I cannot fight this feeling

Откладывать разговор с Хаусом было бессмысленно. Зачем оттягивать неизбежное? Хотя решение было уже принято и отступать Уилсон не собирался, он буквально холодел в предвкушении нелегкого разговора. « Хорошо, если все обойдется без физических травм». Однако отступать было некуда. «Вперед, смелее!» подбадривал себя Уилсон, переступая порог хаусова кабинета. Взгляд Хауса напугал его. За годы их дружбы Уилсона нередко посещала мысль о том, что Хаус в совершенстве владеет техникой если не чтения, то угадывания мыслей. Вот и сейчас ему показалось, что Хаус уже обо всем осведомлен. Не говоря ни слова, Уилсон вошел в офис и уселся напротив друга – иными словами, на линии огня. - Ну? – только и сказал Хаус. В этой короткой (короче некуда) реплике богатое воображение Уилсона уловило все оттенки эмоций – от сарказма до ярости. Уилсон кашлянул и зачем-то поправил узел галстука. «И за что мне все это, Господи!» мысленно воззвал он к небесам. А потом выпалил все единым духом. Хаус ни разу не перебил его, продолжая упорно сверлить его взглядом (к концу их беседы Уилсону начало казаться, что у него во лбу образовалась дыра). - ... и с Кадди я уже поговорил. Только что, - уточнил Уилсон, чувствуя, что у него взмокли ладони. Хаус помолчал еще минуту, сохраняя бесстрастное выражение лица. «Интересно, долго еще будет продолжаться эта пытка?» мелькнуло в голове Уилсона. И тут Хаус заговорил. - В Австралию, стало быть. Через месяц. Уилсон проглотил тугой ком. - Раз гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе, так что ли? – Хаус хмыкнул, а Уилсон затаил дыхание. Что-то будет дальше. А дальше Уилсон испытал настоящий шок, поскольку Хаус заявил: - Вижу, твой идиотизм не так безнадежно запущен, как я полагал. Ты еще способен на конкретные действия без посторонней, то бишь моей, помощи. - Это значит, что ты... не против? Хаус закатил глаза. - Я же не твоя мамочка, чтобы запрещать тебе... – Хаус не успел закончить фразы, потому что его друг подскочил к нему с каким-то безумным воплем и обнял. Хаус, обороняясь от этого неожиданного проявления любви, едва не свалился с кресла. - Хаус, это так благородно с твоей стороны... – бормотал Уилсон задыхающимся голосом, не оставляя попыток заключить Хауса в объятия. - Эй, может, пора вызывать санитаров из психиатрического? А на Кадди ты тоже так запрыгнул? То-то она обрадовалась, наверно. Уилсон угомонился только тогда, когда Хаус грозно поднял над головой графин с водой, намеревеясь охладить друга таким способом. - Хаус, сегодня я понял одну очень важную вещь. Меня буквально осенило... - Право на то, чтобы быть осененным в этом госпитале, закреплено за мной, - вставил Хаус. - Так вот, я говорил с одним из моих пациентов... – и Уилсон рассказал об Эмери Латимере. - И после этого ты сразу же рванул к Кадди? - Ну да. А потом к тебе. Хаус молча кивнул. А Уилсон вдруг ощутил болезненный укол в сердце. Да, он уезжал к Чейзу, но оставлял Хауса. «You can’t always get what you want » вспомнилась ему строчка известной песни, но веселее от этого не стало. Ему показалось, что Хаус выглядит больным, что у него прибавилось морщин, а в синих глазах появилась безмерная усталость. Уилсона душили слезы и, боясь выдать себя, он тоже молчал. -Через месяц, - наконец подал голос Хаус. - Да. - Значит, целых тридцать дней я питаюсь за твой счет. И, возможно, не только питаюсь. Уилсон расхохотался и одновременно из его глаз брызнули слезы. Он смеялся и плакал, как безумный. Хаус смотрел на него с улыбкой, а чувство одиночества уже обволакивало холодом его сердце... Месяц спустя... Санта в традиционно-красном облачении мелодично звенел в свой колокольчик. За стойкой бара компания молодых людей чокалась шампанским, а на гигантских экранах время от времени появлялась надпись «Счастливого рождества!». Уилсону казалось, что весь аэропорт вот-вот засияет, как рождественская ёлка. Он взглянул на часы – до наступления