Несколько кошек и несколько лян

Хуа Чэн успел лишь почувствовать запах тумана: резкий и едкий, будто от стухшей в темной комнате еды. На миг эта вонь заполнила голову молодого человека, не оставив там места для мыслей, а после вдруг свежий воздух ворвался в легкие — Хуа Чэн резко глубоко вздохнул и сел. Сразу плечи ледяными пальцами обняла стылая прохлада, словно из середины лета юноша оказался в мерзлом осеннем дне. Он неловко повел плечами, рассматривая алый цвет, что подступал, словно волны, со всех сторон. Юноша сидел на полу в богато украшенной комнате. Стены были обиты темным деревом, пол устлан переливающимся зеленоватыми искрами нефритом, а тонкие столбы, поддерживающие балки высокой крыши, обвивали искусно вырезанные из дерева драконы, что злобно скалили на гостей пасти и щурили инкрустированные кровавыми рубинами глаза. У стен на мраморных возвышениях замерли предметы искусства и редкие диковинки, а меж ними висело несколько каллиграфий: несмотря на яркость чернил и плотность бумаги, написаны они были почерком столь отвратительным, что, казалось, кто-то лишь по ошибке уронил на лист писчую кисть. Однако что надписи, что мрачный, но не лишенный особого изящества интерьер, были смутно знакомы Хуа Чэну, будто он здесь уже бывал. Юноша медленно поднялся, думая оглядеться. Пусть мысли путались в голове, он четко помнил, как Му Цин дыхнул ему в лицо ядовитым туманом. Хуа Чэн, вероятно, лишился сознания. Было ли это место Царством Снов? Или лишь очередным забытым воспоминанием? Сможет ли тут Хуа Чэн вновь услышать странный голос? Несмотря на то, что юноша давно думал об этом, сейчас он испытал лишь раздражение. Сучий Му Цин выбрал отвратительное время, чтобы лишить Хуа Чэна сознания, у того сейчас совсем не было желания разбираться с тревожащими его вопросами. Его Высочество все еще с Таньлан-цзюнем и кто знает, что ему приходится переживать сейчас. У Хуа Чэна решительно не было времени торчать тут. Едва юноша решил так и лицо его приобрело жесткое выражение, сзади раздался мерный стук каблуков: глубокий, словно треск породы в темной пещере. Если мгновение назад Хуа Чэн был уверен, что находится здесь один, то теперь явственно он ощущал за своей спиной чужое присутствие — пугающее и давящее. Сжав руки в кулаки, юноша резко обернулся. Зал, в котором он оказался, был узким и длинным, а за спиной вовсе уходил в непроглядную тьму. Низкие фонари с алым пламенем более не освещали происходящего там, но именно с той стороны к Хуа Чэну неспешно приближался кто-то. Из ниоткуда налетел порыв холодного ветра, что игривыми пальцами подцепил подол белоснежных одежд юноши и кожа его от мерзлого румянца тоже вскоре побледнела, словно выбеленная ткань. Наконец из темноты выступила высокая фигура, облаченная в одежды краснее кленов. Гладкая кожа мужчины была белее снега, а красивое лицо пусть и обладало молодыми чертами, таило в себе резкость и спокойную уверенность. Левый глаз блестел, словно осенние звезды, а правый был скрыт темной повязкой, на которую мягкой волной спускались иссиня-черные волосы. Серебрянные цепочки на груди и сапогах мужчины холодно позвякивали, но этой прохладе не сравниться было со стужей, что несла тронувшая его губы полуулыбка. Хуа Чэн неосознанно отступил на шаг, а выражение его лица с удивления сменилось хмуростью. Именно так он выглядел, будучи Градоначальником, а комната вокруг, — теперь юноша помнил точно — один из приемных залов в Доме Блаженства. Неужели он снова попал в какое-то причудливое воспоминание? Но несмотря на схожие виды, это место казалось слишком нереальным для действительно