Вернуться в никогда

Wake me up Won't you wake me up? Caught in a bad dream Wake me up I wanna feel the sun Caught in a bad dream Bad dream — Ruelle — Значит, его вели от самого дома. Гермиона не нашла в себе сил на полноценный ответ и лишь коротко кивнула, старательно избегая направленного на нее прямого взгляда Паркинсон. Внутри все медленно переворачивалось при одном лишь воспоминании о том дне, когда Блейз, будучи под Империусом Орланда, выкрал ее и перенес в Египет, и Грейнджер постаралась сосредоточиться на чем-то другом. На чем угодно. Лишь бы отпустить как можно больше мелочей, что неизменно собирались в одно режущее ее на мелкие куски имя. Кровавые. С рваными краями. Драко. — Слава Мерлину, что этот идиот не тронул Джинни, — практически выплюнула Пэнси, деловито помешивая кофе в кружке. — Как она сейчас? — В порядке, — на выдохе ответила Гермиона, пытаясь впитать в себя по максимуму постороннего шума. Звон колокольчика над открывшейся дверью кофейни, где они сидели. Свист кофемашины, оповещающий о готовности напитка. Тихий смех школьниц, занявших самый дальний угол помещения. Собственное тяжелое дыхание, что становилось надрывным. Хриплым. Нет. Это не работало. Драко все еще был рядом. И желание достать палочку и магией прогнать его слишком навязчивый образ практически душило Грейнджер где-то в районе горла, вынуждая вновь и вновь скользить кончиками пальцев по кожаной кобуре на поясе, где покоилось древко. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Это все во мне. Ты во мне. — А подробнее, — протянула Пэнси, явно недовольная таким односложным ответом. — Ребенку ничего не угрожает? — Нет, колдомедики сказали, что это просто последствия стресса, — Гермиона попыталась улыбнуться как можно искреннее. Тщетно. — Джинн слишком сильно перенервничала, когда Блейз пропал, но сейчас все в норме. Они вместе. Я гребаный эгоист. Я чудовище. Знаю, Грейнджер. Но я все еще принадлежу тебе. Навсегда. — Ты ведь в курсе, что мы можем поговорить обо всем, — голос Пэнси стал значительно тише, будто она делилась какой-то очень важной тайной. — Правда? — Я так ничего и не нашла, — Гермиона рассеянно пожала плечами, чувствуя постепенно зреющий в груди ком. Он крутился вокруг своей оси и царапал острыми гранями внутренности, вынуждая Грейнджер то и дело болезненно морщиться. Но это было весьма кстати. Это отвлекало. Скажи, что тебе это нужно, и я откажусь от всего. Отпущу тебя. Просто попроси. — Не думаю, что ты сможешь, если честно, — Паркинсон понимающе кивнула. — Единственный вариант разорвать вашу связь — это… — Должно быть что-то еще. Значит, я плохо искала. Грейнджер шумно выдохнула, ощутив, как виски начали быстро пульсировать, и прикрыла веки. Она осознавала, что подруга не заслуживала такого откровенно жесткого тона, и знала, что это в принципе не вина Пэнси, но ничего не могла с собой поделать. Все мысли Гермионы занимала связь, которая насильно появилась в ее жизни и поделила ту ровно пополам. До и после. Начало и конец. И Грейнджер не понимала, как сделать так, чтобы вернуть себе хотя бы жалкие остатки контроля над ситуацией. Да, соблазн воспользоваться единственным известным ей способом для разрыва и лишить Малфоя магии был слишком велик, но Гермиона ни за что не решилась бы на это пойти. Это было чересчур. Наверное. Черт, как бы ей хотелось перемотать их отношения назад. Как пленку в видеокассете. Может быть, тогда бы она смогла отследить моменты, где та шла помехами. Каждый раз, Гермиона, каждый гребаный раз, когда я смотрел в зеркало Еиналеж, оно показывало мне тебя. Твою ладонь в моей. Ты улыбалась. Была счастлива рядом со мной. Я не смог противиться этому. И