Несколько кошек и несколько лян

      Подъем на гору в компании Пэй Мина ожидаемо оказался серьезным испытанием для умений самоконтроля Хуа Чэна. Если в другом мире этот человек не отличался сдержанностью и слыл интересным собеседником, тут вовсе стал невероятным болтуном, который, к тому же, совершенно не умел читать царящую вокруг атмосферу. К середине пути, когда с отвесных скал, по которым петляла тропа, стали открываться захватывающие виды, он, вместо того чтобы закрыть рот, принялся говорить лишь громче, вовсе не заботясь о том, слушает ли его Хуа Чэн. Однако Хуа Чэн не мог не слушать. Столетиями выработанная привычка знать все и обо всех не позволяла ему просто забыться собственными мыслями, а безразличный голос из глубин души иногда скучающе замечал: «Это может пригодиться в будущем». Пусть Хуа Чэн предпочитал быть готовым к разным ситуациям, он пока не планировал сходиться в противостоянии с Пэй Мином, потому собственная реакция его лишь злила. Зато Се Лянь, удобно устроившийся на плечах юноши, кажется, всем был доволен. Юный демон не мог говорить, чтобы не выдать себя, но внимательно слушал всю ту чушь, что спокойным тоном и с мягкой полуулыбкой безостановочно рассказывал Пэй Мин. Пусть Его Высочество и провел последние несколько лет в странствиях, ему редко удавалось послушать вот такие открытые истории. Были ли тому виной его силы или благородное происхождение, что накладывало свой отпечаток, но на вытянутой мордочке Се Ляня, в скрытых белым пушком чертах, был виден искренний интерес. Ближе к владениям секты по дороге стали попадаться другие совершенствующиеся: пусть основные мероприятия начинались лишь завтра, сегодняшним вечером глава школы и несколько высокопоставленных гостей должны были прочесть приветственную речь. Солнце медленно катилось за склоны гор, золотым светом заливая окружающий секту лес, и в нем толпы одетых в разноцветные одежды совершенствующихся казались пестрыми призраками на празднике Голодных Духов. — Как много людей! — удивленно выдохнул Се Лянь прямо в ухо Хуа Чэну, опалив кожу теплым дыханием. Юноша едва заметно вздрогнул, но тут же вернул лицу расслабленное выражение. — Собрание Тысячи Школ не просто так носит свое название. Все секты и кланы праведного пути, от величественных и древних до малых и молодых, получают приглашение посетить это событие. Разные заклинатели тут обмениваются опытом, читают лекции, соревнуются и доказывают свое мастерство. Собрание проводится раз в пять лет, и на следующий период именно его результаты будут определять сильные и слабые школы цзянху. Пэй Мин, заметив, что Хуа Чэн говорит что-то, любопытно взглянул на него, и юноша нехотя отвечает на полный ожидания взгляд: — Его Высочеству интересно происходящее. — О, Его Высочество еще совсем молодой зверь и, должно быть, не видел подобного, — хохотнул мужчина. — Собрание Тысячи Школ — самая важная встреча для всех адептов праведного пути, ни один турнир или фестиваль не сравнится с ней по размаху. И секта, которую выбрали устроителем собрания, получает огромную честь. Это наш шанс показать, чего мы стоим! Молодые люди дошли до широкой площади перед главными воротами, которую окружали покрытые мхом мраморные колонны. На открытой площадке собрались толпы совершенствующихся самого разного толка, ожидая, пока адепты в белом зарегистрируют и пропустят их. Царил возбужденный гомон и толчея, но в центре площади, будто окруженный невидимым барьером, к которому никто не решался приблизиться, замер огромный гранитный валун с высеченными твердой рукой иероглифами: «Школа Медной Печи». — Вот мы и дома, — с расслабленной улыбкой выдохнул Пэй Мин. Юноши, не примыкая ни к одной из изгибающихся цветастыми реками очередей, сразу прошли к воротам, у которых их заметили