существовавшего образа, да и в воспоминаниях Хуа Чэн должен был быть лишь безмолвным наблюдателем — но Градоначальник, остановившись и сложив руки на широкой груди, смотрел ровно на него. В темном глазу разочарование мешалось с раздражением. — Что ж, наконец ты попался, — сказал Градоначальник и Хуа Чэн на миг забыл как дышать — тот же голос из раза в раз он слышал в забытье! Теперь странным казалось, что он в первый миг не узнал высокомерное звучание чужой речи и ленный темп, будто говорящему вовсе не хотелось произносить что-то. Выходит, все это время Хуа Чэн искал этого человека? Осталось выяснить лишь… Юноша нахмурился и даже привычная ухмылка не коснулась его бледных губ. На фоне Градоначальника голос его казался высоким и тонким: — Кто ты такой? — Я? — ухмыльнулся мужчина в ответ, однако в глазах его вовсе не было смешливой ласки. — Ты еще смеешь спрашивать, маленький воришка? Хуа Чэн едва удержался от того, чтобы не отступить еще на шаг и в мысли его закрались леденящие душу подозрения. Лицо его было сурово, но голос сломила слабость: — Я не понимаю. Градоначальник вздохнул и неспешно приблизился: — Убожество, — устало сказал он и рука в серебряном наруче легла Хуа Чэну на плечо. Только теперь юноша заметил, что Градоначальник на несколько цуней выше его и, пусть должны они были выглядеть одинаково, производит куда более давящее впечатление. Между тем вслед за волей Градоначальника что-то в душе Хуа Чэна всколыхнулось, откликнувшись на зов. От ощущения, будто в его море ци тяжелые волны пластами укрывают друг друга, юноша поежился. Мужчина меж тем продолжил: — Смеешь бесстыдно задавать мне вопросы? Думаешь, имеешь право на это, после того, как украл мои воспоминания? Хуа Чэн вздрогнул — теперь он осознал, что на волю владельца откликнулись его воспоминания. Они могли быть причиной сомнений и тревог, источником неиссякаемой силы или представлениями человека о себе, которым он следовал — и которыми в сущности являлся. Мог ли в таком случае кто-то иной, завладев чужой памятью, посчитать себя им? Сбросив чужую руку с плеча, Хуа Чэн подозрительно оглядел Градоначальника. Тот в ответ невесело ухмыльнулся: — Что? Неужели, пользуясь ими, даже не думал о подобном варианте? Что же ты решил, вдруг вспомнив мою жизнь? — в глазах мужчины яростью плясали языки алого пламени, пусть голос и оставался весел. — Неужели возомнил себя мною? Может ли быть на свете кто-то действительно настолько наглый и смешной? Надеюсь, ты славно подурачился с чужой памятью, но теперь пришла пора вернуть ее. Хуа Чэн нахмурился: — С чего бы мне тебе верить? Но в душе он понимал, что сказанное — правда. Сейчас, стоя с этим человеком рядом, он невероятно явственно ощущал, как трепещет в его душе что-то инородное, тяжелое и глубокое, что он в полной мере никогда не мог осознать. Невольно словно масляные картины перед глазами встали чужие привычки, слова и действия, которые Хуа Чэн лишь почитал своими, но с которыми редко был согласен. Пусть эти воспоминания принадлежали человеку невероятно на него похожему, он был все же другим, более черствым и злобным. Стоя рядом, Хуа Чэн чувствовал его духовную силу и с каждым мгновением явственнее осознавал, что оттенками тонов, словно разбавленная тушь от плотной, они все же отличаются. Градоначальник меж тем раздраженно фыркнул: — Думаешь, могу ли я обманывать? А много ли темных тварей, что охотятся за чужими силами, могут без проблем войти в твое сознание? Пусть мне мерзко это признавать, но чем-то мы похожи, потому я способен некоторое время говорить с тобой, пусть и трачу на это много сил. — Но можешь это