***
Нагретый летний воздух сводит с ума людей, застрявших в пробке в своих авто — кто-то ругается, кто-то нервно нажимает на гудок, а кто-то, привыкший к подобным ситуациям, спокойно плывёт по течению — по метру в пару минут. — Должны успеть, — Чжун Ли всматривается в траекторию оставшегося пути до участка по навигатору, помеченного сначала красным, а далее — жёлтым цветом. — Подождут, если что, — отмахивается Тарталья, сидящий на этот раз на переднем сиденье рядом с водителем. Какая безопасность и скрытность, когда хочется быть ближе к объекту страсти? Чайлд совсем запутался в отношении к нему Чжун Ли. Телохранитель остался с ним на ночь и обнимал до самого утра… Скорее всего, из жалости или из-за денег. Сколько же Тарталья предложил ему? Наверняка очень много. Но эта его рука, сжимающая талию… Было похоже, что он хотел сделать что-то большее. И это большее могло бы случиться, не помешай им звонок. В конце концов, даже женатые люди могут изменять, а на такой вахтовой работе соблазн это делать куда больше. Логично, логично… Тарталья пожирает взглядом Чжун Ли, пока тот занят созерцанием происходящего на дороге. Из-за погоды он не стал облачаться в костюм телохранителя, а ограничился светлой рубашкой расстёгнутой на пару пуговиц и брюками, заманчиво собирающимися в складки в районе паха при положении сидя. Чайлд облизывает пересохшие губы. Соблазнить женатого, зная о его семье, — ужасно низко, но на эту роль Тарталья подходит идеально. Любой режиссёр, взглянув на него, сказал бы: «Верю! Шлюха — то, что надо!». Интересно, если предложить отсосать Чжун Ли прямо здесь, тот согласится? — Включи радио, — не в силах больше выносить пошлые мысли, нервно просит Чайлд. Телохранитель исполняет просьбу молча, нажимая пару кнопок и сразу попадая на музыку. Краем глаза Тарталья видит его окрасившееся ностальгической улыбкой лицо. That's me in the corner (Я то прячусь от чужих взглядов,) That's me in the spotlight (То нахожусь в центре внимания.) Losing my religion (Теряю самообладание,) Trying to keep up with you (Пытаясь подкатить к тебе) And I don't know if I can do it (И не зная, получится ли это сделать.) — Песня моей молодости, — Чжун Ли даже постукивает пальцами по рулю в такт музыке. — Она ведь старая, — значение слова «тактичность» за последними событиями будто стёрло из памяти. — А Вы думаете, мне сколько? — Чжун Ли усмехается — его стрессоустойчивости можно только позавидовать. — Ну… — к Тарталье приходит осознание — он не задумывался даже о точном возрасте мужчины, который ему нравится. А что он вообще о нём знает? — Тридцать… два? — Тридцать пять будет в этом году, — Чжун Ли говорит об этом гордо, чем Чайлд в очередной раз восхищается — этот человек, кажется, вообще ничего в этом мире не боится. С зелёным светом светофора движение оживляется, так что мужчина отвлекается на дорогу и давит на газ. Автомобиль медленно, но верно ползёт в сторону полицейского участка. Every whisper (Каждый раз шепчу) Of every waking hour (Просыпаясь утром,) I'm choosing my confessions (Я подбираю признания,) Trying to keep an eye on you (Не спуская с тебя глаз,) Like a hurt lost and blinded fool (Словно раненый, ослеплённый и заблудший глупец.) Oh no I've said too much (О, нет, я сказал слишком много) I set it up (И сделал это специально.) Песня будто издевается над Тартальей, тыча лицом в его чувства. Раньше она не казалась такой жестокой… Повернув голову к окну, он наблюдает, как девушки в соседней машине начинают суетиться от зрительного контакта с ним, пытаясь скрыть факт, что узнали его. Чайлд дарит им стандартную звёздную улыбку, отчего те просто светятся от восторга, и, пока они не успели его сфотографировать, отворачивается. Consider this (Подумай над этим) The slip that brought me (Ошибка, поставившая меня) To my knees failed (На колени, обернулась удачей.) What if all these fantasies (А что, если эти фантазии) Come flailing around (Воплотятся, сметя всё на своём пути?) Now I've said too much (Теперь я сказал слишком много.) Новое уведомление от сообщения всплывает на экране телефона, чтобы тут же быть просмотренным и проигнорированным. Чайлд устало вздыхает — каждый день всем от него что-то нужно, особенно в такой период — на пике популярности, но сегодня он не хочет ни на что больше отвлекаться, даже игнорирует Розалину, отчего та уже начинает злиться. Хочется по-детски спрятаться ото всех и просто наслаждаться жизнью.***