никогда не смогу. — Ты уверена, что хочешь этого? — прищурилась Паркинсон, и Гермиона разглядела в глубине ее глаз сомнения. Те самые, что никогда не видела в своих собственных радужках. — Разорвать эту связь и покончить со всем. — Конечно, — уверенно. Четко. Без единой запинки. — Он не имел никакого морального права делать это со мной. — Ты ведь знаешь, что картина оказала на него огромное влияние. Драко просто не мог сопротивляться этой магии. — В самом начале. Позднее сила Верховного указала ему на брешь в этой броне, но Малфой оставил все на своих местах. Сделал вид, что ничего не происходит, Пэнси. Он сам мне так сказал. Гермиона буквально приказывала себе не обращать внимания на дрожь в собственном голосе на последних словах. Она не должна плакать. Не должна примерять его обувь и проходить за Драко весь его путь с самого начала. У него был выбор. Был. И он решил, что должен лишить ее этой привилегии. Я многих потерял, чтобы позволить тебе уйти, Гермиона. Как только Осия покинула меня, я поклялся себе, что сделаю что угодно, все, что в моих силах, чтобы ты осталась. И повторю еще раз, если потребуется, чтобы ты была рядом со мной. — Мистер Джонсон сказал, что я делаю успехи. Держу пари, на следующем занятии он позволит мне прокатиться на своей лошади, — горделиво выпалила одна из школьниц, сидящих поодаль от столика Пэнси и Грейнджер. — Он разрешает это только лучшим ученицам. Тупая боль пробила грудную клетку навылет, словно выстрелом из пистолета, что был приставлен прямиком в район бешено колотящегося сердца, и Гермиона с шумом втянула носом воздух. Глаза стремительно увлажнились от подступивших к уголкам слез, как только она вспомнила день, что провела вместе с Осией и Драко, и это осталось горьким привкусом на кончике языка. Безумно хотелось сбежать и дать себе возможность отпустить душащие горло эмоции, но Грейнджер отчаянно старалась взять себя в руки. Это только ее личная слабость. Больше она никому не принадлежала. Ее Осия. Ее маленький ангел. Их ангел, обещание которому ей пришлось нарушить. — Я не пытаюсь оправдать его, — пробормотала Пэнси, сжимая и разжимая в пальцах лежащую на столе ложку. — Но ведь связь между вами действительно реальна. И она настоящая. — Мне плевать. — Ты ведь сама сказала… — Я помню, что сказала, Пэнси. Помню, как молитву перед сном, потому что прокручиваю это в голове примерно с такой же частотой. И предпочла бы этого не делать. Кто знает, может быть, так мне было бы в разы проще пойти в сторону правильного выбора. Ты ведь понимаешь, что связь не терпит лжи. Если бы ты не была предназначена мне судьбой, то она растворилась бы, словно дым. Она была бы фальшивой, и мне пришлось бы поить тебя зельем каждый гребаный день. Но это не так, Гермиона. Все, что есть между нами, — настоящее. Ты моя, а я твой. Конечно, она знала. Чувствовала, что все то, что незримой нитью связывало ее и Драко, просто не могло быть чем-то искусственным. Эта связь пусть и образовалась против воли Гермионы, но все еще оставалась самым реальным, что когда-либо было в ее жизни. Ведь каждый раз, стоило ей закрыть глаза, Грейнджер, словно наяву, могла с легкостью воспроизвести все то, что ей удалось испытать рядом с Драко. С ним все было иначе. Совершенно не так, как с другими до него. Будто все ее прошлое в какой-то момент покрылось толстым слоем пыли, и теперь его отражение в зеркале жизни просто невозможно было разглядеть. И этот огонь, что с легкостью мог бы посоперничать по яркости со вспышкой сверхновой, все еще окрашивал ее кровь в причудливые цвета. В фиолетовый по большей части. — Сейчас он вновь стал самим собой, — почти шепотом произнесла Пэнси, явно так