делать лишь когда я без сознания? — несмотря на растерянность в душе, язвительно уточнил Хуа Чэн. Улыбка Градоначальника стала шире. — Дерзкий сопляк. Сам-то смог бы связаться с кем-то в другом мире? Если бы у меня был способ взыскать этот долг с тебя, вовек тебе не расплатиться. — Но… — Хуа Чэн растерянно опустил взгляд, пусть брови его все еще хмурились. — Как так вышло? — Это нужно спросить тебя, — фыркнул Градоначальник в ответ. — Пусть в какой-то момент я оказался… более уязвим, чем обычно, именно ты смог дотянуться до моих воспоминаний и похитить их. — Я не знаю, как сделал это. — Теперь не важно, — в голосе Градоначальника послышалось раздражение и он сделал шаг вперед: резко тишину зала пронзил звонкий стук каблука. — Просто верни их. Я могу забрать то, что принадлежит мне, и сам, но тогда последствия для тебя будут трагичными, так что не упрямься. Несмотря на слова, что можно было назвать почти нежными, в голосе Градоначальника не было и искры тепла. Во взгляде его на Хуа Чэна было лишь пренебрежение и доля отвращения, будто он не хотел видеть его больше, чем требуется, и забыл бы сразу, расставшись. Юноша мог понять это чувство. Невероятно ясно в его голове сейчас чужие воспоминания разграничились с собственными, будто отделяя друг от друга две жизни. В одной беспощадный Градоначальник, которым в наивной уверенности Хуа Чэн привык себя считать, добился всего, чего хотел сам, а в другой бесславный адепт праведной школы даже не знал собственного Пути. Вся жизнь его последние месяцы была будто лишь данью уважения другой своей личности и каждая победа, каждая встреча… Градоначальник вновь положил руку на плечо Хуа Чэну — даже сквозь ткань юноша чувствовал, насколько она холодна. Не желая говорить более, демон хотел забрать то, что принадлежало ему, но внезапно Хуа Чэн сбросил с себя чужое запястье и отступил на шаг. Вопреки действиям, юноша сказал: — Хорошо, я отдам твои воспоминания. Но только за помощь. — Ты, видимо, помутился рассудком, — ответил Градоначальник. — Предлагаешь мне поработать за собственные воспоминания? Кроме того, разве я не помогал тебе прежде? — Имеешь в виду тайное царство? Градоначальник небрежно махнул рукой: — Какая-то дыра, куда ты забрался, я не разбирался, что конкретно это было. Разве я не разрушил его? Только для того, чтобы потом вновь на время потерять твой след. — То, что ты не смог продержаться дольше, не моя вина, — ответил Хуа Чэн, но, заметив искры ярости в чужом взгляде, поспешил прикусить язык. Пусть ему претило смирять себя, сейчас лишь это он мог сделать, потому, не дав Градоначальнику ответить, быстро заговорил: — Помощь, на самом деле нужна не мне, а Его Высочеству. Случилось так, что он попал в беду и без твоих воспоминаний моих сил не хватит помочь, и даже с ними не хватает… Улыбка наконец пропала с лица Градоначальника и презрение словно осенний лед сковало его черты. Голос показался Хуа Чэну пронзительный дождем, окутавшим его тело и промочившим душу: — Можешь ты быть еще более бесполезным? — Да, это моя ошибка, — поджав губы, согласился Хуа Чэн. Пусть в иное время он ни за что не сказал бы подобного, сейчас, видя Градоначальника перед собой, юноше вдруг показалось, что тот все сможет. Восемьсот лет его памяти нашептывали, что этот человек может сделать что угодно, и рядом с ним Хуа Чэн вдруг почувствовал себя бесполезным и слабым. Впрочем, он готов быть побыть таким некоторое время, если это поможет Се Ляню в ситуации, где он действительно более ничего не мог предпринять. Юноша сейчас, вероятно, глубже прочих понимал, насколько силен и невероятен Градоначальник