Несколько кошек и несколько лян

Во время проведения Собрания Сотни Школ у адептов принимающей секты не было времени на отдых, потому Хуа Чэн сразу направился прочь от площади Благоразумия. На широкой мраморной лестнице Спокойствия, что вела заклинателей к верхней части секты, к учебным залам и пагодам, Хуа Чэна, однако, остановил Ши Цинсюань. На юноше сегодня был белый наряд, отдаленно напоминающий одежды адептов секты Медной Печи, и неизменный веер в руках. Глаза персикового цветения юноши едва заметно были подведены черной тушью и казались больше и выразительнее. Хуа Чэн не мог не спросить: — Твой брат позволил тебе это? — Что? — непонимающе спросил Ши Цинсюань. Остановив Хуа Чэна своими искренними приветствиями, юноша нагло протянул руку к Его Высочеству и несколько раз потрепал его по спине. Се Лянь не возмутился, но поспешил переместиться на другое плечо Хуа Чэна, подальше от дружелюбного молодого господина. — Твои глаза, — Хуа Чэн прищурился. — А, это, — неловко засмеялся Ши Цинсюань, веером убирая с лица мешающую прядь. — Конечно, гэ разрешил. Хотя почему я должен спрашивать? Разве это не?.. Окончательно смутившись, Ши Цинсюань принялся обмахиваться своим веером, глупо улыбаясь. Хуа Чэну оставалось лишь вздохнуть: видимо, притяжение некоторых людей неизменно в обоих мирах, и с этим трудно что-либо сделать. Впрочем, это не было его заботой. Юноша качнул головой: — Хэ Сюань еще сражается на сцене прямо у подножья. — Вот как? — Ши Цинсюань оживился. — Тогда я… Вы же спешили? Не буду больше задерживать. И, не заботясь о разметавшихся белым облаком шелковых одеяниях, юноша быстро побежал вниз, не бросив на Хуа Чэна и лишнего взгляда. Хуа Чэн вздохнул: — Некоторые люди, даже стараясь, не могут скрыть своих чувств. — Разве это плохо, кхе-кхе? — с улыбкой спросил Се Лянь, проводив Ши Цинсюаня взглядом. Стоило юноше уйти, и Его Высочество вновь перебрался на левое плечо Хуа Чэна, которое ему нравилось отчего-то значительно больше. Едва заметный вес хорька и тепло его тела стали для Хуа Чэна уже привычными ощущениями, и, начав вновь подниматься, он бездумно принялся поглаживать спускающийся к его груди хвост. — Нет ничего хорошего в том, что все вокруг будут знать о твоих переживаниях, — покачал юноша головой. — Ими, как и радостями, следует делиться только с самыми близкими людьми, и то лишь десяток раз подумав. — Сань Лан излишне аккуратен, — ответил Его Высочество. — Если копить все в себе, раздумывая над каждым своим словом и жестом, то однажды… — Лопнешь, словно перезрелый стручок гороха? — ухмыльнулся Хуа Чэн, но Се Лянь не поддержал его игривости. Мягко улыбнувшись, Его Высочество безжалостно закончил: — Сгниешь изнутри. После обеда Хуа Чэн, как один из старших учеников своего учителя, должен был проследить за упражнениями в создании массивов. Один из Старейшин школы Медной Печи проводил в этой сфере совершенствования небольшие соревнования: размахом куда меньше, чем Турнир Тысяч Демонов, и с менее броским названием. Над отведенным павильоном на новой растяжке было выведено угловатым почерком: «Состязание построения массивов». В широком зале было тихо. Примерно двадцать адептов в цветах разных школ чинно сидели за широкими каменными столами, на которых тонкими узорами серебра была начертана вспомогательная формация. Каждый участвующий имел личное задание, которое сосредоточено выполнял сейчас, не смея отвлечься и на мгновение. Создание массивов было невероятно кропотливой работой. Пусть каждый совершенствующийся любого Пути так или иначе имел дело с ци, тонкая работа с ней, направленная