же, как и Гермиона, слишком явственно ощутив бремя тишины на своих плечах. — Картина сменила владельца, ты же знаешь. Теперь все иначе. — Пожалуйста, — взмолилась Грейнджер, неосознанно повышая тон, — не нужно рассказывать мне то, что я уже знаю, Пэнси, — она выставила левую ладонь перед собой и начала поочередно загибать пальцы. — Про то, что картина перестала принадлежать Малфою в тот день, когда ее у него украли, — палец вниз, — про то, что он не знал, что именно за изображение попало к нему в руки во время очередной закупки для клиентов, — еще один, — про то, что он не мог сопротивляться ее магии и был вынужден оставить картину у себя, подав ложную информацию о покупке в специальную базу, чтобы скрыть сей факт от властей, — безымянный палец присоединился к другим, — про то, что таскал ее за собой, как верного пса, потому что был слишком подвержен ее влиянию, и первым делом перевез в свою новую квартиру в Лондоне, после чего едва не взял меня силой в лифте клуба, — последний, — про то, что наша связь с ним нерушима, и я не знаю, как с этим мириться. Сделай со мной все, что угодно. Только не оставляй одного. С губ Гермионы сорвался рваный, дрожащий выдох, как только она наконец закончила свою пламенную речь, но вместо долгожданного облегчения — пустота, что уже основательно поселилась внутри нее, начала лишь сильнее разрастаться. Она была похожа на ядовитый плющ, чьи отростки вплетались в нервы и вены, заполняя собой каждый свободный сантиметр тела. Они впрыскивали свою отраву в кровь и не давали даже слабой надежды на пощаду. Ее было слишком много, но в то же самое время это казалось почти привычным. Будто Грейнджер уже и не помнила, что на самом деле значит существовать без этого странного, переполняющего легкие дымом ощущения. Она не могла не думать о том, что Малфой что-то испытывал к ней до их встречи в Лондоне. Старалась, но у нее никак не получалось легкомысленно упустить это из виду, и Гермиона вновь и вновь возвращалась к этому факту, пытаясь представить себя на месте Малфоя. Всего на секунду. Просто чтобы сказать себе, что она в моменте была объективна. Ведь Драко на постоянной основе доказывал, что его чувства самые что ни есть настоящие. Это не могло быть ложью, и магия картины лишь усилила то, что уже взращивалось в нем до этого. Приоткрыла крепко запертую дверь, за которой Малфой пытался надежно спрятать свои самые сокровенные желания. Я даже не представлял, что можно чувствовать вот так. Ты научила меня тянуться к свету и стала для меня маяком, на который я шел, чтобы больше не потеряться. Ты оставалась для меня лишь мечтой, которой попросту не суждено было сбыться, но, судя по всему, кто-то сверху подумал, что с меня достаточно, и послал мне тебя снова. Чтобы в дальнейшем я тебя ни за что не упустил. Чтобы нашел свой путь к свету. — И что же ты будешь делать с этим? Гермиона подняла взгляд на Пэнси, смотря на нее так, словно видела впервые, и чувствовала, как сердце почти пробивало грудную клетку. Все звуки вокруг смешивались в один громкий гул, и желание заткнуть ладонями уши практически сводило Грейнджер с ума. Что она должна была ответить? Каждую ночь на протяжении этих трех недель она больше и думать ни о чем не могла, кроме как из раза в раз возвращаться к этому вопросу. И ей пока не посчастливилось получить на него ответ. Хуже было только то, что Малфой, даже не видясь с ней, все еще старался постоянно напоминать о себе, не позволяя ей остаться наедине со своими мыслями. Звонки без ответа. Смс-сообщения. Совы. И десятки, сотни белых хризантем, которые ежедневно оказывались на пороге ее жилища. Драко делал все, что было в его силах, чтобы добиться