Хуа и, пусть часть души упрямо злилась на это, завистливо поджимая губы, в глубине мыслей, в которых Хуа Чэн не смог бы признаться даже себе, он почувствовал что-то, схожее с восхищением. Подняв глаза, юноша спросил: — Ты поможешь мне? Выражение лица Градоначальника не изменилось, пусть он и замер на месте. Красивые строгие черты перестали выражать что-либо, а единственный глаз был настолько темен, что, казалось, поглощал свет. Сквозь копну волос мужчины, что свободно спускалась на плечи и грудь, видны были на демонический манер вытянутые уши и на миг Хуа Чэну показалось, будто они дернулись, словно прислушиваясь к чему-то. Наконец Градоначальник с раздражением выдохнул: — Тебе повезло иметь лицо, что нравится моему дорогому супругу. Я помогу — но после этого ты вернешь каждое воспоминание до последнего и не посмеешь больше лезть в мой мир своими мелкими руками. Понял? — Да, договорились, — спешно закивал юноша, стараясь скрыть в голосе радость. Он быстро пересказал Градоначальнику то, что происходит в граде Небесной Горы сейчас и, выслушав, тот сказал: — Я смогу войти в твое тело. Однако несмотря на то, что души наши похожи, мы разные, потому от долгого времени слияния тебя постигнет искажение ци и ты умрешь в муках, — Хуа Чэн понятливо кивнул. Градоначальник раздраженно покачал головой глядя на него, а затем сделал шаг вперед. — Постой, чтобы перемещаться между мирами нужны воспоминания, — замерев, спросил Хуа Чэн. — Которые ты потратишь? Губы Градоначальника растянулись в коварной усмешке и он небрежно выдохнул: — Конечно, твои. Легким движением мужчина коснулся груди Хуа Чэна и тот почувствовал, как чужая душа и сила наполняют его. Голова закружилась и потоки воздуха охватили все тело юноши — зал перед его глазами стал отдаляться, будто он наконец просыпался. В этот момент за спиной Хуа Чэн почувствовал еще одно присутствие: мягкое, но невероятно могущественное. Ведомый любопытством, он хотел обернуться, чтобы хотя бы на миг взглянуть на человека, чей образ через чужие воспоминания стал на время и его заветным светом — но в это мгновение образ зала Дома Блаженства померк и юноша пришел в себя. Он лежал на полу галереи, с заботливо подложенной под голову мантией, а поодаль стояли трое, тихо обсуждающие что-то. Му Цин с Вэй Усянем стояли к Хуа Чэну спиной, потому не видели его, глаза Фэн Синя же были закрыты повязкой. Хуа Чэн медленно сел — однако тут же понял одну вещь. Во-первых, он не один теперь был в своем теле: в море ци будто разливалось удушающим теплом чужое подавляющее присутствие. Духовные силы кипятили кровь и с каждым мигом Хуа Чэн чувствовал, как его кожа становится горячее и меридианы напрягаются от сил, что не могут принять. Во-вторых, юноша совсем не управлял собой. Он неспешно поднялся и отбросил с лица прядь черных волос, опустил взгляд на свои белые одежды и хмыкнул — в глазах Градоначальника отражался лишь холод. — Стоит сейчас же рассказать господам Владетелям, — говорил Фэн Синь, понизив голос. Вэй Усянь вдохновленно спросил: — А они смогут справиться? Фэн Синь не ответил: лишь неловко поджал губы. Он служил господам града Бессмертного Веселья и лучше прочих понимал, что при неоспоримых достоинствах в других областях, ни господин, ни госпожа Владетели не сильны в открытом бою. Сказать что-то подобное о своих хозяевах он, однако, не мог, потому лишь неловко перевел тему: — В любом случае они смогут придумать что-то. Идите туда, а я… — Стоять, — бесстрастно прервал Хуа Чэн Фэн Синя и двинувшегося было в сторону от галереи Вэй Усяня. Пусть голос юноши остался тем же, властность и