Несколько кошек и несколько лян

Пусть яркий солнечный свет тепло ласкал пагоду Фэйцзы, вид ее оставался неприступным и отчужденным, словно лик далеких облаков, что при всей своей мягкости никогда не позволят коснуться округлого бока. На площади перед залом вновь под одобрительные комментарии собравшейся толпы тренировались ученики Старейшины, но внутри пагоды было до странности тихо. Идя по широким коридорам, Хуа Чэн невольно осматривался, обращая внимание на возможные пути побега. Пусть сейчас юноша не противостоял Цзюнь У и не планировал делать этого, давняя привычка опасаться его давала о себе знать. Спрятаный под полами одежд Хуа Чэна Се Лянь беспокойно возился, недовольный своим положением. Пусть утром он согласился с тем, что лучше ему не показываться Цзюнь У, неуемная тяга ко всему новому не давала Его Высочеству расслабиться, когда он наконец оказался в логове одного из самых сильных заклинателей праведного пути. Се Ляню очень хотелось выглянуть и осмотреться. Поднявшись по мраморной лестнице, Цзюнь У замер у входа в широкий зал, занимавший весь второй этаж. На остановившегося рядом Хуа Чэна пахнуло в один миг жаром множества защитных массивов и формаций, что надежно укутывали это место, словно невидимая скорлупа. От самого входа ровными рядами тянулись высокие полки, заваленные всевозможными свитками и книгами — пылью прошедших веков перед Хуа Чэном раскинулась знаменитая коллекция Цзюнь У. Учитель первым вошел вовнутрь, легко переступив барьер. На ходу он говорил: — Раз сегодня ты свободен, просмотри записи, что собрал этот учитель. Начало пути, ощущения, мелкие детали — обращай внимание на мысли предшественников и попытайся соотнести собственные ощущения с их опытом. Вполне возможно, что Путь, который ты начал, описан в одном из здешних трактатов, — легкой рукой Цзюнь У на ходу брал некоторые свитки и передавал их Хуа Чэну. Когда он говорил о своем собрании, кроме горделиво прищуренных уголков глаз заинтересованность мужчины выдавал тон, что будто стал теплее. Даже количество усталых выдохов в его речи уменьшилось. — Если тебе покажется, что какой-то Путь тот самый — тут же скажи этому учителю. Я посмотрю и решу, стоит ли тебе продолжать его. «Слишком много чести», — принимая свитки, думал Хуа Чэн. Коллекция производила на него гнетущее впечатление — будто с каждой полки на юношу смотрели сотни глаз, тихо шептали свои секреты души заклинателей, что придумали эти Пути, и исступленно умоляли продолжить именно их дело. Задумавшись, Хуа Чэн неожиданно для себя спросил: — А есть ли какой-нибудь Путь, что основан на путешествиях меж мирами? Цзюнь У посмотрел на него и ровным голосом сказал: — Конечно. Он вон там, между записями о семенах, что дают плоды, и летающих яйцах. Хуа Чэн действительно повернул голову, лишь через мгновение поняв, что учитель шутит. Когда юноша вновь перевел негодующий взгляд на Цзюнь У, тот выглядел разочарованным, пусть в его чертах и таился призрак улыбки от удачного подразнивания: — Сяо Хуа, путешествия меж мирами — это как… — мужчина на миг замялся, — …тушеная красная свинина в мире совершенствования. Чтобы достойно приготовить ее, нужно множество лет тренироваться на самых простых блюдах. И, конечно, ее не сможет создать повар, что умеет лишь жарить тофу. Так и с заклинательством: каждый Путь в намерении состоит из чего-то простого, что сможет выполнить едва вступивший в мир заклинательства ребенок. Как ты предлагаешь такому ребенку совершенствоваться по «Пути путешествия меж мирами»? Хуа Чэн сжал губы и опустил взгляд. — Этот ученик понял, — тихо процедил он. Некоторое время Цзюнь У передавал свитки молча, но затем в изломе его бровей появилось усталое выражение и он вновь обернулся к Хуа Чэну. — Твой бой с адептом клана Цзян… — протянул мужчина, будто силясь подобрать слова. — У вас есть какие-то ссоры друг с другом? Хуа Чэн