на преобразование своей энергии в плетение массива, давалась далеко не всякому. Необходимо было иметь невероятную усидчивость и контроль, чтобы научиться этому ремеслу, но кроме того заклинатель массивов не добился бы успеха без бурной фантазии. Чтобы создать даже самую простую формацию, вначале нужно было вообразить ее в мельчайших деталях перед внутренним взором, а после кропотливым трудом перенести в реальность. Пусть со стороны казалось, что собравшиеся тут адепты тупо пялятся на столы перед собой или растопыренные на уровне лица пальцы, сведущий человек осознавал, насколько эти люди талантливы. Меж них не проводилось зрелищных соревнований и волнующих турниров, заклинатели массивов не могли одним движением обезглавить армию противника — но ни одна школа или клан не обходились без их необыкновенных способностей. Отвечающий за соревнование Старейшина, заметив вошедшего Хуа Чэна, жестом приказал ему вести себя тихо. — Наконец-то вы тут, молодой человек, наконец-то, — шептал старик, внимательными бледными глазами следя за своими подопечными. За пределами зала, у высоких окон, собрались друзья и соученики участников, но и они вели себя невероятно тихо, лишь молча наблюдая за происходящим. — Ох, как волнительно… Молодой человек, мои глаза уже не те, и я не могу следить за всеми в зале. Встань туда, у дальней стены, и внимательно смотри, чтобы никто не жульничал. Хуа Чэн не имел представления, как в таком деле можно жульничать. Он не знал, на что в поведении адептов ему нужно обращать внимание, потому думал спросить об этом, но Старейшина внезапно заметил хорька на его плече. — Что это у тебя? — спросил старик, что на голову был ниже изящного юноши. Не дожидаясь ответа, он несколько мгновений, прищурившись, пялился на Се Ляня, а затем безразлично отвернулся, пробормотав. — Хорошие мальчики… Ну, что же ты встал, молодой человек, иди-иди. Хуа Чэн действительно предпочел отвернуться и уйти. Зайдя за спины адептов, некоторые из которых проводили его встревоженными взглядами, Хуа Чэн неспешно прошелся от одного окна к другому и, решив что с него достаточно, замер у распахнутой рамы, облокотившись на нее. Се Лянь оказался крайне заинтересован массивами. Пока Хуа Чэн шел, он вовсю принюхивался, различая чувствительным носом потоки ци, а после вовсе тихо спросил: — Сань Лан, могу я пройтись меж адептов? Я не буду им мешать, обещаю. — Конечно, — легко улыбнулся юноша. Ему было плевать, помешает ли кому-нибудь Его Высочество: адепты в любом случае должны были благодарить удачу трех своих жизней за то, что Се Лянь обратил на них внимание. Неслышно спрыгнув с плеча, Се Лянь, помахивая хвостом, направился к заклинателям. Он медленно шел меж рядов, принюхиваясь и крутя головой, будто следя за чем-то, иным недоступным. Хуа Чэн привык к присутствию принца рядом и лишь сейчас, когда тот оказался на расстоянии нескольких шагов, обратил внимание, насколько тот маленький и хрупкий. Бесшумно прохаживающийся меж каменных столов хорек напоминал тонкую белую ленту, которую легко потерять взглядом. Однако если глядеть внимательно, то легко можно было заметить выражение мягкого интереса, что делало мордочку Его Высочества невероятно прелестной. Надбровные дуги Се Ляня приподнимались, будто в удивлении, а сквозь белоснежную шерстку проглядывала теплая улыбка. Любуясь, Хуа Чэн отвлеченно думал о том, как, став зверем, Се Лянь был одновременно не похож на себя обычного и являлся своей точной копией. Ближе всех к выбранному Хуа Чэном месту сидел пухлый юноша с забранными в низкий пучок тонкими волосами, неопрятные пряди