Несколько кошек и несколько лян

Юным адептам полагалось некоторое количество серебра. Для нажившейся на Собрании Сотни Школ секты Медной Печи эти суммы не были значительны, но двум молодым людям и двум демонам, бесстыдно живущим за чужой счет, этого было более, чем достаточно. Без слов объединив финансы и отдав их под контроль Хуа Чэна, молодые люди тайно устроили Ши Цинсюаня в той же гостинице и купили несколько комплектов одежд для него и Се Ляня. В текстильной лавке Ши Цинсюань долго болтал с торговцами, примерялся к фасонам и тканям, и успокоился лишь в момент, когда Хуа Чэн пригрозил уйти, бросив его расплачиваться самого. Его Высочество к выбору наряда отнесся куда спокойнее. — Пусть Сань Лан возьмет что-то на свой вкус, — пожал плечами Се Лянь, без интереса рассматривая яркие узоры и вышивки. — Я пока все одно большую часть времени планирую находиться в этом виде: одежда может даже и не понадобиться. Пусть в душе Хуа Чэн испытывал странные эмоции от этого заявления, он послушно купил несколько нарядов и спрятал их в мешочке цзянькунь на своем поясе. Он, если подумать, тоже принадлежал Его Высочеству и не было ничего странного, что тот прятал руками Хуа Чэна внутри свои вещи. Следующим утром Хуа Чэна оторвал от дел слуга, посланный учителем. Пусть солнце только взошло над городскими стенами и листья тутового дерева в его свете были окрашены будто не утренним светом, а плавленным золотом, Цзюнь У решил отправиться к семье Хуа Чэна. Хэ Сюань провожал учителя и соученика заинтересованным взглядом, когда они покидали площадь, и завтракающий с ним рядом Ши Цинсюань, поигрывая новым веером, спросил: — Хэ-сюн, а почему ты не пойдешь с Хуа-сюном? Он знаком с твоей семьей, а ты что же? — Он сказал, что нет смысла мне на них глядеть, — опуская взгляд в тарелку, отозвался Хэ Сюань. — Отчего же? Юноша поднял на Ши Цинсюаня глаза. Лицо того было по обыкновению открыто и любопытно, словно у глупого зверька, что не видел пока в своей жизни ничего, кроме мягкого живота матери. Ши Цинсюань вовсе не был идиотом и имел трепетное к чужим чувствам сердце, но душащая забота Ши Уду сделала его несколько наивным. Выражение глаз Хэ Сюаня не изменилось: — А-Чэн сказал, что не стоит мне пачкать глаза видом ублюдочной своры диких собак. Несколько мгновений Ши Цинсюань молчал, а затем неловко рассмеялся: — Зачем ты шутишь, Хэ-сюн, я же серьезно спрашиваю. Не хочешь отвечать — значит так и скажи. Не хорошо это по отношению к Хуа-сюну: все же семья для человека самое главное. Хэ Сюань пожал плечами и вернулся к еде. Се Лянь снова прятался под одеждами Хуа Чэна, высунув лишь край мордочки из-за запаха ханьфу, чтобы взглянуть на прямую спину идущего впереди учителя. Его Высочество даже начал привыкать к подобному положению и уже не считал его, как было в первые разы, неловким. Тепло тела Хуа Чэна и мерное биение его сердца, что звучало глухо и статно, словно неуловимый гул уединенных гор, успокаивали Се Ляня и приводили его в благостное расположение духа. Пусть Цзюнь У, от которого Хуа Чэн отставал на несколько шагов, Его Высочеству не удавалось четко рассмотреть из-за бьющего в глаза солнечного света и качки, он мог наслаждаться видами улиц Царства Людей и царящими тут невероятными смесями запахов. В образе духовного зверя весь мир Се Лянь воспринимал с непривычной для себя высоты. Пусть звуки и образы не сильно отличались от привычных ему, к миру запахов прибавлялись теперь сотни оттенков сил и аур, которые даже человеческое Царство укутывали плотным коконом. Принюхавшись, Се Лянь мог уловить след прошедших тут заклинателей, тип их сил и уровень, а если сильно напрячься — понять и творимые ими техники. Одни пахли затхлым воздухом глиняной хижины, а другие свежим лесом, и невольно обращая внимания на подобные остатки сил, Его Высочество крутил