Popcorn

«Я все проебал». Причем вполне буквально. Отчего бы, наконец, не назвать все своими именами, во всяком случае, говоря с самим собой. Перед самим собой почему бы, в кои-то веки, не сбросить так называемый налет цивилизации, перестав выдавать на-гора рафинированного интеллигента. Ведь, хоть раз в жизни, именно так было бы вернее всего сказать хотя бы кому-нибудь одному из них, если не всем им, каждому из тех, кого я любил в свое время, и тем, кто когда-то любил меня. До тех пор, пока я благополучно не проебывал каждую свою, разумеется, лишь показавшуюся таковой вначале, великую любовь, восторженным мотыльком устремляясь на неудержимо манящий свет новой любви. Теперь точно самой настоящей любви всей моей проклятой жизни! Хрустально-хрупкая красавица Мод, прекрасный, как эллинский бог, Манфред, с которым я не решался заговорить безвозвратно потерянные для нас несколько мучительно-долгих лет, Хлоя, верная подруга духа со студенческих пор и молчунья Клэр, чего не ожидал никто, и я, самый в ошарашенной нашим внезапным браком очереди общих знакомых, первый. А потом эта молоденькая журналистка, что уже вообще смешно. Теперь смешно. Стыдно еще. Очень стыдно. Особенно стыдно перед Манфредом, который меня к тому же еще и утешал. Это ее ни о чем на самом деле никогда не говорившее «Милый» в начале сегодняшнего письма, вдруг взметнуло в душе такую бурю едкой горечи, о жгучем стыде, постоянном моем спутнике, не говоря, что я вылетел из квартиры, как ошпаренный, бросив недоделанной работу, которой занимался, и даже не выключив компьютер. Я хоть дверь не забыл запереть? Как бы кот не удрал! Кот, скучающий по Манфреду не меньше моего. Второго он забрал к себе в Германию. Наверняка мой кот скучал и по тому коту тоже. Дверь же захлопывается, как я мог забыть! А ключи я взял? Да наплевать, черт с ними! Не дожидаясь, как нарочно издевающегося, едва ползущего лифта, я понесся по лестнице вниз, один раз стопроцентно чуть было не загремев по ступенькам кубарем. Спасибо оным, за напоминание о том, что мне уже далеко не двадцать лет и даже не тридцатник, к которому я просто обязан был повзрослеть. Чего, увы, так и не произошло, кто бы мог подумать. Находиться в замкнутом пространстве вдруг стало невыносимо, точно заживо погребенному в душной и черной могиле, мне буквально перестало хватать воздуха и подобно последнему стало жизненно необходимо движение. О, как я польстил себе, женатый тогда на Мод и приревновавший ее к тому итальянцу, как там его звали, да плевать на него, тому самому, который если и хотел закрутить роман, то, как выяснилось, со мной. Это я-то Мечтатель из «Белых ночей» Достоевского, на которые я глубокомысленно ссылался, высокопарно занудствуя на той не удавшейся дружеской вечеринке? С «Вечным мужем» бы еще себя сравнил. Но Санкт-Петербург Достоевского с описанными им мятущимися душами действительно прекрасен, может, я когда-нибудь в самом деле побываю там, лично. Не понятно зачем. Как в Сан-Джустиниано, ставшем теперь для меня городом-призраком. Джулиано… Вспомнил ли я бы о нем, не приди мне на ум место, где мы познакомились?.. Место и время, когда я был слишком мал, чтобы что-нибудь проебать, однако, в принципе, можно сказать, что успешно справился с этой задачей. Не нужно было говорить матери, что у него дрожат руки, зачем я сделал это, во имя всего святого, зачем?! Нашел из-за чего переживать… лет чуть ли не тридцать спустя… Все началось с Джулиано. Которого я всю жизнь затем искал в других людях, так или иначе, как будто кому-нибудь могло оказаться по силам его в чем-нибудь заменить, в лучшем случае слабым отблеском или зыбкой тенью. *** Если бы последние мысли не оборвали моего бега с риском свернуть себе шею и я, как намеревался, вылетел из подъезда и понесся дальше, куда глаза глядят, не оглядываясь по сторонам, я бы ни за что не заметил его. Вероятней всего, и не узнал бы вовсе, не думай я о нем прямо в этот самый момент. «Джулиано?!..». Сидящий на литой чугунной скамье немолодой, загорелый господин вздрогнул и опустил взгляд. «Вы обознались, молодой человек». Я еле удержался от того, чтобы не расхохотаться, не знаю, от чего больше, от шока, от радости или от того, как Джулиано меня назвал. Это я-то молодой человек?! Все еще? Для него – да… Он тоже не смог не отправиться однажды в дальний и практически безнадежный путь лишь для того, чтобы просто заглянуть мне в глаза еще всего один раз! Или я совсем свихнулся из-за своих душевных терзаний? Проще поверить в то, что мне все это мерещится. Гораздо проще. Или я правда принял за него другого? Скорее всего… Я все еще сомневаюсь в этом? Идиот. Самый тупой из когда и где-либо живших романтиков. Кретин. Какой я кретин. Неловко пробормотав под нос извинения, я торопливо зашагал дальше, борясь с искушением оглянуться, вернуться, продолжить расспросы, жестко требуя у почти шестидесятилетнего старика подтверждения того, что он это не он, а вернее наоборот, не то я прикончу его на месте и пусть вызывает полицию! Я совсем-совсем свихнулся… - Паоло! Пол, Поли, как давно меня так никто не называл… Так меня называл только он!