которых торчали в разные стороны, словно в вороньем гнезде. Обойдя зал кругом, Се Лянь вернулся к нему и неслышно запрыгнул на каменный стол. Юный заклинатель вздрогнул, отрывая взгляд от своих пальцев, и непонимающе взглянул сначала на Се Ляня, а затем на Старейшину секты Медной Печи. Молодой человек хотел сказать что-то, но после захлопнул рот и вернулся к массиву, боясь отвлечься надолго. Его Высочество, приблизившись, уселся рядом и принялся внимательно наблюдать за действиями юноши, чуть склонив голову. Одежды цвета цин заклинателя были неловко перекошены, а когда он поджимал губы и дул щеки, сосредотачиваясь, образ его становился неотличим от какого-нибудь мелкого грызуна — например, хомяка. Прошло время, достаточное для сожжения нескольких палочек благовоний. Солнечный полдень стал медленно наливаться вечерними красками, и каменные нефритовые столы приобрели в его цветах глубокий кремовый оттенок. Лишь несколько учеников за это время сменили свои позы, а Старейшина и вовсе замер у двери, словно старое чучело хищной птицы, наблюдая за происходящим и, кажется, не смея даже моргать. Хуа Чэн отвлеченно гулял по лабиринтам своих мыслей, когда неожиданно его внимание привлек шорох за окном, на которое он облакачивался, и тихий зов: — Хуа шисюн… Юноша обернулся, встречаясь взглядом с черными глазищами Бань Юэ. Безжалостно топча изумрудную траву, девушка подошла под самое окно, чтобы тихо позвать Хуа Чэна, а за ее спиной замерли Пэй Су и Ци Жун. Расслабленная полуулыбка пропала с лица Хуа Чэна. — Чего вам? — М-мы просто подошли поздороваться, — помявшись, ответила девушка. Она быстро посмотрела на своих друзей, а затем бросила взгляд в сторону окна: заглянуть в него она не могла из-за роста. — Чем Хуа шисюн занят? — Твое какое дело? — грубо отозвался Хуа Чэн, но никого не напугала холодность его голоса. Пэй Су и Ци Жун тоже приблизились к окну, которое доставало им до подбородков, и заглянули внутрь. — Учитель говорил, что тут соревнования по созданию массивов сегодня, — сказал Ци Жун почтительным шепотом. Хуа Чэн потерял дар речи, услышав, как из его рта вылетает человеческая речь, но тут же Ци Жун добавил: — Путь для неудачников, что с мечом совладать не могут. — Ци шиди неправ, — тихо заметил Пэй Су. — Для создания массивов нужно очень много сил и концентрация. Не каждый сильный мечник сможет сделать такое. Ци Жун фыркнул: — Как и не каждый заклинатель массива поднимет меч. Но в бою сразу видно, кто сильнее. Посмотри на них — все жалкие задохлики. Бань Юэ, положив на внешнюю сторону деревянной рамы тонкие пальцы, пыталась подпрыгнуть, чтобы заглянуть внутрь, но, стараясь сделать это тихо, все же не могла достать. Заметив это, Ци Жун неожиданно подошел к девушке сзади и поднял ее, словно котенка, под подмышки, насколько позволял его собственный рост. Лицо Бань Юэ тут же оказалось над подоконником, и она любопытно завертела головой. — Все выглядит так серьезно, — удивленно выдохнула Бань Юэ. — Они сидят с такими лицами, будто пилюлю бессмертия создают. — Я читал, что, стоит им отвлечься хоть на миг, и массив будет разрушен, — заметил Пэй Су. — Они, наверное, ужасно волнуются, — ответила Бань Юэ, стараясь говорить тише. Ци Жун хмыкнул и опустил девушку на землю. Пусть лицо его не изменило выражения, дыхание от веса подруги чуть сбилось, и тонкие руки, еще сохраняющие детскую хрупкость, заметно подрагивали. Небрежно встряхнув их, Ци Жун неожиданно бросил на Хуа Чэна короткий взгляд. Встретившись с ним глазами, юный адепт тут же отвернул голову, и в чертах его лица, так похожего на лицо Се