Сердце Кракена

      Кажется, Стид Боннет был проклят всю свою жизнь.       Он подозревал это, когда глотал очередные оскорбления отца. Жалкий. Слабовольный. Изнеженный.       Он чувствовал это, когда онемевшими губами произносил брачную клятву, смотря как будто сквозь девушку, которую видел впервые в жизни — и с которой ему предстояло разделить эту самую жизнь.       Он вспомнил об этом, когда застал Мэри с любовником в том сарае. На самом деле, ему стоило догадаться об измене жены, еще когда он впервые увидел Дага.       Он знал это, когда испанский капитан погрузил ему в живот свой кинжал. «Так мы жалуем пиратов». Каким-то чудом Стид выжил после того подлого предательства. Если, конечно, можно назвать чудом неожиданный рейс пиратского корабля под предводительством отважного Сэма Беллами — печально известного пирата Черного Сэма, который стал Стиду другом и даже чем-то большим за все время, что они плавали вместе.       Он понимал это, когда на его глазах Черного Сэма убили, отрубив ему голову.       Чувство потери было сравнимо с ударом кинжалом в живот — только в разы, в разы хуже.       Стид знал, что рано или поздно британцы нагрянут по его душу. Знал это с того самого дня, как Французик, изрядно перебравший, бахвалился в баре Испанки Джеки тем, как их капитан, Джентльмен-пират, в прошлом богатый аристократ Стид Боннет, успешно грабил одно судно за другим, объединившись с отчаянным головорезом Черным Сэмом (который был просто очаровательным, как Стид не уставал говорить — никто его, однако, не воспринимал всерьез).       Стид знал, что британское судно, которое нагнало их возле Бухты Слепца, не отступит просто так.       Как и Найджел Бадминтон, капитан этого судна.       Стид понял это в тот момент, когда Найджел ступил на борт «Мести» («Малыш Боннет! Неужели это в самом деле ты? До меня доходили слухи, но я отказывался верить в них, пока не увижу тебя воочию. Смотрите-ка, ребята, Малыш Боннет и его чудесный маленький кораблик — решил поиграть в пиратов!»).       Хохот все еще эхом отзывался у него в ушах, когда разверзся ад.       Стид Боннет был проклят всю жизнь, и он понял это в тот самый момент, когда из-под воды взвились громадные щупальца, жадно, словно любовница, обхватывая корму и мачты «Неуловимого», фрегата Его Величества Короля Георга.       Треск, который раздался вслед за этой картиной, был оглушающим. Раздались вопли — кричали моряки Британского Флота, а, быть может, и его команда, Стид не мог разобрать.       Потому что он замер, не в силах отвести взгляд от разворачивающейся перед его взором картины.       Щупальца двигались медленно, плавно, грациозно — дыхание Стида сбилось, когда в голову пришла эта последняя мысль. Щупальца уничтожали «Неуловимого», и это было…       Ужасающе.       Прекрасно.       Стид слышал крики, доносившиеся с тонущего корабля — отчаянные, полные потустороннего ужаса вопли, они доходили до него, словно сквозь туман. Он видел, как щупальца ловко лавировали по палубе, одного за другим хватая британских моряков, а затем взвивались в воздух на долю секунды — и в бешеном плеске снова погружались под воду, унося за собой моряков в их последнее пристанище — на морское дно.       Стид краем сознания понимал, что его собственная команда кричит и суетится, но не мог заставить себя оторвать взгляда от ужасающей картины в нескольких сотнях метров от них, не мог заставить себя вести себя, как подобает капитану.       — Стид! — Кто-то грубо встряхнул его за плечо, и Стид вздрогнул, на миг отводя взгляд от кораблекрушения. — Стид, очнись! Сделай что-нибудь, Стид!       Стид нахмурился и с трудом сфокусировал взгляд на человеке, стоявшем перед ним. Люциус. Конечно же, это был Люциус.       Мальчишка открыл рот, желая добавить что-то (его глаза широко раскрылись, побелели от страха), но не успел вымолвить ни слова — тяжелая рука легла ему на плечо и жестко откинула в сторону.       Стид растерянно проводил падающего на палубу Люциуса взглядом — он двигался медленно, почти сюрреалистично.       