головой, все более выглядывая из-за ворота чужих одежд. Внезапно теплый палец коснулся носа Се Ляня, мягко заталкивая зверька обратно. Он пах тушью, палыми листьями и чистым отзвуком серебра: этот запах Его Высочество особо обожал. — Гэгэ, сиди спокойно, — тихо пожурил Хуа Чэн мягким голосом. — Ты обещал вести себя хорошо, если я позволю пойти с собой. Се Лянь аккуратно прикусил чужой палец и нырнул в складки одежды, махнув пушистым хвостом. Свернувшись клубком у чужой груди, отделенной лишь тонкими нижними одеждами, Его Высочество обеспокоенно прижал лапы к щекам: казалось, те пылают огнем. Сердце Се Ляня заполошно билось, когда он думал с нежностью: «Бесстыдник». Состоятельные господа могли позволить себе неспешно наслаждаться ласкающими уже потерявшую свежесть юности летнюю листву лучами утреннего солнца, но рынок, по которому шли Хуа Чэн и Цзюнь У, кипел в этот час жизнью. У широких ворот, отделяющих торговцев от иных улиц, замерли несколько человек в серой форме заклинателей школы Окна Небес: находясь в столице, заклинатели этой секты не только были близки Императору, но и взяли на себя ответственность за сохранение в городе порядка. Совершенствующиеся в серых, словно дождливое небо, одеждах с косым запахом, стояли тут на каждом перекрестке, следя за простыми людьми. Цзюнь У и Хуа Чэна у ворот рынка они не остановили, посчитав своими и лишь вежливо кивнув, но иных торговцев держали там по полдня, скрупулезно проверяя товар и бумаги. Заклинатели тут стали вторыми чиновниками. Рынок занимал собою несколько широких длинных улиц, и найти тут можно было все, чего жаждет метущаяся душа. Лавки и лотки теснились к краю улицы и торговцы одним товаром располагались рядом. От ворот рынка, место рядом с которыми было самым желанным, шли ряды набитых рулонами прекрасного шелка и грубыми изделиями из конопли прилавки, далее тянулись искусно выделанные ковры и войлочные покрытия для пола, а рядом, в небольшом, но светлом переулке расположились несколько красильных лавок. На вывеске самой большой из них строгим стилем черной тушью было гордо выведено: «Красильная мастерская семьи Чжу». Тонкие колонны подпирали широкую крышу и даже с улицы был виден просторный зал, в котором на резных деревянных подставках выложены образцы окрашенных тканей. Пусть пестрота цветов бросалась в глаза, вся лавка оставалась выдержана в строгом и величественном стиле старой династии. Незнающий человек даже мог бы заподозрить владельца в связи с двором или прекрасном образовании: однако принадлежала мастерская бывшим босякам. У одной из колонн замер слуга в простой одежде, что от скуки пинал мелкие камешки и иногда поглядывал на проходящих мимо людей. Стоило ему заметить Цзюнь У, как юноша почтительно выпрямился, а глаза его засияли восхищением. Низко поклонившись, слуга бросил любопытный взгляд за спину возвышающегося над ним бессмертного мастера, открыв рот для приветствия — и замер. В темных его глазах при взгляде на Хуа Чэна недоумение клубами дыма мешалось с искренним смятением, и Цзюнь У пришлось тихо покашлять, чтобы вывести слугу из неожиданного ступора. — Б-б-бесмертный Мастер! — выпалил он наконец, натягивая на лицо вежливую улыбку. — Мы давно ждем вас и искренне рады почтившему эту скромную лавку Старейшине. Пожалуйста, проходите внутрь, я оповещу о вашем прибытии хозяина! Юноша кричал достаточно громко, чтобы из соседних лавок стали выглядывать работники и хозяева. Такова была участь простых людей: если по каким-то причинам могущественные заклинатели одаривали их своим вниманием, они спешили раструбить об этом на всю округу. Хуа Чэн не был бы удивлен и мгновения, если бы узнал, что задолго до приезда Цзюнь У семья всем соседям раструбила об этом. Стоило признать, что учитель Хуа Чэна действительно невероятно походил на образ из крестьянских сказок. Высокий