Несколько кошек и несколько лян

Его Высочество являлся абсолютно очаровательным ребенком с большими светлыми глазами, широкой улыбкой и звонким голосом — но иным он казался совершенно невыносимым. В бегущих воспоминания следующих дней Хуа Чэн наблюдал, как юный Се Лянь, не знавший пока в своей короткой жизни отказов и лишений, изводил и Наставника, и его неказистых помощников, и неясно как попавшего в эту компанию Цзюнь У. Если Его Высочество хотел идти направо, то никто из окружающих его взрослых не заставил бы его идти налево, не сколько из-за капризности Се Ляня, сколько из почтения его царственным родителям. Его Высочество не устраивал сцен и не плакал, но каждый раз, когда его хотели ограничить в чем-то, широко открывал свои прекрасные глаза, чистые, словно медовые воды горного источника, и с выражением искреннего непонимания повторял свою просьбу или вопрос, будто всем своим юным сердцем считал, что взрослые его лишь не поняли. Только Мэй Няньцин имел на Се Ляня какое-то влияние, остальные поджимали губы и затыкали рты, следуя каждому его желанию. Мэй Няньцину, на самом деле, повезло, что Его юное Высочество искренне увлечен был тренировками фехтования и готов уделять им большую часть свободного от игр времени, потому как в ином случае никто не посмел заставить бы его прикоснуться к клинку. Как никто не мог помешать ему раз за разом сбегать из-под чахлого присмотра своих нянек к поляне, на которой тренировался Цзюнь У. Пусть он не называл Мэй Няньница учителем, а тот не принимал его, как ученика, духовный зверь усердно передавал собственные знания молодому совершенствующемуся, а тот впитывал их, подобно иссушенной засухой земле — если Его Высочество позволял. Тогда же, когда Се Лянь хотел играть рядом, разбираться с Наставником или говорить с новообретенным «гэгэ», окружающим его людям и зверям, в своей беспредельной мудрости понятия не имевшим, как общаться с ребенком, приходилось лишь молча следовать детским капризам, что Хуа Чэн считал совершенно очаровательными. Безжалостно прервав очередную тренировку, Его Высочество некоторое время занимался с Мэй Няньцином, а затем, когда он отошел, любопытный взгляд янтарных глаз скользнул к Цзюнь У. Юноша предпочел сделать вид, что не замечает ничего вокруг. — У-гэгэ, что ты делаешь? — спросил Се Лянь, приближаясь и усаживаясь на корточки рядом с замершим в позе лотоса заклинателем. Его Высочество был облачен в светлые одежды с красными вставками и вышитым золотом поясом, а его волосы, успевшие сейчас выросли лишь до плеч, были подвязаны на макушке белой лентой. — Тренирую духовную технику, — коротко ответил Цзюнь У. Его Высочество вновь спросил: — Зачем? Цзюнь У приоткрыл один глаз, в светлом омуте которого скользнуло, словно случайная волна, раздражение. Голос его, однако, остался ровным: — Лишь демоны, подобные Вашему Высочеству, могут управлять своими силами практически не прикладывая к этому стараний. Заклинателям из людей же приходится много трудиться и укреплять свои навыки, чтобы достичь высот в совершенствовании и увеличить собственные силы. Его Высочество серьезно покивал, но по вскинутым бровям и чуть отрешенному взгляду янтарных глаз Хуа Чэн понял, что он не осознал ни слова. Это не было странно для ребенка его возраста и, как и ожидалось, через время Се Лянь спросил: — Зачем повышать свои силы? Цзюнь У возмущенно выдохнул, хотел что-то сказать — но быстро закрыл рот. На вид ему было не больше двадцати лет и сейчас он не мог мастерски скрывать свои истинные чувства и играть словами словно стеклянными шариками, под свои нужды извращая любое. Наивная простота слов ребенка раздражала и путала его, хотя кроме этого его недовольство Се Лянем было вызвано и иным. Юноша