Несколько кошек и несколько лян

Проверка меридиан и моря ци чем-то походила по ощущениям на вытягивание жил из живого тела: пусть менее болезненно, но противное тянущее чувство пробиралось к самым костям, заставляя невольно кривиться. Однако Хуа Чэн мужественно терпел эти неприятные ощущения, пока Госпожа Минь изучала его. Она долго проверяла то одни части человеческого тела, то другие, диктуя свои мысли опустившейся рядом с листом плотной бумаги сестре. Хуа Чэн мало что понимал из их разговора. Когда тьма за широкими окнами, забранными складывающимися в диковинный узор деревянными перекладинами, начала медленно густеть, осмотр был закончен. Госпожа Минь не выглядела разобравшейся, но искренний интерес в ее медовых глазах был очевиден каждому. Убрав наконец пальцы с запястья Хуа Чэна, она несколько мгновений смотрела на него, а затем сказала: — Молодой Господин ранен. Я приготовлю несколько средств, что помогут тебе почувствовать себя лучше. — Госпожа слишком добра, этот адепт не смеет… — попытался отказаться Хуа Чэн, но Госпожа Минь, поднявшись, лишь отмахнулась. — Это меньшее, что я могу сделать, чтобы упростить пребывание молодого господина здесь. Твои раны не так серьезны, но лучше бы не игнорировать их. Кроме того, с меридианами тоже есть проблема. — В самом деле? — поднял бровь Хуа Чэн. — Да, в них присутствует след темной демонической ци. Пусть энергия — суть одно, не стоит безалаберно поглощать ци, отличную от вашего пути совершенствования, — Госпожа Минь раздраженно фыркнула: — Хотела бы я посмотреть на того идиота, что додумался передать тебе демоническую энергию. «Это был ваш сын», — невольно поджав губы, подумал Хуа Чэн. Зато теперь становилось понятно, почему ему так трудно было усвоить эту энергию и почему позже он почувствовал себя только хуже. Это словно рыба, выбравшись на берег, упорно пыталась бы дышать воздухом. Хуа Чэн вновь подумал, что ему нужно восполнить знания об элементарных вещах этого мира. — Сейчас молодому господину надо отдохнуть, — сказала меж тем Госпожа Минь. Она взяла свои заметки и принялась тщательно изучать их, напоследок бросив сестре: — Цзе-цзе, покажи молодому господину его комнаты. — Прошу за мной, — мягко ответила вторая демоница, и вслед за ней Хуа Чэн покинул оранжерею. Коридоры резиденции владетелей были широки, но пустынны: повсюду сейчас зажглись толстые красные свечи и желтые фонари, что будто делали теплее насыщенный темной ци воздух Царства Демонов. В этом мягком свете одежды второй Госпожи Минь казались белоснежными, а нежное лицо, на которое украдкой бросал быстрые взгляды Хуа Чэн, исполненным невероятного спокойствия. Эта женщина обладала темными глазами и едва заметными морщинками в уголках губ, выдающими в ней улыбчивого человека. Если Хуа Чэн не ошибся в своих догадках, она была матерью Ци Жуна. Однако были ли они знакомы в этом мире? Почему, придя в школу совершенствования, бывший Лазурный демон назвался сиротой? Был ли он в самом деле человеком или лишь не знал о своих корнях? И стоило ли Хуа Чэну поднять эту тему?.. — Молодой господин, должно быть, устал, — мягко сказала вторая молодая госпожа. Ее каштановые волосы у висков были забраны в легкий пучок, а остальная часть струилась по спине — такую прическу любил носить в другом мире Се Лянь. Это подчеркивало схожесть между принцем и его тетушкой, и оттого Хуа Чэн просто не мог относиться к женщине с отстраненной холодностью. — Вторая молодая госпожа… — Ху-ху, если уж обращаться к правилам, то в своей семье я четвертая госпожа, — легко рассмеялась демоница. — Молодому господину Хуа не нужно быть таким вежливым: ты можешь звать меня тетушка Минь. Хуа Чэн неловко кивнул. Смотря на госпожу перед собой, он не мог не вспоминать мерзкого Ци Жуна, и от его образа и противоречия с мягким видом его матери Хуа Чэн чувствовал себя донельзя странно. А теперь демоница и вовсе мило фамильярничала с ним — должен ли он испытывать вину за то, что неоднократно избивал ее сына?.. Тетушка Минь меж тем продолжала: — Эта старая женщина видела, как Лянь-Лянь переживал за тебя, молодой господин, и я не смею быть грубой с его дорогим другом. Этот ребенок из-за своих сил совсем не имеет близких отношений