько сжала его живую ладонь. Он сжал мою в ответ и вернулся во главу процессии, оставив меня наедине с дурной мыслью: а точно ли это все совпадение?       Особенно учитывая то, что в совпадения я, как и любой маг, не верила.       В столовой нас ждал изящно и со вкусом украшенный стол, включавший в себя рождественские мотивы. Стоял он так, чтобы на него падал свет из огромного, занимавшего пол-стены, иллюминатора, позволяющего наслаждаться видами окрестностей Парижа. Чуть сбоку от иллюминатора, в свете ламп, стояли автоматоны и командор, мало от них отличавшийся как подвижностью мимики, так и тоном лица.       – Хозяин с супругой вскоре прибудут, но вы можете разместиться за столом или прогуляться по столовой в их ожидании, – предложил капитан и вышел. Мы расселись по своим местам согласно карточкам. И я никак не могла отделаться от мысли, что есть нечто уморительное в том, что наша триада вся была представлена под чужими именами: Кассандра Левандовская, Петер Жижек и Эрик Джелеску. Такой вот кружок из Восточной Европы. Почти экзотика.       Выходить из образа, чтобы обменяться впечатлениями, никто из нас не решился: в помещении могла быть прослушка и это следовало учитывать. Александр молчал, следуя легенде о своей немоте, а я старалась щебетать о всяких глупостях, создавая у потенциальных слушателей впечатление авантюрной девицы без царя в голове. Я так увлеклась, что не заметила, что открылись двери в столовую и туда вошли двое.       Девушка была очень узнаваема. Она как будто бы стала еще более мягкой на вид, но, как и на фотографии создавала ощущение скорее девочки, чем взрослой женщины. Мужчина рядом с ней был приятной наружности, но не красавец. Впрочем, мне начинало казаться, что мужчина, чтобы быть действительно красивым нужно быть либо магом, как наш декан, либо, как Клод – весьма своевременно одаренным носферату. Такова была моя статистика и этот мужчина ее подтверждал.       По жесту командора автоматоны, выстраившиеся струнным квартетом, заиграли рождественские гимны.       Нас представили друг другу. Царевна назвалась Марией Самойловой, мужа назвала Петром. И то, что царевна назвала чужое имя, заставило меня думать: не солгал ли нам ее кавалер на этот счет? Карл ведь тоже вел дела под псевдонимом. Стоило нам сесть, как двери распахнулись и на пороге возник еще один темный силуэт. Мужчина. Маг. Его узнать было куда проще, хоть он и подрезал порядком бороду. Распутин.       Впрочем, его появление не было для нас сюрпризом. В этот раз верные Каморры сработали на славу и мы знали об этом судне все, включая имена всех гостей и членов экипажа. Так что Распутина мы ждали. И все равно мне показалось, что от волнение сердце у меня начало биться ненормально быстро. Вот он, виновник моих бед.       Распутин молча прошел по столовой и сел на последнее свободное место.       Прежде, чем заговорил кто-то еще, Александр, обведя взглядом присутствующих, распутил ленты маски и сказал, с улыбкой, снимая ее:       – Раз все в сборе, то, пожалуй, можно начинать.       Маска со стуком легла на стол. Но этот звук потонул в грохоте закрывшихся дверей и входящих в пазы запоров. Я бросила взгляд на Карла: тот выглядел настолько довольным, что я не сомневалась – это сделал он. Очень тонкая и грамотная работа. Раньше он так не умел. – Александр Георгиевич, – пискнула царевна, еще больше становясь похожей на провинившуюся девочку-подростка, – вы только не ругайтесь!       – Не думаю, что в моих полномочиях ругаться на вас, Анастасия Николаевна, хотя, признаюсь, не отказался так себя повести. Но не буду. Особенно, если вы представите своего, я надеюсь, действительно мужа, – говорил Александр по-отечески, с улыбкой и я ощутила зависть: вернись я сейчас домой, вряд ли родители, особенно мама, встретила бы меня настолько мягко. Скорее на меня посыпались бы упреки как будто бы я сама захотела исчезнуть и сделала это им на зло. И это при том, что мое исчезновение глобально ни на что не влияло! Вряд ли за мной снарядили поисковую партию с широкими возможностями, а сама моя пропажа уж точно не грозила возобновлением едва закончившейся войны. Как тут не завидовать Ее Высочеству?       – Да, он мой муж, – она взяла порывисто Петра за руку. Тот попытался что-то сказать, но Анастасия на него шикнула. Как будто бы и правда школьники. Теперь это сходство читалось у обоих и я вдруг поняла: муж-то ее тоже не сильно ее старше! И он действительно спроектировал это судно?.. – И мы никуда не поедем! Мы останемся здесь!       – Анастасия Николаевна, – примирительно, с тем же бесконечным терпением, заговорилл Александр, – Я не могу вас к чему-то принудить, но вы же понимаете, что теперь, после побега и брака, судьба, уготованная вам вашим братом и отцом, вам уже не угрожает, не так ли? И вы понимаете, что будет для всех, включая вашего ожидаемого дитя, если вы нанесете визит семье и урегулируете формальности, которые позволят вам и вашему супругу не лишиться всех возможностей и преференций. Я уверен, что ваш супруг не откажется от источников дополнительного финансирования: вряд ли даже разработка подобных чудес обходиться дешево, – он обвел рукой убранство столовой.       В этот момент я поняла, почему его звали Змеем. Он знал, что и кому предлагать. И как это сделать так, чтобы это действительно показалось хорошим предложением, а вопросы показались лишними. Из него мог бы выйти хороший инфернальный юрист, ангажированный Адом, если бы он был магом. И мне следовало поучится у него этой его манере говорить и вести дела.       Царевна чуть помедлила. Она могла не знать, сколько стоит то, что ее окружает. Дитя дворцов, которую и муж мог оберегать от презренного контакта с деньгами. Но судя по тому, какой взгляд она бросила на мужа и как тот, хмурясь, кивнул, кое-что она все-таки знала. И уточнила с какой-то неожиданно взрослой интонацией:       – И вы обещаете, что ничего плохого с нами в Петрограде не произойдет?       – Даю слово, – чуть склонил голову Александр.       Тем временем, Распутин неслышно для моего уха поднялся из-за стола и, решив воспользоваться тем, что все внимание Александра направленно на царевну, направился к дверям. Но то внимание Александра.       – Они заперты, чертила, – хохотнул Карл, следивший за магом. Но Распутин этого как будто бы не услышал или не понимал немецкого. Тогда встала я и громче, чем хотела, обратив на себя всеобщее внимание, сказала по-русски:       – А вас, господин Распутин, попрошу остаться.       Тогда-то все и началось. – … Мы учли прошлые ошибки и теперь наша степень осведомленности куда выше, чем в Неаполе, – сказал Александр, кладя на стол бумаги, – это план рассадки, который мы получили от агентов. Распутин сидит вот здесь и почти наверняка попытается сбежать. А, когда не получится, может проявить агрессию. В этот момент важно будет сделать две вещи. – Только две? – приподнял брови Торгильс. – В этот момент – две, – Александр переставил шахматные фигуры, которые обозначали действующих лиц, – Вот так все должны встать. – Вы меня простите, но у нас тут двойная аффилированность Эриды. Однако, несмотря на нее, я хотел бы, чтобы Carpe Noctem стояли вот так. Исходя о моих познаниях в способностях каждого из них в бою, – Торгильс передвинул фигуры, поменяв местами меня и Габриэль. Александр с минуту смотрел на них, а потом кивнул: – Возражений не имею. Итак, по команде…       – Стена! – крикнула я. Действовали мы слаженно, как будто делали это сотни раз. Музыка прекратилась. Царевну Александр оттеснил за себя и следом она утянула своего мужа. Синьорина ди Пьетро и синьор Константино к тому моменту уже оказались в тылу, а Габриэль и Энцо растянули плотную защитную стену, созданную одним из взятых с собой артефактов. Они едва успели прикрыть самих себя, когда об нее разбился огненный поток, выпущенный Распутиным изо рта. В этой сцене неподвижность сохранили только я и Карл, неторопливо снимавший перчатки и развязывающий галстук.       – Вы заключили контракт, – начала я, – и настало время по нему платить.       Не сказать, что я надеялась на успех переговоров, но я должна была хотя бы попытаться. Для очистки совести.       – Только вот пигалиц я в своей жизни не слушал! – осклабился маг, – поди вон, портки стирать и мужнин ужин готовить!       – Мне без разницы, как вы оцениваете мой возраст, – сохраняя спокойствие ответила я, – но, боюсь, у вас нет выбора: слушать меня или нет. Вы пойдете с нами. И сделаете это сами. Либо же мне придется вас заставить.       – Ну попробуй, – ответил он. И скульптуры, украшавшие столовую ожили, начав двигаться к нам. Стену растянуть сильнее мы не могли. Но в этом и не было нужды. Карл к тому моменту сбросил пиджак и, крикнув:       – Фас! – развернулся к ближайшей из них, ударив ее звериными когтями. Звук удара слился со звуком рвущейся от трансформации ткани, и в тот же момент в бой вступили автоматоны и командор Диас. Мы все-таки были готовы и к этому. – … Кроме того, важно помнить, – сказал Торгильс созерцая созданную Энцо иллюзию столовой, – что вот эти скульптуры – големы. Не самые мощные, но способные испортить нам много крови и пролить еще столько же. Для противостояния им предлагаю взять автоматонов герра Фосса, раз уж они там все равно будут, и командора Диаса: у них больше всех из нас шансов им противостоять ввиду их неутомимости. – Меня-то самого со счетов не сбрасывай, колдун, – проворчал Карл. – Если вы желаете, то у меня нет возражений против того, чтобы вы тоже приняли участие в этом этапе операции, – склонил голову Торгильс, – но тогда без прикрытия остается Эрида. Что не есть хорошо. – Это спорное утверждение, – тонкая улыбка коснулась губ…       Нюха не было видно никому, кроме меня. Он поднялся темной тенью за спиной Распутина и, когда тот собирался снова обрушиться на “стену”, накрыл его как будто бы был куском черной ткани. Внутри явно шла возня, которая давала нам время. Командор и Карл сделали коридор к двери, чтобы можно было вывести лишнюю публику из столовой, а я достала из кармана комок золотых нитей – тончайшую сеть, которую я, обойдя стену, которую до сих пор держали Габриэль и Энцо, должна была накинуть на Распутина, тем самым парализуя его магию. Но Распутину удалось каким-то образом скинуть Нюха, который влетел прямо в меня. Я упала. Трость удержать в руках я смогла, а вот сверток сети покатился по полу под ноги дерущимся марионеткам. Я почти поймала ее, но вздрогнула от громкого крика синьоры ди Пьетро:       – Дверь заклинило! – и упустила его. Дело обретало со всех сторон скверный оборот. И самым скверным в нем было то, что на меня медленно надвигался Распутин. Косматый и весь в черном, он казался еще больше от того, что я лежала на полу. Габи было дернулась ко мне, но я крикнула:       – Царевна! – и перекатилась в сторону как раз тогда, когда на пол обрушился столб пламени. Похоже, Распутин тоже был пирокинетиком и достиг в этом то ли куда больших успехов, то ли значительно меньших.       Кое-как встав, путаясь в юбках, я заметила, что Габриэль и Энцо отошли к прижавшимся к дверям гражданским, перед которыми замерев с руками на трости стоял хмурый Александр, готовясь, судя по всему, быть последним рубежом обороны в случае необходимости. По бокам от него пытались совладать с големами Карл и командор. Мы остались с Распутиным один на один, можно сказать. Не считая Нюха. И выросших позади мага теней. – У него тоже могут быть… слуги, – задумчиво сказал командор, глядя на партию, которую мы составили на столе, – и значительно больше, чем один. – Могут, – согласилась я, – но я практически уверена, что они у него не на постоянной службе, а, возможно даже, и вовсе предоставлены, скажем, инфернальным патроном. В этом их разница с Нюхом, который лично заинтересован в моем успехе. – Ты меня идеализируешь, Джек, – скупо улыбнулся Нюх, но потом махнул рукой: мы оба знали, что я права, – но тут ты права: ты мне нравишься. А вот какие отношения у него с его бесами – вопрос. Но это не обязательно даст нам большое преимущество. Особенно, если они сильнее меня. – Твои предложения? – откинулась я на спинку кресла. Нюх молча запустил руку в шкатулку с фигурами и щедро рассыпал по столу не задействованные еще пешки.       