хмыкнул. — Конечно, Вашему сиятельному Высочеству не понять. Что способности, что Наставник и место тренировок вам даны были родителями по первому требованию. Не найдя в чужих словах ошибки, Се Лянь радостно кивнул: — Так и есть, потому что матушка и отец любят Лянь-эра! Цзюнь У оставалось лишь захлопнуть рот и попытаться вернуться к совершенствованию. По его поведению было видно, что он не хочет опускаться до спора с ребенком, но не может и проигнорировать его исполненные наивной верой в легкость и веселье мира слова. В своей жизни этот беззаботный отпрыск императорской семьи в дорогих одеждах не испытывал ни нужд, ни лишений, и полагал, что все вокруг исключительно любят и уважают его скромную персону. Ему не приходилось терять что-то, чувствовать собственное бессилие и страдать — и для мелочной души, пережившей подобные лишения, это казалось ужасно несправедливым. Се Лянь вовсе не обращал внимание на чужое недовольство собой. Выращенный в безусловной любви и заботе всех вокруг, он даже если и чувствовал, что направленные на его эмоции человека как-то отличаются от привычных маленькому Высочеству, не мог осознать, что они значат. Потому через время снова беспечно спросил: — У-гэгэ, — подняв взгляд на едва заметные всполохи духовной энергии, что окружали заклинателя, Се Лянь едва заметно нахмурился. — Что ты делаешь с ци? — Тренирую технику, — неохотно отозвался Цзюнь У. На земле рядом с ним лежал раскрытый свиток, к которому Се Лянь тут же потянул испачканные землей пальцы, но Цзюнь У успел перехватить его и отвести руку так, чтобы Его Высочество не достал. — Это слишком сильная для Вашего Высочества техника. — Лянь-эр хочет посмотреть, — сказал Се Лянь и тут же любопытно уточнил. — Что делает эта техника? — Открывает сознание и расширяет духовное виденье заклинателя, позволяя в пике своего использования даже понять чужие эмоции и мысли. Однако Вашему Высочеству смотреть ее еще слишком рано. На лице Се Лянь появилось искренне непонимание и он с нажимом повторил, протянув руку: — Лянь-эр хочет посмотреть. Цзюнь У скривился. — Вы понимаете слово «нет»? По взгляду Его Высочество было ясно, что он не понимал. Цзюнь У мог отказать ему резче и попробовать объяснить — но за собственным раздражением он тоже побаивался Се Ляня. Не его венценосных родителей или особенной силы, а неизвестности, что лежала за категоричным отказом. На лице юноши будто было написано крупными иероглифами: что будет, если эта раздражающая мелочь вдруг закатит истерику? Выйдут ли его силы из-под контроля? Нажалуется ли он после родителям и Наставнику? Выгонят ли за оскорбление особы императорских кровей самого Цзюнь У из этой мирной долины, где он впервые за долгое время получил возможность по-настоящему развить свои силы?.. Юноша не решался рисковать. Его Высочество выглядел милым и податливым, но за мягким характером невозможно было угадать, как он поведет себя дальше. Цзюнь У было достаточно испытанного шока, когда Наставник, знакомя его с выглядящим хрупким и нежным Его Высочеством, сказал, что в свои неполные пять лет тот всего на несколько уровней по навыкам владения мечом отстает от самого заклинателя. Юноша решил действовать хитростью. Отведя глаза за спину Его Высочества, он удивленно вскинул брови: — О, разве там не белка в траве? — Где? — тут же обернулся Се Лянь, забыв и о заклинателе, и о взволновавшей его технике. Переключить внимание такого малыша было невероятно легко и, действительно заметив шевеление в кустах, опоясывающих поляну, Его Высочество радостно бросился на поиски несуществующего животного. Цзюнь У облеченно выдохнул. Он продолжил тренировку. Ци вокруг его тела клубилась нитями и волнами, но, словно опасаясь чего-то, не решалась раскинуться