Полицейский участок дышит спёртым воздухом, смешанным с запахом дрянного кофе; сотрудники, вынужденные париться в форме в помещении со сломанным кондиционером, щурятся от солнечных лучей из окон, подсвечивающих не только их недовольные лица, но и частички пыли, летающие в воздухе; со всех сторон слышен гул голосов и телефонные звонки — всё более оживлённо, чем было ночью. Чайлд сидит в уже знакомом безжизненно сером кабинете, ожидая, пока к нему подойдут. Через полуоткрытые ячейки жалюзи на окне в коридор он может наблюдать ожидающего его Чжун Ли. Он выглядит собранно и расслабленно одновременно — стоит, опираясь лопатками на стену, сложив руки на груди, так, что рубашка натягивается на бицепсах, и, не двигая головой, следит, чтобы заинтересованные звёздным гостем сотрудники не задерживались у кабинета. Тарталья рассматривает его, пока янтарные глаза не останавливаются на нём самом. Смотреть в глаза после случившегося ночью и утром, из другой комнаты, будто бы немного проще… Зрительный контакт прерывает открывающаяся дверь кабинета. — Прошу прощения за ожидание, мистер Тарталья, — в голосе и движениях зашедшей читается строгость и истинная преданность делу. Это она принимала показания при обращении в полицию, а сегодня утром так жестоко прервала их с Чжун Ли уединение… Лицо Чайлда само собой становится кислым. — Здравствуйте, — вслед за девушкой в кабинет заходит молодой человек, на этот раз незнакомый. — День добрый, — кивает Тарталья полицейским, занявшим места по другую сторону стола. — Я сержант Сара Кудзё, это детектив Сиканоин Хэйдзо. Мы занимаемся расследованием Вашего дела. Тарталья следит за тем, как полицейские раскладывают нужные материалы дела на столе, совершенно не всматриваясь в содержимое. — От вас не было вестей три недели, — тон голоса получается откровенно недовольным, но Чайлд не хочет ничего добавить, чтобы сгладить углы. — Мы нашли место, где Вас удерживали. Недействующий завод в двадцати четырёх километрах от города. Владелец был допрошен и проверен, но никаких связей с похищением не найдено, мы полагаем, он не имеет отношения к похищению. В медицинской комнате произвели тщательный обыск, — будто не замечая негатива со стороны Тартальи, продолжает Кудзё. — Отпечатков пальцев не было обнаружено, как и частиц ДНК, и следов обуви, а также всё наполнение исчезло, включая мебель. Отпечатки шин автомобиля на земле при подъезде к зданию также были заметены. Сержант выкладывает на стол несколько фотографий, на которых изображено здание завода из посеревшего кирпича и медицинский кабинет, полностью пустой. — Помещение было профессионально подчищено, кто-то специально приезжал туда, чтобы устранить все возможные улики. Мы склонны считать, что в данном преступлении замешано намного больше, чем три человека, — бодро сообщает парень-детектив, выглядя донельзя контрастно на фоне серьезной коллеги. Чайлду становится неуютно от этой информации, он ёрзает на стуле, ставшим вдруг менее удобным, и тихо выдыхает — не каждый день узнаёшь, что за тобой охотится целая группировка людей. — В связи с отсутствием существенных улик, мы проверяли людей из Вашего окружения, поэтому это заняло так много времени, — Кудзё мельком встречается взглядом с напарником, что поддерживает её многозначительным взглядом. Тарталья переводит взгляд с одной на другого, не понимая, что бы это могло значить. — Люди из шоу-бизнеса не очень сговорчивы даже с органами правопорядка, за некоторыми пришлось побегать, — Хэйдзо опирается локтями на стол, перенося вес тела вперёд, и слегка улыбается — создаётся впечатление, что такая работа его совсем не тяготит. — Ох, — Чайлд смущённо потирает висок, представляя, что за допросы полиции круг знаменитостей не будет ему благодарен. — Что касается цифровых следов — тут тоже всё спланировали хорошо, но не идеально. Так что у нас есть кое-какие зацепки и ряд подозреваемых, — детектив начинает что-то искать в планшете, принесённом с собой. Сара за него продолжает вводить Тарталью в курс дела. — Наша главная улика — видео со стрима, видно фигуру и движения ведущего, а самое главное — слышно его голос. Наши специалисты сравнили голоса подозреваемых с голосом преступника, на этом этапе самое важное — Ваше мнение, так как Вы слышали его рядом с собой, включая время до и после трансляции. Глаза сержанта янтарного цвета, почти как у Чжун Ли… Чайлд кидает взгляд за окно — рядом с его телохранителем стоит девушка — по виду сотрудник полиции, на её губах играет заинтересованная улыбка… Внутри него что-то неприятно ворочается. — Мистер Тарталья, мы дадим Вам прослушать несколько записей голосов подозреваемых. Все эти люди подходят по параметрам тела и могут быть связаны с Вашим делом, — сержант Кудзё немного повышает голос, чтобы привлечь внимание. Тот кивком показывает готовность к происходящему, заталкивая подальше взыгравшую ревность. Хэйдзо включает запись на планшете: «Доброго вечера всем присутствующим… Видите, что за пациент у меня сегодня? Вы просили, и я исполняю — сам Чайлд Тарталья в моём кабинете!» Слова знакомые до смеха сквозь слёзы. Только артистичности голосу похитителя подражать сложно, да и зачем это подозреваемому? Можно специально говорить невыразительно или подделать интонации. Не такая уж лёгкая задача — выявить преступника, даже с учётом наличия записи трансляции. — Что скажете? Две пары глаз внимательно следят за реакцией Тартальи. — Ещё раз, — Чайлд закрывает глаза, обращаясь в слух. Невыносимо много времени они проводят за прослушиванием голосов, но даже будучи усталым и злым, Тарталья может с уверенностью сказать: — Никто из них. — Никто? А как насчёт третьего? Вы сказали, что он похож, — Хэйдзо, уже не такой жизнерадостный как в начале встречи, в который раз листает архив записей, чтобы найти нужную. — Мне показалось. Это не он, — раздражение неприкрыто выливается на детективов. — Вы что, сами не слышите? У вас же