невольно изогнул бровь. — Небольшое недопонимание с несколькими шиди, — коротко ответил он. — Учителю не нужно волноваться. — Вы можете решать свои споры так, как посчитаете нужным, но старайся быть менее… резким. После вашего боя Старейшине клана Цзян показалось, будто ты имел личную обиду, и он даже пришел переговорить со мной. — Хорошо, — безразлично пожал плечами Хуа Чэн. Цзюнь У еще раз покачал головой и, наконец закончив с наставлениями, удалился, чтобы наблюдать за тренировкой внизу. С широкого балкона комнаты было видно, как он неспешно спускается по нефритовой лестнице и его отороченные серебром одежды развеваются за спиной, словно павлиний хвост. Вылезший из-под одежды и вновь забравшийся на плечо Хуа Чэна Се Лянь хмыкнул: — Тушеная красная свинина… А твой учитель издали не похож на любителя поесть. — На хорошего шутника он тоже не похож — это же не мешает ему пытаться, — фыркнул в ответ Хуа Чэн и, отведя взгляд от статной фигуры учителя, вернулся в комнату, чтобы попытаться отыскать секрет своего совершенствования. Юноша разложил свитки, что дал ему Цзюнь У, на массивном столе в центре комнаты, и Се Лянь спрыгнул на него, изящно прохаживаясь меж древних бумаг. Склонившись над особенно испорченным временем свитком, Его Высочество аккуратно понюхал его и звонко чихнул. — Сань Лан, почему ты решил узнать о других мирах? — через время спросил Се Лянь, подняв голову. Хуа Чэн неспешно листал принесенные свитки, быстро проглядывая их содержимое и не видя ничего, что нашло бы отклик в его сердце. Вопрос Его Высочества заставил юношу поднять глаза. — Ах, я просто чувствую, что этот мир уже слишком тесен для меня, — притворно вздохнул Хуа Чэн, и Се Лянь рассмеялся его лукавой игре. — Но разве у Сань Лана не осталось тут дел, кхек? Даже твой путь?.. — Это… — Хуа Чэн силился подобрать слова, — не то чтобы очень важно, но… Мне бы хотелось оказаться там. Или хотя бы заглянуть туда одним глазком. — Почему? Хуа Чэн открыл рот, но тут же захлопнул его. Он хотел вновь рассказать ту историю про благородную золотую ветвь с яшмовыми листьями, но боялся, что, как и в прошлый раз, Се Лянь неверно его поймет: уже в их супружеской жизни принц рассказал, что когда-то очень переживал о возможной «сопернице». Хуа Чэн не хотел вновь заставлять его тревожиться, но и соврать ласково глядящим на него золотым глазам было бы слишком подло. — Ничего, можешь не говорить, если не хочешь, — в затянувшемся молчании ответил Се Лянь. Он опустил взгляд на свитки и положил лапку на один из них, аккуратно прокатывая его по столешнице. — У каждого из нас есть вещи, о которых мы не хотим говорить, верно? Хуа Чэн смущенно улыбнулся: — Даже у гэгэ? — Конечно, — кивнул Се Лянь. — Пусть даже это сущая мелочь, если тебе не хочется рассказывать — не говори. Не хочу, чтобы Сань Лан заставлял себя. Эти слова теплом отозвались в сердце Хуа Чэна, и мягкий жар по венам достиг его лица, окрашивая алым высокие скулы. Юноша ничего не мог поделать со смятением, что рождалось в груди, и улыбкой, красящей губы. Должен ли он быть так счастлив от простых слов? Хуа Чэн не знал, но заметил за собой, что реакция его живого тела на слова Его Высочества не вызывает глухого раздражения. Щеки пекло, дыхание взволнованно сбилось, и прячущие пылающие нежностью глаза ресницы трепетали, но Хуа Чэн наслаждался этими чувствами. Коллекция Цзюнь У не зря обладала своей устрашающей славой: за время, проведенное там, Хуа Чэн посмотрел бесчисленное количество записей, но едва ли одолел треть предложенного. Одни Пути были распространены и знакомы многим, другие же поражали своей изощренностью. Хуа Чэн с искренним интересом читал о Пути Голодных Духов, в котором полагалось отдать свое тело в дар неупокоенным сущностям и превратиться в скелет, чтобы иметь возможность повелевать ими. Путь Гу подразумевал заклинательство тысяч смертоносных тварей, а