вокруг невесомой сетью, а спутанными нитями вилась рядом. Раз за разом Цзюнь У возвращал ци обратно в тело и источал вновь, но как он ни старался, шорохи и копошения рядом лишь отвлекали, не позволяя сосредоточиться на море ци. Вскоре к заклинателю приблизился Се Лянь и потянул его за угол одежд. — У-гэгэ, — позвал Его Высочество. Несколько мгновение Цзюнь У игнорировал его, а затем открыл глаза и выдохнул: — Что Вашему Выс… Однако закончить фразу юноша не смог, потому как вздрогнул всем телом и отшатнулся от Се Ляня и толстой змеи, что покорно висела в его руках. Хвост красноватой гадюки подергивался, а изо рта с тихим шипением показывался язык, но змея не пыталась напасть на кого-то. В ее огненных глазах Хуа Чэн будто видел обреченную печаль. — Брось это! — возмутился Цзюнь У, смутившись своей реакции и приняв вновь благопристойную позу: лишь на несколько цуней отодвинувшись от Его Высочества. — Родители не учили вас не трогать всякую гадость? — Это только змея, — крайне довольный произведенным эффектом, рассмеялся Его Высочество. — У-гэгэ не нужно бояться, я сказал ей не кусать пока никого. Се Лянь ласково, будто свое сокровище, погладил змею по понуро опущенной голове. Цзюнь У только раздраженно выдохнул. В окружении изумрудной листвы молодых деревьев его светлые одежды казались белоснежными, а выражение лица, когда он не кривил его в недовольстве — возвышенным и праведным. Яркое солнце кляксами красило волосы и лица молодых людей и в его чистом свете время будто замерло в маленькой тихой долине, недвижимое тревогами и печалями. Юный Его Высочество выглядел беззаботным и счастливым — каким и полагается быть ребенку. Хуа Чэн с удовольствием наблюдал за его мелкими повседневными делами, обучением и играми, однако в глубине души юноши зрела ядовитым плодом тревога от осознания — что-то должно произойти. Не было понятно, когда силы Се Ляня пробудились, но теперь он пользовался ими без каких-либо сложностей, мог ограничивать себя и контролировать. Будучи хорошим ребенком, он не использовал способности на людях, несколько высокомерно, но трепетно относился к окружающим его существам и, по мнению Хуа Чэна, был самым милым и обаятельным ребенком из возможных. Момента, что превратит этого чудесного юного принца в цзинши с печатью на лбу, Хуа Чэн ждал с болезненным трепетом. Утро ничем не отличалось от иных, подобных ему. После завтрака Его Высочество и Цзюнь У, что жил милостью Мэй Няньцина в поместье, получили от Наставника задания по тренировкам и удалились делать их: Се Лянь в компании Мэй Няньцина, Цзюнь У — в одиночестве. Наставника Его Высочества нельзя было назвать безответственным духовным зверем, но иногда он будто, забывая о всех событиях прошлых дней, начинал надеяться на сознательность и благоразумие Се Ляня и следил за ним менее, чем следовало. Так, наказав юному Высочеству медитировать, Мэй Няньцин некоторое время наблюдал за ним, а затем пришедший Би Си, без интереса наблюдающий за происходящим, задумчиво сказал: — Может, пока Его Высочество медитирует, сыграем партию? Глаза Мэй Няньцина заинтересованно скользнули к другу, но голос не дрогнул. — Нет, — отозвался он. — Мне нужно направлять Его Высочество. — А по мне он и сам неплохо справляется, — заметил Би Си. Его лицо выражало беззаботность, но и скуку: духовные звери прибыли сюда лишь вслед за Мэй Няньцином и не имели хоть каких-то обязанностей, потому большую часть своих дней проводили в беспечной лени. Они играли с Его Высочеством, валялись на траве, удили рыбу или вытаскивали из Цзюнь У рассказы о быте в Царстве Людей. Жили легкой жизнью беззаботных птиц. — Пусть так, но как наставник я должен… — начал было Мэй Няньцин, но Би Си, махнув рукой, устало прервал его: — Я понял, понял, дагэ не нужно снова заводить эту песню, — перья на голове зверя возмущенно дернулись, но тут же легли вновь в подобие гладкой прически. — Мы с Я Цзы хотели поставить духовные техники на кон, но раз дагэ против одной жалкой партии — сыграем вдвоем. — Если только одну партию… — протянул Мэй Няньцин, задумчиво глядя на спокойно сидящего Се Ляня. Тут же Наставник строгим тоном оправдал себя: — Я не могу позволить вам бессмысленно разбрасываться техниками и обязан сохранить их под своей защитой. В таком случае я просто обязан сыграть. — Верно-верно, дагэ правильно говорит! — довольно защебетал Би Си и двое безответственных взрослых тихо покинули внутренний двор резиденции, уверенно обсуждая, что Его Высочество достаточно сознательный юноша для того, чтобы время, пока его Наставник занят, провести в медитации. Его Высочество был только ребенком и почти сразу открыл чуть сонные глаза. Под присмотром Наставника он еще мог погружаться в собственное море ци, чтобы работать с духовными силами, но будучи крайне активным молодым господином, сам он не стал бы так скучно проводить свое время. К чести Се Ляня, оглядевшись и не заметив Наставника, он вновь закрыл глаза и попытался продолжить тренировку. Однако очень скоро нога Его Высочества стала подергиваться в такт возникшей в его голове мелодии, голова невольно поворачивалась к звукам пения спрятавшихся в высоких кронах деревьев птиц, а губы поцеловала нежная улыбка от солнечных лучей, что щекотали лицо мальчика теплыми пальцами. Открыв глаза, Се Лянь почесал нос, а после поднялся, отправившись на поиски Наставника. Тот в компании друзей сидел в открытой летней комнате и азартно играл в карты: на появление Его Высочества он не обратил и доли внимания, а на его сообщение об окончании тренировки и просьбе погулять по округе и вовсе лишь махнул рукой. Духовные звери рядом выглядели менее погруженными в игру, и Цинь Ню даже строго сказал Се Ляню, что он не должен отходить далеко — но прерываться никто не стал. Его Высочество покивал и покинул резиденцию. Легким шагом по привычной тропе Се Лянь направился к пещере у края долины. По пути он рассматривал цветы и насекомых, поймал несколько бабочек, но быстро отпустил их, что-то умильно напевая себе под нос. Очень скоро на поляне перед ним показался Цзюнь У. — У-гэгэ! — воскликнул Его Высочество и, пусть заклинатель был еще далеко, Хуа Чэн явственно услышал его тяжелый выдох. На этот раз Цзюнь У не медитировал: усевшись на земле, он разложил вокруг себя множество свитков и книг и увлеченно перебирал их. В приподнятых тонких бровях юноши до появления Се Ляня сквозило искреннее довольство. У Его Высочества же, что увидел перед собой все эти интересные, пропитанные ци штуки, заблестели глаза. Он любопытно спросил: — Что У-гэгэ делает? Присев на корточки рядом, Се Лянь принялся рассматривать записи вокруг заклинателя. Некоторые из них он мог понять, другие были написаны путанно и сложно, но изобиловали картинками и схемами — смотреть на все это было действительно интересно. В записях Хуа Чэн отмечал знакомые слова и термины: кажется, в чужом воспоминании перед ним раскинулись сейчас зачатки знаменитой коллекции Цзюнь У. Заклинатель очень быстро подтвердил догадки юноши: — Записи о методиках Пути и иные техники. Их становится больше и мне нужно систематизировать все, чтобы не потерять что-то важное. — Что важное тут есть? — вновь с чарующей непосредственностью спросил Се Лянь. Говоря о своем увлечении Цзюнь У явно становился мягче и словоохотливее, потому пояснил: — Много чего. Техники связанные с мечом, с луком, есть даже с алебардой… Или вот, — заклинатель поднял потрепанного вида свиток и гордо продемонстрировал Его Высочеству. — Это