×××
К степному ветру, сухости, дефициту воды и всепроникающему песку Мирра быстро привыкла. Как и к скверному, по её мнению, характеру Нияглы. К чему она не привыкла — так к это изменившимся отношениям между ней и Эрином. Годы и десятилетия их связывало заклятие эльфской крови, и постепенно вынужденное соседство превратилось в приятельство, потом в дружбу, а теперь (Мирре было страшно себе в этом признаваться), кажется, во что-то ещё. Эрин настаивал на том, что они должны остаться здесь как можно дольше — воспоминания возвращались по кусочкам, по мелким фрагментам. Насколько Мирра его знала, терпения ему было не занимать — старуху он мог выслушивать часами, не проявляя раздражения. Этот мир действительно был Эрину родным, а Ниягла (какой бы противной она не была) прожила в нем яркую и насыщенную жизнь, да и сейчас была в курсе всех последних новостей. В этот раз они не ошиблись. — А что потом было? — ровно спросил Эрин. Ниягла подняла брови. На простом деревянном столе был разложен более чем приличный обед — один подсохший пирог с персиками чего стоил. А также завяленная дичь, сухофрукты и всякая, явно дорогая, всячина. Все это доставляли из соседней деревни, до которой было два дня пути. Молодые служки и их провожатые с интересом поглядывали на рыжую Мирру и кланялись Ниягле — старуха явно где-то там была в чести. Эрин, по своему обыкновению, ничего спрашивать не стал. Мирра тоже промолчала. — Потом… — Ниягла потянулась за куском пирога, — потом была война, потом были песчаные партизаны и северные королевства, которые изо всех сил делали вид, что они не при чем… Нильфгаард поддержал Андору, а Темерия — Эблу. И они стали выяснять старые обиды нашими руками и нашей кровью, все переживали только, чтобы пламя войны не вспыхнуло на Севере… или на Юге… А Зеррикания… — она горько замолчала, — на отдалённые провинции и земли многие и сейчас комфортно не обращают внимания. Просыпаются только, когда война из этих отдалённых земель приходит к ним. Она глубоко вздохнула, опустила долу блестевшие от слез слепые глаза. — Долго это длилось, долго…И длилось бы по сей день, попомните моё слово, если б в Нильфгаарде сумасшедшего Воорхиса, да этих оружейных баронов, на пики не подняли… Надоело нильфгаардцам воевать, да денежки свои драгоценные в зерриканские пески спускать — понять такое можно. Ну, а как черные из игры вышли — сдулся конфликт за пару месяцев, как миленький… Ниягла улыбнулась так кровожадно, словно при расправе с императором лично присутствовала. А кто её знает — может, и присутствовала. Мирра вздернула нос. Старуха её порядком раздражала, но из-за Эрина раздражение она старалась подавить. — А вы там прямо-таки были? — фыркнула она. — Прямо на войне? Эрин нашёл под столом её ладонь и мягко сжал. — Успокойся, — значил этот жест, — не горячись. Он часто делал так и раньше, но почему-то именно сейчас от ощущения горячих пальцев Мирру пробил холодный пот. Старуха сверкнула в ответ слепым глазом, уставившись прямо на Мирру. Иногда Мирре казалось, что она вовсе не слепая, а притворяется. — Была! — подтвердила старуха. — Да что б ты знала, ты, со звонким голосом, ты, от которой разит магией, по-настоящему мне не раз воевать пришлось! Для кочевников война — дело привычное, даже будничное… это эблцы такого не знали… Эрин опять крепко сжал руку дёрнувшейся было Мирры. — Значит, война? — ровно переспросил он. Мирра могла только догадываться, какие воспоминания это разбудило. Ниягла откинулась назад на подушки, самодовольно улыбнулась. — Она наслаждается, — вдруг поняла Мирра, — наслаждается тем, что Эрин ловит каждое её слово. Наслаждается интересом! Ну, старая карга! Нет, ты подумай, а? На кладбище прогулы ставят, а туда же! Но на Нияглу мысленные проклятия даже от джинна не действовали, и она продолжала. — Говорят, что это не совсем так, что Андора психанула из-за джинна, хотя джинн был, очень даже был. И даже не один был, — тут Мирра дернулась, — или им просто не подошло, что ближайшие города-соседи объединились династическим браком. Ну и конечно, Нильфгаард посодействовать успел… Вот только все пошло не так, совсем не так, как хотелось… Старуха вздохнула. Воспоминания держали ее в плену, и ясно было видно, что она сейчас — не здесь, не с ними, что душа ее улетела в прошлое и завязла там в кровавом песке. Губы и руки у неё дрожали, и Мирра впервые ощутила к ней что-то вроде сочувствия. Эрин отпустил руку Мирры, зарылся ладонью в свои смоляные волосы. То ли смог что-то вспомнить, то ли нет. — Я прекрасно помню первые месяцы, как мы попали в Эблу, — продолжала Ниягла, — я сначала думала, будут унижать, пытать, рабами сделают. А они просто оставили нас в покое — и еды, и воды у них было предостаточно. Орак-Утуй испустил, как победили кракена, свой вонючий дух, а остальные стали приспосабливаться потихоньку… А я все на ведьмака пялилась, который Орак-Утуя почти завалил. Эх и мужик был, эх и мужик! — Эскель! — подсказала Мирра, оживилась.