Путь Убийств таил в себе вечное намерение к сражению. Его Высочество тоже казался искренне увлеченным, и в обсуждении очередного причудливого метода его янтарные глаза любопытно блестели. До самого вечера молодые люди искали знания в коллекции Цзюнь У и остановились лишь в момент, когда он вошел в зал в красках заката. Се Лянь тут же юркнул за пазуху Хуа Чэну, и учителю не удалось разглядеть его. Однако он не был тем опечален: на лице мужчины проглядывало в редких чертах удивление от того, что Хуа Чэн все еще здесь. Скупо похвалив его, Цзюнь У отослал адепта в общежитие. На следующий день у Хуа Чэна был запланирован очередной бой. Хуа Чэн вовсе не переживал на его счет: ни один из адептов тут не был ему соперником — и по выложенным белым камнем дорожкам в мерцающем клочьями тумана утреннем воздухе юноша шел легким шагом. Он старательно избегал мест, где его могли бы подкараулить желающие устроить бой адепты, но у вершины лестницы Спокойствия, что вела к сценам, Хуа Чэну все же пришлось замереть. Адепта остановил один из Старейшин, одетый в кричащие желтые одежды. В руках мужчины, что уже перешагнул пору своего цветения, была метелка из конского волоса, а с широкого пояса свисали наливными гроздьями жетоны и талисманы, инкрустированные золотом. Пусть лицо мужчины, пока он не начал говорить, выражало праведность и отрешенность, бледные глаза с узким зрачком сочились ядом. — Молодой человек, твоя фамилия Хуа? — вместо приветствия спросил заклинатель, ткнув Хуа Чэна в грудь метелкой. Юноша изогнул бровь и двумя пальцами убрал от себя талисман. Он ледяным взглядом осмотрел мужчину с макушки до пят и лишь после этого ответил: — Это так. Чего надо? Мужчина возмущенно фыркнул. — Младшее поколение совсем забыло о почтительности! — хмуро принялся отчитывать он. — Сперва ты должен выразить почтение старшему, а затем смиренно ожидать, пока он выскажет свою волю. Твой учитель не удосужился рассказать тебе о приличиях? Хуа Чэн молча слушал, высокомерно следя холодным взглядом за заклинателем. Он чувствовал, что этот мужчина куда сильнее его, но совсем не боялся. В душе юноши наоборот с каждым мгновением расцветало любопытство, когда он силится понять, чем так заинтересовал этого крикливого старика. Заклинатель меж тем все более распалялся от молчания. Осмотревшись, будто в поисках того, кому, кроме молчаливо пялящегося на него юнца, можно высказать свое негодование, мужчина раздраженно взмахнул рукавами богато расшитых одежд. — Признаться, мне хотелось верить, что слухи о падении нравов в школе Медной Печи лишь необоснованное клеветничество, но теперь я и сам вижу, что здешняя молодежь лишена добродетели и совести. Кроме запугивания других адептов ты позволяешь себе так вести себя перед почтенным Мастером! — Запугивания? — наконец заинтересовался Хуа Чэн. Он вновь смерил мужчину долгим взглядом, прикидывая, как тот мог быть связан с уже получившими по заслугам Не Хуайсаном и Цзян Чэном. Он явно принадлежал другой школе и не был похож внешне ни на одного из молодых людей, но отчитывал Хуа Чэна так, будто был их самым близким наперсником. — Так ты пришел просить за тех неудачников? — П-просить?! — воскликнул мужчина, от возмущения подавившись воздухом. В жесте искреннего негодования он приложил к широкой груди увенчанную кольцами руку и забранился: — Понимаешь ли ты, с кем разговариваешь, щенок? Если твои черепашьи глаза не могут разглядеть… — Замолчи, — тихо сказал с плеча Хуа Чэна Его Высочество. Крикливый заклинатель тут же захлопнул рот и вытаращил в удивлении глаза. Се Лянь покачал головой: — Такой шумный… Хуа Чэн огляделся, но кроме них вершину мраморной лестницы проходили лишь несколько заклинателей, что были достаточно далеко, чтобы не услышать Се Ляня и не понять, что он делает. Но Хуа Чэн все же предупредил: — Гэгэ, аккуратнее. — Конечно, — мягко кивнул Его Высочество. Затем