Ляня, проскользнула тревожная неловкость. Хуа Чэн замер. Показалось ли юноше, но на краткий миг, мгновение, в котором он даже не был уверен, на лице «шиди» показалось… ожидание? Неуловимое и по-детски наивное желание похвалы, настолько открытое и искреннее, что вызывало больше удивления, чем въевшейся в кости ненависти. Верно говорят, что рука не подымется ударить улыбающееся лицо: видимо, когда лицо становилось подобострастным, возникали похожие проблемы. Меж тем Ци Жун, едва заметно нахмурившись и смотря куда угодно, только не на Хуа Чэна, сказал: — Хуа шисюн сражался сегодня… Тот ублюдок из клана Цзян получил по заслугам. — Этот был великолепный бой, — тут же добавил Пэй Су, а лицо Бань Юэ вовсе засветилось искренним восторгом. — Шисюн был бесподобен! Ты так двигался и так уворачивался от каждого удара, что, казалось, имеешь третий… второй глаз, предсказывающий каждое движение соперника! — Тихо, — нахмурившись, напомнил Хуа Чэн. Бань Юэ тут же виновато вжала голову в плечи, но продолжила говорить, понизив голос: — А последний удар и подсечка вовсе вышли великолепными! То, как Хуа шисюн обезоружил противника — я на миг забыла, как дышать! — И обманный маневр с той псиной был… — воодушевленно подхватил Ци Жун, но, внезапно смутившись, продолжил явно не так, как хотел в начале: — …неплох. Только стоило добить шавку, чтобы преподать тому мерзавцу хороший урок. — Но духовный зверь ведь не виноват в том, кто его хозяин, — вступилась за животное Бань Юэ. — Зачем бессмысленно убивать его? — А затем, что если Хуа шисюн встретится с той псиной в бою снова, она будет еще яростнее, дуреха, — ответил Ци Жун и легко стукнул Бань Юэ по лбу. — Если уж добивать врагов, то всех и сразу — чего тянуть? — Мне было бы жалко собаку, — заметил Пэй Су. — Это потому что вы оба слюнтяи и мямли, — разгорячившись, нахмурился Ци Жун. — Псиной больше, псиной меньше, чего… — внезапно юный заклинатель замолчал и, взглянув на колени Хуа Чэна, удивленно спросил: — А это что за крыса? Мгновением раньше Се Лянь, нагулявшись и заметив, что Хуа Чэн смотрит на что-то за окном, вернулся к нему и легким прыжком оказался на коленях юноши. Прохладная ладонь Хуа Чэна тут же мягко легла на спину хорька, и тот с удивлением заметил на траве под окном собственного младшего брата — который тут же прилюдно облил его помоями. Се Лянь замер, а затем нахмурился. — Крыса? — приподнял одну бровь Хуа Чэн. По выражению его лица, что будто покрылось морозным узором осеннего инея, Ци Жун понял, что сморозил глупость, и тут же, побледнев, исправился: — Я-я о том толстяке за последним столом, от которого пришло духовное животное Хуа шисюна. Что в этой э-э-э… безродной крысе нашел такой благородный зверь, что сидел рядом?.. Хуа Чэн прищурился, а Се Лянь, очень по-человечески покачав головой, развернулся лицом к залу, оставив младших адептов любоваться своим хвостом. Глаза всех троих от вида мягкой шерстки невольно заблестели. — Хуа шисюн и в прошлый раз ведь, когда помогал нам, был с этим духовным зверем? Откуда он? — спросила Бань Юэ. — Мы встретились за пределами секты, — коротко ответил Хуа Чэн. — Шисюну очень повезло, — заметил Пэй Су. — Твой зверь выглядит сообразительным. Он уже пробудил сознание? — Да. — Это удивительно, — хлопнула в ладоши Бань Юэ. — Хуа шисюн и так хорош в учебе и фехтовании, а с духовным зверем станет вовсе непобедим. К тому же он очень тебе подходит! — В самом деле? — невольно заинтересовался Хуа Чэн. — Да! — тут же искренне отозвалась девушка. — Хуа шисюн такой возвышенный и благородный, но грациозный и гибкий — точно