методика, описывающая Путь отказа от шести чувств и семи страстей. Следующий по нему совершенствующийся должен не только смирить свои чувства, но и сознательно отказаться от большей части органов, чтобы сосредоточиться лишь на внутреннем развитии. Пусть Се Лянь был пока лишь ребенком, не ведавшим мир и его тяготы, даже ему были очевидны проблемы этого Пути. После мгновения размышлений, на лице Его Высочества появилось выражение сочувствия, будто он смотрел сейчас не на заклинателя, чья коллекция в будущем станет объектом мечт большей части общества совершенствующихся, а на глупого щенка, радостно катающегося в грязи. — Зачем У-гэгэ… это? — с искренней жалостью спросил Се Лянь. Уязвленный его выражением Цзюнь У с раздражением отложил свиток и едко ответил: — Ваше Высочество еще слишком мал, чтобы понять ценность знаний. Пока вам не придется добывать их потом и кровью, вы не разглядите в попавшем вам в руки камне драгоценность. Се Лянь покивал, принимая это объяснение: пусть в глазах его все еще были сомнения и сочувствие. С высоты своего положения Его Высочество будто милосердно соглашался, что мусор, подобный этому Пути, если кому-то хочется можно называть сокровищем. Не раздумывая о нем долго, Се Лянь тоже сел на землю и взял один из свитков, любопытно разворачивая его. Цзюнь У тут же попытался забрать записи: — Я уже говорил, что Вашему Высочеству еще рано смотреть это. Однако Се Лянь неожиданно вытянул руку в сторону, ровно так, как несколько дней назад делал сам Цзюнь У, мешая ему забрать свиток. Хихикнув растерянному выражению, что на миг появилось на лице заклинателя, Се Лянь пояснил: — Лянь-эр хочет посмотреть. Цзюнь У нахмурился: — Я уже говорил вам, что нельзя. Это были пустые слова для Его Высочества. В притворном, как стало казаться Хуа Чэну, непонимании он шире открыл свои огромные глаза и повторил: — Лянь-эр просто посмотрит. Заклинателю рядом оставалось лишь взмахнуть руками и язвительно ответить: — Раз Его Высочество лучше прочих знает, что он должен делать, как может этот скромный адепт что-то ему запрещать? Поступайте как знаете. Се Лянь с довольным выражением раскрыл свиток, начиная вчитываться в изложенный простой каллиграфией текст. На миг на лице Цзюнь У появилось даже что-то вроде облегчения: он подумал, что если Его Высочество успокоится и даст ему спокойно совершенствоваться, то он не против показать ему некоторые трактаты. В любом случае у Се Ляня было пока слишком мало сил, чтобы правильно их применить. Глубоко вздохнув, Цзюнь У вернулся к собственным записям, перебирая и сортируя их по формам и методам, но очень скоро Его Высочество, подсев ближе, вновь потянул его за одежду. — У-гэгэ, — сказал Се Лянь и, дождавшись, когда к нему обратят усталый взгляд, указал на строчку в трактате. — Лянь-эр не понимает здесь. Его Высочество не спрашивал и не просил помощи, но в совершенно очаровательной манере сообщал, что возникла проблема и Цзюнь У, как старшему и более опытному, требовалось ее решить. Сложность Се Ляня в его представлении была общей сложностью. Несколько мгновений заклинатель смотрел в огромные глаза этого бесстыжего избалованного ребенка, но, переборов себя, все же опустил взгляд в свиток. Ровным тоном он прочел: — «Оставляя вещи и отходя от форм, приходишь к состоянию, когда как будто ничего не имеешь. Отбрасывая мудрствование и забывая сознаваемое, приходишь к состоянию, когда как будто невежествен», — Цзюнь У на миг бросил взгляд на ребенка рядом с собой и куда дружелюбнее пояснил: — Этот отрывок говорит, что следует циркулировать ци не внутрь, а во внешнюю среду для совершения техники. Дальше описываются приемы. «Как облака укрывают землю утром, и скрываются за горизонтом днем», — от сердца к