Несколько кошек и несколько лян

К вечеру все тело Хуа Чэна неприятно ныло от долгой тренировки. Он всем сердцем искренне был рад получить наставления от Се Ляня, который соврал, сказав, что лишь немного разбирается в боевых искусствах; однако гудящие подрагивающие ноги и наливающаяся свинцом спина заставляли юношу досадливо поджимать губы. Всю неожиданную тренировку Се Лянь лишь направлял его своим нежным, но твердым голосом, рассказывая об ошибках и неточностях стоек, но даже так Хуа Чэн заподозрил, что здесь он вновь не будет Его Высочеству достойным противником. Впрочем, юноша не горел к фехтованию той искренней любовью, что Се Лянь, и учился ему, лишь чтобы иметь возможность защитить себя — поэтому разница умений его не беспокоила. — Ты нападаешь слишком яростно, не забывай о защите корпуса, — говорил Се Лянь, прохаживаясь вокруг отрабатывающего удары Хуа Чэна. Чем-то его неспешная походка напоминала хищника, что кружит вокруг своей добычи, и от острого ощущения, что дарила эта мысль, мурашки предвкушения пробегали по коже Хуа Чэна. Его Высочество меж тем задумчиво спросил: — Сань Лан… Ты сражался каким-то иным оружием? — Нет, лишь мечом, — давя в груди устало трепещущее дыхание, отозвался Хуа Чэн. — Гэгэ готов посоветовать мне что-то? — Да. Твои движения резки, а стиль довольно изящен. Манера фехтования кругом странная: двигаешься напористо, но что-то будто мешает. Кажется, тебе больше подойдет ятаган. — Вот как? — Хуа Чэн улыбнулся. Было очевидно, что схожему человеку Се Лянь предложит схожую вещь, но все же от этого простого предложения тепло разлилось в груди Хуа Чэна. Даже теперь, когда молодые люди попрощались и разошлись по своим комнатам, юноша не мог удержать внутри игриво скользящей по губам улыбки. Вскоре Хуа Чэн позвал одну из демониц, прислуживающих ему, и бесцветным голосом приказал: — Принеси вина и закусок к нему. — Вина? — удивленно вскинув брови, переспросила девушка. Хуа Чэн медленно перевел на нее взгляд и вскинул бровь в немом укоре. — Да. Что в Царстве Демонов самое крепкое? — Б-байцзю Коралловая Жемчужина. — Неси. Демоница поклонилась и скрылась за дверями покоев, выглядя отчего-то смущенной. Ей странным казалось, что адепт праведного пути пьет? Ну, не все Пути совершенствования запрещали радости жизни, так что этой простушке не нужно было так реагировать. После того, как девушка принесла байцзю и широкое блюдо с фруктами к нему, Хуа Чэн выгнал ее с товаркой из своего дворика и плотно прикрыл двери. Юноша не спеша подвязал волосы в неряшливый пучок, чтобы не мешались, и скинул ханьфу, закатав рукава нижней белой рубахи до локтей. Он уселся за столик во внутренней комнате и, откупорив принесенную демоницей пузатую бутыль, понюхал: один резкий запах алкоголя заставил юношу недовольно закашляться. Хуа Чэн, вероятно, слабо переносил алкоголь. Пока он был жив в другом мире, ему удалось попробовать крепленое вино лишь однажды, в армии после ранения. Тогда обжигающую прозрачную жидкость ему влили прямо в глотку и он долго, до бессильных слез кашлял, пытаясь восстановить дыхание и вызывая приступы гогочущего смеха у сослуживцев. Позже, став демоном, Хуа Чэн вновь попробовал алкоголь, но на языке мертвого тела он лишь немного горчил, более никак на него не влияя. Хуа Чэн вытащил из небрежно скинутых одежд свои дневные находки. Счетные палочки и шпилька оказались безразлично отброшены, а вот футляр с иглами для акупунктуры Хуа Чэн придвинул к себе. Достав несколько игл, он положил их в небольшую чашу, залив алкоголем и, походя, забросив себе в рот зеленую