и отдаляется ото всех, потому мне радостно видеть счастье в его глазах от встречи с тобой. — Т-тетушка слишком добра, — насилу смог выдавить Хуа Чэн, чувствуя, как жар приливает к щекам. Она думает, что Его Высочество счастлив от встречи с ним? Его Высочество кажется счастливым? Уголки тонких губ Хуа Чэна невольно приподнялись от этой славной новости. — Не прибедняйся, молодой господин, — коротко рассмеялась женщина. — Так вышло, что в нашей семье если кто-то встречает важного для себя человека, то эта связь выходит прочной и судьбоносной. Моя старшая сестрица который год душа в душу живет с Господином Владетелем и имеет прекрасного сына, и старший братец тоже невероятно счастлив в браке. Недавно он в письме рассказывал о моем племяннике и, вероятно, использовал для описания его все лестные слова, что слышал в своей жизни. Хуа Чэн поддержал мягкий смех тетушки Минь легкой улыбкой, подумав: «Но есть же еще вы, которая, если история тут повернула так же, были несчастны в браке и породили на свет отвратительное чудовище. Говорит ли это, что в вашей семье «судьбоносные встречи» приносят либо искреннюю радость, либо трагедию?..» — Тетушка Минь назвалась четвертой госпожой и рассказала о старшем брате и сестре. Значит, у вас есть еще один родственник? — Да, еще один братец, гореть ему в адском пламени до скончания веков, — ласково отозвалась тетушка Минь. Хуа Чэну вначале показалось, что он не расслышал сказанные мягким тоном слова, но после его единственный глаз удивленно округлился. Однако не успел он спросить, как демоница остановилась у дверей небольшого павильона, выкрашенных в красный цвет. У них в поклоне застыли несколько служанок, что смиренно ожидали приказов. Когда тетушка Минь приблизилась, одна из них сказала: — Покои для молодого господина Хуа подготовлены по приказу молодого хозяина. — Славно, — улыбнулась тетушка Минь. — Молодой господин Хуа, отдыхай. Сестрица пришлет кого-нибудь, когда результаты твоего осмотра будут ясны. Ты наш гость, потому можешь гулять всюду по резиденции, но бери с собой, пожалуйста, этих девушек, чтобы не заблудиться. «И чтобы не увидеть ничего лишнего», — мысленно добавил Хуа Чэн. Однако он был вовсе не против и понимал такую предосторожность, потому вежливо поблагодарил тетушку Минь и скрылся за дверьми отведенных ему покоев. Только тут, в одинокой тишине богато украшенной комнаты, он наконец смог справиться с терзавшим его душу волнением. Что ж, знакомство со старшими родственниками, вроде бы, прошло неплохо? Отданная Хуа Чэну комната была выполнена в темных тонах, будто кто-то желал спрятать ее в этом и так излишне темном Царстве. Большую ее часть занимала широкая кровать с деревянным резным балдахином, создающим своеобразные лунные ворота на внешней части, и золотыми занавесками. Подле постели замер низкий стол с узорами из белых цветов и птиц, а на нем медленно курились благовония. Пусть комната не отдавала тем неуловимым изяществом, что наблюдалось в иных местах поместья, здесь было довольно уютно. Впрочем, Хуа Чэну могло так лишь казаться, ведь в его ушах все еще ласково журчала фраза: «Покои для молодого господина Хуа подготовлены молодым хозяином». Хуа Чэн отдал приказ молчаливым демоницам, и вскоре в комнату внесли деревянную бадью, полную клубящейся душным паром воды. Одна демоница в золотом платье без видимых трудностей несла саму бадью, обхватив ее тонкими руками, другая же держала принадлежности для купания: теплое полотенце, благовония и мыльный корень. Пусть Хуа Чэн подозревал, что разница между людьми и демонами тут состоит не только в поглощаемой энергии, эдакое зрелище на миг заставило его удивленно замереть. Конечно, в Призрачном городе тоже были демоницы-служанки и они тоже были сильны: но свою силу старались не показывать, умело притворяясь хрупкими безвредными цветами. Здешние девушки же, разместив бадью за широкой ширмой с изящной живописью, посмотрели на Хуа Чэна будто бы с усмешкой. Они хвастались? Одна из демониц спросила: — Молодому господину нужна помощь в омовении? — Нет, вы можете идти, — бросил Хуа Чэн, но девушки, переглянувшись, не двинулись с места. Смотря на их похожие лица, в чертах которых таилось озорство, Хуа