белый хорек. Ваша пара будто создана на небесах! Уши Се Ляня заинтересованно дернулись, и он едва заметно повернул голову. В этот момент Ци Жун порылся в складках своей одежды и, опасливо взглянув на Хуа Чэна, протянул Се Ляню горсть сушеных фруктов. — Может, твой… — Его Высочество, — холодно подсказал Хуа Чэн. — Его Высочество, — едва заметно запнувшись, согласился Ци Жун, — хочет немного фруктов? Хуа Чэн подумывал засунуть их Ци Жуну в глотку и отослать его уже подальше, но не смел решать за Се Ляня. Тот же, мгновение подумав, со вздохом повернулся и аккуратно взял зубами несколько ягод с протянутой ладони. Мгновение он смотрел на брата, и Ци Жуну показалось, что снисходительный взгляд янтарных глаз хорька ему невероятно знаком. Впрочем, тут же непрошенные воспоминания отдались в груди тупой болью, и юноша поспешил их отбросить. Другой рукой он потянулся и несколько раз погладил Се Ляня по голове: тот не стал избегать прикосновения и даже сам будто ткнулся лбом в ладонь. — Осталось не так много времени, поторопитесь, поторопитесь! — неожиданно раздался из зала скрипучий голос Старейшины. Его взгляд скользнул по студентам, но старик ничего не сказал сидящему на окне Хуа Чэну, будто вовсе забыл про него. Обернувшись обратно к младшим, Хуа Чэн раздраженно махнул рукой: — Вы тоже идите уже, сколько будете толпиться тут? Разве у вас нет своих занятий? — Учитель эти дни сосредоточен лишь на Турнире, потому мы свободны, — честно признался Пэй Су. — И решили бездельничать? — напустив на себя строгий вид, спросил Хуа Чэн. Се Лянь от его игры тихо фыркнул и, чтобы скрыть этот звук, всем телом потерся о талию Хуа Чэна, сделав вид, что лишь потягивается. — Нет, мы пойдем совершенствоваться, пойдем, — чуть испуганно, будто боясь, что им найдут иное занятие, заверила Бань Юэ. Она потянула друзей в сторону за рукава их одежд, но, уходя, Ци Жун все же бросил: — Хуа шисюн, мы придем смотреть другие твои сражения! — Будем надеяться на твою победу, — кивнул Пэй Су. — Что значит «надеяться»? — возмутился Ци Жун. Голос его затихал, теряясь меж высаженных тут персиковых деревьев, но Хуа Чэн все-таки услышал: — Конечно, он победит любого мерзкого ублюдка! Ты вообще видел… Хуа Чэн опустил взгляд на Его Высочество, щеки которого все еще ритмично двигались. Се Лянь поднял глаза, смотря на юношу открыто и искренне. Проглотив ягоды, Его Высочество улыбнулся: — Кажется, Сань Лан пользуется невероятной популярностью у младших. — Они лишь не знают высоту неба, — небрежно отозвался Хуа Чэн. — О, так Сань Лан не согласен с тем, что он очень хорош? — игриво рассмеялся Се Лянь. — Гэгэ… — юноша невольно запнулся, — так думает? Его Высочество на мгновение замер, но не потому, что не осознавал значение своих слов, а так как не ожидал, что его спросят прямо. Переведя глаза на тихий зал и ровные спины адептов, Се Лянь, стараясь скрыть неловкость в голосе и радуясь всем сердцем, что за шерстью не видно румянца, ответил: — Для того, чтобы увидеть очевидное, достаточно лишь иметь глаза, кхек. То ли стремясь скрыть неловкость, то ли действительно утомившись наблюдением, Се Лянь вскоре удобно свернулся белым клубком на коленях Хуа Чэна и задремал. Начавшее заваливаться за горизонт солнце, что еще виднелось в расщелине меж горных пиков, красило его шерстку золотыми бликами, в которых фигура хорька казалась исполненной возвышенного великолепия. Когда из золотых окружающие молодых людей краски стали рыжими, Старейшина объявил конец соревнования. Адепт в зеленом, за которым некоторое время наблюдал Его Высочество, шумно выдохнул и упал