спокойствие в нем не позволили молодым людям ослушаться. Они лишь опасливо повернулись к нему и отступили на шаг. Фэн Синь шепнул в сторону Му Цина: — Почему он проснулся так рано? Оба они были наслышаны о способностях Хуа Чэна и при всей своей гордости не думали, что им вновь так быстро удастся одолеть его. Му Цин раздраженно несколько раз ударил Фэн Синя по руке в ответ, не отрывая от Хуа Чэна взгляда, в котором тоже читалась растерянность. Хуа Чэн же рассматривал их. Градоначальник не был удивлен появлением генералов, потому что в чужом теле смог увидеть часть воспоминаний. Он чувствовал немного удивления и странного бессилия, но более всего отвлекал его сейчас голос в голове: «Рядом с генералами наследник Императрицы, он нужен Таньлан-цзюню», — рассказал Хуа Чэн. Градоначальник не удержался от мелочного уточнения: «Здесь они не генералы, а о том, что были ими когда-то, ты скоро забудешь, поэтому не зови их так». Если бы Хуа Чэн мог управлять своим телом сейчас, то обязательно закатил бы глаза. Градоначальник меж тем задумчиво сказал: «Так вся проблема в этом парнишке? Значит, если не будет его и Владетеля…» Поняв скрытый намек в чужих словах, Хуа Чэн тут же запротестовал: «Никого не убивай!» «С чего бы это?» «Его Высочество точно будет против.» Градоначальник хмыкнул: «Думаешь помыкать мной именем Его Высочества? Мы оба знаем, что в иных вопросах гэгэ бывает удивительно гибким, а объяснить ему все не составит труда». «Хорошо-хорошо, я не хочу, чтобы ты портил мою репутацию их убийством, ладно? — исправился Хуа Чэн. Он всегда гордился своим умением говорить, но сейчас вел беседы будто с холодной глухой стеной, что не велась ни на одну его придумку. — Или господин Градоначальник не может решить проблему без смертей?» «Продолжишь, и ситуация решится твоей смертью», — не пригрозил, но сообщил абсолютно спокойным тоном Градоначальник. Хуа Чэн постарался успокоиться и замолчать: все же, разговаривать с собой было отвратительнее всего и оба они так считали. Вэй Усянь и Му Цин неловко переглядывались. Хуа Чэн перед ними, пусть и выглядел бледным после применения яда, ни выказывали ни слабости, ни мучений от отравления, только глаза его стали чуть отстраненными, будто подернутыми мутной дымкой. Невольно юноши подумали, не коснулось ли Хуа Чэна отклонение ци. Оно и правда было близко. Кто-то из другого мира занять чужое тело мог лишь на небольшое количество времени, потому Градоначальник больше не стал препираться. Еще раз оглядев людей перед собой, он спросил: — Этот демон знает, как выглядит Вэй… — на миг он запнулся, вспоминая, как обращался обычно к Вэй Усяню Хуа Чэн, и спокойно закончил: — …-сюн? — Тебе это зачем? — подозрительно спросил Фэн Синь. Для него странным было то, что Хуа Чэн теперь хочет говорить с ними, а не нападать, пусть он и ощущал от человека перед собой неуловимо изменившуюся ауру. — Помочь твоему господину, — холодно пояснил Градоначальник. — Считайте, что вы меня убедили и сдавать мы никого не будем, — на миг юноша запнулся и раздраженно покачал головой. — Да-да, и убивать тоже. Му Цин и Фэн Синь все еще выглядели неубежденными, но вот Вэй Усянь наконец, будто единственный уловив серьезность момента, осторожно сказал: — Мы с ним никогда не встречались. Градоначальник бросил на него взгляд, на дне которого при должном уровне фантазии можно было рассмотреть искру одобрения, и кивнул. Голос его был спокоен и собран, а лицо так серьезно, что ни у кого не возникло мысли противиться, когда он вдруг принялся раздавать приказы. — Вэй-сюн, иди к своей матери и расскажи ей о случившемся. Чем скорее она