Меня тоже окружил небольшой отряд теней. За ними я уже не могла видеть никого из своих, но это было к лучшему: мне было не на что отвлечься. И потому я ударила первой, воспользовавшись заминкой, которая образовалась, когда Распутин в замешательстве посмотрел на тех, кого привела с собой я.       …Дуэли никогда не похожи друг на друга. Дуэли магов – тем более. Даже то, как будут проходить поединки зависит от того, кто сходится. Самые зрелищные, традиционно, у стихийников и стихиальных кинетиков. Самые специфические – у целителей. Самые скучные – у демонологов: обычно они, как командиры, стоят чуть поодаль, ожидая, пока станет ясно, чья призванная армия сильнее и корректируя ее действия.       Обычно.       Но не в этот раз.       В конце концов, это была не дуэль.       Пока над нашими головами сражались наши бесы, мы кружили вокруг стола, обмениваясь заклинаниями. Это было утомительнее, чем я себе представляла, Но в то же время я ощущала себя в этот момент такой живой и могущественной… Даже больше, чем в Бремене. О ране я и вовсе забыла. И, все же, выстроив очередной щит, я попыталась пойти на переговоры:       – Чего ради, Григорий Ефимович? Дурно же закончится.       Он тоже остановился: я была почти уверена, что ему тоже хотелось передышку и он воспользоваля возможностью ее устроить. Бесы же, в отличие от нас, продожали схватку. Из-за этого казалось, что потолок полностью поглощен сплошным ковром огромных летающих мышей.       – Ты ведь и есть та девица, которая столовалась у упыря, да? Крестница его. Я так и подумал, когда тебя увидел. Ну так вот. Я, как и ты, не хочу доживать свой век человеком. Никто не захотел бы.       – Вы заключили договор, – напомнила я, – и нарушение его условий имеет последствия. Никто не будет доволен тем, как вы себя повели и, пожертвовав мной, вы не сохраните прежнюю жизнь, я вас уверяю. Инфернальные патроны…       – Чхать я хотел на этих чертей! – и метнул в мою сторону что-то больше всего напоминающие магическую версию пушечного ядра. Она пробила мой щит и я едва успела пригнуться.       Звон стекла.       Холодный ветер.       “Крылья Гавриила” содрогнулись и накренились. Меня понесло вниз, к разбитому иллюминатору. А вместе со мной и все остальное. – …Если такая бандура есть на месте действий, – Карл постучал металлическим когтем по плану столовой, имея ввиду иллюминатор, – то ее обязательно разъебут. Надо с этим что-то сделать. – С вашего позволения, – Ричард Блэк поднял руку почти как в школе, хотя на его лицо читалось неодобрение: так говорить при дамах! Да ещё таких юных, как мадемуазель ди Пьетро, – мои агенты на борту возьмут решение проблемы на себя. – И как же ее можно решить? – потерев протез, спросил Карл. В голосе его было… не любопытство, а как будто нечто иное. Как будто его интерес не был просто интересом. – У нас свои методы, – мистер Блэк изобразил улыбку, – Все-таки в Башнях происходят иногда довольно жуткие инциденты, не правда ли, фрау Левандовская? – и его взгляд говорил о том, что он в деталях знает о пражском инциденте, – И мы знаем, что делать, чтобы их допускать как можно реже. Обычно мы поступаем следующим образом…       Вместе со мной к холодному провалу в никуда полетел и клубок сети. Я снова попыталась его поймать, но ничего не вышло: в отличие от меня он перепрыгнул через раму иллюминатора и исчез где-то над одной из улиц Парижа. Та же судьба постигла еще уйму мелких вещей: мимо меня пронеслись столовые приборы, фрагменты големов и автоматонов, чей-то веер. Меня же, запутавшуюся в собственной юбке, впечатало в сетку, похожую на ту, которую держали сейчас Габриэль и Энцо. Только эта была натянута по всему периметру иллюминатора, мешая крупным предметам выпасть с борта. Трость моя упала рядом и я чудом успела ее ухватить, перед тем как она проскользнула сквозь вспыхнувшую от соприкосновение с предметами сеть.       Судно тряхнуло снова и оно выровнялось.       Это требовалось заканчивать.       Но как?       Я огляделась. С Распутиным крен обошелся суровее: он врезался в стену, а не в спружинившую сетку. Это был мой шанс.       “Таков совет”       Ладья ходит вперед на любое количество клеток и сейчас, когда все фигуры противника связаны – бесы так увлеклись друг другом, что, в отличие от Нюха, который оказался рядом, чтобы помочь мне встать, даже не обратили внимания на то, что их господин так жестко ударился о металл – был идеальный момент,чтобы сделать такой ход. Простой и прямой. Без прикрас.       Подобрав юбки, я подскочила к Распутину, который всё-таки встал и достал из кармана что-то. Склянку. Я выбила ударом трости ее из рук Распутина. Та упала на пол, легко разбившись. Среди осколков засверкал «Аурум». Я поймала взгляд Распутина. Секундная пауза и мой едва слышный шепот:       – Sonorum verum.       По моему замыслу Распутин должен был просто осоловеть, чтобы я могла его без помех обезвредить и связать, но сонное заклинание всегда было моим слабым местом и потому, вместо этого, он упал, мгновенно заснув. Я едва успела замедлить его, чтобы он не разбил себе голову и не сломал шеи. Бесы, вроде как состоявшие у него на службе, тут же, как только хозяин перестал их контролировать, ринулись наружу через сеть, которая им, очевидно, совершенно не мешала. Своих бесов я тоже сразу отпустила, оставшись при одном Нюхе.       Подошедший Александр принялся связывать Распутина и как бы между делом сказал:       – Мы падаем на Париж, Лизхен. Супруг Анастасии Николаевны сказал, что ваша с Григорием Ефимовичем дуэль повредила тонкие магические настройки аппарата и теперь он неуправляем. Было приятно быть вашей любовью.       – Вы серьезно?.. – не веря своим ушам спросила я, оглядываясь. Автоматоны и големы замерли. Карл и командор неожиданно похожими движениями чистили оружие. Царевна с мужем сидели в углу бледные, а за ними, в тени сидели итальянцы. Энцо что-то шептал на ухо мадемуазель ди Пьетро, но та как будто его не слышала. Мой взгляд встретился с Габриэль. Та кивнула. Я перевела взгляд на Александра и, весело улыбнувшись, громко сказала:       – Держитесь все крепче! “Гинденбург” отменяется!       Обещать это было проще, чем верить в это. Я даже забыла, что никто, о боги, никто здесь не знает о каком таком “Гинденбурге” говорю. Не все даже понимали сами слова: я была не в состоянии вспомнить, на каком вообще языке я это сказала.       Теперь сеть тянули мы с Энцо, пока Габриэль распласталась на полу как сломанная кукла, перед этим забившись в судорогах как одержимая во время изгнания. Что было, в общем-то недалеко от истины. Хотя процесс был скорее обратным.       Судно тряхнуло еще раз. Оно завихляло в воздухе. Та сеть, что закрывала иллюминатор с тонким, почти музыкальным звоном, порвалась. Теперь от падения вниз нас удерживала только та, которую натянули мы с Энцо.       – Карл, открой двери! – потребовала я, надеясь выйти в коридоры и запереться в них, затащив туда и Габриэль: ей было все равно откуда делать свое дело.       Замки несколько раз вхолостую щелкнули, но ничего не произошло.       – Заклинило, – сказал он, держась металлической рукой за едва выступающую из стены трубу. В отличие от остальных мысль привязаться к чему-нибудь, пришлась ему не по душе. Еще больше ему, похоже, не нравилось то, что меня удерживал от падения Нюх, стоявший позади меня и как будто бы не замечавший болтанки.       Холод становился невыносимым. Мое платье не имело рукавов, зато обладало внушительным вырезом, а драка с Распутиным еще и истрепала его подол. Но вряд ли кто-то из кавалеров мог бы мне предложить сейчас свой пиджак: у Карла он и вовсе улетел сквозь иллюминатор, навсегда избавив того от себя.       – Снижаемся! – вдруг крикнул Энцо, – Держитесь! Сейчас, чую, будет жестко!..       И это действительно было жестко. Махина практически рухнула на деревья, смяв их. Ветки полетели в иллюминатор вместе со снегом. Пропахав так на брюхе до полей, “Крылья Гавриила” остановились посреди белого ничто.       Я села прямо на пол. Александр молча положил на мои плечи пиджак, а Карл подал мне зажженную сигарету.       – Мы справились? – тихо спросила я, дойдя почти до ее середины.       – Еще нет, – я так и не поняла, кто это сказал, – осталось еще несколько дел.       К месту крушения “Крыльев Гавриила” начали съезжаться машины.