есть этот чёртов стрим! — Вы устали, может быть, в другой раз… — начинает было Кудзё. — Вот именно, устал. А у вас ничего стоящего. Я могу идти? — не дожидаясь ответа, Чайлд поднимается со стула, ощущая, как затекли ноги и задница. Кудзё тихо вздыхает, собирая материалы дела в папку, Хэйдзо же поднимается с места и шагает навстречу Тарталье, перекрывая путь к двери. — Мистер Тарталья, а Вы сами думали о том, кому из тех, кого Вы знаете, могло быть выгодно похищение? Здесь замешано нечто большее, чем получение денег. Это слишком малые суммы за преступление такого уровня, с подобными рисками… Скорее всего, оно кем-то заказано. Слова детектива запускают холодок по спине и заставляют онеметь кончики пальцев. Неужели кто-то из его близких способен на такое? Даже предположение об этом рождает в душе тревогу и грусть. — Я… — Если вдруг что-то или кто-то покажется Вам подозрительным, смело звоните. На моей практике, даже самая незначительная деталь может привести к поимке преступника. Дождавшись кивка, Хэйдзо отступает в сторону, Чайлд прощается и словно ступает в другой мир — душный, шумный, залитый слепящим солнцем, но совершенно прекрасный оттого, что в нём есть Чжун Ли. — Порядок? — телохранитель, видимо, так и простоял, как часовой, напротив двери всё время обсуждения дела, только бумажный стакан в руке прибавился. — Да. Ничего интересного, зря только ездили, — Тарталья посылает в сторону кабинета полный недовольства взгляд и возвращается глазами к стакану. — Ты пьёшь этот ужасный кофе из автомата? — Нет. Одна сотрудница любезно заварила мне чай, — Чжун Ли выглядит весьма довольным, что вызывает в Тарталье лишь больше злости: видел он, насколько та была любезна. Одни тревожные мысли сменяются другими. Ему нужно расслабиться, срочно. — Пойдём отсюда… На пути к выходу их задерживает несколько полицейских, чтобы… взять автограф и сфотографироваться. Чайлд соглашается, умиляясь в душе, что его поклонники могут выглядеть даже как суровые на вид мужчины среднего возраста со значком. — Вы всегда так приветливы с людьми, которые к Вам подходят, даже если пребываете в плохом настроении, — замечает Чжун Ли, пробираясь между тесно поставленных машин на парковке. — Это меньшее, чем я могу отплатить им за их любовь, — Чайлд продвигается следом, не без удовольствия лицезрея вид телохранителя со спины. — И чего греха таить, я люблю комплименты. — Думал, с таким количеством комплиментов любые приятные слова воспринимаются как должное. — Для кого-то. Но меня добрые слова мотивируют работать дальше и поднимают самооценку. — Вот как. Плюхнувшись в нагретый солнцем салон авто, Тарталья вздрагивает и шипит, ощущая через тонкую ткань штанов огненное сиденье кожзама — солнце в этом городе безжалостно. Чжун Ли садится как ни в чём не бывало. — Едем домой? — пристегнувшись, он смотрит в зеркало заднего вида, прикидывая, насколько ювелирно нужно сработать, чтобы отсюда выехать. Чайлд задумчиво трёт подбородок. А дома что? Снова рабочие обязанности, ужин и, вероятно, одиночество в собственной комнате. Не лучше ли оттянуть этот момент и провести время более подходящим погоде образом? — Я хочу поехать на пляж. Взгляд медовых глаз проницателен донельзя. Тарталья даже прячет подальше компрометирующие мысли о человеке перед собой, на всякий случай. — Уверены, что это хорошая идея? Вы ведь были на пляже, когда… — Да, — Тарталья прерывает фразу, окончание которой они оба не хотят слышать. — Я почему-то чувствую, что всё будет в порядке. К тому же, я буду с тобой. Только на пляже возле дома наверняка тьма народа… — Хм… Я знаю место, где почти никого не бывает. Это за чертой города. — Отлично! Закупимся в магазине и погнали, — предвкушая приятное времяпровождение, Тарталья наконец обзаводится хорошим настроением. — Не знал, что ты любитель пляжей.***
Тарталья лежит с закрытыми глазами на новом пледе, отделяющим его тело от прогревающего снизу песка. Шум волн успокаивает, помимо него слышны лишь пара разговоров поодаль — «секретное место» и правда малолюдно. Что ещё лучше — никаких флешбеков, только наслаждение от окружающего места. Приоткрыв один глаз, он щурится от яркости картинки залитого солнцем пляжа и отодвигается в тень от телохранителя, сидящего рядом и задумчиво наблюдающего за океаном. Его начищенные некогда ботинки стоят рядом, в то время как обнажённые скрещенные ступни зарыты в песок, Чжун Ли опирается руками на колени, пока его спина остаётся прямой. Чайлд скользит восхищённым взглядом по великолепной фигуре, даже поднимает руку, проводя в воздухе по линии спадающего по позвоночнику хвоста вниз, желая прикоснуться, но отдёргивает, когда тот оборачивается. — Проснулись? — лицо Чжун Ли силуэтно подсвечивается солнцем, и Чайлд впервые наблюдает в форме его носа горбинку, которой раньше не было видно из-за иначе лежащей чёлки. Тарталья делает вид, что поднимал руку для того, чтобы взять ягоду винограда из принесённого ими импровизированного пикника. — Я и не спал. Просто расслабился. Здесь так спокойно, — разморенный, он довольно щурится, отправляя виноград в рот. — Да. Только жарко, — Чжун Ли позволяет себе пожаловаться и это не удивительно — он стоически