прибудет, тем лучше. Фэн Синь, найди господ Владетелей. Сами они помочь вряд ли смогут, но в их подчинении должны быть сильные люди. Юноши кивнули, лишь Му Цин выглядел подозрительным. Градоначальник перевел взгляд на него и черты тронула холодная ухмылка. — Как славно, что ты молчишь, — сказал он и вдруг, опустив руку, на несколько цуней достал из ножен меч и прижал ладонь к сияющему острию. Благородный металл четко отражал темное небо и деревья вокруг, но в один миг он оказался залит кровью. В следующее мгновение Градоначальник сделал шаг вперед и быстро провел раненной рукой по лицу Му Цина — на нем остался густой кровавый след и несколько обжигающе горячих капель скатились по щекам, падая с острого подбородка и теряясь в красном вороте одежд. Му Цин сначала замер, широко открыв глаза, а затем бросил гневный взгляд на Градоначальника. Его губы дрожали, будто он силой сдерживался от того, чтобы не открыть рот, вновь погрузив наглеца в отравленный сон. Выражение лица Му Цина так и кричало: «Какого демона ты творишь?!» Полюбовавшись этим лишь миг, Градоначальник щелкнул пальцами и лицо Му Цина преобразилось, став один в один похожим на Вэй Усяня и скрыв густой кровавый след. Градоначальник лениво пояснил: — Владетелю же нужен Вэй Усянь? Вот и дадим ему его. Человеческая кровь перебьет демоническую сущность и на время запутает Владетеля, тебе остается только стоять и молчать. Мне нужно лишь немного времени, чтобы забрать Его Высочество. Му Цин недовольно поджал губы, явно запоминая случившееся, но времени спорить не было. Юноши торопливо разошлись в разные стороны, и Градоначальник в компании замаскированного Му Цина поспешил к павильону. Тихо наблюдающий за происходящим Хуа Чэн чувствовал, как все невыносимее становится каждый миг его телу. Ноги немели и подкашивались, руки дрожали, а изо рта вместо дыхания вырывались будто огненные языки. Искажение ци было уже очень близко. Хуа Чэн только поражался тому, как, ощущая все это, Градоначальник мог оставаться все таким же собранным и спокойным. Вероятно, Хуа Чэн тоже смог бы так, но некстати в этот миг ему вспомнилось отравление полулунной солью, когда он едва держался на ногах от боли и не мог здраво думать о происходящем вокруг… В сознании внезапно раздался холодный смешок, а затем голос: «Ты же понимаешь, что сейчас, пока мы связанны, я вижу все, что ты вспоминаешь?» Хуа Чэн тут же постарался перестать думать о том унизительном опыте, но мысли отказывались подчиняться ему и перед внутренним взором блеклыми картинами пронеслись еще несколько воспоминаний, от которых сам юноша с легкостью бы отказался. Градоначальник вновь глухо рассмеялся: «Даже удивительно, как ты дожил до этих пор.» «Это славное достижение будет потеряно, если я умру от искажения ци, пока ты болтаешь», — неловко огрызнулся в ответ Хуа Чэн. Покои Его Высочества были окружены незаметным барьером, который сообщал демону внутри о пришедших. Чжучжи-лана не оказалось у дверей, потому Градоначальник невежливо распахнул их, тут же входя в комнату. Вероятно, так лишь казалось от напряжения, но внутри внешних покоев будто бы стало темнее. Изящная мебель и предметы искусства терялись в плотной ласковой тьме, а толстые свечи словно больше нагоняли мрака, чем рассеивали его. Таньлан-цзюнь все так же сидел в кресле, а напротив него полулежал на своем месте Его Высочество. В душной тьме его широко открытые глаза и выражение отрешенности на лице навевали жуткое чувство, от которого Хуа Чэн ощутил, как спина покрывается холодным потом. Господин Владетель сидел полубоком ко входу, потому лениво повернул голову и