лицом на каменный стол. Повалявшись немного, он все же поднялся и на подрагивающих от облегчения и усталости ногах, отправился на выход. Старейшине же всю ночь предстояло проверять массивы участников. Хуа Чэн боялся, что старик и его завалит этой работой, но Старейшина лишь попросил его убраться в зале и разрешил уйти. И у Хуа Чэна, и у Се Ляня к тому времени от голода животы липли к позвоночникам, и, не сговариваясь, молодые люди направились к трапезной. Однако у нее Хуа Чэну пришлось задержаться. Еще издали он увидел, как возле места, где он обычно ел, толпятся адепты в одеждах разных школ — и все как один сжимают в ладонях белые жетоны. Только сейчас Хуа Чэн осознал, насколько низко поступил Цзюнь У, обязав его принимать каждый вызов. Весть об этом, должно быть, была известна уже всем приглашенным адептам, и теперь каждый, кто имел хоть немного амбиций, хотел помериться с Хуа Чэном силами. У юноши, однако, не было времени на эти игры. Спрятавшись за деревянной колонной, поддерживающей резную крышу трапезной, Хуа Чэн прикидывал, как ему проскочить мимо толпы, оставшись незамеченным. Ведь, если ему не смогут всучить злосчастный жетон, и боя не состоится. Се Лянь без слов понял мысли юноши. Тоже внимательно следя за округой, он предложил: — Может, подождать, пока все уйдут, а потом поесть? — Не выйдет, гэгэ, — качнул головой Хуа Чэн. — К первой страже трапезную закрывают, а мы не знаем, есть ли тут дети, достаточно упорные, чтобы дождаться этого. Будет обидно, если они не уйдут до тех пор, а мы проведем здесь все это время. — Тогда… — Его Высочество задумчиво нахмурился. Мешая мыслям, его живот громко заурчал, и выражение лица Хуа Чэна стало еще непригляднее. Он уже подумывал гордо войти в толпу и прилюдно избить парочку самых резвых адептов, чтобы указать другим их место, но в этот момент сзади раздался голос: — Хуа-сюн, Ваше Высочество, чего это вы тут прячетесь? Хуа Чэн повернул голову, встречаясь взглядом с Ши Цинсюанем, что любопытно глядел на них. Рядом с ним замер Хэ Сюань, но он, судя по гуляющей по тонким губам усмешке, уже понял случившееся. — Цинсюань! — обрадовался Се Лянь, радостно махая хвостом. — Нам как раз пригодилась бы чья-нибудь помощь! — Конечно, я помогу, — тут же ответил Ши Цинсюань и, бесстыдно прижавшись к Хуа Чэну сзади, заглянул за колонну, туда, куда юноша смотрел. — Что это за толпа? Они вас обижают? — Будто они могут, — фыркнул Хуа Чэн. — Да? — Хэ Сюань мерзко ухмыльнулся. — Ну, так иди в трапезную, чего ждешь? Хуа Чэн прищурил на него единственный глаз, не отвечая. Иногда Хэ Сюань казался разумным и вдумчивым молодым человеком, но в другое время в нем просыпалась невероятная злопамятность. Вот и сейчас, дразня Хуа Чэна, он будто случайно разминал запястье. — Все они хотят просить боя с Сань Ланом, а он не может отказать по приказу учителя, — меж тем пояснил Се Лянь. — Нам бы… не хотелось попадаться им на глаза. — Вот как… — протянул Ши Цинсюань и вдруг взглянул на хорька. — Ваше Высочество, а отчего вы не обратитесь человеком и не войдете внутрь? Вас же там никто не знает. — К-как ты себе это представляешь? — распахнул глаза Се Лянь, но, заметив, что Ши Цинсюань не может найти в своих словах ошибки, со вздохом пояснил: — В человеческом облике на мне ведь нет шерсти, кхек. Несколько мгновений Ши Цинсюань раздумывал над этим, а затем покраснел и закашлялся. От наблюдения за таким его видом Хэ Сюаню вернулось благостное расположение духа, и он неторопливо вынес из трапезной несколько блюд. Вечер молодые люди встречали, ужиная на траве под окнами трапезного зала.