принимает весь удар солнечных лучей на себя, создавая более комфортные условия для Чайлда. Идиллию второй раз за день прерывает телефонный звонок, но теперь из кармана телохранителя. Чайлд никогда не видел, чтобы ему кто-то звонил, и из интереса следит за происходящим внимательно. — Это мисс Розалина, — сообщает Чжун Ли, глядя на экран гаджета, отчего Тарталья мигом садится и неистово мотает головой. Телохранитель игнорирует все мольбы. — Алло. — Чжун Ли, Чайлд с тобой? — даже на низкой громкости динамика голос её устрашающе суровый. — Да, — совершенно честно отвечает тот, будто в отместку за солнечные ванны или ночь в неудобном положении. — Передай ему трубочку. Этот тон не сулит ничего хорошего. Принимая телефон из рук Чжун Ли, Тарталья уже корит себя за то, что намеренно игнорировал агента, а потом и вовсе оставил телефон в машине. — Да? — Чайлд! — раздаётся по ту сторону линии, заставляя выпучить глаза. — Где тебя носит? Какого чёрта не отвечаешь? — Я вчера ездил на вечеринку, проснулся поздно с ужасной головной болью, а потом… потом мне позвонили из полиции, и мы поехали туда. Времени не было ни секундочки, чтобы глянуть в телефон, — Чайлд пытается оправдаться непонятно для кого — уж эта женщина всегда распознает его ложь. — Тебе нужны дополнительные курсы по актёрскому мастерству, — язвит Розалина. — Эй! — У нас предложений по горло, а ты сбегаешь. Хочешь сидеть без работы? — Нет, я… — Два шоу ждут нашего ответа, а также прислали на утверждение фотографии для журнала. Та, что на обложку, особенно важная, — голос её уже звучит спокойнее, что позволяет немного расслабиться. — Они замазали шрамы? — он теребит края своих светлых подвёрнутых по икры джинс, чувствуя необходимость чем-то занять руки в стрессовой ситуации, которую создал сам. — Да, но лучше бы они этого не делали, шрамы добавили бы обсуждений. Тарталья хмыкает под нос — как это низко — использовать шрамы в качестве пиара. Но он знает законы шоу-бизнеса, принимает всё и не сопротивляется. Не сопротивляется, прямо как… — И самое важное, — голос Розалины вырывает из норовящих сбежать не туда мыслей. — Тебе предложили роль в многообещающем фильме. Сценарий на почте, прочитай сегодня же и скажи, как тебе. Моё мнение — проект ни в коем случае упускать нельзя, гонорар космический. Услышь такие новости Чайлд из прошлого, тот, что беззаботно выходил на пробежку в одиночестве с наушниками в ушах, он бы радовался и гордился собой, всегда желающий стремиться вперёд по карьерной лестнице. Сейчас же… Его всё это мало волнует. Будто что-то переключилось внутри, и важными стали совсем другие вещи. — Ладно, как буду дома — всё посмотрю, — со вздохом соглашается он. — Не пропадай. — Пока. Чайлд отключается и возвращает телефон хозяину — по виду очень старый, благо, что сенсорный. Приняв свою вещь, Чжун Ли откровенно улыбается, глядя в ответ. Тарталья вопросительно приподнимает бровь. — У Вас совсем не получается убедительно врать, но Вы стоите до последнего. Очаровательно. — Правда? — Тарталья ведётся на то, что Чжун Ли считает его очаровательным, игнорируя момент с неумением врать. — Да, — со смешком телохранитель качает головой, отчего чёлка снова скрывает верхнюю часть его носа. Чайлд запускает пальцы в песок, зачерпывает его и, подняв руку, сыпет тонкой струйкой — пытается скрыть смущение, коего от комплиментов не испытывал давно. Когда песок заканчивается, повторяет снова. Напоминает песочные часы… Сколько времени вместе у них осталось? Он тратит время на тишину, хотя мог бы сделать хоть что-нибудь. — Слушай, — Тарталья в задумчивости отряхивает ладони от песчинок. — Да? — Чжун Ли более расслаблен чем обычно, это слышно и в голосе — более мягком, — и видно по выражению лица с ленивым прищуром и лёгкой улыбкой. Хорошая возможность, чтобы расспросить его на личные темы. — А как ты стал работать телохранителем? Чжун Ли, следуя прогнозам, не спешит отказывать или закрываться. — Этого не было в плане моей жизни изначально, — мужчина переводит взгляд на океан и глядит вдаль с толикой доброй грусти. — Моей мечтой было защищать обычных граждан. Я отслужил в армии, учился в полицейской академии. После испытательного срока с патрулированием улиц и всевозможными проверками наконец стал работать в городской полиции. — Да ладно… — Чайлд смотрит на рядом сидящего во все глаза, не веря в услышанное. — Ты был полицейским! Мы же только из участка… — Да, когда-то и я в таком работал, — очевидно, Чжун Ли забавляет его реакция. — Тогда как же… Ну… — Работы было много, в этом городе процветает воровство, распространение запрещённых веществ, насильственные преступления, бандитизм и убийства с применением огнестрела из-за свободного доступа граждан к оружию. Я прослужил шесть лет, прежде чем случилось то, из-за чего и решил уволиться. Желая уловить каждое слово и эмоцию телохранителя, Тарталья даже дышит тише обычного. — Однажды нам поступил звонок. Был похищен мальчик восьми лет, за которого требовали выкуп, и вместе с ним пропала его няня. Родители его крутились в сфере шоу-бизнеса, потому их семья и стала мишенью. Они не выдержали и позвонили в полицию, хотя похитители всегда угрожают расправой