он обернулся к пораженно трогающему свои губы мужчине, и тон его лишился любой снисходительности: — Отвечай честно и коротко. Что тебе нужно? Заклинатель тут же выпрямился и сказал: — Мой ученик сражается сегодня с адептом Хуа, и я решил переговорить с ним. — Переговорить? — Се Лянь нахмурился. — Зачем? — Всем известно, что между ним и адептами клана Цзян произошла какая-то ссора и в бою из-за этого духовный зверь молодого господина Цзяна серьезно пострадал. Раз адепт Хуа такой злопамятный и резкий, многие Старейшины обеспокоены сражениями с ним. Никто не знает, не столкнулись ли их ученики с ним ранее и не пострадают ли они теперь. Хуа Чэн и Се Лянь удивленно переглянулись. Конечно, бой с Цзян Чэном видели многие, и наверняка умные люди задались вопросом, отчего Цзян Чэн решил вызвать Хуа Чэна и почему последний был так жесток. Почтенные учителя и умудренные мастера не смогли разобраться в причинах и следствиях, но подумали обезопасить себя. Правда, был и более простой путь. — Отчего же вы не поговорили с учителем Цзюнь? — спросил Се Лянь. Заклинатель тут же ответил: — Многие ходили к нему, в том числе и учитель Вэй из ордена Цзян. Но Цзюнь У лишь отмахивается и говорит, что ничего страшного не случилось. Однако ждать, пока «что-то» произойдет, я не желаю. Хуа Чэн хмыкнул и сложил на груди руки. Кажется, его маленькая стычка с адептами других школ не прошла незамеченной старшими и привела к странным последствиям. А во всем виноват паршивец Ци Жун. Се Лянь кивнул пушистой головой. — Ты ждал на лестнице, но никого не встретил, кхе-кхе, — сказал он заклинателю. — Все, что произошло сейчас, ты забудешь. Вслед за словами принца легкий ветерок коснулся волос Хуа Чэна и игриво задел косицу с правой стороны его лица. С собой он принес запах цветущих слив и свежего утра, будоражащий тело, однако на лице мужчины напротив вслед за этим ласковым прикосновением появилось растерянное выражение. Он несколько раз моргнул, будто не понимал, что произошло сейчас, и, пока сознание не вернулось к нему, молодые люди быстро прошли мимо. — Боюсь, вся эта история не кончится ничем хорошим, — обеспокоено заметил Се Лянь, пока Хуа Чэн неспешно спускался по мраморной лестнице. — А что может случиться? — беззаботно отозвался Хуа Чэн. — Старейшины вновь пожалуются учителю? Пусть они обеспокоены, но слишком трусливы, чтобы предпринять что-либо. Да и все их страхи в конечном счете лишь выдумки. Се Лянь задумчиво кивнул: — Сань Лан, конечно, прав… Ученик крикливого Старейшины оказался намного приятнее своего наставника. Юноша был на несколько лет старше Хуа Чэна, но отличался поистине праведными манерами и учтивостью. Он вежливо поклонился юноше перед началом боя, ни одним жестом не выказывая пренебрежения — а проиграв, с достоинством покинул сцену. В какой-то момент в толпе наблюдающих появились знакомые лица, и, когда Хуа Чэн спустился с помоста, Ши Цинсюань радостно воскликнул: — Хуа-сюн, а ты хорош! Хуа Чэн хмыкнул. — Естественно. — Вначале мне казалось, что уж этот противник доставит Хуа-сюну неприятности: тот заклинатель выглядел таким уверенным и спокойным! — болтал Ши Цинсюань, пока небольшая компания неспешно шла в сторону края площади, что у отвесного утеса поросла густым кустарником. Там, за зарослями орешника, притаилась уединенная беседка, в которой молодые люди планировали отдохнуть и дождаться следующих боев. — Однако достаточно было всего нескольких движений!.. Знаете, гэ всегда говорил, что мои духовные силы выше средних и мне не должно составлять труда справиться с несколькими паршивым заклинателями, но, глядя на вас, я начинаю сильно сомневаться — а ведь вы лишь ученики! — В любом бою важна не столько сила, сколько опыт, — заметил Хэ Сюань. — Верно-верно, Хэ-сюн, я тоже так думаю. Однако если сила подавляющая — как проявиться опыту? Например, Его Высочество, — хорек на