— О да! Эскель ого-го был! Просто ого-го! Мне знакомая суккуба все уши прожужжала… Ниягла выразительно, совсем не по-старушечьи причмокнула. То, что вылезшая посреди пустыни из ниоткуда Мирра могла знать кого-то из ее далёкого прошлого, вовсе не показалось ей достойным удивления. — Я так и ходила за ним по пятам. Думала, может, заговорит со мной, может, чего спросит. Но он внимания не обращал. Да что я? Там целый сад прекраснейших женщин вокруг бродил, бери не хочу, но ему ничего не нужно было. Сох он по Маранье, которая в золотой паутине висела. Я сначала не знала её. Это уж потом, когда она с пустой башкой очнулась, мы с ней подруги почти что стали. Странно, что она на меня зла не держала совершенно, что я тогда ее «офирским бархатом» опаивала… Они вообще такие, Эблцы, прошлое прошло и прошло… как и не было его… Я все равно рассказывала про это, рассказывала, а она понимать отказывалась… странно ей было представить, что её кто-так любить мог… Если, говорит, так любил меня, чего ж ушел? Все доставала меня этими вопросами… Все ей знать про себя прошлую надо было… Не жилось спокойно… А ушёл чего… он, может, и рад вернуться был бы, так ведь чародеи нахимичили то ли в Нильфгаарде, то ли в Темерии в этой, чуть второе сопряжение не вызвали, поганцы — года четыре порталами пользоваться не получалось… Ни туда, ни обратно. Хотя… если б без магиков мы не остались, долго б ещё Нильфгаард денежки тратил… Так бы по сей день и воевали… Эрин и Мирра, не сговариваясь, вскинули глаза, синхронно напряглись. — Что? — спросил Эрин неожиданно осипшим голосом. — Магический сбой? Когда это было?×××
Сумерки Вергену шли — скрашивали, смягчали углы, придавали строгим, вытесанным из камня улицам плавность и нарядность. Двое путников, один повыше, другой пониже слаженно и в ногу шагали по брусчатой мостовой, явно куда-то спеша. Они были похожи и одеждой (странно яркой и совершенно, с точки зрения прохладных скал, непрактичной), и одинаковыми прическами (длинные, чёрные волосы у обоих мужчин были стянуты в сложный пучок на затылке). Даже манера, как они двигались, и та была одинаковой. Они вошли в город со стороны ворот Металлургов, просто вошли, коней при них не было. Стражник сначала уставился на яркую необычность нарядов, на смуглую, совершенно не здешнюю кожу, на то удивительное совпадение, что старший из мужчин наружность имел что ни на есть человеческую, а вот уши младшего красноречиво выдавали в нем эльфа. Уставился, но промолчал. Оружия у них при себе тоже не было, да и на вид опасности они никакой не представляли. Поэтому стражник лишь пожал плечами и отвернулся — чудаков в Верген всегда стекалось предостаточно — на то он и Верген. — Хочут как попугаи рядиться, дело то ихнее, — философски подумал он и почесал себе пониже спины. Двое мужчин пересекли мост, уверенно возносившийся над неуверенно текущей рекой, прошли через Восточный квартал и вышли к восточной стороне города, через которую самая близкая дорога до восточной деревни — по сути, эльфского квартала, называемого, впрочем, «затопленным» по старой памяти, ибо сейчас самые зелёные и ухоженные улицы Вергена были именно там. Их путь лежал к аккуратному дому, стоявшему чуть подальше от остальных домов. Во всех деталях — в ставнях, в узорной окантовке крыши и резном крыльце, чувствовалось присущее старшему народу ненавязчивое изящество. На минуту они остановились, постояли молча, словно то ли задумались, то ли собирались с силами, а потом старший из мужчин подошел к двери и постучал. Дверь открыла красивая женщина, определённо, на сносях и, увидев их обоих, прижала руку ко рту, то ли страшно обрадовавшись, то ли бесконечно удивившись. — Лаурин? Ты? После стольких лет? Затем взгляд её переместился визитеру за спину и она бросилась вниз так стремительно, что чуть не упала со ступеней. — Эрин! Ирис резво, несмотря на огромный живот, бросилась вниз, прижала Эрина к себе. — Мама! — непонятно, кто от этой встречи был больше шокирован: он или она. — Мама? Ка-а-ак? Бывшая зерриканка, казалось, и смеялась, и плакала одновременно. — А вот так же! Как, скажи на милость, мы могли тебе сообщить? Через три четверти часа, Эрин, ещё не отошедший от шока, комкая взятый с собой мешок, переступил