Та же самая тяжелая рука встряхнула его за плечо, и Стид с трудом оторвал взгляд от Люциуса.       Прямо перед ним стоял Найджел Бадминтон. Его треуголка и парик слетели с головы, обнажая лоб, покрытый крупной испариной. Лицо Найджела было красным, рот распахнут в крике — Стид с запозданием понимал слова.       — Ты жалок, Боннет! — кричал Найджел, медленно, словно во сне доставая шпагу из ножен. — Ты всегда был жалким — и ты умрешь жалким, той смертью, которой и заслуживаешь.       Найджел вскинул шпагу и нараспев, словно смакуя каждое слово, произнес, едва слышимый за царившим вокруг хаосом:       — Именем короля, Стид Боннет, также известный как Джентльмен-пират, я приговариваю тебя…       Палуба покачнулась, издав протяжный стон. Вместе с ней покачнулся и Стид, но в последний миг схватился за такелаж, едва удержавшись на ногах.       Найджелу, однако, повезло меньше — он упал вперед, и каким-то невообразимым образом лезвие его шпаги с омерзительным хлюпаньем вошло ему в голову.       Стид закричал, высоко, пронзительно, запоздало прижал руку ко рту, словно пытаясь сдержать крик, — и в то же мгновение по оба борта «Мести» взвились щупальца, разом загораживая собой белый свет.       Вблизи они были ужасающими — белесыми, с огромными присосками, жадно пульсировавшими, густо покрытые старыми шрамами и свежими кровоточащими ранами от картечи — «Неуловимый» славно отбивался, но это ему не помогло. Огромный, прекрасный фрегат с низким стоном уходил сейчас под воду — крики, доносившиеся с корабля, замолкли, как будто было больше некому кричать.       Щупальца нагнулись к палубе. Стид крупно вздрогнул и вскинул руки, сам не зная, что именно хотел сделать — защититься или же прикоснуться к этому пугающему, прекрасному ожившему кошмару.       Щупальца змеились по палубе, ощупывая все на своем пути. Они наткнулись на сапог Найджела — и тут же обвились вокруг голенища, вздергивая тело в воздух. На секунду Стид снова оказался лицом к лицу с Найджелом — кровь стекала из глазницы вниз, прямо по лицу, искаженному в посмертной яростной гримасе, словно он до сих пор не мог поверить, что погиб так нелепо — и все по вине Малыша Боннета.       Другие щупальца хаотично кружились по палубе, сдергивая с нее моряков в синих мундирах Британского Флота.       Его собственная команда рассыпалась по палубе, отчаянно прикрываясь руками, стараясь не издавать ни звука. Люциус, который пару минут назад лежал рядом с ним, судорожно отполз к фальшборту и вцепился в Черного Пита в почти интимном объятии.       Стид один оставался стоять на ногах, все еще цепляясь за такелаж — палуба плясала под ногами и стонала. Огромные щупальца тоже плясали — вокруг него, ловко справляясь со своей задачей. Скоро все моряки Британского Флота оказались за палубой — а еще через пару минут их крики замолкли навсегда.       Тишина, последовавшая за этим, была звенящей, оглушающей. Все тело Стида гудело, вибрировало в такт мелко дрожащей под ногами палубе.       Стид не знал, как долго стоял вот так, одеревеневший, судорожно вцепившись в такелаж — стертые в кровь ладони ныли и горели, но он не обращал ни малейшего внимания на боль.       Его команда опасливо начала вставать на ноги, не издавая ни звука — словно боялась, что малейший шорох вновь пробудит задремавшее на мгновение древнее морское чудище.       А затем на палубе, абсолютно беззвучно, стали появляться фигуры — словно сам корабль изверг их из своих прежде дружелюбных глубин. Одна за другой фигуры материализовались, обрастали плотью. В руках их были обнаженные клинки и дымящиеся пистолеты, на лицах — черные зловещие ухмылки.       Раздался громкий треск, Стид вздрогнул от неожиданности. Справа от него из-под воды взвились щупальца и тут же тяжело опустились на палубе. Их становилось больше — как будто огромное чудовище медленно, упрямо переносило все свое исполинское туловище на корабль. «Месть», отчаянно застонав, тяжело накренилась вправо.       