Чэн изогнул бровь в немом вопросе. — Молодой господин уверен? — спросила другая девушка и коварно ухмыльнулась, от чего киноварные точки у уголков ее губ презрительно растянулись. Эта девица явно хуже умела сдерживать свои намерения, потому подруга незаметно ткнула ее локтем и вновь сказала: — Госпожа Владетельница приказала нам хорошо позаботиться о молодом господине, поэтому, пожалуйста, не создавайте проблем этим служанкам. «Наглые пигалицы», — подумал Хуа Чэн, внутри посмеиваясь. Они же просто дразнили его: видимо решили, что слабого человека в демоническом городе можно запугать и поставить в неловкое положение. Вероятно, какой-нибудь молодой совершенствующийся, что впервые видел в своей жизни демонов, и был бы испуган их силой и розовыми язычками, что иногда едва заметно скользили меж алых губ, но на месте того несчастного был Градоначальник Призрачного города (бывший). Лицо Хуа Чэна приняло ледяное выражение, а бровь в презрительном выражении скользнула еще выше. Пронзительный холод единственного глаза юноши никак не сочетался с мягкостью черт, и оттого лицо казалось еще суровее. — Госпожа приказала вам хорошо прислуживать — и так вы выполняете ее поручение? — обманчиво спокойным голосом протянул Хуа Чэн. — Вот, значит, как принимают гостей в граде Бессмертного Веселья? — девушки, наконец сообразив, что повеселиться тут не выйдет, опустили глаза и ссутулили плечи, будто осознавая свой дерзкий проступок. К их счастью, Хуа Чэн был в хорошем расположении духа. Отвернувшись, он махнул рукой. — Скройтесь с глаз. Демоницы поклонились и торопливо покинули покои, поглядывая друг на друга и на гостя молодого хозяина — оказавшегося неожиданно до румяных щек интересным. Убедившись, что он остался один, Хуа Чэн наконец зашел за ширму и скинул с себя вызывающие отвращение белые одежды адепта. Демонам его мира, по большому счету, не нужно было мыться, ведь мертвые тела не выделяли ни пота, ни жира — лишь иногда приличные люди смывали с себя пыль дорог и случайную грязь. Здесь же Хуа Чэн сделался обычным смертным и за последние несколько дней в неожиданном походе в полной мере почувствовал все неудобства бытия им. Теплое от горячей крови тело казалось отвратительно грязным каждой своей частью, и, лишь опустившись по плечи в обжигающую воду, Хуа Чэн смог приглушить это ощущение. Выдыхая от удовольствия, он думал о том, как мог в детстве бегать неделями в грязных окровавленных бинтах и одной одежде, не ощущая ни стыда, не отвращения. Подумать только: в таком виде он даже сидел на руках Его Высочества. Или, быть может, просто жизнь в богатстве извратила его, превратив существование нескольких дней без горячей воды в подобие мучительной пытки? Повязку Хуа Чэн тоже снял: натертая ее твердым материалом кожа едва ощутимо ныла, и юноша бездумно поглаживал ее. Сквозь пар горячей воды он мог видеть часть своего отражения — и отвратительно алый глаз все еще был на месте, в полагающейся ему глазнице. Это было очевидно, но не могло не расстраивать. На ширме, что отгораживала часть комнаты и деревянную бадью, был изображен незнакомый Хуа Чэну, но притягательный сюжет. На нем матерый зверь с огненной гривой скалился в сторону залитых солнцем гор, а к его задним лапам жались два темных щенка: один побольше, другой совсем крохотный. Сцена, должно быть, рассказывала, как демонический зверь яростно защищает свое потомство от несправедливости небес, но напряжение запечатленного момента терялось от выражения морды зверя: слишком уж хитрым и расслабленным оно было. Яркие краски росписи рябили в глазах, а образы казались особенно правдоподобными из-за окутывающего Хуа Чэна теплого пара. Юноша отвлеченно рассматривал изображение, пребывая глубоко в своих мыслях. Он вытянул длинные ноги, закинув их на края бадьи, и запрокинул голову. Шелковый водопад иссиня-черных волос спускался до самых половиц, а кожа раскраснелась сливовым оттенком первых весенних цветов от жара. Если бы кто-то имел смелость заглянуть в комнаты Хуа Чэна в этот момент, он был бы сражен открывшимся прелестным зрелищем. Даже алый глаз, которого так стыдился и ненавидел юноша, сейчас, подернутый расслабленной дымкой пара, окаймленный влажными ресницами