за связь с правоохранительными органами. В таком деле нужно действовать оперативно и очень осторожно, мы пытались как могли, но… Выкуп прошёл неудачно. На встрече преступники заподозрили неладное, произошла перестрелка. Погиб один похититель и отец мальчика, мою напарницу сильно ранили, и она умерла по дороге в больницу. В рассказе Чжун Ли появляется больше пауз, тон голоса теряет краски. Чайлду больно видеть его таким. — Второго преступника взяли, но он наотрез отказывался сообщать, где похищенные, так как в машине их не было. Только после длительного допроса со сделкой по сокращении срока он сознался, что… они спрятаны в ящике под землёй рядом с тем местом, где произошла встреча для передачи денег. Целая группа вернулась туда для поисков, включая меня. Искали всю ночь и только наутро… — телохранитель останавливается, трёт тыльные стороны ладоней, будто вдруг замёрз, и тихо выдыхает. — Когда откопали и вскрыли ящик, мы увидели ужасную картину. Няня была застрелена и помещена в ящик уже мертвой, кровь была на ней, на дне и на нём… Мальчик был ещё жив, когда его там закрыли. Но не дожил до момента освобождения. Задохнулся. Провести столько часов похороненным заживо с мёртвым телом своего в какой-то степени близкого человека… Он был весь перепачканный следами от крови своих маленьких пальцев. На лице, руках и футболке. Белой. Тело Тартальи покрывается мурашками, несмотря на летний зной. Теперь ему тоже холодно изнутри. — Этот случай сильно повлиял на меня. Я взял отгул, много думал, пил и сокрушался, что не уследил, позволил стольким людям погибнуть в тот день… Затем взял себя в руки и принял решение уволиться. Довольно скоро через знакомых подвернулась работа в охранном агентстве, и вот я здесь. Взгляд голубых глаз — шокированный и растроганный — встречается со взглядом янтарных — печальным и усталым. — Меня ведь тоже похитили, — еле слышно произносит Чайлд — голос куда-то пропал. Чжун Ли молчит дольше обычного, прежде чем ответить, не отводя глаз. — У меня было много подопечных звёзд за годы работы телохранителем. Но не буду лукавить — когда поступил запрос для охраны человека, пережившего похищение, я тут же согласился. Вы — мой гештальт, босс. И Вас я спасу. Сердце, до этого, кажется, почти не бившееся, теперь ощутимо стучится о грудину. Чайлд узнал намного больше, чем хотел, и теперь не представляет, что делать с этой информацией. — Вам нехорошо? Не стоило рассказывать столько нелицеприятных подробностей, прошу прощения, — Чжун Ли оборачивается назад, чтобы найти в принесённой с собой сумке бутылку с уже наверняка нагретым от жары соком. — Нет-нет, всё в порядке, — поборов ступор, поспешно заверяет Чайлд, но всё же принимает из рук спутника напиток. — Спасибо, что поделился чем-то настолько… личным. Я это ценю. Апельсиновый сок царапает пересохшее горло, стекает по пищеводу вниз, смачивая стенки, и от этого действительно становится лучше. Выпив содержимое наполовину, Чайлд облегчённо вздыхает, закручивает крышку и отдаёт бутылку Чжун Ли, который возвращает её на место. Они сидят молча какое-то время. Чжун Ли снова смотрит вдаль, задумавшись о чём-то, Тарталья же доедает виноград и осматривается по сторонам. Людей вокруг стало лишь немногим больше, и все они заняты своими делами, находясь на приличном расстоянии, чтобы не мешать. До океана же рукой подать, волны ласкают берег, приближаясь и отступая, заманивая подойти и ощутить их прохладу. — Хочу пойти помочить ноги, — заявляет Чайлд, чувствуя прилив сил. Расценив расстояние до воды как вполне безопасное, телохранитель кивает. — Хорошо. Посторожу вещи. — От кого? Идём со мной! — ловко поднявшись на ноги, Тарталья упирается руками в бока, ожидая от своего спутника хоть каплю энтузиазма. — Босс, я вообще-то на работе, — Чжун Ли смотрит строго, но Чайлд не собирается сдаваться, желая немного отвлечь его от тягостных воспоминаний. — Я твой начальник. Пой-дём! — Тарталья тянет телохранителя за локоть, и не без усилий ему удаётся поднять того на ноги. Под прикрытием игривого принуждения можно не отпускать руку человека, который так симпатичен, пока прохладная вода не коснётся ступней с налипшим песком. Освободившись, Чжун Ли закатывает брюки до колен, смирившись со своей участью. Чайлд же заходит в воду по щиколотки и счастливо вздыхает. — Как приятно, — улыбаясь, он делает поочередные выбросы ногами вперёд, создавая дополнительные всплески воды. Когда в последний раз Тарталья был у открытого водоёма с кем-то? Обернувшись, он застаёт Чжун Ли в привычной позе со скрещенными на груди руками, только подвёрнутые брюки добавляют серьёзному виду некой комичности. Чайлд давится смешком от этой картины и спешит скрыть это, наклоняясь к воде. Рядом с мужчиной он чувствует себя младше обычного, чувствует, что может расслабиться и даже, может быть… немного поребячиться? Зачерпнув воды в ладонь, Тарталья резко выбрасывает руку в сторону Чжун Ли, орошая его россыпью мелких солёных брызг. Тот хмурится, но недовольство не высказывает, делая вид, что такое ему ни по чём. Чайлд не сдаётся — новая порция капель прилетает в телохранителя, который продолжает выглядеть, как каменная статуя. Они