от нее хоть какой-то реакции, и единственное, что он больше себе не позволял, — личная встреча. Теперь Драко хотел получить от Гермионы разрешение на это. Она же старалась держаться изо всех сил. Рвала письма. Блокировала его постоянно меняющиеся телефонные номера и закрыла доступ совам, чтобы лишний раз не раздражаться. Гермиона заколдовала свой придверный коврик так, чтобы он испепелял все букеты сразу же, как только их доставляли, но все же ее четко отлаженная система дала сбой. Она прочитала его письмо. Всего одно, но этого было достаточно для того, чтобы почти сойти с ума от накрывшей с головой лавины чувств. Ненужных сейчас и на самом деле мешающих жить. Просто жить без оглядки на ситуацию. — Я не знаю. Честный ответ. Единственно возможный сейчас. И Гермиона действительно надеялась, что однажды все круто поменяется и ей удастся сказать что-то совершенно иное. Но в данный временной промежуток она всего лишь усталый путник в бесконечной пустыне своего разума, который слишком долго верил в мираж. В иллюзию своей собственной жизни. Блуждал по стране забытых голосов. — У меня свидание сегодня, — секунду помедлив, наконец дополнила Грейнджер, старательно игнорируя явный вопрос в глазах Паркинсон. — Я попросила Джинни… — Вот как, — хмыкнула Пэнси. — Значит, теперь она официально принята на должность твоей сводницы? Я думала, что тебя это бесит. Мерлин, если бы кто-нибудь еще неделю назад сказал Грейнджер, что она по доброй воле попросит Джинни Забини устроить для нее встречу с парнем, то единственной ее реакцией стал бы нервный смех. Но реальность оказалась для Гермионы настолько непредсказуемой и сбивающей с ног, что она практически утонула в съедающих заживо мыслях о Малфое и никак не могла понять, с какой стороны ей стоит подступиться к себе прежней. Какой она была до встречи с ним? Что любила? О чем мечтала? Все это было безжалостно смыто ударной волной новых эмоций, что привнес в ее повседневные будни Драко, и Грейнджер испытывала острую необходимость доказать самой себе, что это обратимо. Что при большом желании она сможет собрать по частям все то, что растеряла, пока вновь и вновь проживала на себе все стадии формирования их связи. И ведь мистер Хиллс не ошибся — то, что случилось между ней и Драко, действительно было чем-то удивительным, ведь в последнее время Гермиона частенько слышала в своих мыслях боль, что определенно ей не принадлежала. Это был он. Малфой. И каждый раз, когда до нее доносилось собственное имя, вымученное его голосом, который граничил на грани шепота, Гермиона четко понимала, что давно стояла у самых ворот в ад и уже держалась за вырезанную из костей грешников ручку. Была готова войти внутрь. — Ты же знаешь, что это для того, чтобы уже вечером я порадовала тебя очередной идиотской историей, — слабо улыбнулась Грейнджер в ответ. — Может быть, повезет и сегодня я услышу что-нибудь интересное про мужской куннилингус. Паркинсон громко рассмеялась, прикрывая рот ладонью, и Гермиона внезапно ощутила, как ей постепенно начало становиться все легче и легче. Будто со звуком, что срывался с губ подруги, с самой Грейнджер медленно выходила скопившаяся в ней усталость, уступая место чему-то более светлому. Черт, до этого она даже не осознавала, насколько сильно ей этого не хватало. Просто отвлечься. Хотя бы на пару жалких секунд. — Отличный план, — промакивая уголки глаз от выступивших от смеха слез, пробормотала Пэнси. — И во сколько у тебя встреча? — На самом деле, он должен появиться здесь уже через десять минут, — Гермиона бросила быстрый взгляд на наручные часы. — Я постаралась просчитать все так, чтобы твой перерыв на обед закончился и… — Я уже