отвечающие за регистрацию адепты. Пэй Мин был известен своими талантами и открытым характером, потому его быстро заметили, и раздались радостные голоса: — Пэй шисюн! — Пэй шисюн, ты вернулся! — Как прошло путешествие? Все ли было гладко? — Ты получил весточку от Старейшины? — Пэй шисюн, помоги с регистрацией, — пробился среди радостного гомона почти плачущий голос. У девушки, что просила помощи, были растрепанные волосы и синяки под мутными глазами, что с мольбой взирали на старших: — Пэй шисюн, я второй день занимаюсь регистрацией с самого утра, а людей все не становится меньше… Пожалуйста, найди какого-нибудь Старейшину внутри и попроси заменить меня. Я уже вижу, как меня зовет покойная матушка… На лицах остальных адептов тоже появились кислые выражения. Все они оказались определены на регистрацию гостей школы и первое время радовались тому, но сейчас готовы были упасть замертво от усталости. Каждого приходящего нужно было проверить несколькими талисманами и внести в определенные книги, рассказать главные правила и проводить до выделенного двора — и такая беготня продолжалась уже несколько дней. К тому же, некоторые заклинатели вели себя достойно, тогда как другие, словно перезрелый плод, сочились самодовольством и гордостью от собственного положения, требовали особенного отношения или принимались подшучивать над адептами. Какими бы дружелюбными и миролюбивыми ни были выбранные молодые юноши и девушки, сейчас они в сердцах проклинали каждого человека на площади. — Не переживайте, я передам ваши слова кому-нибудь, — рассмеялся Пэй Мин, похлопав говорившую девушку по плечу. От удара сильной руки ее колени подогнулись, но она мужественно устояла на ногах, выдавив слабую улыбку. — Спасибо, шисюн… — Только не говори своему учителю, хорошо? — тут же взволнованно вставил один из адептов, что вносил дрожащей от усталости рукой очередное имя в пухлую книгу. — Он лишь скажет, что мы должны быть польщены честью… Найди кого-нибудь более сопереживающего, хорошо? — Как вы можете говорить так о моем учителе? — шутливо нахмурился Пэй Мин, но вскоре вновь рассмеялся и, клятвенно пообещав сообщить кому-нибудь имеющему сердце о бедственном положении, наконец вошел в секту. Хуа Чэн молча следовал за ним, и его высокую фигуру адепты провожали полными боязного восхищения взглядами. — Сань Лан, а твой учитель?.. — тихо спросил Се Лянь, осматриваясь вокруг. — Он один из сильнейших Старейшин секты, — с долей пренебрежения пояснил Хуа Чэн, чуть склонив голову. — Он очень умелый совершенствующийся, так что гэгэ лучше с ним не встречаться. Такие заклинатели, как он, могут разоблачить твою маскировку. — Сань Лану не нужно переживать, я очень хорош, — беззаботно отозвался Се Лянь, но Хуа Чэн не мог позволить ему быть неосмотрительным: — Гэгэ, я верю, что ты очень силен, но, пожалуйста, не нужно рисковать. Пообещай, что не будешь встречаться с моим учителем. Се Лянь помолчал, упрямо склонив голову, но потом все же нехотя кивнул. Он был бесстрашным и порывистым юношей, иногда не осознающим собственных слабостей, потому Хуа Чэн хотел убедиться, что с Цзюнь У он не пересечется. Они, вероятно, не знакомы в этом мире — и для всех будет лучше, если так и останется. Внутри секта тоже была заполнена людьми: все находились в предвкушении от скорого начала собрания. Заклинатели в цветах разных школ, неспешно осматриваясь, начали постепенно стекаться к главной площади, и первоначально Пэй Мин и Хуа Чэн отправились вслед за людской рекой. Цзюнь У наверняка сейчас готовился к началу собрания, а по правилам секты адепты обязаны были сообщить ему, что вернулись. Выполняя свое обещание, Пэй Мин крутил головой в разные стороны, высматривая старейшин секты, но в момент, когда светлые глаза наконец радостно