неотрывно следят друг за другом глазами, пока, наклоняясь снова, Тарталья показательно и совершенно бессовестно зачерпывает ещё воды… Терпение Чжун Ли подходит к концу. Он резко дёргается в сторону Чайлда, который реагирует мгновенно и с задорным смехом пускается наутёк. Слышно, как телохранитель бежит за ним по пятам, двигаясь следом вдоль берега и расплёскивая ногами воду. Чувствуя, что вот-вот будет пойман, Чайлд решает выйти из этого боя победителем, потому резко останавливается и разворачивается лицом к преследующему, который еле-еле успевает затормозить. — Вы — несносный мальчишка, — тяжело дыша, но улыбаясь, произносит Чжун Ли, для надёжности удерживая Тарталью на месте за плечо. — Я слишком стар для подобного… — Придётся тренировать выносливость, если хочешь быть со мной, — задиристо и громче чем следовало бы говорит Чайлд, на азарте не сразу не понимая, как двусмысленно это звучит, и только получая странное выражение лица в ответ, поправляется. — Быть моим телохранителем. Усмехнувшись, Чжун Ли собирается было что-то ответить на это, но его взгляд цепляется за что-то позади Тартальи. — Нас снимают, — негромко сообщает телохранитель, отпуская плечо. Чайлд, совершенно не стесняясь, разворачивается в сторону предполагаемых папарацци, коими оказываются несколько подростков с телефонами. А что он ожидал? Уединения? Лимит улыбок окружающим на сегодня исчерпан. — Поехали домой.***
Чайлд нажимает кнопку разблокировки телефона — тот показывает 11:53 PM. Вздохнув, он блокирует гаджет и роняет руку рядом на кровати — сна нет ни в одном глазу, зато в голове роится куча мыслей по поводу всего, что произошло за день. Когда они с Чжун Ли вернулись домой, усталые и потрёпанные, сыпя песком по пути, то приняли поочерёдно душ, телохранитель занялся готовкой ужина, а актёр отправился заниматься просмотром материалов по работе. Это заняло так много времени, что Чжун Ли принёс ужин в его комнату, чтобы тот успел закончить знакомство со сценарием в срок. Тарталья чувствовал досаду, что работа отнимает у него даже такие приятные мелочи как совместный ужин, когда между ними всё так… А как? Теперь Чайлд знает, что для телохранителя он — что-то вроде проработки старой травмы, потому тот опекает так тщательно и делает немного больше, чем делал бы обычный телохранитель. Нельзя сбрасывать со счетов и обещанные актёром горы денег. Он бы заплатил сколько угодно, лишь бы почувствовать Чжун Ли ближе физически, но как он может озвучить подобное предложение? Списать на пьяный бред уже не получится. Что, если тот оскорбится и откажет? Скажет, что у него есть семья, и он не изменщик? Или хуже того — пожелает уволиться? Тарталья тяжело вздыхает, зажмуриваясь, но в голове всё равно возникает образ приятного и безумно привлекательного человека, находящегося в соседней комнате. Нет, нужно действовать изящнее. Никаких предложений про деньги. Чайлд подрывается с кровати и включает лампу, превращающую верхнюю часть комнаты в ночное небо, усыпанное звёздами. Глядя на себя в зеркало, он цокает: домашние штаны и майка — не очень сексуально. Но не переодеваться же во что-то нарядное? Тарталья принимает решение просто-напросто снять верх и пойти к Чжун Ли так. Тонкие полоски от порезов скальпеля уже выделяются меньше, побелевшие и выпуклые, немного смущают, но сейчас это меньшее, о чём стоит беспокоиться. Он расправляет пальцами волосы, разлохматившиеся после подушек и майки, в нечто более-менее приличное, кивает сам себе в зеркало и выходит в коридор. Полоска света под дверью комнаты Чжун Ли — хороший знак, хотя бы не спит. Волнение клокочет в груди, когда рука два раза стучится по дверному полотну. После секундной заминки в комнате слышны шаги, а вскоре в открытом дверном проёме появляется и сам их обладатель. Чайлд, судя по всему, отвлёк его от чтения — Чжун Ли стоит с книгой в руках, а на лице красуется неожиданный атрибут — очки. — Да, босс? — взгляд янтарных глаз медленно стекает от лица по обнажённому торсу и возвращается обратно, что не может быть не замеченным и придаёт уверенности. — Ох, я помешал… — Чайлд бесстыже пользуется актёрскими навыками. — Ничуть, — Чжун Ли, не отводя взгляда, откладывает книгу на рядом стоящую тумбочку, затем снимает очки. — Снова не можете заснуть? — Есть такое, — Тарталья неловко посмеивается, потирая шею, — но я не буду ни о чём тебя просить. Прости за вчера. И спокойной ночи. Сердце оглушительно бьётся, когда он делает шаг вперёд и оставляет лёгкий поцелуй на щеке Чжун Ли, касаясь носом волос, пахнущих шелковицей. Бьётся, когда он на ватных ногах сразу же возвращается в свою комнату. Но замирает, когда через несколько мгновений Чжун Ли заходит следом — без стука, без вопроса о разрешении войти, ведь такое очевидное проявление внимания было ни чем иным как приглашением. Их тела в момент прижимаются друг к другу, а губы сливаются в поцелуе, таком долгожданном Чайлдом. Он стонет от осознания, что получил, что хотел; близость Чжун Ли кружит голову. Сильные руки, несмотря на их вид, касаются оголённой кожи мягко, в меру надавливая, скользят с лопаток до талии, неспешно поглаживают; губы, разорвав поцелуй, оставляют влажную дорожку