все, — Паркинсон допила остатки кофе из своей кружки и встала из-за стола, начав копаться в сумочке в поиске кошелька. — Надеюсь, ты действительно меня порадуешь сегодня вечером, потому что я дико скучаю, пока ты в отпуске. — И я, — Грейнджер улыбнулась и махнула рукой в ее сторону. — Оставь, я угощаю. Пэнси кивнула, накинув на плечи пиджак, что до этого висел на спинке ее стула, и наклонилась к Гермионе для прощальных объятий. Она притянула Грейнджер к себе чуть крепче, чем обычно, прижав ее к своей груди, и тихо, почти неслышно прошептала в самое ухо: — Все наладится, обещаю. Знай, что я с тобой. Гермиона с огромным трудом смогла выдавить из себя улыбку и, проводив Паркинсон взглядом до выхода, подозвала официанта. Она практически не мигая наблюдала за тем, как молодой парнишка, по виду студент первых курсов, старательно протирал стол, избавив его от лишней посуды, и думала лишь о том, что больше не может ждать. Это казалось глупым и выглядело совершенно по-идиотски, но ей непременно нужно было увидеть прямо сейчас, что у нее все еще имелся шанс на то, чтобы в ее жизни все наладилось. Что все еще можно исправить. Починить. Выбросить все то, что доставляло ей неудобства. Но вместе с этим Грейнджер слишком четко осознавала, что нечто в ней все равно останется прежним и она уже ничего не сможет с этим поделать. Она до дрожи в коленях хотела увидеть Малфоя. Коснуться его. Услышать звук его голоса. Почувствовать то необходимое ощущение полнейшей безопасности, что возникало в ней только рядом с ним. И Гермиона никак не могла избавиться от этой навязчивой потребности. Ведь одновременно с этим она понимала, что сходит с ума от желания причинить ему самую настоящую физическую боль за то, что он сделал с ними. За всю ложь и неуместное молчание. За все слезы, что она пролила. За все отчаяние, что продолжала изо дня в день мерно убаюкивать где-то в груди. И это рвало Грейнджер на мелкие осколки и пускало по ветру. — Привет, я Майк. Вынырнув из пучины размышлений, Гермиона изо всех сил постаралась сконцентрироваться на резко возникшем перед ее столиком высоком молодом человеке с небольшим букетом цветов в руках и буквально заставила себя приветливо улыбнуться в ответ. Незнакомец, которого на этот раз отправила к ней Джинни, странным образом не вызывал в ней какого-либо отторжения. Майк был довольно хорош собой, приятен и выглядел как вполне обычный парень, что в какой-то степени даже вызвало у Грейнджер секундное изумление. Обычно на всех своих свиданиях-тридцатиминутках она с первого взгляда определяла, что кавалер обязательно выдаст нечто такое, отчего ее волосы встанут дыбом. Но сейчас все было иначе, и это удивляло. Черт, неужели она каким-то образом умудрилась растерять свое аврорское чутье? — Выпьешь что-нибудь? — Майк сел за стол и, легонько хлопнув себя по лбу, протянул Гермионе цветы. — Мерлин, прости, это тебе. — Спасибо, — она благодарно улыбнулась, когда официант тут же принес для букета небольшую прозрачную вазу. — Думаю, не откажусь от чашечки черного чая. — Нам чай и набор ваших фирменных пирожных, — Майк тут же перевел взгляд на официанта. — И моя прекрасная дама не может не попробовать ваш малиновый тарт со взбитыми сливками и… Ох, ради всего святого! Грейнджер кивнула, когда ее собеседник, достав мобильный телефон, прошептал одними губами слова извинения и ответил на звонок. Она позволила себе на секунду расслабиться, откидываясь на спинку стула, и слегка поерзала, ощутив странное, ни на что не похожее волнение. Его было слишком много, чтобы не придавать этому значения, и Гермиона нервно сжала в ладони салфетку, лежащую на столе, скомкав ту почти до неузнаваемости. В