молодой мужчина, облаченный в сияющие белые одежды с серебряными вставками, он выделялся среди местного сброда словно феникс среди кур. Его спокойное и отрешенное лицо притягивало восхищенные взгляды, а манеры заставляли смотрящих чувствовать себя неотесанными дикарями: и все же даже на этом безупречном лице от крика слуги появилась тень усталости. Цзюнь У вздохнул и вошел в лавку под сотней прикованных к нему глаз, и Хуа Чэн шагнул следом. Внутри лавки тлели в изящных курильницах благовония, но с заднего двора все одно несло сыростью и травами. Подойдя к высокому прилавку, Цзюнь У остановился у него. Следующий за ним шаг в шаг Хуа Чэн безразлично замер рядом, ожидая, пока «хозяин» изволит явиться. Он и правда показался тут же: скрипнула отодвигаемая бамбуковая перегородка и в зал вплыл немолодой мужчина в дорогих одеждах. Он был высок, но жилист, уголки его глаз и губ испещрили оставшиеся от частых улыбок морщинки, а глаза не потеряли еще искрящейся яркости. Простое ханьфу темно-зеленого цвета по подолу было искусно вышито ветвящимися лозами, а рукава его закатаны, будто мужчину оторвали от тяжелой работы. Сухие губы господина Чжу изогнулись в улыбке, когда он, приблизившись, вежливо поклонился: — Старейшина Цзюнь, этот простолюдин счастлив встречать вас в своем скромном жилище. Слава о ваших деяниях и величии дошла даже до наших отдаленных мест: для меня честь иметь счастье познакомиться с таким невероятным человеком. — Господин Чжу слишком вежлив, — ответил Цзюнь У, в приветствии сложив руки у груди. В манерах владельца красильной мастерской не было волнения или излишнего подобострастия: пусть он говорил красивые фразы, по едва уловимому отношению и взгляду черных глаз можно было понять, что господин Чжу считает Бессмертного Старейшину равным себе. Взгляд цепких глаз мужчины скользнул за спину Цзюнь У и остановился на Хуа Чэне. Пусть юноша ощущал лишь интерес и странное волнение от встречи с семьей, с которой он расстался больше восемьсот лет назад, в этот миг он невольно отвел взгляд. Се Лянь под его одеждой завозился. — Сын, — с легкой улыбкой кивнул господин Чжу. Хуа Чэн ответил ему тем же жестом, лишь улыбка вышла чуть кривой: — Отец. — Негоже вести разговоры в дверях, — вновь посмотрев на Цзюнь У, продолжил рассыпаться в ветвистых фразах мужчина. — Бессмертный Мастер, на втором этаже моей лавки приготовлено угощение для вас. Не удостоите ли этого скромного смертного честью отобедать с ним за одним столом? — Конечно, этот учитель не против, — кивнул Цзюнь У. Однако, прежде чем пойти вслед за господином Чжу, из мешочка цзянькунь он легким мановением руки извлек несколько коробок, свертки тканей и изящные шкатулки. Вещи богатой грудой опустились на стойку лавки. — Этот учитель приготовил несколько подарков, — сказал Цзюнь У. — Надеюсь, господин Чжу будет так любезен принять их. — Этот слуга не смеет, — вежливо отозвался мужчина, покачав головой: однако глаза его предвкушающе заблестели. Отведя взгляд от обменивающихся пустыми фразами мужчин, Хуа Чэн обратил внимание на замерших у входа во внешний двор домашних семьи Чжу. Несколько человек, прижавшись к грубому косяку, круглыми глазами рассматривали Хуа Чэна и Цзюнь У, а один из них даже нерешительно помахал юноше рукой. Хуа Чэн не помнил их. Вроде, у него было несколько братьев, но чужие воспоминания в голове неловко расплывались, когда он пытался воссоздать детали. Ведомый интересом, когда старшие двинулись к лестнице на второй этаж, Хуа Чэн бросил: — Учитель, я приду позже. Цзюнь У обратил на юношу безжизненный взгляд своих светлых глаз и кивнул: — Не задерживайся. Стоило старшим скрыться и не желающие прерывать их беседу молодые люди спешно покинули свое убежище. Среди небольшой компании явственнее всего выделялись двое — молодые люди в таких же, как у отца, зеленых