улыбнулся Градоначальнику. — А молодой господин не торопится, — сказал он. — В какой-то момент я подумал даже, что наш Лянь-Лянь все же ошибся с выбором человека своего сердца. Не говоря ни слова, Градоначальник отступил на шаг, указывая на «Вэй Усяня». Голос его звучал раздраженно и немного испуганно, как подобает в такой ситуации человеку. — Я хочу взглянуть на Его Высочество, — твердо сказал он. — Он все тот же: массив влияет на его душу, но не тело, — ответил Таньлан-цзюнь поднимаясь и с любопытством оглядывая «Вэй Усяня». Заметив, однако, как нахмурилось лицо Градоначальника, он махнул рукой. — Конечно, ты можешь взглянуть. Разве я могу стоять между влюбленными? Обойдя Таньлан-цзюня, Градоначальник приблизился к Се Ляню, тут же беря его запястье в свою руку и проверяя пульс. Господин Владетель проводил его взглядом, значение которого трудно было понять, но тут же обратил свое внимание к «Вэй Усяню», приветливо улыбнувшись ему. — Так это молодой наследник госпожи Императрицы? Признаться, вы взяли от матушки лишь самое лучшее. Му Цину оставалось лишь потупить взгляд и молчать — стоило ему открыть рот, и никакая маскировка бы не помогла скрыть ядовитый алый туман. Кроме того, ему не стоило давать демону подойти слишком близко, потому как с его способностями он тут же почувствовал бы обман. К счастью, Градоначальник уже добился того, чего хотел — его узкая ладонь легла на грудь Его Высочества и поток духовных сил, что Хуа Чэн прежде не мог себе даже вообразить, хлынул в формацию массива, сминая его, словно волна прилива рыбацкие хижины. «Гэгэ демон, эта сила не навредит ему?» — обеспокоенно спросил Хуа Чэн. «Я тоже демон, — ответил Градоначальник. — Пусть суть у нас разная, темная ци остается таковой. Его Высочеству может стать немного дурно после, но это будет лишь легкое недомогание.» Пусть голос Градоначальника в сознании звучал спокойно, Хуа Чэн уловил в нем некоторое недовольство, которое сполна мог понять. Все же, им обоим не хотелось как-то вредить Се Ляню, но то сейчас был единственный способ. Между тем Хуа Чэну становилось все жарче. Его меридианы стонали от тяжести чужих духовных сил, а пламя в груди то затихало, то вспыхивало жадным костром, стремясь поглотить собой все вокруг. Когда Градоначальник закончил вливать свои силы в массив на Его Высочестве, тот вдруг вздрогнул и глаза его наконец устало закрылись. Почувствовав разрушение печати, Таньлан-цзюнь тут же обернулся, однако было слишком поздно. Градоначальник поднял на него взгляд и упрямо уточнил: «Ты все еще не хочешь никого убивать?» «Нет, это правда будет лишним», — поспешил заверить Хуа Чэн, мысли которого путались от потока беснующихся внутри сил. Градоначальник со вздохом ответил: «Как пожелаешь. Сейчас представь какое-нибудь тихое и безопасное место». Сказав так, прежде, чем кто-то в комнате успел что-то сказать, Градоначальник взмахнул рукой, и из ниоткуда в воздухе перед ним появились игральные кости. Хуа Чэн сквозь путающиеся образы попытался представить спокойное место, где они с Се Лянем смогли бы прийти в себя и отдохнуть, и, когда Градоначальник поймал кости, вспышка света мгновенно отправила туда демона и человека. Казалось, это свет ослепил Хуа Чэна, потому что он больше не мог разобрать образы перед своими глазами. Он лишь ощущал тело Его Высочества в своих объятьях и согретую солнцем траву под ногами — в остальном же его тело испытывало болезненную агонию. Меридианы выли и стонали, а в море ци творилась буря, что изнутри разрушала основание и тело. Градоначальнику пора была уходить, иначе для обоих них это могло кончиться очень