виноградинку с блюда. В небольшую тушечницу юноша налил казавшихся обсидианово черными в свете единственной свечи чернил. Через время Хуа Чэн достал одну из игл и, придерживая ее за край, прокалил над язычком пламени свечи. На конец иглы он намотал тонкую нить и, забрав немного чернил на нее, плавным движением поднес иглу к левому предплечью. Когда он делал эту татуировку в другом мире, это было намного сложнее и опаснее. У него не было ни спирта, ни хороших игл, да и в написании иероглифов имени Се Ляня маленький Хун-Хун-эр не был до конца уверен. В те времена это был акт упрямого следования, яростного желания подтвердить вспыхнувшую в душе после нежных объятий преданность — сейчас же Хуа Чэн просто считал, что так будет правильно. Татуировка с именем любви всей его жизни была с ним восемьсот лет, и без нее он чувствовал себя в этом теле потерянным. В каждой черте этой ночью он выражал свою нежность и признательность, обещание следовать за единственным важным человеком вне зависимости от обстоятельств. Прошлая татуировка была практически нечитаемой, но в этой Хуа Чэн в полной мере отразил свой «индивидуальный» и «самобытный», как говорил Его Величество, стиль. Хотя разобрать иероглифы все еще было трудно. Пусть Хуа Чэн сделал то, о чем задумался еще в первый день перемещения, ему все одно было немного тоскливо. Невольно вспоминались моменты совместной жизни с Его Высочеством там, и юноша жалел, что не чувствует тут такой же близости. Конечно, Се Лянь в беспредельном великолепии — это все еще Се Лянь, и он, упавший в грязь — тоже он. Главное здесь «Се Лянь», а вовсе не «который Се Лянь», и Хуа Чэн не унижал светлый образ Его Высочества мыслями о том, что, лишенный того же прошлого, он не достоин того же отношения. В каком-то смысле Хуа Чэн был даже рад тому, что здесь Его Высочеству не пришлось переживать всего, что произошло в другом мире. Но он скучал и по тому, кого невольно оставил. Будь воля Хуа Чэна — он собрал бы Се Ляней всех миров под своей защитой, позволив им жить так, как они сами того захотят, и в стороне тихо наслаждаясь великолепием каждого. Лениво смакуя подобные несбыточные мечты, что отвлекали от смутной тоски, Хуа Чэн завершил татуировку, ополоснул руку от капелек выступившей рубиновой крови и, надежно скрыв следы всего действа, лег спать. Следующим днем Его Высочество вознамерился показать Хуа Чэну город и, взяв его и молчаливо-недовольного Му Цина, отправился за ворота резиденции. Никто не должен был знать, что злополучный сын Владетелей снова в граде Бессмертного Веселья, потому на Се Ляне были простые черные одежды и шляпа с вуалью, скрывающей лицо. Этот вид в какой-то мере был уже привычен Хуа Чэну, но все же нотка сожаления появилась в чернильной глубине глаз, когда Его Высочество вышел в этом наряде. Хуа Чэн бы предпочел вновь иметь возможность беспрепятственно любоваться прекрасным лицом, ловя каждое его выражение. Любые светлые цвета в демоническом городе глушились темным небом, что сурово смотрело с серых вершин, но рынку все равно удавалось быть привлекательно-пестрым. Кричали торговцы, развевались на легком ветру вывески и тканевые флаги, ряженые в необыкновенные цвета демоны сновали и тут, и там. Больше всего среди мельтешения толпы Хуа Чэн увидел строгих лавок с лекарственными травами и редкими медицинскими ингредиентами. Град Бессмертного Веселья не зря назывался колыбелью знаний в Царстве Демонов — и все же оставался демоническим городом. С долей облегчения Хуа Чэн отметил, что здешние нравы не слишком отличались от его мира: все тот