зажглись, внезапно кто-то с разбега врезался в него. Мужчина охнул и подхватил адепта в белом за плечи, не позволяя ему упасть. — Куда ты так торопишься? — с улыбкой спросил Пэй Мин, опуская взгляд. В его руках замерла девочка лет тринадцати, бестолковое лицо которой Хуа Чэн, кажется, видел в первые дни пребывания здесь. Тряхнув головой, девочка вернула ясность взгляду темных глаз с пурпурным отсветом и, заметив, кто перед ней, удивленно воскликнула: — Пэй шисюн! Хуа шисюн! — Неужели это Бань шимей? — в своей расслабленной манере рассмеялся Пэй Мин, отпустив девочку и потрепав ее по голове. — Ты так выросла, что я едва смог узнать! Однако заклинательница не ответила на комплимент. За мгновение выражение радости на ее лице сменилось испугом, и она взволнованно затараторила: — Пэй шисюн, повезло, что я тебя встретила! Нужна помощь: там шисюны дерутся с адептами другой школы! — взгляд девочки неожиданно метнулся к Хуа Чэну, и она схватила его за рукав: — Хуа шисюн, их больше, и они старше! Шисюнов совсем изобьют, если мы не поторопимся! Пэй Мин досадливо посмотрел в сторону старейшины, что, ведомый толпой, удалялся все дальше, и терпеливо спросил: — Сколько их и какой у них уровень совершенствования? — Двое построения основания, один очищения ци, а еще десяток культивации ци, — четко ответила Бань шимей. Она все еще сжимала рукав Хуа Чэна, и он незаметно пытался стряхнуть со своей одежды бледные пальцы. — О, так твой Хуа шисюн прекрасно справится! — радостно улыбнулся Пэй Мин. Хуа Чэн скривился: его уровень совершенствования остановился на очищении ци, как, в воображении «шисюна», он должен противостоять двум совершенствующимся сильнее себя? Заметив его выражение, Пэй Мин с размаху хлопнул Хуа Чэна по спине, отчего боль в груди вновь затлела слабым пламенем. Мужчина рассмеялся: — Не трусь, должен же ты был чему-то научиться во время своей прогулки по внешнему миру? Шиди надо помогать. Давай, вперед, а я пока догоню старейшину. И, не позволив юноше ответить, Пэй Мин рыбкой скрылся в толпе. Бань шимей уже тянула Хуа Чэна в сторону, смотря на него огромными просящими глазами, а Се Лянь на плече нетерпеливо и возбужденно переминался. Хуа Чэн вздохнул и последовал за девушкой. Бань шимей, в которой Хуа Чэн лишь сейчас узнал советницу Баньюэ, взрощенную Се Лянем, вела его дальше от крытых мрамором людных дорог секты. Здесь изящные тропинки становились уже, а выкрашенные в благородный белый цвет здания теряли возвышенную ауру, уже более походя на помещения, что использовались адептами каждый день. Хуа Чэн с ощущением чужой светлой грусти осматривал пейзажи секты, вспоминая, что адепт Хуа частенько проводил тут свои дни. В этой части обширной территории школы располагались лишь склады и нежилые дома, скромные аллеи бамбука и софор меж которыми давно превратились в зловещие заросли. Густая тень и разбавленная лишь птичьим гомоном тишина часто становились желанным пристанищем для нелюдимого ребенка: тут Хуа Чэн занимался с мечом, читал или бездельничал, бесстыдно прячась от учителя. Частенько компанию ему составлял молчаливый Хэ Сюань, но и другие адепты, кажется, были прекрасно осведомлены об уединенности здешних мест, раз выбрали их ареной драки. Царила зловещая тишь, ничем не выдающая должных безобразничать тут подростков, и от этого Бань Юэ стала заметно нервничать. Шаги ее ускорились, а тонкие брови невольно сошлись над темными озерами глаз. За очередным поворотом, что вывел совершенствующихся на скрытую тенью поляну, Бань Юэ на мгновение замерла, а затем, охнув, бросилась вперед. — Шисюны! — взволнованным голосом воскликнула она, подбегая к юношам в белом, что валялись на земле. Хуа Чэн сразу отметил, что молодые люди загнанно дышат и выглядят изрядно потрепанными. Наблюдая