плече Хуа Чэна удивленно поднял мордочку. — Насколько бы сильный враг ни был перед ним, ему достаточно лишь слова, чтобы противник потерял все намерение сражаться. Разве это не подавляющая сила? Хэ Сюань заинтересованно взглянул на Се Ляня, но, встретившись с его янтарными глазами, отвернулся. — Лишь Хуа-сюн может сопротивляться этому, — меж тем продолжал трепаться Ши Цинсюань. Говоря, он крутил тонкими пальцами свой веер, серебряная подвеска на котором тонко позвякивала. Сегодня на демоне вновь был новый наряд, и Хуа Чэн начинал думать, что большую часть роскошного паланкина, в котором прибыли братья Ши, занимали его вещи. — Кстати, Ваше Высочество, вы поняли, почему так происходит? — Нет, — с долей сожаления ответил Се Лянь. — Матушка сказала, что в Сань Лане нет ничего необычного и ей потребуется время, чтобы попытаться понять его секрет. — Мне кажется, дело в отношении, — покачав головой, вдруг заключил Ши Цинсюань. Под удивленными взглядами он пояснил: — Ваш Сань Лан без единого вопроса отправился за Вами в демонический город по первому зову — может, это его простой характер настолько шокирует Ваши силы, что они перестают действовать? Выдав подобную глупость, Ши Цинюань звонко рассмеялся и первым вошел в беседку. Тонкие колонны, поддерживающие скатную крышу, оплетали мясистые побеги лиан, что росли тут буйным цветом. В обычное время мало кто приходил в эту беседку, потому каждая ее деталь таила в себе ощущение опустошенности. Покрывающий дерево лак давно слез неопрятными лужами, оголяя глубокие трещины и разломы, а у оснований колонн подушкой разросся изумрудный мох. Устроившись на каменных лавках внутри беседки, молодые люди достали из простого короба легкие закуски: этим утром Хэ Сюань специально сходил в трапезную, чтобы собрать их. На некоторое время под скатной крышей воцарилась тишина, прерываемая лишь стрекотом жуков и отдаленным гомоном толпы, что не видна была за зарослями. Однако долго молчать Ши Цинсюань не мог, потому вскоре вновь повернулся к Хуа Чэну. — Хуа-сюн, я слышал, следующий твой бой будет с прелестной заклинательницей? Хуа Чэн прищурился и вдруг спросил: — Твой брат приехал сюда по торговым делам, почему ты шатаешься всюду и совсем ему не помогаешь? — Со стороны так кажется? — рассмеялся Ши Цинсюань. — Я вникаю в дела по мере сил, но сюда приехал прежде всего, чтобы повеселиться. Чего интересного в скучных разговорах с другими торговцами, когда можно следить за боями и настоящим совершенствованием? — Как легкомысленно, — покачал головой Хуа Чэн. Ши Цинсюань однако лишь улыбнулся: — Я польщен, что Хуа-сюн переживает за мои дела. Но не волнуйся: гэ прекрасно справится со всем и сам, моя помощь ему без надобности. А вот тебе, Хуа-сюн, разве не помешала бы помощь в грядущем бою? Все же грубо бить девушку мечом… Может, воспользуешься иными способами? Слушающий разговор Се Лянь, что сидел на коленях Хуа Чэна, тоже заинтересованно поднял голову. Хуа Чэн хмыкнул: — С чего бы? Она прежде всего заклинательница, и никто в настоящем бою не станет делать ей поблажек. — Это так, но все же… — Цинсюань, разве ты не думаешь, что поблажки могут ее оскорбить? — вступился Его Высочество. Ши Цинсюань задумчиво нахмурился. — Об этом я не подумал… Ах, все эти заклинательные правила хорошего тона слишком сложны! Иногда поблажка будет проявлением уважения, иногда — оскорблением… Хэ-сюн, если я вдруг нарушу какое-нибудь из этих глупых правил, не гневайся на меня, ладно? Все мои действия и слова значат только то, что они значат! На тонких губах Хэ Сюаня обозначилась улыбка: — Я бы и не подумал, что тебе хватит хитрости на увиливания. Время до полудня пролетело в праздной болтовне, за которой Хуа Чэн забыл обо всех своих тревогах. Он поглаживал по спине сидящего на его коленях Се Ляня, и тот едва заметно урчал: вибрация от этого тихого звука от кончиков пальцев пробегала