плохо. Однако последним жестом, будто мог видеть что-то, Градоначальник склонился к Се Ляню и мягко поцеловал его в лоб. Когда Хуа Чэн пришел в себя, казалось, что все его тело было пережевано неласковой бурей и выплюнуто на каменистый берег — болела каждая косточка. Не успев даже открыть глаза, Хуа Чэн уже почувствовал, как ноет грудь от слабого дыхания и спина, пусть и лежащая на чем-то теплом и мягком, неприятно зудит, словно от ожога. Невероятно четко юноша ощущал каждый меридиан в своем теле и все они казались пугающе пусты: лишь те, что ближе к морю ци в груди заполнены были сонным пламенем от огня Пути. Хуа Чэн медленно открыл глаза. Балки над его головой были залиты солнечным светом. В лучах теплого солнца, что падали на постель и лицо юноши, кружили в неспешном танце мелкие пылинки и слышались совсем близко шелест деревьев и пение птиц. Кроме того, Хуа Чэн уловил шевеление рядом, а затем голос: — Сань Лан? Ты проснулся? Усилием воли Хуа Чэн опустил взгляд, встретившись глазами с Се Лянем. На Его Высочестве были светлые одежды с нефритовыми украшениями, потому на фоне солнца он казался прекрасной легкой картиной. Лицо его было чуть бледно, но янтарные глаза оставались теплыми и ласковыми и смотрели на Хуа Чэна с искренней радостью. Се Лянь мягко улыбнулся: — Наконец-то ты пришел в себя. Твой гэгэ очень переживал эти дни. — Гэгэ… — пробормотал Хуа Чэн, чувствуя, как царапает пересохшее горло сухой воздух. — Что?.. — Вероятно, ты пока плохо помнишь случившееся в последние дни, — сказал Его Высочество. Потянувшись в сторону, он взял белую чашу и поднес ее к губам Хуа Чэна, помогая сделать глоток и продолжая объяснять. — Сань Лан потратил много сил, и его настигло искажение ци. Хорошо, что ты смог с этим справиться. Из града Небесной Горы тебе как-то удалось переместить нас обоих сюда, в долину, где я занимался в детстве. Помнишь, мы видели ее в моих воспоминаниях? К счастью, тут отдыхал Наставник, и он смог нам помочь. За несколько дней Сань Лан придет в норму и вновь почувствует себя лучше. — Вот как… — протянул Хуа Чэн, чувствуя, как мысли испуганно разбегаются в голове. Яркие образы вставали перед его внутренним взором, но казалось, будто в рассказе Его Высочества что-то не так. Се Лянь меж тем продолжил: — Мне интересно лишь, откуда Сань Лан знает такое мощное заклятье перемещения? Ты потратил на него столько сил… Хуа Чэн хотел ответить, но открыв рот, не смог сказать что-либо. Он в самом деле мог припомнить, что применял такое заклинание, бросал игральные кости, но совершенно не знал, где выучил его. Кроме того, ленивой чередой вопросов в его сознании пронеслись странные мысли: почему ему так не нравился его учитель? А Фэн Синь и Му Цин? Отчего он так волновался впервые при встрече с господами Владетелями града Бессмертного Веселья? И почему решил некоторое время назад последовать за демоном, которого видел впервые в жизни? Хуа Чэн больше не помнил. Лучи солнца, что сонно клонилось к горизонту, освещали богато обставленную комнату и фигуру Его Высочества, который, казалось, и не ждал ответа. Руки Хуа Чэна лежали над теплым одеялом и, отставив пиалу, Се Лянь совершенно естественно положил свою ладонь на одну из них, ласково и нежно сжимая. На постели рядом с Хуа Чэном лежала книга, которую Его Высочество читал, приспособив больного как подставку — но юноша совсем не был против. Се Лянь вновь опустил взгляд на страницы и, наблюдая за мягкими чертами его лица и живыми глазами, Хуа Чэн почувствовал себя вдруг невероятно спокойно и расслабленно. «Неважно», — отвлеченно подумал он, сжимая чужую ладонь в ответ.