за лиловым синяком под глазом одного из них, юноша не смог сдержать довольной ухмылки. Лежащий на спине тяжелым мешком Ци Жун до скрипа стиснул зубы. Волосы юноши были растрепаны, а белые одежды испачканы в траве и земле, но даже поражение не убавило во взгляде лазурных глаз хищной решимости. Рядом с ним валялся еще один адепт, что тоже показался Хуа Чэну смутно знакомым. Бань Юэ рухнула на колени рядом с ним, и, заметив ее, юноша, держась за бок, тут же попытался подняться. — А-Су! А-Су, ты в порядке? Где болит? Прости, я привела помощь слишком поздно, прости, Ци шисюн… — Ничего, со мной все… — морщась от боли, попытался возразить Пэй Су, но тут же его прервал звенящий от злости и унижения голос Ци Жуна: — Безродные ублюдки! Грязные выродки! Се Лянь на плече Хуа Чэна прижал к голове округлые уши и отвел взгляд, делая вид, что впервые видит увлеченно сквернословящего юношу. Хуа Чэну очень хотелось спросить Его Высочество об их отношениях здесь или подшутить, но он не смел выдавать своей осведомленности о чужих родственных связях. Вместо этого юноша ухмыльнулся: — Позорно проиграл, а еще хватает наглости открывать пасть? — Нет, Ци шисюн… — попытался объяснить Пэй Су, но его вновь прервали вопли лежащего на земле пластом Ци Жуна: — Сучьи дети! Презренные псы! — Закрой уже свой грязный рот, — вздохнул Хуа Чэн. Ранее он думал, что адепты его школы могли попасться не самым добросовестным и мягкосердечным людям, но раз тут был Ци Жун, с большей долей вероятности он сам напросился. Хуа Чэну было ни капли его не жаль, но, являясь адептом Медной Печи, он должен был теперь разобраться в этом деле, чтобы восстановить честь школы. Пусть юноша не был доволен этим, но сейчас его временно сковали правила этого мира и принадлежность секте, вынуждающая жить по ее законам. Ему все еще предстояло стать сильнее, чтобы отстоять собственную независимость. — Блядские собаки! Вонючие сыны… — все не унимался Ци Жун, бросая негодующие взгляды то на Бань Юэ с Пэй Су, то на Хуа Чэна. Распластанный на земле, он выглядел невероятно жалко и будто так и просил, чтобы на него лишний раз наступили. К его счастью, Се Лянь был здесь. — Хуа шисюн, на Ци шисюна наложили какой-то талисман, — сквозь звон разносящейся по темнеющей роще брани наконец смог сказать Пэй Су. Он держался за бок и неловко стоял лишь с помощью Бань Юэ, но выглядел все равно куда более обеспокоенным судьбой своего дурного товарища, чем собственной. Хуа Чэн действительно обратил внимание на лист с киноварными иероглифами, что был прилеплен прямо к центру груди Ци Жуна. Сам он, лежа на земле, теперь неистово показывал глазами на него: продолжая грязно браниться. Неспешно приблизившись, Хуа Чэн присел на корточки и вгляделся в заклинания на талисмане. Увиденное заставило его коротко рассмеяться: какой-то шутник не только приковал Ци Жуна к земле «Весом тысячи цзинь», но и зачаровал его рот, из которого вылетали теперь исключительно ругательства. Впрочем, этого эффекта можно было и не заметить. Хуа Чэн задумчиво поглядел на ожидающего освобождения Ци Жуна. Ему совсем не хотелось помогать. Даже Его Высочество, нервно переминающийся на плечах Хуа Чэна и словно просящий все же сжалиться, не уменьшил желание просто уйти, оставив «шиди» на растерзание ночному ветру и холоду. Талисман должен был потерять силу к утру, но ночь тут стала бы для Ци Жуна хорошим уроком. Хуа Чэн взглянул на парочку рядом. — Что тут произошло? — Ну… — замялась Бань Юэ, переводя неуверенный взгляд с Пэй Су на Ци Жуна. Тот хотел высказаться, вновь опалив поляну бранью, но Хуа Чэн коротко бросил: — Молчи, или я вовсе не сниму талисман. Ци Жун насупленно поджал губы, но послушно заткнулся. — Мы поспорили с адептами другой школы, — твердо сказал Пэй Су, смотря прямо