Палубу окутала дымка — черная, густая, непроглядная, словно сама ночь пожаловала к ним. Щупальца втянулись в эту тьму, исчезли в ней. А затем дымка рассеялась, как будто ее и не было.       На палубе стоял мужчина, черный, ужасающий. Стид услышал вскрики команды, кто-то воскликнул высоким, дрожащим голосом:       — Великий Кракен!       И это в самом деле был он — Великий Кракен, Ужас Семи Морей.       Великий Кракен медленно выпрямился — словно каждое движение причиняло ему боль. Раздался громкий хруст позвоночника, становящегося на место, и Стид бы сочувствующе поморщился, если бы дыхание в его груди не сперло от благоговения.       Великий Кракен неспешно поднял руку, откинул длинные волосы с лица и обвел палубу черным тяжелым взглядом.       Стид вздрогнул, когда Великий Кракен впился в него колючими глазами, — вздрогнул, но взгляда не отвел. Великий Кракен медленно, бесшумно, неумолимо, словно сам прибой, приблизился к нему.       Кто-то из команды вскрикнул — почти даже всхлипнул от ужаса. Звучный удар пощечины звоном прокатился по палубе, и кричавший человек застонал от боли.       Великий Кракен, Ужас Семи Морей, смотрел на Стида, и Стид внезапно заметил, что его глаза, густо подведенные черной сурьмой, были прекрасны.       — Скажи мне, Стид Боннет, Джентльмен-пират, — прошелестел Великий Кракен как море, пеной ласкавшее берег. — Ты боишься… смерти?       Стид долго молчал, обдумывая вопрос. Боялся ли он смерти? Что ж, вероятно, нет. Вероятно, какая-то часть души Стида умерла давным-давно, кажется, целую вечность назад, когда голова его дорогого Черного Сэма покатилась по палубе.       — Нет, — ответил он твердо плохо слушавшимися губами. — Нет, я не боюсь смерти. Это честь для меня — умереть от рук Великого Кракена, Ужаса Семи Морей.       Кракен смотрел на него долго, молча, и тишина, повисшая на палубе, нарушалась только морем, с плеском ударявшимся о корпус «Мести», все еще неспокойным после хаоса, который царил в нем совсем недавно.       А затем что-то в лице Кракена разом изменилось — оно как будто приподнялось, искаженное морщинками, глаза прищурились, и Стид, ошеломленный, услышал смех. Тихий, мелодичный, баюкающий, будто сами волны.       Борода Кракена, густая, черная как смоль, но щедро усыпанная серебром — ночное небо, усеянное звездами, — прятала улыбку, и Стиду внезапно отчаянно захотелось, чтобы бороды не было, захотелось увидеть эту улыбку. Потому что она, должно быть, была такой же, как и весь Кракен. Ужасающей. Прекрасной.       Он улыбнулся в ответ — робко, неуверенно, а затем шире, ободренный тем, что Кракен продолжал смеяться.       Кто-то в команде — неизвестно, в его ли, или же в инфернальной команде Великого Кракена, — долго, протяжно выдохнул, и Кракен сразу же перестал смеяться, прерванный этим звуком.       Улыбка погасла на лице Стида.       — Служи мне, — произнес Кракен громко, нараспев. — Служи мне, Стид Боннет, и я сохраню тебе и твоей команде жизнь.       Стид прикусил губу, раздумывая над предложением.       — Я не могу отвечать за свою команду, — сказал он наконец. — Они вольны сами выбирать. К слову об этом — какая у нас альтернатива?       Кракен хмыкнул — это был низкий, мрачный звук, и что-то в животе Стида оборвалось и рухнуло вниз.       — Служи мне, — в этот раз его голос звучал не громче шепота, но угроза слышалась в нем явственно, — или умрешь.       — Мы согласны! — высоко, истерично воскликнул Люциус, и сразу же раздался одобрительный гул голосов. Стид бросил на него короткий взгляд, а затем осмотрел всю свою команду, дождавшись, пока каждый кивнет или еще каким-то образом выразит свое согласие.       — Что ж. — Стид, в силу привычки, хлопнул в ладоши — звук прокатился по пустой палубе, оглушительный, словно выстрел. — Единогласно решено — мы будем служить вам, о Великий.       И он улыбнулся так широко, как только мог. На мгновение ему показалось, что Великий Кракен улыбнулся ему в ответ, — но, возможно, Стиду просто показалось.

