Несколько кошек и несколько лян

Уголки бледных губ молодого человека были игриво приподняты, а глаза персикового цветения прищурены — будто он всегда слегка улыбался. Пурпурные одежды делали медовую кожу, обласканную теплым солнцем, темнее, а яркая красная лента ловко перечеркивала собранные в высокий пучок волосы, пряди которых неопрятно выбивались на лицо. Придать его чертам больше женской мягкости, а взгляду — мудрости, и выйдет вылитая Императрица Скрытых Цветов! Юноша дерзко ухмыльнулся и воскликнул: — Так вот тот самый Хуа Чэн-дагэ, о котором мне столько рассказывали! Этот адепт польщен нашей встречей. Мысли Хуа Чэна находились в беспорядке, а сидящий на плече Се Лянь неловко впился в его кожу коготками, изумленно помахивая хвостом — он тоже сразу заметил невероятное сходство. В следующий миг, однако, Хуа Чэн смог справиться с потрясением, что ни единой чертой не отразилось на его лице. Губы юноши изогнулись в лисьей улыбке, и он протянул в ответ: — А ты, должно быть, Вэй-сюн, что до сегодняшнего дня был заперт в покоях ордена? Юноша вовсе не смутился упоминанием своего наказания и лишь легко рассмеялся: — Должно быть, Хуайсан разболтал тебе? Языком он машет куда умелее, чем саблей. Чем-то мне даже совестно отбирать у тебя его оружие, дагэ ведь наверняка найдет ему более достойное применение. — О? — Хуа Чэн изогнул бровь. — Вэй-сюн самоуверен. Помнится, на этой сцене я уже побил нескольких таких. Вэй Усянь прищурился, но прежде чем он успел ответить, со сцены раздался громкий голос Пэй Мина: — Все драки проходят лишь на сценах и под моим присмотром! Если хотите помериться силами — поднимайтесь. Юноши переглянулись и одновременно двинулись к деревянным ступеням. Вэй Усяня провожали одобрительные выкрики и подбадривания адептов его школы, на которые он отвечал широкой улыбкой, но и Хуа Чэн неожиданно не оказался без сторонников. Стоило ему подняться, и в разномастной толпе пробивающихся к сцене он увидел Ци Жуна и его мелкую банду. Заметив взгляд шисюна, Ци Жун остановился и во все горло заорал: — Хуа шисюн, мы поставили деньги на тебя! Надери ему задницу! Хуа Чэн и Вэй Усянь одновременно скривились. В машущем руками подростке Вэй Усянь узнал проученного им несколько дней назад наглого адепта Медной Печи, скалящееся лицо которого точно напоминало голодного бездомного пса. Пусть друзья уже рассказали ему о ситуации, образ высокомерного и исполненного достоинства Хуа Чэна никак не вязался с таким человеком, и Вэй Усянь не удержался, чтобы бросить на противника еще один быстрый взгляд. Впрочем, юноша уже знал, что внешность бывает обманчива. Соперники остановились по разные стороны сцены, и выкрик Пэй Мина ознаменовал начало боя. Никто, однако, не спешил нападать. Вэй Усянь осматривал соперника, прикидывая, в чем он может быть хорош и в чем плох, а Хуа Чэн слушал незаметно нашептывающего ему Се Ляня: — Если это действительно он, то мы должны проверить! Нужно аккуратно расспросить его о том, кто он и откуда, но это трудно будет сделать, если сейчас его избить, кхе-кхе. Да и бить возможного будущего Императора, как и использовать на нем мои силы — это как-то нехорошо, правда?.. Со стороны казалось, что белый хорек, вдруг преисполнившись ласки, дружелюбно трется о щеку своего хозяина. Умильный зверек будто не замечал ни шума толпы, ни напряженной атмосферы и тем притягивал взгляд. — Твой духовный зверь очень забавный, — не имея сил держать закрытым рот, сказал Вэй Усянь. — Я слышал, ты плохо обращаешься с ним, но он выглядит вполне здоровым и преисполненным сил. — Конечно, — мягко кивнул Хуа Чэн, отвечая одновременно и Вэй Усяню, и Се Ляню. Пальцем он нежно погладил шею хорька, будто успокаивая его, и тот с удовольствием принял незатейливую ласку. — Мы с Его Высочеством живем душа в