на Хуа Чэна. Лицо молодого человека никогда не отражало особого спектра эмоций, потому трудно было понять, врет он или говорит правду. — Обе стороны были излишне резки, и вышла… стычка. Мы с Ци шисюном проиграли. — Позорище, — холодно заключил Хуа Чэн. — Кроме того, что ввязались в ссору, не смогли выйти победителями. Может, вам всем бросить совершенствование и отправиться возделывать поля? Недовольное дыхание Ци Жуна стало явственнее. — Прости, Хуа шисюн, мы действительно… — опустила голову Бань Юэ. — Мы действительно ни на что не годимся. Те адепты были не намного старше Ци шисюна, но сильнее его — в несколько раз сильнее и умелее. — Мы будем больше тренироваться, — тут же согласился Пэй Су. — Пожалуйста, помоги Ци шисюну, — вновь сказала девушка, поднимая на Хуа Чэна просящий взгляд. — Он тоже пострадал, ему нужно обработать раны. Пэй Су склонил голову: — Пожалуйста. Хуа Чэн мог только вздохнуть. Вряд ли эти идиоты выполнят то, о чем так искренне говорят сейчас, но интересно было, чем Ци Жун смог заслужить себе их преданность. Эту парочку Хуа Чэн запомнил как несколько наивных, но преданных детей, и, если Ци Жуну удалось как-то обдурить их, лучше бы им поскорее почувствовать обман. Это явно не тот человек, за которого стоит просить. Легким движением Хуа Чэн сорвал талисман, и плотная бумага вспыхнула в его пальцах, в одно мгновение обращаясь пеплом. Ци Жун тут же вскочил и принялся браниться, будто заклятье все еще искажало его слова: — Эти блядские выродки еще узнают, как смотреть на этого лаоцзы свысока! Мерзкие твари посмели смеяться надо мной! Хуа Чэн покачал головой, планируя уйти отсюда. Честь школы требовала, чтобы он разобрался с этим делом до конца и нашел обидчиков младших, но заниматься этим сейчас юноше совсем не хотелось. — И ничего мы не спорили, эти ублюдки первыми к нам полезли! — продолжал бушевать Ци Жун, вовсе не выглядя раненым. Хуа Чэн развернулся к уводящей из рощи тропинке, не обратив внимания на благодарные взгляды Бань Юэ и Пэй Су, направленные на него. — Приехали в чужую школу из своей глуши и смеют устанавливать правила! Дайте мне только найти этого собачьего сына с флейтой, и я засуну ее!.. Отойдя на приемлемое расстояние Хуа Чэн скосил взгляд на замершего на его плече Се Ляня. Тот выглядел расстроенным и явно не был рад встрече с родственником. — Может, мне лишь показалось… — через время задумчиво протянул Хуа Чэн. — Но гэгэ знаком с Ци шиди? — Так кажется со стороны? — нервно поднял янтарные глаза Се Лянь. На его звериной мордочке это выражение смотрелось невероятно наивно и открыто, но Хуа Чэн заставил себя подавить улыбку в глубине груди. — Да, у меня создалось такое впечатление. Прости, гэгэ, если я ошибся или оскорбил тебя этим предположением. Все-таки шиди… — Нет, Сань Лан очень наблюдательный, и он полностью прав, — вздохнул Се Лянь. Завозившись, он перешел на правое плечо Хуа Чэна и устало лег там, скрестив под головой белые лапы. — На самом деле он сын моей тетушки и мой брат по матери. — Вот как, — попытался изобразить удивление Хуа Чэн. Вышло у него откровенно плохо, но Се Лянь слишком устал, чтобы заметить это, да и закатная тень деревьев надежно скрывала выражение лица совершенствующегося. — Но почему он тут? — Он сбежал из дома, — напряженно пояснил Се Лянь. — Знаешь, в граде Бессмертного Веселья, под защитой тети и матушки, он вел себя еще хуже, потому мы решили, что ему лучше пожить вдали от дома, чтобы набраться ума и опыта. Его отец был человеком, а наследие демонической крови еще не пробудилось — потому он ничем сейчас не отличается от любого другого совершенствующегося. Говоря, Се Лянь свел брови, а его хвост, лежащий на левом плече Хуа Чэна, напряженно замер. Рассказанное Его Высочеством явно было не всей правдой.