* * *

      Великий Кракен, Ужас Семи Морей, в прошлой жизни, десятилетия и десятилетия назад известный как Эдвард Тич, стоял перед стеклянным шкафчиком со всякими безделушками и громко восхищался.       — Иззи! — позвал он своего первого помощника, выуживая из недр шкафчика крошечную фарфоровую статуэтку. — Ты только посмотри на всю эту хрень!       — Эдвард, пожалуйста… — устало повторил Иззи в третий раз. — Сосредоточься.       Эд махнул рукой, показывая Иззи, что внимательно его слушает. На самом деле слушал он вполуха — его внимание в этот момент отвлек тяжелый золотой медальон; крышка была густа усыпана сапфирами и изумрудами, и Эдвард упрямо пытался раскрыть медальон, желая взглянуть на то, что вещица прятала внутри.       — Рейд прошел удачно, парни прочесывают корабль.       — Я знаю, Иззи, я ведь сам и приказал… — пробормотал сквозь зубы Эд, пальцами пытаясь подцепить застежку, которая все никак не поддавалась.       Сразу после разговора с капитаном этого забавного суденышка — Стидом Боннетом, Эд скучающим тоном раздал своей команде набившие оскомину приказы: «Иззи, Айвен, Клык — со мной! Остальные — обыщите эту британскую посудину. И только посмейте, сукины дети, упустить хоть что-то ценное, как в прошлый раз — я с вас лично шкуры посдираю!»       И сейчас Иззи отчитывался ему этими очевидными вещами, как будто они были чем-то, что стоило толики внимания Великого Кракена.       Нет, Иззи и его скучные отчеты не интересовали Эдварда прямо сейчас. Медальон — вот что его интересовало.       — Нам стоит уходить отсюда, как только соберем добычу, — продолжал Иззи своим противным скрипучим голосом, впивающимся прямо в мозг. — Мы потопили фрегат Британского Флота — и британцы обязательно захотят отомстить. Особенно учитывая то, что этот недоумок Боннет, — Иззи выплюнул имя, как будто оно кислотой обжигало ему рот, — умудрился каким-то образом убить капитана корабля.       — Одним британским капитаном меньше, одним больше — какая, к дьяволу, разница, — прорычал Эд, раздраженный тоном Иззи и тем, что чертов медальон все никак не открывался. — Если спросишь меня, так Стид Боннет молодец, что убил этого слизняка Бадминтона.       Иззи вздохнул, долго, протяжно, как на палубе десять минут назад, и продолжил говорить таким тоном, как будто пытался разъяснить что-то очевидное упрямому ребенку.       — Адмирал Бадминтон мог бы стать ценным пленником. Мы могли торговаться с Короной за его жизнь. Заключить выгодную сделку.       — Как будто меня когда-то интересовали сделки с бриташками, Иззи, — пробормотал Эд, яростно крутя в руках медальон. Раздался громкий треск. — Есть!       В руках у него лежали две половинки сломанного медальона — одна была пустой, матово-золотой, на второй было нарисовано что-то. Крохотный портрет, выполненный искусно, изображал красивого черноволосого мужчину с задорной улыбкой и зелеными, как трава, глазами. Эд нахмурился, рассматривая портрет несколько секунд, а затем с раздраженным выдохом кинул разломанный медальон обратно в шкафчик.       — Сделка с бриташками, Эдвард, необходима нам, — повторил Иззи, с силой закрывая стеклянную дверцу шкафчика и вынуждая Эда взглянуть на себя. — Они набирают силу. И они в ярости, Эдвард, потому что Великий Кракен один за другим топит их корабли, а его армада пиратов грабит каждое торговое судно от Бристоля до Порт-Рояла. Их мощь велика, и очень скоро она выплеснется на нас — и погребет нас всех под собой.       Эд фыркнул, громко, презрительно. Чудище внутри него, уснувшее было, усыпленное жестокой расправой, напоенное кровью, заворчало, заметалось, поднимая свои тяжелые омерзительные щупальца. Его голос, когда он заговорил, звучал низко, угрожающе — он позволил Кракену говорить за себя.       — Пускай только попробуют, Иззи. И в тот же миг они столкнутся с яростью Великого Кракена, Ужаса Семи Морей. Еще ни один человек не выжил после встречи с ним.       Иззи смотрел на него долго, с благоговейным ужасом, и Эд знал этот взгляд. Ненавидел этот взгляд.       Его внезапно начало тошнить, и он подумал, что неплохо было бы присесть. Кракен всегда отнимал у него почти все силы. После превращения Эд чувствовал себя усталым, разбитым, истощенным — скорее оболочкой, чем человеком.       — Я буду в каюте, Иззи. Разговаривать с моим новым капитаном. Пора ввести Стида Боннета в курс дела. Меня не беспокоить, — бросил он бесцветно и ушел вглубь по коридору, изо всех сил стараясь идти ровно, не пошатываясь.