же шум, развязность и разномастные демоны, что выше прочего ставят собственную наживу. Медицинские лавки выглядели прилично, но вот торговцам других Хуа Чэн бы никогда не доверился. Его Высочество выглядел будто очарованным царящей тут бурной атмосферой. Он с удовольствием подходил то к одному прилавку, то к другому, рассматривая товары и перебрасываясь с торговцами парочкой быстрых фраз, будто стремясь влиться в кружащий здесь волнующий поток. У одной из лавок Се Лянь вновь остановился, опустив глаза на скромный товар. Тут ровными рядами лежали бледные, чуть подвявшие травы с соцветиями маленьких серых цветов. Кажется, торговка, молодая демоница с приятным лицом, уже заканчивала работу на сегодня, потому на чистом столе перед ней осталось лишь несколько простых букетов трав. — Гэгэ нужно это растение? — спросил Хуа Чэн, заметив интерес Се Ляня. Тот покачал головой, и темная вуаль, скрывающая его лицо, пошла мягкой волной. — Я лишь очень давно не видел его. Эта трава растет на пустошах Царства Демонов и обычно ее трудно достать. Она производит на демонов успокаивающий эффект и помогает сну. — А молодой господин много знает! — поразилась торговка с цветастым платком на голове, в улыбке показывая ряд острых зубов. Ее голос был звонким и резким, но за шумом рынка не выделялся так уж сильно. — Спасибо, но я лишь говорю общеизвестные вещи. Молодая госпожа, разве тебе выгодно торговать тут только этой травой? — Более чем, — беспечно рассмеялась демоница. — Большую часть, что я собираю вне города, отдаю Владетелям для их лавок, а остатки продаю вот так. Это, может, и долго, зато покупатели меня любят. Молодой господин не хочет взять пучок? Се Лянь на мгновение задумался. Ему не нужна была эта трава, но, выкупив последние пучки, он мог бы позволить торговке закончить работу на сегодня и вернуться домой. Кивнув подобным мыслям, что для Хуа Чэна отразились на лице Его Высочества, будто чернильная надпись на белой бумаге, Се Лянь бросил Му Цину: — Нужно заплатить молодой госпоже: я выкуплю последние травы. Му Цин закатил глаза, но все же полез бледными пальцами в алый рукав, чтобы вытянуть кошелек. Торговка в это время радостно хлопнула в ладоши и, ловко схватив оставшиеся травы двумя руками, одетыми в плотные перчатки, протянула их Се Ляню, приговаривая: — Вот спасибо, молодой господин, благодарю, благодарю! Эта недостойная будет воздавать хвалу вашей щедрости весь вечер! Се Лянь улыбнулся. Его тонкая рука потянулась к цветам, но прежде, чем он смог коснуться бледных стеблей, другая ладонь сжала их. Хуа Чэн со скучающим видом перехватил букет и, пока никто не успел высказаться, вдруг наотмашь ударил им торговку по лицу. Из мелких соцветий во все стороны разлетелся зеленоватый порошок, и торговка заверещала пронзительным голосом, пытаясь стряхнуть его с лица. Под когтистыми пальцами прямо на глазах толпы кожа демоницы пузырилась и стекала со скул зловонными каплями, обнажая алую плоть и кости. Однако прежде, чем мясо растворилось полностью, демоница вдруг вздрогнула и опала на землю. Ее тело будто мигом лишилось всех костей, а изуродованная кожа превратилась в грязную тряпку, из которой проворно выскользнул темный дух. Черным дымком он слепо заметался по земле, а затем, вдруг взлетев над взволнованно расступившейся толпой, пронзительно заверещал: — Проклятой крови проклятая сила! Скоро ты все одно сдохнешь и за кожу мою ответишь! Прежде чем кто-то успел отреагировать, дух нырнул в людское море и быстро скрылся, оставив после своего пронзительного крика лишь звон в ушах. Се Лянь