душу, с чего мне его обижать? — Вот как, — с улыбкой кивнул Вэй Усянь. Из простых ножен он достал прямой меч, который неторопливо подбрасывал в руке. На поясе юноши Хуа Чэн заметил флейту, но тот пока будто не желал пользоваться ею. Хуа Чэн спросил: — Как тебя зовут? — О, это недостойный адепт — ученик ордена Юньмэн Цзян Вэй Усянь, — с готовностью ответил юноша, сложив руки у груди и вежливо поклонившись. Хуа Чэн тут же уточнил: — А детское имя? — Вэй Ин, — отозвался Вэй Усянь и лишь затем спросил: — Зачем тебе это, дагэ? Неужели хочешь выведать мои восемь знаков рождения? — Вэй Усянь, хватит дурачиться! — раздалось среди гула голосов со стороны зрителей. — Будете вы сражаться или нет? Вэй Усянь только рассмеялся ярости в голосе кричащего, а Хуа Чэн невольно фыркнул. Что ж, если супруг Императрицы детским именем их сына оставил глупую кличку, то становится понятно, почему они сошлись. Однако праздно болтать действительно больше нельзя было. Под одобрительные выкрики адептов своего ордена Вэй Усянь первым бросился вперед, нанося прямой удар. Силы в нем было не много, но в каждом движении сквозило мастерство — юноша только примеривался к своему сопернику. Хуа Чэн легко отразил эту атаку и сам направил трофейную саблю в корпус Вэй Усяня, описав ею в воздухе изящную дугу. За несколько мгновений юноши обменялись десятком ударов, проверяя и узнавая друг друга. Верно говорят, что лишь в сражении раскрывается истинная суть человека, и Хуа Чэн через игривые атаки и легкие подсечки чувствовал живой характер своего противника. В один миг ему даже почудилось, что в движении светлой ци Вэй Усяня присутствует та же дымная легкость, что окутывала мягким туманом резиденцию Императрицы. Вэй Усянь отпрыгнул на несколько шагов и улыбнулся. За пурпурными одеждами его грудь резко вздымалась, а вот Хуа Чэну удалось сохранить дыхание. С ухмылкой смотря на юношу, он помахивал саблей одной рукой, другой лениво гладя хвост Се Ляня. — Дагэ, а твой зверек будет сражаться? — спросил Вэй Усянь. — В этом нет нужды, — протянул Хуа Чэн в ответ. Он лукаво ухмыльнулся, честно сказав: — Ни ты, ни я ему не соперники. — Ха-ха, а дагэ шутник! — рассмеялся Вэй Усянь в ответ. Хуа Чэн не стал спорить, скрыв игриво блеснувший глаз за пологом ресниц. Подняв взгляд в следующий момент, юноша спросил: — А Вэй-сюн мне не сыграет? Шиди говорили, что ты неплохо играешь на флейте. — О, это лишь безделушка, — отозвался Вэй Усянь, положив руку на пояс. — Я пока лишь учусь заклинательству с помощью музыки и не хочу оскорблять дагэ своими скромными способностями. — Вот как, — ухмыльнулся Хуа Чэн. — Но демонстрировать скромные способности к фехтованию тебе это не помешало. Со стороны зрителей раздались гневные выкрики адептов Юньмэн Цзян, что злились чужой грубости. Из обрывков разговоров Хуа Чэн понял, что Вэй Усянь — один из сильнейших заклинателей своего поколения в их клане, и называть его способности скромными значило остальных вовсе не почитать за заклинателей. Конечно, переполненным гордостью юнцам это не понравилось. Тут же их возбужденные выкрики прервал другой пронзительный голос: — Что, недовольны, жалкие псины? Так идите и оспорьте слова шисюна в бою! Хуа Чэну очень хотелось сделать вид, что он не знаком с кричащим. Его сияющий осенними звездами взгляд от шумной толпы вновь вернулся к Вэй Усяню, улыбка с лица которого не пропала — но стала резче. Серые глаза юноши стали напоминать не дым курящихся благовоний, а грозно урчащие дождевые тучи, и юноша предложил: — Со словами дагэ будто небесные цветы падают на землю. Как насчет заключить сделку на исход этого боя? Хуа Чэн добивался лишь этого, но, услышав заветное предложение, вскинул бровь: — О? Что Вэй-сюн хочет мне предложить? — Если я выиграю, ты публично извинишься передо мной и