порог своей комнаты, плохо соображая, что он хотел сейчас забрать и что он вообще сейчас делает И в родительском доме, и на улице, которая к родительском дому вела, и даже в самой этой комнате все осталось абсолютно как было. И отец, и мать (за исключением того — вот тут еще следовало бы переварить — что он теперь станет старшим братом), и даже истошно блеющий от радости и путающийся под ногами Козлярус — все они были точно такими, как он помнил. Но вот он, Эрин, больше прежним не был. Он с размаху плюхнулся на свою видавшую виды кровать, откинулся, как не раз бывало, на дощатую стену. Сладкий запах древесины щекотал ноздри, как в детстве, и на него неожиданно навалилось осознание, как же остро он по всему этому скучал. Он заставил себя подняться, взял мешок, кинул туда пару книг, стеганную рубашку, которую всю жизнь ненавидел за эту ее «эльфийскость», а теперь подумал, что обязательно возьмет с собой перочинный нож — подарок Тиана. Огляделся ещё в поиске мелочевки -в принципе, для жизни ему было ничего не нужно. Он хотел взять с собой пару воспоминаний. С кухни донеслись голоса. Ирис звонко ахнула и Эрин, посчитав, что негоже прятаться, бросил мешок, решив закончить сборы потом. — Как вместо тебя? — глаза у матери были как плошки, руки сложены на огромном животе, подбородок трясся. — Он же ребёнок ещё! Эрин так и знал - опасался этого, как самого худшего. Они его не отпустят. Накажут оставаться здесь, в Вергене. И все будут не на его стороне — а чего ты хотел? И никому и никогда Эрин не сможет объяснить, что эта жизнь в прекрасном, сытом Вергене, эта бесконечно хорошая, понятная жизнь, но только не для него. Что сердце его бьется не для Вергена, уж простите! Сердце ускорило пульс и непроизнесенные слова застряли в горле. Он посмотрел на руки — так всегда было, когда он сильно волновался — сквозь кожу начали проступали золотые узоры, вены вздулись — как будто не кровь, а жидкое золото по ним текло. Джинн, связанный с ним, проснулся где-то там, отделенный от него тенью пространств и времен, и, в то же время, бесконечно близкий. Он, вернее она, не желала признавать связи, жаждала любой ценой вырваться на свободу, искала любую эриновскую слабину. Эрин глубоко вздохнул, втянул воздух через стиснутые зубы, напомнил себе, что должен оставаться спокойным. Помощь пришла, откуда не ждали. — Мне было ровно столько же лет, — ровным голосом произнес Киаран аэп Эасниллен, — ровно столько же, когда я ушёл за Иорветом, покинув Синие Горы. Там была кровь, смерть и грязь, сложно сравнимые с тем, что предстоит Эрину. Тебе ли не помнить, Ирис! Мама ожидаемо взорвалась. — Эрина никто не преследует! Никто не собирается вздернуть его на суку за острые уши! Никто! Он может прожить прекрасную жизнь в родном городе! Даже Иорвет говорил, что из него выйдет толк! Киаран аэп Эасниллен тепло посмотрел в сторону сына, а затем, вздернув бровь, ответил. — При всем уважении к прошлым заслугам Иорвета вряд ли, дорогая, стоит прислушиваться к его теперешним словам. Эрин ещё успел удивленно подумать, что, дескать, что же такое с Грозой Севера произошло, что он вес в отцовских глазах потерял (Спился? Устроил дипломатический скандал?), как Киаран аэп Эасниллен удивил его ещё больше. Встал, прошёл через всю комнату, положил руку Эрину на плечо. — Если Эрин так решил для себя — это его дело. Значит, судьба ему - освобождать джиннов. Если его судьба — провести годы и даже десятилетия в пути, то так тому и быть. Каждый вправе выбирать сам. Лаурин стоял, открыв рот, странный и нелепый в этом простом вергенском доме в своей расшитой золотом одеждe.. По лицу Ирис катились крупные слезы, в то время как её муж и сын крепко обнялись. — Предназначение! - горько сказала она. - Опять оно сыграло со мной злую шутку. Дает одно дитя, забирает другое, чтоб ему пусто было! Козел согласно заблеял, поглядел на Эрина и Киарана с тоской. Ему игры Предназначения тоже не нравились. — Я же не исчезаю бесследно, - сказал Эрин, — в любой момент можно будет открыть портал — я и сам уже могу немного, я буду обязательно навещать вас. Не могу дождаться, как познакомлюсь с братом или сестрой. Подбородок у него дрожал, и молодому эльфу понадобилась вся выдержка, чтобы не расплакаться. Здесь был его дом, его семья, все было понятно, просто и уютно, а будущее, хоть он и желал его всей душой, надвигалось подобно лавине — грозя поглотить или, по крайней мере, сбить с ног. Переступая порог родительского дома, сердечно простившись со всеми, он понятия не имел, что в следующий раз появится в Вергене только через шестьдесят долгих лет.