одеждах. В чертах их простых лиц легко можно было обнаружить сходство, однако им не досталось ни красоты матери, ни лукавого взгляда отца. Мужчины, волосы которых уже несколько лет были подвязаны, выглядели просто и наивно. Лениво мазнув по ним скучающим взглядом, Хуа Чэн опустил глаза к запаху своих одежд, из которого высунул мордочку Се Лянь. Его Высочество принюхался и в несколько движений оказался на плече Хуа Чэна, любопытно осматриваясь. По пушистому хвосту Се Ляня, который чуть подрагивал, и резким движениям Хуа Чэн понял, что тот невероятно взволнован. Казалось, еще чуть-чуть и белый хорек взберется ему на голову, лишь бы рассмотреть все происходящее вокруг лучше. — Сяоди, — сказал, приблизившись, один из мужчин. Голос его дрогнул, будто ему непривычно было обращаться к Хуа Чэну подобным образом, но в выражении лица он сумел сохранить почти доброжелательную улыбку. — Рад снова видеть тебя. Воспоминания потихоньку стали укладываться в голове Хуа Чэна пластами прелой соломы. Люди перед ним — его старшие братья по отцу, рожденные от другой матери. Пусть их даже слепой издали не посчитал бы Хуа Чэну родственниками, сейчас они не смели пренебрежительно к нему относиться и кидали на его белоснежные одежды взгляды исключительно завистливые. Хуа Чэн неторопливо погладил шею Его Высочества, успокаивая его, и лишь через несколько мгновений вскинул на подошедших взгляд. Кроме них в зале красильной мастерской толпились прочие слуги, в том числе юноша, что ожидал Цзюнь У у входа. Все они осматривали принесенные Бессмертным Старейшиной подарки с благоговейным восторгом, но не решались коснуться их. Вслед за безразличным выражением на лице Хуа Чэна появилась улыбка, которую не отличить было от настоящей. — Дагэ, эргэ. Давно не виделись. — В самом деле, — рассмеялся дагэ. На его лице промелькнуло облегчение, будто до момента, когда Хуа Чэн открыл рот, он считал, что юноша бросится на него с кулаками при первой же возможности. Хуа Чэн не отрицал, что маленький он мог бы так и поступить, но с тех пор для него прошло слишком много времени. Он даже не помнил лиц этих людей и испытывал невероятно странное чувство в душе от мысли, что они связанны с ним кровью. Юноша отвлеченно прикидывал: можно ли наличие кровных родственников тут как-то использовать для поднятия своих сил? Возможно, кроме прочего в архиве школы Окна Небес стоит посмотреть запрещенные техники? Единственный раз Хуа Чэн почувствовал сожаление о том, что совершенствуется по праведному пути. — Как ты жил все эти годы? — спросил эргэ, тоже подойдя на шаг. От дагэ его отличала более коренастая фигура и мелкие запавшие глазки, что смотрели на мир со странным прищуром. Хуа Чэн улыбнулся: — Замечательно. Мой учитель — сильнейший заклинатель, и подле него я не испытывал обид или лишений. — Славно, — кивнул эргэ. Слова Хуа Чэна его не разозлили, но и не обрадовали. Он был давно уже не тем ребенком, что обижал юродивых, но и не обладал великодушием признать свои ошибки и проникнуться к внезапно показавшемуся брату сочувствием. По правде сказать, всем троим решительно не о чем было говорить. — Твой учитель настоящий богач, — махнул рукой дагэ, указывая на стол с подарками. Хуа Чэн считал, что Цзюнь У делает это все лишь для поддержания своей репутации: но вслух этого говорить, конечно же, не стал. Лишь его улыбка стала шире и в уголках изящных глаз, что клубились в обрамлении пушистых ресниц иссиня-черной тьмой, мелькнуло таинственное выражение. — Это мелочь для учителя. Его Высочество потерся головой о щеку Хуа Чэна и тот с удовольствием погладил его. Присутствующее сразу обратили внимание на послушного зверька на плече Хуа Чэна, но лишь сейчас у них появилась возможность удовлетворить свой интерес. Глаза слуг заблестели от вида Его Высочества, а эргэ спросил: — Это твой