и с не хищным, но томным прищуром, казался лишь яркой деталью, а не отталкивающим изъяном. Ростовые зеркала в комнате стыдливо запотели от эдакого волнующего вида и хранили целомудренный сумрак своих глубин до самой ночи, пока беспокойное дыхание за золотым балдахином не сменилось тихим сопением. Все утро следующего дня Хуа Чэн прилежно провел в своих комнатах, страдая от скуки. Он понимал, что Его Высочество, должно быть, крайне занят встречей и общением с родственниками и не может уделять ему безоговорочного внимания, но все одно грустил без ставшей привычной за несколько дней компании. Так же, как Хуа Чэн стал неистово скучать по Се Ляню за пару дней без него после перемещения в этот мир, так и сейчас он, на миг оказавшись в желанном обществе, вновь ощутил неудовлетворение наедине с собой. Сегодняшний день должен был считаться ясным в Царстве Демонов: тусклый шар солнца неуклюже забрался на самый пик небесного купола, разгоняя темные тучи и открывая вид на переливающееся зелеными и голубыми цветами сияние. Полосы света растекались по кромке горизонта, словно опущенные в воду краски, а меж ними нелепой россыпью мерцали тусклые звезды. Хуа Чэн на мгновение даже залюбовался их хаотичными переливами, выглянув в окно своих покоев. Однако сидящая в самых костях тревога не давала беззаботно наслаждаться открывающимися диковинными видами незнакомого неба и неприступных гор, и через время Хуа Чэн подозвал к себе одну из служанок, строгим тоном спросив: — Есть ли в резиденции Владетелей библиотека или схожее место? — Отвечая молодому господину: в оранжерее Хозяйки хранятся многие тома по совершенствованию и лекарскому делу, а также есть малый кабинет, в который складывают книги, что сейчас без надобности. Там лежат тома об истории и учебники, по которым обучался молодой хозяин, — почтительно рассказала демоница, не поднимая взгляда. Со вчерашнего вечера девушки перестали паясничать и во всем точно слушались Хуа Чэна, будто он был по-настоящему их господином. Конечно, юноша понимал, что демоницы не станут потакать и помогать ему в случае чего, но и их послушания было достаточно. — Я могу посетить малый кабинет? — Хозяйка не запрещала, так что, наверное… — Отлично, веди, — прервал Хуа Чэн, заложив руку на спину. Демоница склонила в поклоне голову и, шустро развернувшись, повела Хуа Чэна по лабиринту коридоров резиденции меж редких предметов искусства и богато обставленных комнат. Пусть и это место, и поместье в граде Богатой Переправы были похожи, в обстановке комнат и дворов чувствовалась разница подходов. Роскошь обители братьев Ши была направлена на то, чтобы впечатлить каждого пришедшего туда — что и не удивительно было для глав торгового порта. Хуа Чэн и сам пользовался этим дешевым способом пускания пыли в глаза, обставляя некоторые комнаты Дома Блаженства бесценными произведениями искусства и разными редкостями. Однако резиденция Се отличалась: тут скульптуры, полотна каллиграфии и резная мебель стояли не для того, чтобы удивлять и поражать, а потому что они были красивы. В иных комнатах среди простых деревянных колонн и однотонных полотен могла висеть лишь одна картина, но, подчеркнутая окружающей простотой, она делалась невероятно очаровательной. В курильницах тончайшей работы курились благовония, на низких столиках красного дерева стояла посуда, а тонкие нефритовые кисти из шерсти диковинных зверей явно не раз использовались для написания писем и каллиграфий. Красивые вещи тут были, потому что их приятно было использовать и на них приятно было смотреть — и это разительно отличало родившихся в роскоши людей от выцарапавших роскошь своими силами. В малом кабинете пахло книгами и пылью. Приведшая Хуа Чэна служанка спешно открыла окно, чтобы проветрить помещение, и зажгла несколько благовоний на подставке в виде уродливой черепахи. Хуа Чэн неспешно прошелся меж ряда шкафов, беспорядочно заполненных книгами, выбирая некоторые тома для ознакомления. Все же, раз у него выдалось свободное время, ему следовало лучше понять устройство этого мира. Кроме прочего Хуа Чэн надеялся, пусть надежда и была слаба, найти информацию о возвращении в мир свой. Пусть в целом он мог смириться с нахождением