—~—

      Каюта капитана была такой же забавной, как и весь корабль, как и сам капитан, который взволнованно вскочил на ноги, как только Эд вошел в комнату. Он заметил, что Стид Боннет успел переодеться — сменил свой бирюзовый костюм на золотистый, из какой-то дохрена дорогой и красивой ткани.       — Великий Кракен! — произнес он, всплескивая руками, и Эд хмыкнул про себя.       Стид Боннет отчего-то нравился ему. Нравилась его манера держаться рядом с ним — без робости, страха, благоговения. Стид смотрел на него восхищенно, но не раболепно. Говорил с ним уверенно, твердо, голос не дрожал от ужаса.       Стид Боннет не скулил, не умолял о пощаде, не ползал перед ним на коленях, когда Великий Кракен задал ему Вопрос — тот самый Вопрос, который он задавал всем своим пленникам.       «Ты боишься смерти?»       Стид Боннет посмотрел ему в глаза — взгляд его был ясным, осмысленным, уверенным в себе, — и произнес твердое «нет».       И в то же мгновение Великий Кракен внутри Эда стушевался, отступил, хватка его мерзких щупалец на разуме Эда разом ослабла, и остался только он, Эдвард Тич, — или вернее, тень того Эдварда Тича, каким он был когда-то давно, до проклятия.       Никогда еще Кракен не отступал так резко, не оставлял его наедине с собой, унося свою всепоглощающую ярость и мощь в морские глубины души Эда.       Да, Стид Боннет определенно казался ему забавным.       — Эд, — сказал он неожиданно для себя и замер. Стид посмотрел на него недоуменно.       — Прошу прощения?       — Зови меня просто Эд. Так меня зовут. Эдвард Тич. — «Всех морей бич», добавил бы он когда-то давно, в прошлой жизни. А потом обязательно бы рассмеялся.       Присказка уже давно перестала казаться такой смешной.       — Эд, — повторил Стид медленно, будто смакуя, и имя перекатывалось у него на языке, как дорогой виски.       Эд не смог удержать дрожи. Уже давно, очень давно никто не звал его так. Он и не помнил, когда в последний раз слышал из чужих уст это имя, имя человека, которым был когда-то.       Его внезапно повело, и Эд пошатнулся, ухватываясь рукой за стену. Стид сделал широкий шаг ему навстречу.       — Эд, ты в порядке?       Любого другого человека, посмевшего задать такой вопрос, он приказал бы тут же обезглавить и выбросить за борт, но голос Стида звучал обеспокоенно, а на его лице читалось искренне волнение.       Эд махнул рукой, как можно небрежнее, и выровнялся.       — Порядок.       В центре каюты стоял диван, и Эд прошел и рухнул на него как подкошенный.       — Если позволишь… — осторожно начал Стид, придвигая к дивану низенький табурет, на который тут же сел. — Ты… выглядишь уставшим.       Эд фыркнул громче, чем намеревался.       — Приятель, — произнес он с мрачной, невеселой усмешкой. — Я блядский Великий Кракен. Ты вообще видел меня? Ты хоть представляешь, сколько сил уходит, когда я в том обличье?       Стид задумчиво помолчал, пожевал нижнюю губу.       — Могу только предположить, что изрядно, — произнес он наконец, и Эд даже приподнялся, чтобы скептически посмотреть на него. — Ты, должно быть, очень устал, Эд. Отдохни.       Эд хмыкнул — ну да, разумеется, будто он так просто может взять и заснуть на этой чертовски удобной кушетке в каюте человека, которого он едва знал.       Но голова была тяжелой, словно свинцовой, руки и ноги мелко дрожали — «Неуловимый» не сдавался до самого конца, Великого Кракена знатно потрепало в этом бою. Эд содрогнулся, вспомнив, как морская соль разъедала израненные щупальца. Он знал, что его руки и ноги сейчас покрыты мелкими глубокими порезами — раны зудели, надежно спрятанные под его наглухо закрытой кожаной одеждой. Они обязательно затянутся — всегда затягиваются. Но на это потребуется некоторое время.       Может быть, предложение и не было таким нелепым.       — Нет, приятель, я не могу сейчас отдыхать, — сказал он, и с каждым словом язык ворочался все тяжелее. Веки сами собой закрывались, словно налитые свинцом. — Я должен…       Он так и не закончил предложение. Его рука безвольно соскользнула с дивана, опускаясь на пол. Грудь его начала вздыматься глубоко, размеренно, по мере того как он соскальзывал все глубже и глубже в черное беспамятство, обещающее столь желанное спокойствие.