моими друзьями и вернешь украденную… — Одолженную. — …саблю. Твои шиди тоже признают, что первыми нарвались в тот день. Хуа Чэн расплылся в коварной улыбке, увидев которую, посетители Игорного Дома обычно в страхе бежали — или предвкушали невероятное зрелище. Юноша для вида задумчиво обвел сцену взглядом и встретился глазами с Се Лянем, который наблюдал за происходящим со спокойным интересом. Почесав голову Его Высочества, Хуа Чэн ответил: — Хорошо, я согласен, — но не успел Вэй Усянь радостно воскликнуть что-нибудь, Хуа Чэн добавил: — Но если выиграю я, ты должен будешь мне одну услугу. — Что за услуга? — за мгновение насторожившись, спросил Вэй Усянь. Хуа Чэн довольно хмыкнул: «А он не так глуп, как кажется». — О, сущая безделица, — заверил юноша. — Обещаю, что это не навредит твоим друзьям и ордену, не опозорит тебя и не повредит уровню совершенствования. Но к чему эти условности — разве ты не планировал выиграть? — Так и есть, — осклабился Вэй Усянь. — Прости, дагэ, если буду слишком груб. Окруженная заклинателями центральная сцена вновь была разделена горным пиком на часть «света» и «тени», и в объятьях солнечных лучей Вэй Усянь в своих пурпурных одеждах казался ярким пятном, улыбчивым и притягивающим праздный взгляд. Но вот шар солнца на мгновение скрылся в облаках, яркий отблеск пропал с обнаженного клинка юноши — и он бросился вперед. Атаку снизу Хуа Чэн принял, повернув саблю плашмя, и от столкновения металла сноп искр вспыхнул между молодыми людьми. Не теряя и мгновения, Вэй Усянь вновь занес клинок для удара, на этот раз нанося его слева. Хуа Чэн предпочел отступить на шаг. Пусть он знал, что смог бы принять удар, подвергать даже тени опасности сидящего на его плече Се Ляня юноше не хотелось. Вслед за его отступлением толпу пронзили радостные крики: адепты Юньмэн Цзян радовались, что их общего врага удалось оттеснить, пусть даже на шаг. Адепты Медной Печи, впрочем, тоже не думали молчать и теперь громко призывали гостей к порядку. Громче всех верещал Ци Жун: — Позакрывали рты, безмозглые шавки! В таком бою требуется сосредоточение, а вы своими воплями только отвлекаете моего шисюна! Вэй Усянь ухмыльнулся и направил в корпус Хуа Чэна прямой удар. Молодой человек двигался уверенно и спокойно, но будто немного пригибался к земле, словно охотящийся зверь. Его тело было наклонено вперед, а глаза следили за Хуа Чэном исподлобья. Юноша отвлеченно подумал, что такой стиль ведения боя, должно быть, наследство его демонической крови, которая пока не пробудилась. Меч Вэй Усяня просвистел перед лицом Хуа Чэна, однако выражение того не дрогнуло. В следующий миг юноша сделал шаг вперед, решив напасть, но Вэй Усянь резко обернулся вокруг себя, нанося удар с неожиданной стороны. Хуа Чэн легко отвел запястье, отражая его, но на губах юноши мелькнула одобрительная улыбка. Что ж, если этот юнец действительно тот, кого ищет гэгэ, попав в Царство Демонов, он не сдохнет от когтей первой же слабой твари. Пурпурные одежды Вэй Усяня взметнулись дождем вишневых лепестков, и точный удар, наполненный силой и скоростью, направился к правому плечу Хуа Чэна. Напасть с той стороны было мудрым решением, поскольку скрывающая глаз Хуа Чэна повязка не давала ему достаточного обзора — так считали в свое время многие демоны, решившие выступить против Градоначальника Хуа. Однако наравне с сучьим характером Хуа Чэн обладал собачьим чутьем и никогда не попадался на подобные мелкие уловки. Привычным движением, словно у него были глаза на затылке, Хуа Чэн отвел левую руку с зажатой в ней саблей точно к приближающемуся клинку противника. Сталь звонко ударилась о сталь. Хуа Чэн прекрасно знал свое тело и его возможности. Именно это при внешне схожем уровне сил разительно отличало его от других заклинателей — там, где