легким; «Как небесные воды впитываются в почву и попадают в океан», — от моря ци… — К легким через сердечный меридиан, Лянь-эр понял, не подсказывай больше, — быстро прервал Цзюнь У Его Высочество, с интересом далее вчитываясь в руководство. Сидя в позе лотоса он покачивал головой, будто слыша далекую мелодию, но взгляд его сосредоточено и бегло скользил по ровным строкам. Цзюнь У выпрямился и все же поучительно добавил: — Для выполнения этой техники необходимо вливать огромное количество ци. — У Лянь-эр много ци, — простодушно отозвался Се Лянь, не отрывая взгляда от записей. Цзюнь У только хмыкнул. Он бы хотел, чтобы на его глазах что-то у юного принца не получилось: может, это сбило бы с него хоть часть самодовольства. Однако и мелочно вмешиваться в чужое совершенствование Цзюнь У не хотел, потому предпочел отвести взгляд и вернуться к своим делам. Через время, требуемое для сжигания палочки благовоний, Его Высочество отложил свиток и, сев в благопристойную позу со сложенными у низа живота руками, попытался повторить только что прочитанное. Ци вокруг него кружилась неровно и дергано: Се Ляню не хватало умений, чтобы все же справиться с техникой. Немного понаблюдав за его попытками, Цзюнь У тихо ухмыльнулся и отвернулся в куда более приятном расположении духа. Неудача первых попыток, однако, не расстроила и не смутила Его Высочество. Едва заметно нахмурив тонкие брови, он пробовал раз за разом, сосредотачиваясь и иногда шумно выдыхая от усилия. От движения энергии в теле Се Ляня его щеки покрылись персиковым румянцем, а дыхание чуть сбилось, но и так Его Высочество выглядел невероятно благородно и праведно — куда праведнее своего случайного учителя. Через время, однако, Хуа Чэн, вдруг очнувшись от бесстыдного любования, почувствовал неладное. У Его Высочества получалось. Теплые потоки ци окутывали его тело плотным коконом, а выражение лица стало отрешенным и холодным, будто он погрузился в глубокую медитацию. Сидящий совсем рядом с ним Цзюнь У ничего не замечал. Это, однако, было неправильно. Многие необычные техники, что были разбросаны пыльными алмазами по всему миру, скрывались от молодых совершенствующихся не из-за требуемого запаса ци или жадности, а ради их же защиты. Сложные методы совершенствования были опасны тем, что требовали полного контроля заклинателя над своим разумом, чистоты мыслей и осознанности стремлений — могло ли хоть что-то из этого быть у непоседливого и озорного ребенка? Хуа Чэн, чувствуя, как холодеет сердце, наблюдал, как тонкая сеть сил разрастается вокруг Се Ляня, едва уловимыми объятьями накрывая все вокруг. Цзюнь У лишь повел плечами, когда сеть коснулась его, а вскоре серебряная паутина накрыла поляну и скрылась за верхушками леса, продолжая расти. Пока Его Высочеству удавалось удерживать контроль, но Хуа Чэн понимал, что это не продлится долго. В один миг едва заметная сеть слабо вспыхнула и пропала. Се Лянь тихо вскрикнул. Очнувшись от медитации, он завалился на бок, но не потерял сознание, а схватился за голову и болезненно наморщился, словно мысли приносили ему нестерпимую боль. Сквозь плотно зажмуренные глаза на пушистых ресницах Хуа Чэн заметил отблеск слез. Наконец оторвавшись от записей, Цзюнь У обернулся и приподнял бровь: — Что с вами? Однако Се Лянь не отвечал, продолжая сжиматься на земле словно от острой боли. За миг осознав, что что-то не так, Цзюнь У побледнел и потянулся к Его Высочеству: — Ваше Высочество? Что случилось? Однако прежде, чем рука заклинателя успела коснуться его, Се Лянь неожиданно выкрикнул: — Не трожь! Цзюнь У действительно замер, но не от резкого тона, а от сил, что нес в себе полный растерянности и боли голос. Его Высочество продолжал: — Н-не могу… Не могу перестать