по венам и отдавалось нежностью в сердце. Казалось, с каждым легким поглаживанием даже хмурая складка меж бровей Хуа Чэна едва заметно разглаживается. На бой с Лю Минъянь юноша явился к самому его началу. Сцену уже окружили адепты в белом и сиреневом, и между иными молодыми людьми шли жаркие споры за победителя. К своему неудовольствию, под самой сценой Хуа Чэн заметил Ци Жуна и его глупую компанию: подростки громче всех ставили на победу шисюна и жарко осаживали каждого, кто с ними не соглашался. Хуа Чэн предпочел сделать вид, что не знает их. За этот бой вновь отвечал Пэй Мин, и, приветливо кивнув Хуа Чэну, он рассыпался в игривых улыбках его сопернице. Девушка, однако, не выразила в ответ ни интереса, ни раздражения: она выглядела сосредоточенной и собранной, а темные глаза феникса, подчеркнутые вуалью, смотрели лишь на Хуа Чэна. Стоя на сцене, тот несколько раз подбросил в руке трофейную саблю, рисуясь. Се Лянь на его плече привычно подергивал хвостом в нетерпении. — Смотри, какая у этой особы гибкая талия, — тихо, чтобы услышал лишь Хуа Чэн, заметил Его Высочество. — Она наверняка очень подвижна и сражается больше коварством приемов, а не силой. — Я тоже так думаю, — шепнул в ответ Хуа Чэн. — Но использует она прямой меч, с которым трудно увиливать. Наверняка ей передали очень интересный стиль боя. Так и оказалось. С одобрительного выкрика Пэй Мина начался бой, и Лю Минъянь первой бросилась вперед, выставив перед собой сияющее в свете солнца лезвие меча. Ее движения были исполнены грации — той, что присуща не осознающим своей красоты явлениям. Капли дождя бездумно падают на землю косыми полосами, но в каждом движении искушенный глаз заметит неуловимую прелесть, что взволнует сердце. Пурпурные одежды Лю Минъянь развевались за ее спиной, словно крылья, очерчивая длинные ноги и высокую грудь, и каждый выпад девушки сопровождали восхищенные вздохи толпы. Хуа Чэн играючи отбивал удары, позволяя заклинательнице красоваться. Ее стиль был хорош, но пока оставался неотточенным умением, в каждом движении которого чувствовалось веяние наставлений учителей и старых трактатов. Пусть со стороны духовных сил Лю Минъянь была сильнее, ведь она уже построила основание, Хуа Чэн видел каждое ее движение на мгновение вперед благодаря бесчисленному опыту битв и неспешно уклонялся. Его телу хватало ловкости и скорости, а внимательный глаз следил за фигурой противницы, не оставляя ей и шанса на победу. Все же за узкими плечами юноши высокомерно скалили зубы восемьсот лет невероятного опыта. Лю Минъянь развернулась и занесла клинок сверху простым ударом, что не соответствовал ее изящному стилю. Хуа Чэн отбил эту атаку звонко звякнувшей трофейной саблей. Кажется, удар был действительно лишь подсмотрен где-то девушкой, потому как она оступилась, неловко выходя из стойки. Лю Минъянь замедлилась лишь на миг и отступила на шаг, но этого хватило, чтобы лезвие клинка Хуа Чэна уперлось ей в живот. Грудь девушки все еще свирепо вздымалась, но в глазах не было ярости. Замерев на мгновение, Лю Минъянь разжала руку, и ее меч глухо упал на деревянную сцену. Пэй Мин громко объявил: — Победил адепт Хуа из школы Медной Печи! Хуа Чэн спрятал саблю в ножны и хотел неспешно удалиться, когда его остановил голос: — Спасибо за наставление, брат Хуа. Юноша ухмыльнулся: — Благодарности принимаются серебром. В глазах Лю Минъянь появилась улыбка, она не смутилась и продолжила: — Я также хочу сказать, что некоторые Старейшины недовольны братом Хуа. Тебе следует… — Я знаю, — отмахнулся Хуа Чэн. Пусть его лукавая улыбка делала острыми черты, а в опущенных уголках глаз таилось хищное выражение, слова прозвучали по-доброму. — Сестрица, смотри лучше за своими делами. Этому адепту не впервые вызывать чужое негодование — как-нибудь справлюсь. Лю Минъянь хотела сказать что-то еще, но передумала и лишь понятливо кивнула.