тут, если бы ему предоставился шанс вернуться — не стал бы раздумывать. Юноша давно заметил, что, несмотря на явную пользу и прелесть мыслей, чем меньше их в твоей голове — тем легче. К чему бесконечно размышлять о правильности и моральной норме своих поступков и желаний, если можно потакать им — наверное, к этой простой мысли рано или поздно приходили все демоны. Конечно, подобные размышления вовсе не означали, что существа отказывались от любых идей и становились жаждущими лишь славы и развлечений тварями, но тоскливо погружаться в глубины безрадостных переживаний о неподвластных тебе вещах оставалось занятием бесполезным и глупым. И очень болезненным к тому же. Хуа Чэн старался сосредоточиться на происходящем и отдаться ему. Он все еще был жив, у него была возможность стать сильнее, рядом с ним был любимый человек — жадной душе этого должно быть достаточно. Пусть на ее темном дне, окутанном зловонной грязью и усыпанном белыми костями, и жила надежда разобраться в происходящем и вернуться, Хуа Чэн ясно осознавал, насколько она призрачна. Надежда никогда его не спасала — спасал лишь он сам. Выбрав несколько книг, Хуа Чэн опустился за низкий столик, расправив полы одежд. К его невероятному сожалению, они тоже оказались белыми: у свободного ханьфу лишь края воротника и летящих рукавов были оторочены красной лентой. Блеклый образ Хуа Чэну удалось немного разбавить едва найденным в глубоком шкафу золотым поясом и такой же газовой накидкой. Однако все еще крайне непривычным казалось юноше отсутствие украшений и венчающей косицу с правой стороны лица коралловой бусины. Пусть Хуа Чэн сегодня привычным образом и оставил волосы распущенными, лишь закрепив на макушке несколько идущих от висков тонких косиц, собственный вид казался ему неудовлетворительным. Слишком белым, слишком невзрачным и праведным. Кому-то он мог напомнить адепта ортодоксального ордена: пусть в какой-то мере это было правдой, Хуа Чэн не планировал смиряться со скучным стилем своей школы. Задумавшись об этом, юноша едва заметно свел брови, ожесточив лицо и не заметив, как заинтересованно сияют глаза бросающей на него быстрые взгляды демоницы. Она некоторое время постояла в дверях, а затем, поклонившись, отлучилась, чтобы принести чая поглощенному чтением молодому господину. Когда шаги девушки затихли, Хуа Чэн оторвался от книги и осторожно поднялся. Он тихо подошел к дверям и, внимательно осмотрев пустой сад камней у малого кабинета, мягко закрыл их. За короткое время ему требовалось внимательно обыскать захламленный разными редкостями кабинет. Хуа Чэн сам не мог сказать однозначно, что ему нужно, потому принялся сноровисто, но тихо проверять шкатулки и ящики, внутренние отделения столов и углубления нефритовых подставок. Первой ему попалась женская шпилька с инкрустированными изумрудами цветами камелии. Посередине бронзовая шпилька была чуть изогнута от долгой носки, а металл потемнел, но она все одно оставалась исполненной неуловимого изящества. Осмотрев ее, Хуа Чэн кивнул сам себе и спрятал находку в рукав. Следующим ему попался набор счетных палочек из светлой кости в обитой зеленым бархатом коробочке. Они явно часто использовались, потому как в иных местах стерлись от прикосновений множества пальцев, но сейчас без дела пылились тут. Изначально Хуа Чэн хотел взять лишь несколько, но, задумавшись о возможной хрупкости старой кости, засунул за пазуху всю коробочку, что была размером с его ладонь. Перебирая далее книги, свитки и незаконченные каллиграфии, юноша думал, что вряд ли еще найдет тут что-то стоящее. Однако удача улыбнулась ему, и на дальней полке он заметил простой футляр из дубленой кожи — а в нем набор игл для акупунктуры. Некоторые иглы были сломаны, другие потемнели или согнулись от времени, но это было именно то, что искал Хуа Чэн, и в душе он поблагодарил служанок и Госпожу Минь, что, видимо, оставила в малом кабинете ненужные ей более вещи. Футляр отправился в рукав Хуа Чэна, а за ним там же оказался гранитный брусок, которым в каллиграфии придерживали лист, и запечатанный бутылек чернил. В момент, когда Хуа Чэн, закончив свои невежливые поиски, опустился обратно за открытую книгу, во дворе раздались шаги.