слышать!.. — Что слышать? — в конец растерялся Цзюнь У, но, не дав ему договорить, Се Лянь вдруг выкрикнул: — Хватит! Уйди! Уходи отсюда! Резко поднявшись, заклинатель послушно сделал несколько торопливых шагов в сторону от полянки. Хуа Чэн уже видел силу Его Высочества, но этот раз не был похож на прочие: под действием чар лицо Цзюнь У приобрело болезненный серый оттенок, а челюсти стиснулись так, что слышно было, как скрипят зубы. Лишь отойдя от Се Ляня, он сделал несколько резких вдохов и в его глазах появилось искреннее беспокойство. Но не только он оказался подвержен силам Его Высочества: пораженные ими, с поляны на глазах Хуа Чэна шустро бежали мелкие грызуны и насекомые, взмывали с ближайших деревьев птицы, спеша так, словно от этого зависит их жизнь. Пусть это было лишь воспоминание, но Хуа Чэн чувствовал, как напитался духовными силами воздух, став тяжелым и душным — и в центре почти осязаемой воздушной воронки корчился от боли Се Лянь. Цзюнь У не знал, что делать, но, к его счастью, очень скоро к поляне прибежал Мэй Няньцин и его помощники. Все они выглядели запыхавшимися и тревожными. Быстро оглядевшись вокруг, Мэй Няньцин хотел тут же броситься к Се Ляню, но он снова яростно повторил: — Прочь! Не приближайтесь! Наставник растерянно замер: — Что здесь случилось? — пробормотал он и тут же обратился к единственному свидетелю событий: — Что произошло? На краткий миг Цзюнь У отвел взгляд, а затем ровно ответил: — Я не знаю. Его Высочество как обычно играл рядом, но вдруг начал вести себя… так. Мэй Няньцин был слишком встревожен, чтобы заметить очевидную ложь в словах своего воспитанника. Кроме того, у него не было повода сомневаться в чужом рассказе и, оставив иные вопросы, он сосредоточился на том, как помочь Се Ляню. Казалось, с каждым мгновением ему становится все хуже. Если раньше он, схватившись за голову, сворачивался клубком, то теперь, не имея сил сдерживаться, катался по земле, тонко стеная. От подобного вида Хуа Чэну казалось, будто острые, словно лезвие бритвы когти рвут его сердце, но он не смел отводить взгляд. Иногда Его Высочество выкрикивал отдельные слова или невразумительные фразы, что тут же становились приказами, но сложно было понять, что все же доставляет ему подобные страдания. Чтобы приблизиться к Се Ляню и прикрепить ему на лоб заветный талисман, Мэй Няньцину, его помощникам и Цзюнь У пришлось некоторое время кружить вокруг Его Высочества, пытаясь к нему подобраться. Когда же печать была наложена все облеченно выдохнули — но только на миг, потому как Наставник тут же принялся раздавать поручения. Пусть лишь сейчас он получил шанс коснуться Се Ляня, Мэй Няньцин был достаточно умен, чтобы, наблюдая за ним, попытаться понять причину подобного поведения — и то, что Наставнику это не удалось, ощутимо тревожило его. Размашистые жесты Мэй Няньцина стали еще резче: он сам поднял измученного Его Высочество с земли и понес его в сторону резиденции — что происходило далее, Хуа Чэн уже знал. Воспоминание закончилось и юноша остался один посреди гротескно залитой солнечным светом поляны. Сотни вопросов крутились в его голове, тысячи проклятий и увещеваний, но, на время отринув это все, Хуа Чэн огляделся. Идя в Царство Снов он думал, что сможет вновь пересечься с таинственным голосом, но тот не показался за все проведенное тут Хуа Чэном время и юноша решительно не знал, как должен с ним связаться. Позвать? Применить какую-нибудь технику? Или он обязательно должен быть в опасности, чтобы хозяин голоса снизошел до скромного заклинателя? Хуа Чэн так и не успел найти ответ. В светлом лесу он вдруг почувствовал аромат стылой ночи и сырости лотосового пруда, а тело стало наливаться тяжестью. Пора было просыпаться.