растерянно замер, смотря на то место, где только что стояла улыбчивая торговка. Демоны вокруг, что предусмотрительно отошли, когда она начала верещать, теперь смотрели на принца. По толпе пронеслись шепотки: — Его Высочество? — Молодой господин вернулся в город? — Это он? Тот самый? Демоны боязливо отходили все дальше от небольшой группы, будто не желая пострадать от нового нападения или боясь, что сам Се Лянь начнет использовать свои силы. Некоторые любопытные выглядывали из-за спин собратьев, а другие не считали нужным сдерживать голос в своих нелестных высказываниях, и очень быстро сквозь удивление толпы стало прорастать недовольство. Му Цин нахмурился и сделал шаг вперед, будто желая скрыть за своей хилой спиной принца. Хуа Чэн бросил букет и посмотрел на ладонь, что тоже стала покрываться белесыми волдырями. Основная часть яда была спрятана в цветах, но от удара немного просыпалось и Хуа Чэну на руку. — Гэгэ, у тебя нет от этого какого-нибудь лекарства? — беззаботным тоном спросил Хуа Чэн, показывая свою ладонь. Се Лянь, напряженно молчавший все это время, вздрогнул от звука голоса и взял руку Хуа Чэна в свои, вглядываясь в рану. — Ох, ты… — расстроено выдохнул он. — Не нужно было хватать это голыми руками. Если знал, что букет отравлен, почему не сказал? — Я не был уверен, — улыбнулся Хуа Чэн. — Демоница была странной: скрывала волосы и руки, да и следов других цветов на прилавке не было. Меня это насторожило, но я подумал, что среди местного сброда, — Хуа Чэн холодным взгляд окинул внимающую его словам толпу, — это может быть нормальным. — Тебе срочно нужно обработать руку, — сказал Се Лянь. — Возвращаемся в поместье. И, все еще сжимая запястье Хуа Чэна в своей руке, Его Высочество поспешил вверх по улице. Хуа Чэн напоследок посмотрел на замерших демонов, и все они невольно вздрогнули: разве может быть такое, чтобы взгляд маленького адепта праведной школы ощущался таким зловещим? Молодые люди спешно вернулись в резиденцию, в главном зале которой их уже ждала Госпожа Минь. Увидев сына, она обеспокоенно приблизилась к нему: — Лянь-эр! Мне передали о случившимся; с тобой все хорошо? Ты не ранен? — Матушка, я в порядке, но на Сань Лана попало немного яда. Госпожа Минь перевела взгляд, в котором четко читалось, что она забыла обо всем вокруг, кроме своего сына, на Хуа Чэна. Тот молча показал ладонь. — Полулунная соль… — поняла демоница, лишь взглянув на белесые волдыри на коже юноши, и тут же зло бросила: — Что за подлая тварь осмелилась? Я лично набью кишки зачинщика этой дрянью, как только его найдут. — Господин Владетель уже отправил тайную стражу по следу, — добавила тетушка Минь с нежной улыбкой. — Их собачьим жизням осталось недолго. — Нет уж, пусть живут подольше, чтобы на следующие восемь жизней поняли, к кому лезть не следует, — раздраженно вздохнула Госпожа Минь и поманила молодых людей за собой. — Рана молодого господина Хуа не опасна, но ее нужно обработать. Хуа Чэн и Се Лянь послушно последовали за властно ступающей Владетельницей, что продолжала бормотать себе под нос страшные проклятия. Некоторое время Его Высочество молчал, поглядывая на Хуа Чэна, а затем все же спросил едва слышным шепотом: — Больно? Хуа Чэн улыбнулся, пусть душа его и разрывалась от печали, что сахарными кристаллами застыла в чужих глазах. Ладонь пекло, и пальцы отказывались слушаться, но Хуа Чэн специально схватился за букет правой рукой, потому не сильно переживал, даже если понадобится время, чтобы рука вновь вернулась к былой подвижности. — Немного жжет, но это ничего, — так же тихо