* * *

      Великий Кракен — Эд, поправил себя Стид, нахмурившись, — спал до самого вечера. Его дыхание было ровным, негромким. Пальцы руки нервно подрагивали, как будто и во сне он пытался найти рукоять меча. Лицо расслабилось, стало казаться почти… безмятежным.       Первое время Стид долго наблюдал за ним, жадно изучая, впитывая каждую черту.       Он слышал легенды о Великом Кракене, разумеется, слышал. Истории о его морском терроре шепотом передавались из уст в уста в темных углах кабаков и портов, словно говорившие боялись, что если они повысят голос, то Великий Кракен каким-то образом услышит их и явится по их души.       Были и настоящие свидетели — те, кто пережил нападение Кракена и его армады пиратов-мертвецов. Но такие не рассказывали многое. Бледные, запуганные, они жались к суше, словно дитя к груди матери, боясь подходить к морю ближе, чем на сто метров, и заливали свой ужас алкоголем. Стид видел одного такого свидетеля своими глазами — глаза у него были белые, полные безумия. Губы постоянно беззвучно шевелились, бесконечно шепча молитвы.       Человек, который лежал сейчас на диване в его каюте, совсем не был похож на того самого Великого Кракена, сгубившего столько жизней. Он выглядел мирным, безобидным… красивым. Даже густая черная сурьма, скрывавшая верхнюю половину его лица, и такая же густая борода, прятавшая под собой нижнюю, не могли скрыть это от взора Стида. Его сердце сжималось, когда он смотрел на этого красивого мужчину — а затем холодело, когда он вспоминал, кто он такой на самом деле.       Не дело ему было любоваться Ужасом Семи Морей, решил Стид и вышел из каюты.       На залитой солнцем палубе его команда нехотя, вяло чинила повреждения, нанесенные щупальцами Великого Кракена. Он поймал взгляд Люциуса, который легко пристукивал молотком по фальшборту, и попытался улыбнуться. Выражение лица Люциуса было красноречивее всех слов.       Люди из команды Великого Кракена — Эда, в очередной раз мысленно одернул себя Стид, — зорко следили за порядком. Стид подошел к самому низкому из троих — от того веяло каким-то беззвучным авторитетом, и Стид предположил, что он главнее двух других.       — Мои люди устали и наверняка голодны, — мягко начал Стид, и низкорослый весь дернулся, как будто он залепил ему пощечину.       — Боннет, — выплюнул он и обернулся, пытаясь взглядом разыскать Эда.       Стид укоризненно цокнул языком.       — Капитан Боннет, если позволите. Вы все еще гости на моем судне.       — Не забывайся, пес, — прорычал низкорослый, вплотную подходя к нему. — Ты теперь слуга Великого Кракена. И я буду называть тебя так, как захочу, недоумок.       И он еще раз оглянулся по сторонам.       Стид сжал зубы и выдохнул. Самое главное — не забывать о вежливости. Он ведь джентльмен, ради всего святого.       — И все же я вынужден настаивать, мистер?.. — И он многозначительно посмотрел на низкорослого.       — Хэндс, — выплюнул он. — Иззи Хэндс, но для тебя и тебе подобных — первый помощник Хэндс или Бог.       Стид хлопнул в ладоши, проигнорировав последнее высказывание.       — Чудно, мистер Хэндс. Немного манер никому не помешает, так ведь? — Взгляд, которым Иззи Хэндс прожег его, мог топить корабли, но Стид только едва заметно усмехнулся. — А теперь, если позволите… Таракан, прошу тебя, мы все изрядно устали и проголодались. Будь так любезен…       Таракан в мгновение ока выпустил из рук молоток и вытянулся, коротко поднося к голове ладонь.       — Есть, капитан! — козырнул он, а затем поспешно скрылся под палубой, спасаясь от разъяренного взгляда Иззи Хэндса.       