***
— Я заварил тебе чай. Мяты у меня нет, так что извини. Куплю как-нибудь. — Ты купишь мяту для меня? — Я не люблю чай, если честно. Кофе — мой друг. Но раз ты больше не любишь кофе, а предпочитаешь чай с мятой, почему бы мне не купить ее для тебя? Ушиджима не понимает. Никто никогда ничего не делал для него ради него, даже такие мелочи. Внутри бутоны, гроздья, стебли. Неизвестных, манящих и притягательных цветков. — Ты говорил, что не заводишь отношения, Ойкава. — Не завожу. Так ты и занят, вроде как. — Я не занят. — Оу, что, проблемы в раю? — Рай — там, где ты. — Боже, оставь эти глупости, Ушивака. Меня сейчас стошнит. И Тоору смеется. Искренне, бархатисто. Не отстраненно, не фальшиво. — Вы расстались? — Он ушел. К Акааши. — А… кажется, все ясно. Не злись на него, Вакатоши. — Я не злюсь. Ведь его уход привел меня к тебе. — Ты уверен, что именно это? Ушиджима уверен, что не это. Но говорить такое вслух все еще странно. Странно признаться самому себе, что все произошедшее между ними — единственный правильный вариант развития событий. Они не свалились друг другу на голову, не вцепились друг в друга в отчаянной попытке что-то изменить. Они пришли к осознанию всего плавно и неторопливо, изменяя себя ради другого. Пусть и неосознанно. Вакатоши кажется, что эта встреча — подарок небес за всю ту жизнь, которой он вынужден был довольствоваться раньше. Что все то, что между ними происходит — это дар, благодать богов. Преподнесенная милость от высших сил. — А как же ты? — А что я? — Ты сам несвободен. — Что это ты имеешь в виду? — Цукишима… — Что? Откуда ты… ты что, следил за мной?! Ойкава вскакивает с места и сжимает кулаки. На лице выгравирована ярость, граничащая с помешательством. — Я… — Ты следил за мной? За нами? — Я искал тебя на празднике. Тебя нигде не было, и я пошел искать твою машину на парковке. — Господи, Ушивака. Как это мерзко! Ты подглядывал. — Я не мог пошевелиться… — Ты не мог пошевелиться? Стоял там и дрочил на нас? Ты не видишь границ, или что? Тебе как маленькому надо все объяснять?! Ойкава в бешенстве. Не только потому, что оказался в таком неловком положении. Он ни за что не хотел бы, чтобы именно Вакатоши видел это все, его момент слабости перед физиологией. Неокрашенной никакими чувствами, лишенной всяческих эмоций, кроме желания себя удовлетворить. Злость вытесняет остатки разума и самообладания. — Убирайся, Ушивака! Покинь мой дом и больше не приближайся ко мне! Забудь про эту ночь, забудь про мяту и все то, что я тебе наговорил. — Но… — ВЫМЕТАЙСЯ! И Ушиджима уходит.***
В складках сложного, но вполне человеческого организма Ушиджимы, непрекращающаяся тупая боль. Она как скальпелем отделяет его мышцы от жира, ткани от костей. Режет, разделяет на волокна. Высасывает кровь, заливая вместо нее нечистоты. Его выворачивает, опрокидывает этими волнами, которым сопротивляться становится все сложнее. Он не может работать, не может есть, спать. Хаджиме рвет на себе волосы от безысходности и даже не находит сил сказать: «А я ведь предупреждал», потому что это просто бессмысленно. Он просто наблюдает за тем, как его лучший друг медленно, часть за частью, позволяет своей боли себя сожрать. Ойкава уезжает на конференцию в Штаты. Расстояние между ними, и без того стремившееся в бесконечности, расширяется, не давая ни малейшего шанса на то, что они снова пересекутся. Тоору зол, обижен. Ему больно и страшно. Он не хотел зависимости от нового человека, которая точно, на этот раз точно, его погубит. Ушиджима странный, он пугает его. Тоору вспоминает все случайные взгляды, которые они дарили друг другу, и по позвоночнику спускается пахучая жижа. Он следил за ним… он видел его… он не ушел и ничего не сделал. Что он такое? Тоору страшно… его организм полностью соткан из боли.***
Возвращение домой спустя три недели ознаменовано хорошей погодой. Ойкава раскладывает привезенные подарки по коробкам, надеясь, что отдать это все сможет получателям в максимально короткий срок, а не как обычно. Работа занимала у него достаточно времени и сил, чтобы на встречи с друзьями и родителями просто не оставалось внутреннего топлива. Сегодня он встречается с Киндаичи Ютаро, близким другом и коллегой по цеху. Они с Ютаро прошли через множество проблем вместе, и Тоору решает, что поделиться с близким человеком своими страхами — лучшее лекарство сейчас. Ойкава был открытым с по-настоящему близкими людьми. Они терпели его непостоянство, колкие шутки и излишнюю тактильность, не выжигая при этом себе глаза и другие органы чувств от недовольства. Тоору мог не притворяться. Понимая, что сам изменился до неузнаваемости, он страшится открыться Киндаичи полностью, боясь, что тот наречет его сумасшедшим. Но в близости с Ютаро была однозначно идеальная сторона — они всегда воспринимали друг друга такими, какие они есть на самом деле. Для вечера он выбрал любимые серые джинсы с дырками на коленях, бордовый джемпер оверсайз и удобные кеды. Ничто не должно стеснять движения при дружеских посиделках, так как неизвестно, на сколько часов они могут затянуться. Время с другом часто летело незаметно, и Ойкава мог поклясться, что возвращаться ночью домой в расслабленном состоянии гораздо веселее и спокойнее в теплых вещах и удобной обуви. Он смотрит на часы в последний раз перед выходом из дома. Почти девять. На город спустилась густая прохладная ночь. Время выходить. Он выходит на улицу и огибает свой жилой комплекс. Огромная махина, нависающая над домами в традиционном стиле, между которыми извиваются тихие и темные улочки, закутки и скверы. Ойкава любил маленькие традиционные дома, ну или хотя бы просто дома, и жизнь в квартире, пусть и комфортабельной, в жилой точке высокого класса, его слегка раздражала. Пройдя несколько сотен метров, он сворачивает в переулок, отмечающий начало частного сектора. В воздухе пахнет смолой, землей и какими-то травами. Ойкава мечтает, что когда-нибудь, у него будет свой дом. И человек, рядом с которым можно будет не бояться. Которого он сможет легко впустить в свою жизни, не имея ни малейших сожалений. Звук шагов позади себя уже сложно игнорировать, и Ойкава осторожно начинает поворачивать голову в сторону молчаливого попутчика. В этой части улицы даже фонарей толком нет, одни подворотни и мусорные контейнеры. Он ходил этой дорогой сотни раз, часто встречал людей, живущих в соседних домах, но сейчас все было иначе. Джемпер липнет к спине показывая, что Ойкава источает страх. Он разворачивается к преследователю, распахивает глаза и слышит: — Ну, привет, красавчик. И Ойкава задыхается от боли.