любимого всеми праздника оставалось три часа. Это Рождество он встретит в самолете. Хотелось бы, конечно, к тому времени уже быть рядом с Робертом, но что поделаешь... Ничего, у них впереди еще много совместных праздников... Уилсон улыбнулся. И все-таки в реальность происходящего верилось не до конца. Он и чувствовал себя так, словно был во сне. Последние несколько дней прошли в такой невообразимой суматохе, что у него просто не оставалось ни времени, ни сил задуматься о переменах в своей жизни. А вот сейчас... - ... как снег на голову! Тут до Уилсона дошло, что сидящий рядом Хаус что-то говорит. Большую часть фразы он благополучно пропустил мимо ушей, и Хаус это, конечно же, заметил. - Грезы-грезы... Предаваться своим непристойным мечтам будешь в самолете! - Извини. - Твоя идея с сюрпризом может иметь неприятные последствия. Ты не выяснял, у Чейза нет предрасположенности к сердечным заболеваниям? Мало ли, от радости, да еще такой неожиданной... Хаус говорил правду – Уилсон ничего не сказал Чейзу. Понимая, что это ребячество, он так живо представлял себе момент их встречи и как наяву видел счастливое изумление в широко распахнутых глазах Роберта! Однако в настоящий момент изумление было только в глазах Хауса, увидевшего что-то (или кого-то) в толпе людей. Уилсон оглянулся... и увидел Лизу Кадди, спешившую к ним. - Слава Богу, успела! – Кадди поцеловала Уилсона и он ощутил на своем лице прикосновение ее прохладной, пахнущей духами щеки. Кадди немного запыхалась, на ее волосах искрами блестел растаявший снег. Хаус наблюдал за ней, скрестив руки на груди и насмешливо прищурившись. - А где Рэйчел? Оставила ее на попечение Санты и эльфов? Кадди покосилась на Хауса. - Спасибо за проявление заботы о моей дочери. Она у моей сестры, если тебя это интересует. Я не могла не придти проводить одного из моих лучших сотрудников. - Скажи спасибо, что САМЫЙ лучший из твоих сотрудников остается. Но Кадди уже не слушала. Она крепко обняла Уилсона и поцеловала в обе щеки. - Пока, Уилсон. Не забудь, о чем мы с тобой договаривались. - Так-так, очень интересно, о чем это вы с ним договаривались? – тут же среагировал Хаус. В глубине души и Кадди, и Уилсон были благодарны ему за постоянное ёрничанье. Потому что колкие шутки были той самой гранью, за которой могли бы литься слезы. У Кадди и так влажно блестели глаза. Началась регистрация. Уилсону хотелось, чтобы вся эта возня, обычно раздражавшая его, сегодня тянулась бы как можно дольше. Но время, словно в насмешку, летело, как на крыльях. - Ты ведь присмотришь за ним? – в который раз шептал Уилсон Кадди, имея в виду Хауса. И в самую последнюю минуту Хаус сдался и позволил другу обнять себя, чуть ли не впервые за долгие годы их дружбы. Ни один их них не проронил ни слова, но в этом и не было никакой необходимости. Они знали, что именно хотели сказать друг другу. Уилсон: «Хаус, чертов сукин сын, я уже скучаю по тебе. Кадди, мне будет недоставать тебя». Кадди: «Но ты ведь вернешься, Уилсон? Через год или через несколько лет, но вернешься?» И Хаус: «И почему именно Австралия?! Угораздило же тебя, Уилсон! Почему так далеко?!» «Мое время кончилось. Все, что я могу – это обернуться. В последний раз. Они стоят рядом, их лица я вижу так четко, будто мое зрение стало острее в несколько раз. Рука Кадди сжимает локоть Хауса... и от того, что я вижу их близость, мне становится легче...» В самолете он, наконец, немного расслабился, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он слышал веселые голоса пассажиров, готовящихся встретить Рождество на высоте три тысячи метров. По салону порхали стюардессы, разнося бокалы с шампанским. На голове его соседа красовались «оленьи рога» Не хватало только украшенной елки и горы подарков под ней. Уилсон улыбнулся, чувствуя, как сильно забилось сердце. Его единственный, самый главный подарок ждал его на другом конце Земли. Нет, не ждал – он сам станет для него подарком. Тоже самым главным...