питомец? — Скорее партнер, — поглаживая Се Ляня, ответил Хуа Чэн. Эргэ кивнул: — Вот как… Не помню, чтобы у тебя были животные раньше. Разве тебе они нравились? Хуа Чэн поднял на брата взгляд и невольно поразился: как у кого-то настолько находчивого и изощренного, как его отец, мог появиться такой бестолковый сын. Юноша мог бы подумать, что его фраза — скрытая шутка, но эргэ глядел в ответ открыто и наивно, будто сам не понимал, что сказал. От первой жены у господина Чжу было два сына, приходящиеся друг другу погодками. Первая жена была родом из не очень богатого, но старого рода, держащего несколько лавок в городе и слыла достойной и преданной молодой госпожой, пока проклявшие ее судьбу небожители не свели ее с господином Чжу. Тот происходил из обедневшей семьи, не имеющей ни собственности, ни заслуг, но смог сдружиться со старшими родственниками своей первой жены и добиться брака с ней. Некоторое время семья жила мирно, преумножая дело фамилии новоявленной госпожи Чжу, а затем ее муж связался где-то с такой же безродной, как и он, варваркой. Варварка не имела семьи в столице и выживала танцуя и давая представления на улицах, но ее пленительная красота за единственную встречу сковала душу и сердце господина Чжу, и после года тайных встреч он пожелал объявить ее своей второй женой. Против этого, однако, выступила семья жены первой. Пусть для благородного господина в порядке вещей было иметь двух жен и трех наложниц, господин Чжу без поддержки родственников был лишь безродным босяком и вынужден был слушаться их наставлений. Первая его жена не желала видеть под своей крышей соперницу, потому разругалась с мужем и выставила его из дома, решив своими силами растить малолетних детей. Господин Чжу лишился положения и достатка, однако все равно этому выбрал новую молодую супругу. Пусть у них не было никогда пышного бракосочетания, господин Чжу и варварка жили в мире друг другом и через время у них появился сын. Его детским именем стало Хун, как алое пламя божественного феникса, но обернулся он демоническим огнем, что испепелил все, его окружающее. — Это духовный зверь, — сказал Хуа Чэн, смотря прямо на брата. Тот неловко засмеялся: — В самом деле? Ну, мы люди простые, в таком не разбираемся… Да и местные заклинатели рассказывают, что духовные звери сплошь грозные волки и тигры. Как подобное узнать в такой крохе? — Боюсь, братья из школы Окна Небес не пустили бы меня в город, приди я сюда с огромным зверем, — улыбнулся в ответ Хуа Чэн. Более молодым людям говорить было не о чем и, бросив еще несколько пустых фраз, Хуа Чэн отправился наверх. У дверей отдельной комнаты, в которой устроили пир для Бессмертного Старейшины, он остановился, чтобы спрятать вновь за пазухой Его Высочество. Тот игриво оббежал несколько раз по плечам Хуа Чэна его шею, лаская подбородок и щеки мягким мехом, а затем скрылся вновь у груди юноши. Через тонкую дверь Хуа Чэн слышал голоса: — Спасибо, что заботились все эти годы о моем сыне, — говорил господин Чжу, посмеиваясь. — Лишь вашими заботами он превратился в достойного человека. — Что вы, господин, — отозвался Цзюнь У. — Это мне стоит благодарить вас за хороший саженец, растить и передать свое наследие которому лишь благо. Варварка тяжело заболела после появления ребенка и за несколько лет из цветущей молодой девушки превратилась в обтянутый сухой кожей скелет, что не мог уже называться человеком. Пусть сама она до последнего противилась этому, окружающие твердили лишь одно — это Небеса наказали ее демоническим плодом за попрание законов неба и земли. Несмотря на слабость матери, ребенок родился невероятно сильным и обладающим отменным здоровьем, настолько, что его можно было не кормить три дня — и он оставался таким же шустрым и злобным: не иначе высосал все силы матери! Господину Чжу говорили, что прибывшая из