чувственных касаний на щеке, челюсти, спускаются на шею и ласкают тонкую кожу. Чжун Ли даже сейчас чуток и деликатен, в то время как Чайлд не может сдерживать пожар внутри себя. Он нетерпеливо целуется, шумно дыша, рвано откидывает голову в сторону после, освобождая пространство для ласк, не может задержать руки на месте — обнимает за шею, вжимаясь в крепкое тело, цепляется за округлые плечи, забирается пальцами под облегающую футболку и впивается подушечками в спину. Он словно хочет таким образом удержать Чжун Ли рядом с собой, пока тот обращается с ним, как с фарфоровой фигуркой, склеенной кое-как после того, как та разбилась. — На кровать… — выдыхает Тарталья, делая шаг назад и увлекая своего телохранителя следом. Матрас проминается от резкого падения улыбающегося Чайлда, испытывающего истинное удовольствие от созерцания нависающего над ним Чжун Ли. За новым поцелуем он время зря не теряет — получив пространство для манёвра, тянет футболку вверх. Чжун Ли выпрямляется, в одно движение стягивает с себя мешающий элемент одежды, и отбрасывает его в сторону, Тарталье лишь мельком удаётся увидеть, как завораживающе синий свет смотрится на рельефном теле. — А-ах, — глаза сами собой закатываются от удовольствия, когда Чжун Ли ложится сверху кожей раскалённой, ощутимо более горячей, чем у самого Чайлда. Возможно, он выглядит жалко сейчас, всем видом и действиями показывая, как желает мужчину, но ему всё равно — когда бёдра Чжун Ли касаются его возбуждения, выпирающего через штаны, о приличиях думать уже поздно. — Пожалуйста… — шепчет Чайлд, двигая бёдрами поступательно и ощущая чужой стояк через слои ткани. Приподнявшись на руках, Чжун Ли сползает ниже, оставляет поцелуи на груди в редких веснушках, поочередно ласкает ртом стремительно краснеющие соски, массируя грудные мышцы ладонью, скользит губами по животу параллельно с руками, спускающимися по бокам с проступающими от прогиба тела рёбрами. Всё так же чувственно и ласково. Тарталье этого мало. Он хочет больше, сильнее, жёстче… Чайлд с готовностью вскидывает бёдра, когда его штаны вместе с бельём стаскивают прочь, дышит тяжело, из-под опущенных ресниц глядя перед собой. Чжун Ли обхватывает его ногу под коленом и выцеловывает внутреннюю сторону бедра. При виде этого, тревожащие чувства переполняют край, разливаются в голове, отравляя все хорошие и приятные мысли. Тарталья может запросто представить вместо себя женщину с фотографии в книге Чжун Ли и так будет куда более подходяще — так, значит, тот обращается в постели со своей женой, или кто она там? Все эти нежные прикосновения и поцелуи… Да разве такой, как Чайлд, заслуживает этого? Соблазнивший своего подчинённого на измену, звёздная шлюха интернета… Он бы больше смирился с искренностью к себе в обращении как с куском мяса. — Босс, — тихий голос и внимательный взгляд возвращают в реальность. Какое же было у Чайлда выражение лица, раз Чжун Ли в полумраке заметил? — что-то не так? Тарталья опирается ладонями на кровать, чтобы принять сидячее положение и оказывается лицом на одном уровне с телохранителем. Всё не так. Поддаваясь внезапному порыву, Чайлд заносит ладонь и отпечатывает на щеке Чжун Ли лёгкую пощёчину, жадно наблюдая за реакцией. Может, тот разозлится и ударит в ответ? Заслуженно. Но Чжун Ли лишь хмурится, не отводя взгляда. Тарталья бьёт ещё раз. — Я что-то не… — начинает было Чжун Ли, но прерывается от ладони с силой толкающей в плечо. Град звонких ударов обрушивается на грудь, пока телохранитель всё терпит. Чайлд рычит от злости и ненависти к себе, сжимает ладони в кулаки и барабанит ими по телу Чжун Ли, проигрывая внутреннему безумию, пока тот не ловит неугомонные руки, удерживая от дальнейших посягательств. Рычание превращается в скулёж, Тарталья уступает в силе, потому, не сумев того побороть, в который раз в своей жизни сдаётся. Расслабив тело, он переносит вес вперёд и прислоняется лбом к плечу Чжун Ли. Тёмные волосы всё также пахнут шампунем с шелковицей… Чайлд рвано вздыхает и группируется, стараясь сжаться во что-то маленькое и ничтожное, как он себя сейчас ощущает; он близок к тому, чтобы расплакаться, когда Чжун Ли немного меняет позу, чтобы затем заключить его тело в успокаивающие объятия, касаясь не только руками, но и головой, и скрещенными за ним ногами. Там, внутри этого щита буря из проявления чувств постепенно утихает.***
— Это замечательно, что Вы решились поделиться переживаниями на личную, но безусловно важную тему, которая затрагивает травмирующий опыт, — психотерапевт в кресле напротив поднимает уголки губ в привычной тёплой улыбке, от которой всегда становится комфортнее. — Да… Чайлд опускает взгляд на свои руки — один из рукавов рубашки выглядит непропорционально наполненным и, если присмотреться, можно заметить выглядывающую оттуда мордочку змеи альбиноса. Когда актёр впервые попал на приём к Бай Чжу, тот поинтересовался, как он относится к змеям, и, получив положительную реакцию, отодвинул шторку, закрывающую террариум. Тарталью питомец заинтересовал, и с тех пор психотерапевт достаёт для него змею каждый раз, если только та не линяет или не отдыхает после трапезы — первые сеансы только контакт