они, словно слепые котята, еще только исследовали грани своей выдержки и умений, он лениво пользовался каждой возможностью вновь ожившего тела. Пусть иные способности стали во много раз слабее, согретые теплым дыханием, адепт Хуа все еще оставался Хуа Чэном, а Хуа Чэн отказывался проигрывать. — Это было неплохо, — протянул он, стряхивая словно капли воды с сабли клинок противника. — Вэй-сюн закончил? Теперь, кажется, моя очередь показать свои способности? Его Высочество сидел на плече Хуа Чэна, словно приклеенный: вне зависимости от скорости движений юноши он сохранял свою уточненную спокойную позу. Даже в момент, когда Хуа Чэн вдруг резко бросился вперед, нанося прямой и открытый удар, Се Лянь лишь немного покачнулся — только янтарные глаза следили за каждым жестом с неподдельным восторгом. Вэй Усянь отразил первый удар, но за ним тут же последовал второй и третий — исполненными невероятной грации движениями Хуа Чэн переводил одну атаку в другую, вел саблю из самых неожиданных положений с такой легкостью, будто он проделывал это десятки тысяч раз. Сабля молодого господина Не не могла сама нападать и уклоняться, повинуясь воле хозяина словно Эмин, но в его умелых руках все одно танцевала не хуже императорской наложницы. Пораженные зрители наблюдали, как серебряные всполохи будто сами собой возникают вокруг Вэй Усяня, и невольно прикидывали, смогли бы они сами отразить хоть один. Резко повернувшись, полностью скопировав недавнее прекрасное движение Вэй Усяня, Хуа Чэн ступил за его спину и небрежно выбросил саблю вперед — заточенное лезвие, тихо гудящее от только что пережитого невероятного танца, коснулось разгоряченной кожи на шее молодого человека. В иное время Хуа Чэн еще ударил бы его под колени, заставив упасть вперед, но предпочел сохранить юноше долю гордости, памятуя о его особом положении. Вэй Усянь тяжело дышал, а глаза его были пораженно расширены. Руки юноши еще не опустили выставленный в блок меч, но в следующий миг он громко выдохнул и расслабил пальцы. Лезвие клинка глухо ударилось о деревянный пол сцены. — Победил адепт Хуа из школы Медной Печи! — с нескрываемым ликованием в голосе провозгласил Пэй Мин. Адепты в белом радостно вскинулись, принявшись поздравлять друг друга и подтрунивать над соперниками, но Хуа Чэн не обращал внимания на их возню. Опустив саблю, он сказал: — Молодой господин Вэй достойно сражался. В душе же Хуа Чэн добавил: «Для не пробудившего демоническое наследие человека своего возраста, никогда не обучавшегося у именитого мастера и не обладающего невероятными амбициями». Обернувшись, Вэй Усянь ответил: — А, дагэ, не нужно утешать меня. Твое искусство… — юноша мгновение пытался подобрать слова, а затем покачал головой. — Я могу припомнить лишь несколько заклинателей нашего возраста, что могли бы составить конкуренцию тебе. Раньше я был самонадеян. И, отбросив ненужную гордость, Вэй Усянь сложил руки у груди в вежливом жесте и поклонился. Хуа Чэн невольно переглянулся с Се Лянем — если этот юноша тот, кого они ищут, то он очень неплох. Весел, легок в общении, обладает не самыми плохими способностями, но понимает и свои слабости и готов смирить гордыню. Несколько лет обучения и наставничества — и он мог бы стать отличным Императором! Тонкие губы Хуа Чэна сложились в мягкую, почти нежную улыбку, и он хотел предложить Вэй Усяню отойти, чтобы подробнее расспросить его о родословной и прочем, когда рядом со сценой раздались раздраженные голоса. Юноши вместе посмотрели в ту сторону и заметили, что к толпе зрителей приближаются несколько Старейшин разных школ, о чем-то на ходу громко споря друг с другом. Приблизившись к помосту, они поманили молодых людей к себе. — Старшие, — первым спрыгнул со сцены Вэй Усянь. Его дыхание все еще не восстановилось, но в глазах не