ответил юноша. Идущий сзади Му Цин с подозрением посмотрел на его руку, кожа которой ощутимо покраснела и покрылась темной сеткой вздувшихся вен. Это не могло не болеть. — Гэгэ прав, мне нужно было подумать, прежде чем хвататься голыми руками за всякое. — Нет, это мне не нужно было выходить в город, — ответил Се Лянь, печально улыбаясь. — Теперь все знают, что я вернулся, и проблем станет лишь больше. Хуа Чэн мгновение помолчал. — А мне понравилась прогулка, — честно сказал он. — Надеюсь, однажды гэгэ все же сможет показать мне все свои любимые места. Се Лянь улыбнулся и не ответил. Вскоре они пришли в кабинет Госпожи Владетельницы, в котором она принимала редких пациентов. Хуа Чэна усадили на мягкую кушетку, а пострадавшую руку водрузили на нефритовую подставку, чтобы Госпоже Минь было удобнее работать. Она отошла к высокому шкафу в конце комнаты, а затем вернулась с небольшим серебряным ножом и несколькими флаконами. Тетушка Минь принесла жаровню и сноровисто разожгла в ней рыжее пламя. — Серьезно у господина Хуа пострадала лишь кожа, но и эту рану нужно тщательно обработать, — говорила Госпожа Минь ровным тоном, прокаливая нож над племенем. — Признаться, я довольно давно не лечила уже людей, но, думаю, справлюсь. — Матушка, этот яд очень опасен? — спросил Се Лянь, устроившись неподалеку. Госпожа Минь бросила на него быстрый взгляд. — Ты и сам должен был видеть. Но не переживай, — женщина достала раскаленный докрасна нож и поднесла его к ладони Хуа Чэна, — с твоим другом не случится ничего страшного. Хуа Чэн не был в этом уверен. Его рука болела, но до начала лечения Госпожи Минь центра боли — белых волдырей — он будто и не ощущал. Однако стоило горячему металлу коснуться вздувшейся кожи — и будто сотни игл пронзили руку юноши до самого плеча. Он невероятно явственно ощущал, как серебряный нож цунь за цунем прорезает кожу, как шипит под ним, испаряясь, выступившая кровь и как тут же прижигается огнем рана. Хуа Чэн упрямо сжал зубы и терпел. — А молодой господин стойкий, — улыбнулась тетушка Минь, наблюдая за лечением. Хуа Чэн хотел привычно расслабленно улыбнуться и ответить что-то нибудь забавное, но в последний миг понял, что позорный стон сорвется с губ, стоит ему разжать их. Поэтому он лишь криво ухмыльнулся. — Полулунная соль — не очень опасный яд, пока не попадает на открытые участки тела, — меж тем говорила Госпожа Минь, один за другим разрезая волдыри и выдавливая из них темную кровь и странную бледную слизь. — Попав в глаза, рот или нос, она тут же проникает в кровь и меридианы, где блокирует потоки ци, вызывая застои в них. Стоит попытаться прочистить собственные меридианы — и они взрываются, словно перезревший стручок гороха. То, что происходит с внешней стороны руки молодого господина, обычно должно происходить внутри. — Это ужасно, — расширил в искреннем удивлении глаза Се Лянь. Однако тут же его прямые брови зло сошлись над переносицей. — Какая мерзость — использовать что-то подобное. Госпожа Минь пожала плечами, ничего не ответив. За нее высказалась тетушка Минь, что со снисходительной улыбкой взирала на племянника: — Лянь-Лянь слишком много времени провел в Царстве Людей и забыл, как дела делаются дома. Если хочешь кого-то отравить — действовать надо наверняка. Какой толк выбирать «правильные» средства? — Это так, но этим ядом легко задеть кого-то стороннего, — отозвался Се Лянь. — Если хотели напасть на меня — ладно, но пострадал Сань Лан… — Все в порядке, — наконец смог выдавить Хуа Чэн вполне расслабленным тоном. Его глаз встретился со взглядом Его