с рептилией и помогал отвлечься или побороть ступор. — То, что со мной делали на стриме… Это ведь ужасно, правда? Это унижение, принуждение, насилие, в каком-то роде, — дождавшись плавного кивка психотерапевта, Чайлд продолжает. — Я Вам не говорил… Но мне это понравилось. Ещё в процессе… Тогда, конечно, сложно было разобраться, но чем больше я об этом думал, тем больше, ну… Меня это возбуждало? Тарталья сам не верит, что произносит это вслух. Может, это всё новый чай Бай Чжу с травами? — Сначала были триггеры на некоторое. Когда моих волос касались, говорили похожие фразы, было плохо даже при взгляде на бутылку воды... Ну, я рассказывал. Бай Чжу снова кивает. — А теперь… Как будто бы я хочу что-то такое ещё раз. Чтобы меня связали, унижали и обращались грубо. Я много фантазировал об этом в последнее время и... Разве я не должен отрицательно реагировать на события похищения? Это как-то неправильно. — Мистер Чайлд, — мягко произносит Бай Чжу, чуть склонив голову набок, — то, что произошло с Вами действительно ужасно. Но знаете, наш мозг — удивительная штука. Возбуждение в процессе изнасилования и воспоминания после, зачастую является защитной реакцией, своеобразным замещением ужаса, чтобы выдержать травмирующую ситуацию. И здесь важно тестировать Ваши ощущения в безопасной реальности. Какие эмоции Вы испытываете, когда проживаете свои новые фантазии? Тарталья горько усмехается, наблюдая, как Чан Шэн лениво выползает из рукава. — Из-за своего статуса известного человека я давно уже не могу делать то, что мне хочется. Нужно поддерживать имидж, не влипать в сомнительные истории, говорить только то, что от меня хотят услышать. После стрима... всё разрушилось. Что обо мне говорят люди, то, какие взгляды я вижу, выходя на улицу... И, знаете? Ну и ладно! — Чайлд взмахивает рукой на воображаемую толпу неодобряющих и усмехается. — Ладно! Мне надоело строить из себя идеального человека. Я запятнал себя настолько, что отмыться от этого дерьма невозможно. Змея заворачивается вокруг левого запястья, а затем и правого, образуя живые наручники, затягивается сильнее, обвиваясь ещё и ещё… — И это странно, но... мне стало легче. В своих фантазиях я отпускаю себя, мне проще думать, что я худший человек на свете, как многие твердят, и тогда мне не нужно стыдиться ни за что, я соглашаюсь с грязными словами в мой адрес и только больше возбуждаюсь. Мне это даже как-то... стало нравиться. Я передаю контроль над собой другому человеку, не зная, что он будет делать в следующий момент.. Это так.. опасно и интересно. Может быть.. мне этого не хватало. Я даже представлял ситуации, в которых мог бы быть застуканным во время всяких непотребных ситуаций, ведь папарацци следуют за мной по пятам, такой адреналин! — улыбаясь, Чайлд чувствует настоящий азарт, рассказывая об этом. — Слышу, что Вас действительно это воодушевляет. Чувство опасности заставляет ощутить Вас себя живым. Но здесь важно помнить и про безопасность. Все табу и стоп-слова должны быть оговорены заранее, а человек, избранный в качестве партнёра должен вызывать доверие. — Он вызывает, — твёрдо заверяет Чайлд. — Мне с ним комфортно, и я буквально могу доверить ему свою жизнь. — Это прекрасно. Но во время близости с ним Вы прекратили прелюдии только потому, что хотели других действий от него, или есть ещё причина? Тарталья хлопает ресницами, переводя задумчиво-удивлённый взгляд со связанных змеёй запястий на Бай Чжу и обратно. — Я чувствую какое-то гадкое удовлетворение оттого, что соблазнил женатого человека. Я купаюсь в этом чувстве... своей несовершенности. И я не хочу испытывать вину перед его семьей, когда он со мной так нежен. Не хочу... — Тарталья ощущает себя севшей батарейкой, это заметно и в голосе, и в выражении лица. — Так что лучше пусть просто... ну, Вы поняли. Взгляд Бай Чжу меняется, похоже на то, что он обдумывает новую информацию как что-то сверхважное. — Почему Вы считаете, что недостойны любви и полноценных отношений? Тарталья отводит взгляд и молчит некоторое время. — Меня никогда не любили, я привык. Родители упрекали меня за всё на свете, непутёвый сын, который вечно лезет в драки, всегда хуже своих идеальных братьев. А с начала актёрской карьеры... Мне проще думать, что я вещь, ведь я чувствую это всё время. Я делал... — Чайлд запинается, морща нос, — всякое, чтобы построить карьеру, и никто из тех, кто мне в этом помог не хотел мою душу. Мои фанаты любят меня лишь за приятную наружность, они мечтают обо мне, не зная, какой я человек. И уж тем более теперь, кто меня полюбит? — Всё это звучит очень грустно и одиноко, — Бай Чжу смотрит на связанные змеёй руки. — Жить в постоянных упрёках и сравнении со стороны самых близких, не имея поддержки. Ваше тело стало своеобразным инструментом для получения признания, но при этом Вы практически отказались от чувств. Потребность без любви оставалась без ответа всю Вашу жизнь, и события похищения лишь стали подтверждением того, что этой любви Вы недостойны. Для того, чтобы проработать эту травму понадобится много времени. Вы готовы к этому? Тарталья кивает и улыбается уголками губ. Змея затягивает запястья, плотно сжимая их между собой.