было страха, лишь искренний интерес. — Что-то случилось? — Да уж, случилось, — нервно отозвался один из заклинателей. — Нельзя разве мирно совершенствоваться и… Взгляд Старейшины упал на подошедшего сзади Хуа Чэна, и он скривился, словно от пронзительной боли. Хуа Чэн вскинул бровь. Однако суетливые совершенствующиеся не спешили объяснять происходящее и, выбрав из толпы еще нескольких адептов, спешно повели их куда-то. Хуа Чэн очень быстро узнал дорогу к пагоде Фэйцзы. — Дагэ, ты знаешь, что творится? — спросил Вэй Усянь, что шел рядом с Хуа Чэном. Тот, однако, не успел ответить, потому как с другой стороны от него раздался голос Ци Жуна: — Хуа шисюна так же, как и тебя, неожиданно вызвали — с чего ему знать? Или ты намекаешь, что шисюн виноват в этом? — Если нас решат запереть где-то вместе с молодым господином — это, должно быть, пытка. — Что это ты имеешь в виду?! — тут же взвился Ци Жун. — Молодой господин, что, не понимает человеческую речь? — Вэй Усянь ухмыльнулся. — Прости, но гавкать по-собачьи я не умею. — Ах ты, позорный!.. — Заткнитесь оба, — предупредил Хуа Чэн, поглаживая хвост Его Высочества. — Разве может быть другая причина, кроме нашей небольшой стычки? Вэй Усянь тут же погрустнел: — А я ведь только избавился от прошлого наказания… Поднявшись по широким мраморным ступеням пагоды Фэйцзы, молодые люди оказались у ее распахнутых дверей: внутри собралось несколько Старейшин, но явственнее всех выделялись Цзюнь У и высокий мужчина в пурпурном ханьфу. Увидев его, Вэй Усянь невольно вжал голову в плечи. У дверей уже ожидали другие адепты: тут были Не Хуайсан, Цзян Чэн и незнакомый пока Хуа Чэну молодой человек в белых одеждах с красными вставками. Заметив Ци Жуна, этот юноша поспешил опустить взгляд и заступить за спину молодого господина Цзяна. — Ну наконец-то, сколько можно вас ждать, — раздраженно выдохнул Цзян Чэн вместо приветствия. Он выглядел суровым, но, сложив руки на груди, невольно в волнении притопывал одной ногой. — Еще чуть-чуть — и учителя бы подрались! — Что тут происходит? — спросил Вэй Усянь, приблизившись к друзьям. — Разве мы уже не решили все, что должны были решить? — Как бы не так. Из-за ваших глупых ссор большая часть старших в секте сейчас встревожена, и учителям пришлось разбираться! — «Наших»? — обмахиваясь веером, спросил Не Хуайсан. — Помнится, Цзян-сюн тоже присутствовал там. — Я вам сразу говорил не лезть куда не следует, — возразил Цзян Чэн. — Но это Вэй Усяню вечно нужно найти проблемы на свою голову! Допрыгался? Учитель Вэй был в ярости, пока шел сюда! — Н-но на нас учитель ведь не будет злиться? — тихо спросила Бань Юэ, лицо которой стремительно бледнело. Однако Пэй Су и Ци Жун выглядели не лучше, поджав губы и невольно опустив виновато бегающие глаза. Никто ей не ответил. Внезапно из зала пагоды раздался спокойный и ровный голос Цзюнь У: — Молодые господа, входите. Все подобрались. На некоторых лицах появилось облегчение — все же тон Цзюнь У не звучал грозно. Хуа Чэн спрятал ухмылку и, оттянув ворот ханьфу, куда тут же юркнул Его Высочество, пробормотал достаточно громко, чтобы все услышали его: — Такой спокойный… Он, видимо, вне себя от ярости. Юные заклинатели, предвкушающие скорую расправу, одновременно вздрогнули. Внутри молодые люди замерли кучкой испуганных воробьев — Хуа Чэн пренебрежительно отступил от них на шаг. Теплый солнечный свет заливал нижний зал пагоды, создавая возвышенную ауру среди собранных тут предметов искусства, и любой искушенный человек, попавший сюда, решительно не смог бы понять, как в такой атмосфере можно злиться. Однако глаза Цзюнь У, когда он небрежно коснулся взглядом вошедшего Хуа Чэна, были пугающе холодными. У входа юноша лишь дразнился, но сейчас подумал, что, должно быть, действительно разозлил учителя.