чужих далеких земель варварка, возможно, и вовсе нагуляла сына от какой-то темной твари и уговаривали его бросить обоих, но какое-то время мужчина упрямо возражал. Он даже уговорил первую свою жену пустить в родовое поместье варварку и ее сына: после чего в течение года отправилась к персиковому источнику и она, и ее престарелые родители. Варварка пережила их лишь на короткое студеное лето и уже к зиме господин Чжу остался с малолетними детьми и в обмельчавшем хозяйстве один. Он, однако, не стал долго предаваться горю. На основании оставленных родителями первой жены средств он основал собственное дело, укрепил его и открыл ставшую известной в этом районе города лавку, часть средств отправляя на помощь обездоленным и нищим. Господин Чжу женился в третий раз и заимел от новой жены любимого ребенка, но не забывал и о других детях, дав им достойное образование и обучив своему делу. Даже отмеченного порочной звездой разрушения третьего сына он не стал по советам колдунов и монахов самолично умерщвлять — лишь надеясь, что от безразличия и побоев он сдохнет где-нибудь сам. Легко постучав, Хуа Чэн не стал дожидаться разрешения, чтобы войти и занять место рядом с учителем. Блюда на широком столе изобиловали редкостями, что можно отыскать только в столице и юноша с удовольствием придвинул к себе пиалу и взял палочки, не желая упускать возможность набить брюхо за чужой счет и напоминая сам себе этим бесстыдным поведение Хэ Сюаня. Лишь став вновь живым, Хуа Чэн понял прелесть возможности наесться, не приложив к этому и медяка. Произошедшее в его семье здесь не слишком отличалось от случившегося в другом мире. Тут, однако, не было сиятельного Его Высочества Наследного Принца и Хуа Чэн, в какой-то момент решив уйти из города и покончить с этим, наткнулся на заклинателей. Они показались ему нахальными и лживыми ублюдками, но были достаточно сильны, чтобы не дать обидеть себя, и мальчик решил попробовать. Со временем, однако, все испытанные злость и унижение стали казаться надуманными и заслуженными, потому, когда адепт Хуа «познакомился» с Градоначальником в душе его было лишь одно — пустота. Почуяв еду, Его Высочество аккуратно высунул из одежд Хуа Чэна мордочку. Цзюнь У сидел с другой от юноши стороны и не мог заметить показавшийся из запаха чужих одежд розовый нос, поэтому Хуа Чэн без стеснения взял несколько кусочков особенно понравившегося ему цыпленка гунбао и дал Се Ляню попробовать. Под одеждой тот благодарно потерся головой о грудь юноши. Ни одному из присутствующих старших Хуа Чэн был не интересен, потому, быстро обсудив его успехи, они переключились на другие темы. Юноша, однако, таким поворотом был совсем не опечален и спокойно ел, иногда подкармливая так же и Его Высочество. Через окно он видел шумную улицу, жизнь на которой не думала останавливаться от какой-то старой, давно всем забывшейся истории, каких на земле было неисчислимое множество. В голове Хуа Чэна не было связных мыслей, лишь неверные образы, что сменяли друг друга, словно размытые дождем масленые картины. Юноша отвлеченно думал, что ракурс с его места выбран очень удачно, чтобы запечатлеть базарную жизнь, но цвета слишком яркие — ему все же по душе был более полумрак Царства Демонов. Через время старшие засобирались на прогулку. После сытной трапезы господин Чжу предложил Цзюнь У прогуляться по располагающейся неподалеку набережной и тот неожиданно согласился. Смотря на это, Хуа Чэн в который раз думал, чем всех окружающих, что первую жену, что последующих, господин Чжу так привлекает. По мнению юноши он был лицемерным и злобным стариком, и даже от встречи с ним взглядом становилось противно. К счастью, Хуа Чэну не пришлось участвовать в этой прогулке. Едва он спустился со второго этажа, как, извинившись, его в сторону, выглядя крайне взволнованным, отвел дагэ.