Высочества, и юноша нежно улыбнулся. — Гэгэ не нужно винить себя. Се Лянь ответил на улыбку, но Хуа Чэн видел, что она была совершенно не искренней. В каждой черте Его Высочества отражалась вина, а еще бессильное сожаление от того, что он не может повлиять на происходящее. Хуа Чэн понимал, как Се Ляню, должно быть, тошно из-за того, что его силы причиняют окружающим столько неудобств, и мог лишь подбодрить его ласковым взглядом. Правда, в момент их переглядок нож Госпожи Минь особенно глубоко вошел в волдырь, что располагался посредине ладони, и руку Хуа Чэна прошила новая волна резкой боли. Юноша сдавленно зашипел сквозь зубы, а на глазах против его воли выступили слезы. Госпожа Минь ровным тоном бросила: — Терпи, молодой господин, почти все. Хуа Чэн не ответил. Через время, требующееся для сожжения палочки благовоний, рана была обработана и перевязана, и бледному Хуа Чэну со взмокшими от боли лбом и спиной разрешили подняться с кушетки. Ноги казались слабыми, как после самой жаркой ночи, но от подобной слабости не ощущалось и капли удовлетворения. Хуа Чэну казалось, что его выжали до последней капли, и единственное, что он хотел сейчас — упасть где-нибудь и забыться сном. Госпожа Минь отдала ему несколько пакетиков трав и строго наказала: — Молодой господин, прошлые твои раны еще не зажили, а ты уже получил новые. Кроме мази для руки я дам тебе лекарственный сбор, что поможет травмам зажить, но это не чудодейственная пилюля. Больше отдыхай и заботься о себе, а то последствия даже в твоем возрасте могут быть ужасными. — Хорошо, — слабо кивнул Хуа Чэн. — Сань Лан, ты был ранен? — удивленно спросил Се Лянь. Прежде чем Хуа Чэн смог отшутиться, Госпожа Минь ответила за него: — А ты, что же, не знал? Лянь-эр, нельзя быть таким черствым. — Я… ну… — отозвался Се Лянь, на миг растерявшись. Пожалуй, это был первый раз на долгой памяти Хуа Чэна, когда кто-то назвал Его Высочество «черствым». И это была родная мать — кто бы мог подумать. — Я действительно не знал. Прости, Сань Лан. Давай я помогу тебе дойти до покоев? Хуа Чэн сначала хотел отказаться, но, услышав это предложение, спешно захлопнул рот. Он улыбнулся, но улыбка вышла слабой и болезненной: — Если гэгэ будет несложно, я с радостью приму его помощь. — Хорошо, — улыбнулся Его Высочество и, приблизившись к Хуа Чэну, аккуратно взял его под руку. Однако прежде чем они покинули кабинет, Се Лянь обернулся к госпоже Минь и, опустив взгляд, сказал: — Матушка, завтра я уеду. Брови Госпожи Минь болезненно дрогнули, и она на мгновение замерла. Затем, заставив себя улыбнуться, женщина ответила: — Вот как? Куда теперь отправится мой Лянь-эр? — Сначала навещу тетушку в граде Небесной Горы, а затем… — Се Лянь покачал головой. — Не знаю, наверное, вернусь в Царство Людей. — Конечно, — Госпожа Минь немного помолчала, бессмысленно переставляя баночки и инструменты на своем рабочем столе. — Прости, что твоя матушка пока не может разгадать секрет господина Хуа. Если он согласится оставить здесь немного своей крови, я продолжу исследования. — Этот адепт будет рад помочь, — тут же ответил Хуа Чэн. — Конечно, лучше бы оставить и кусок плоти, — задумчиво пробормотала Госпожа Минь, беглым взглядом осматривая почувствовавшего пробежавший по позвоночнику холодок Хуа Чэна. К его радости, через мгновение качнув головой, демоница поджала губы. — Не важно. Лянь-эр, тебе нужно что-то в дорогу? Только скажи матушке, и я… — Ничего не нужно, спасибо, — мягко улыбнулся Се Лянь. — Я еще зайду попрощаться вечером. Госпожа Минь заставила себя улыбнуться: — Конечно.