голове внезапно возникли образы, края которых были чересчур размытыми, чтобы ухватиться за них и разобрать хоть какие-то детали. Грейнджер напряглась всем телом, впитывая в себя эмоции, и внезапно четко увидела в своем разуме Драко. Это было так сильно похоже на то, что она испытывала, когда Вальмонт-младший держал ее в Азкабане, что с губ Гермионы помимо воли сорвался рваный выдох. Все казалось таким до чертиков знакомым и в то же самое время неизведанным, и она медленно прикрыла веки, позволяя себе чуть больше сосредоточиться. Малфой явно был в своем пентхаусе — она никогда в жизни не смогла бы не узнать это место, что высекалось у нее под веками каждую ночь в самых безумных снах. Все вокруг тонуло в темноте, что мешало разглядеть чуть лучше обстановку вокруг, но Грейнджер нужно было всего лишь почувствовать, чтобы все понять. Ему было больно. Очень. Это явно читалось в ледяном выражении его лица. В нахмуренных бровях и сжатых в нитку губах. В побелевших костяшках пальцев, которыми Драко сжимал подлокотник кресла, где сидел, бездумно пялившись пустым, совершенно ничего не отображающим взглядом в стоящее прямо перед ним зеркало. — Кого ты видишь перед собой? Его слова прошлись по каждому сантиметру тела Гермионы, эхом отразившись от сердца и вынудив жадно втянуть носом воздух. Она уже не понимала, где это видение смазывалось, мешаясь с воспоминаниями той ночи, когда они с Драко стали по-настоящему близки, и от этого голова начала с силой кружиться. Грейнджер резко распахнула веки, концентрируясь на Майке. Ее сегодняшний кавалер, судя по всему, совсем не заметил в ней ничего подозрительного. Он все еще продолжал явно не очень приятную беседу по телефону, о чем свидетельствовал его недовольный голос, и Гермиона дрожащей рукой потянулась к своей сумочке. Она не знала, по какой причине носила это письмо с собой. Зачем постоянно перечитывала, доводя себя практически до агонии. Скорее всего, потому, что это послание теперь было единственной ниточкой, что еще как-то связывала ее и Драко, и Грейнджер попросту не решалась обрезать и ее тоже. Черт, наверное, она была отчаянной мазохисткой, раз снова и снова вынуждала себя проживать невыносимую боль, путешествуя по строчкам его откровений, но уже ничего не могла с собой поделать. Ей стоило признаться. Хотя бы самой себе. Признаться, что это всегда было больше, чем связь фамильяра и носителя. Признаться, что ее чувства к Драко были настоящими. Без магии и проделок зелья. Но она никак не могла заставить себя произнести эти слова вслух. Даже думать себе о них запрещала. Не сейчас. Не тогда, когда он причинил ей столько боли. Она не находила в себе смелости на прощение. Поэтому позволяла лишь написать это на запотевшем стекле, бездумно глядя на укутавшийся в ночь Лондон из окна своего дома. Написать и тут же стереть, чтобы не дать этим словам обрести телесную оболочку. Я люблю тебя? Именно так. Со знаком вопроса. Просто чтобы оставить открытым путь обратно. Гермиона медленно, словно боясь совершить какое-то резкое движение, вытащила письмо, осторожно развернув его на столе, и набрала в легкие побольше воздуха. Очертания Малфоя в ее мыслях стали ощутимо четче, и на какой-то миг ей даже показалось, будто это именно он сидел прямо перед ней. Не Майк. Это был Драко. Всегда только он. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Это все во мне. Ты во мне. Я чувствую твое присутствие рядом с собой, где бы я ни находился, и это порой настолько реально, что мне кажется, что я живу в бесконечном сне. В кошмаре. Ведь я все еще не могу к тебе прикоснуться. Я гребаный эгоист. Я чудовище. Знаю, Гермиона. Но я все еще принадлежу тебе. Навсегда. Так было задумано самой судьбой, и ты понимаешь это куда лучше меня. Ведь я слышал твои мысли. Ощущал на своих пальцах твои чувства, и они были точно такие же, как и мои. Каждый раз, Гермиона, каждый гребаный раз, когда я смотрел в зеркало Еиналеж, оно показывало мне тебя. Твою ладонь в моей. Ты улыбалась. Была счастлива рядом со мной. Я не мог противиться этому. И никогда не смогу. Еще тогда, когда все то, что я испытывал к тебе, попросту не было правильным, я все равно знал, что это настоящее. Может быть, единственная правда, которую я не боялся признать. И каждый свой день после этого я мысленно повторял ее про себя. Чтобы не забыть, каково это — ловить твой свет на коже. Мне пришлось заставить себя забыть о тебе, когда война закончилась. Ты была такой свободной. Такой счастливой. Я бы ни за что не простил себе, если бы ты испачкалась в моей тьме. Я не мог себе разрешить даже думать о том, чтобы заговорить с тобой. Ведь ты слишком добрая, чтобы просто высказать формальное сочувствие и попрощаться. Нет. Я знал, что ты бросишься спасать меня от той грязи, что уже плотно обосновалась в моей жизни после войны. Что стала теми самыми последствиями моего однажды неверно сделанного выбора. И я добился того, чтобы ты больше никогда обо мне не услышала. Я тонул в алкоголе и с распростертыми объятиями встречал свою новую реальность, искренне надеясь, что когда-нибудь она навсегда заберет меня к себе. Сотрет с лица земли и подарит долгожданный покой. Мерлин знает, как я в нем нуждался. Но однажды я восстал из пепла. Как феникс. Магия носителя, что ворвалась в мои вены, буквально за волосы вытащила меня из лужи собственной рвоты и поставила на ноги. Тогда я внушил себе, что это некто свыше подарил мне второй шанс за то, что я не дал тебе сгинуть вместе со мной, и поклялся, что ни за что его не упущу. Пусть в моей жизни никогда не будет тебя, но мне ведь и без этого осталось так много. У меня были воспоминания о тебе. И фантазии, что потом все же стали явью. Я даже не представлял, что можно чувствовать вот так. Ты научила меня тянуться к свету и стала для меня маяком, на который я шел, чтобы больше никогда не потеряться. Ты оставалась для меня лишь мечтой, которой попросту не суждено было сбыться, но, судя по всему, кто-то сверху подумал, что с меня достаточно, и послал мне тебя снова. Чтобы в дальнейшем я тебя ни за что не упустил. Чтобы нашел свой путь к свету. Ты ведь понимаешь, что связь не терпит лжи. Если бы ты не была предназначена мне судьбой, то она растворилась бы, словно дым. Она была бы фальшивой, и мне пришлось бы поить тебя зельем каждый гребаный день. Но это не так, Гермиона. Все, что есть между нами, — настоящее. Ты моя, а я твой. И я не хочу, чтобы было как-то иначе. Да, ты можешь меня ненавидеть, но я готов пройти все это еще раз. Готов повторно отдать свой разум под влияние этой гребаной картины, лишь бы снова поцеловать тебя. Вновь слушать твои рассказы о работе и друзьях. Тонуть в твоем смехе и бояться дышать оттого, что впервые мне так спокойно. Понимать, что до тебя в моей жизни не существовало больше никого. Лица каждой из этих женщин, которых я когда-либо касался, слились в одно размытое пятно, и только тебя я вижу четко. Я многих потерял, чтобы позволить тебе уйти, Гермиона. Как только Осия покинула меня, я поклялся себе, что сделаю что угодно, все, что в моих силах, чтобы ты осталась. И повторю еще раз, если потребуется, чтобы ты была рядом со мной. Скажи, что тебе это нужно, и я откажусь от всего. Отпущу тебя. Просто попроси. Но знай, что я все равно вернусь за тобой. Всегда буду возвращаться. В каждой из жизней, что мне предназначены. Все их я разделю с тобой. Сделай со мной все, что угодно. Только не оставляй одного. Я больше не смогу спасти себя сам. Драко. — Прости, что так вышло, — Майк слабо улыбнулся. — Не стоило мне вообще приходить. Гермиона скользнула языком по пересохшим губам и одним махом опрокинула в себя давно остывший чай, что принес им официант. Все внутри дрожало от смеси боли и гнева на Малфоя, и она уже не понимала, где между этими двумя эмоциями остались хоть какие-то границы. Казалось, что все стерлось настолько, что уже не позволяло даже нормально дышать, и Грейнджер поморщилась от неприятного укола в районе сердца. Черт, видимо, Майк ей что-то рассказывал, и это явно было чем-то не совсем приятным, раз он собрался уходить. — Почему? — еле шевеля губами от внезапно навалившейся на плечи усталости, пробормотала она, пытаясь понять суть его слов. — Я думаю, что… — Потому что идея найти себе жену, ходя по быстрым свиданиям, изначально была заведомо проигрышной, — криво усмехнулся Майк, но в его голосе не было и намека на веселье. — Но у меня нет другого выхода. Иначе меня заставят связать себя с кем-то, кого я даже не знаю. — В каком смысле? — брови Гермионы взлетели вверх в недоумении. — Тебя принуждают к чему-то, чего ты не хочешь? — В моей семье магический брак ставится намного выше, чем все остальное, — нехотя выдавил из себя Майк, явно не на шутку волнуясь. — Да, наверное, это глупо, но я решил, что если найду девушку, которая станет моей фиктивной женой примерно на год, то это наконец заткнет моих родителей и даст возможность получить наследство дяди. Старый хитрец завещал мне целое состояние при условии, что я женюсь в этом году. Вот мои родители и решили сесть сразу на два стула и по возможности свести меня с кем-нибудь, кто поможет нашей семье укрепить положение в высшем обществе, а заодно с этим улучшить и материальное. — Значит, ты хочешь временно жениться, чтобы не связывать всю жизнь с нелюбимым человеком, — на выдохе пробормотала Гермиона. — Звучит весьма необычно. Почему бы просто не сбежать и жить так, как тебе хочется? — Лучше делать это с деньгами, — хмыкнул Майк. — Если смогу тихо пожениться в самое ближайшее время, то после развода получу возможность делать то, что пожелаю, — он скользнул кончиками пальцев по краю кружки с чаем. — Хочу открыть свою клинику, а родители считают, что это недостойное занятие. Внутри Грейнджер все резко сжалось, а голова закружилась. Она не была абсолютно уверена, что истолковала слова своего собеседника действительно верно. Но если она правильно все поняла, то Майк надеялся избежать вынужденного брака, чтобы жить ту жизнь, о которой всегда мечтал. Черт. Да, конечно, Гермиона и до этого была весьма наслышана о договорных браках в чистокровных семьях, но впервые оказалась к этому настолько близко. Она смотрела в глаза этому парню, что от видимого отчаяния не знал, куда себя деть, и чувствовала, как внутри все рвалось на части. Эти куски тут же рубцевались, покрытые неровной кровавой коркой, и при каждом вздохе ощущались где-то в области грудной клетки. Они с Майком были слишком схожи в своих желаниях. Мечтали об одном и том же. Они хотели просто жить так, как подскажет душа. Я больше не смогу спасти себя сам. — Знаешь, кажется, у меня есть вариант, как тебе помочь, — пробормотала Гермиона, не веря собственным словам. — Давай обсудим подробнее твой план. Она показала Драко, где именно находилось ее сердце, и теперь там едва заметно трепетали лишь его жалкие остатки. Руины, в которые все превратилось. И Грейнджер испытывала острую потребность избавить хоть кого-то от подобной участи. Дать шанс на спасение, ведь саму себя она вытащить уже не могла.