Раздалось несколько одобрительных возгласов со стороны его команды: Французик присвистнул и выкрикнул «Да, капитан!», Малыш Джон захлопал ладонью по фальшборту, рядом с которым сидел, Люциус медленно, с торжествующим видом зааплодировал, ему вторили Пит и Швед. Олу и Джим молчали, с опаской поглядывая на команду Кракена.       Стид широко улыбнулся им.       — То, что ты себе позволяешь, Боннет, — прошипел Иззи, как только гомон смолк, — непозволительно. Даже больше — это гребаная субординация! Ты должен делать то, что прикажет тебе Великий Кракен. Где он вообще?!       Последнюю фразу Иззи проревел, в третий раз оглядывая палубу, будто надеясь, что Эд вот-вот появится на ней.       — Великий Кракен изволит отдыхать, — пояснил Стид многозначительно. — А что насчет приказов… Разве, мистер Хэндс, позволил бы я себе находиться здесь, если бы меня не послал Великий Кракен? — Стид покачал головой и укоризненно цокнул языком. — Что он скажет, когда узнает, что вы посмели сомневаться в его приказах?       И с этим он направился в сторону каюты, оставив разом побледневшего Иззи на палубе беззвучно открывать и закрывать рот.       Немного манер и правда не помешает — как и немного лукавства с его стороны.       Он успел услышать новую волну одобрительных возгласов со стороны команды, прежде чем молчавший до этого человек Эда с вытатуированной на выбритой голове луной выкрикнул «Молчать!», а его спутник угрожающе зашипел. А затем дверь его каюты закрылась за ним и отрезала шум, как будто его не бывало.       Эд продолжал спать на диване, пребывая в блаженном неведении. Стид невольно задумался: какие сны снятся Великому Кракену? Были ли они похожи на его сны — приземленные, обыденные? Были ли они о чем-то величественном, о том, что Стид себе даже и представить не мог? Ресницы Эда затрепетали, он вздохнул, один раз, коротко, но глубоко, а затем продолжил спать.       Стид наблюдал за ним без отрыва, пока его не прервал негромкий стук в дверь каюты. Таракан пришел, принеся с собой на подносе обед — или, может быть, ужин? Стид не был уверен, сколько времени прошло.       Снедь была простой: большой кусок добротного сыра, который Стид приказал приберечь на особый случай (и который Таракан, правильно поняв все без слов, достал сейчас из закромов), запеченное в травах мясо, свежий белый хлеб, несколько кистей винограда.       Стид не притронулся к пище — только налил себе бокал бренди и сел с книгой за стол, поближе к свечам. Он читал, пока за окном не начало заметно темнеть. Тогда он встал, одну за другой разжигая свечи, камин, канделябры. Закончив, он с довольным видом осмотрел комнату и слегка вздрогнул, когда заметил внимательный, пронзительный взгляд черных глаз Эдварда. Судя по всему, Эд наблюдал за ним уже некоторое время, потому что совершенно не выглядел сонным.       — Ты проснулся! — воскликнул Стид, усаживаясь на табурет рядом с диваном.       — Как долго я спал? — хрипло спросил Эд.       Стид выглянул в окно — небо было почти иссиня-черным, на нем уже начали появляться первые яркие звезды.       — Несколько часов? — навскидку предположил Стид. Он никогда не был мастаком в определении времени по светилам.       Эд выругался и резко встал с дивана, но почти сразу поморщился и схватился за спинку.       — О, черт, — пробормотал он, усаживаясь уже медленнее.       Стид обеспокоенно наблюдал за этой картиной, не решаясь высказать сочувствия, — не был уверен, что Эд не сочтет это слабостью.       — Тебе стоит подкрепиться, — предложил он, жестом указывая на поднос на небольшом столике рядом с диваном. Эд проследил за его жестом и удивленно хмыкнул.       — Еда? Иззи разрешил вам поесть? Очень на него непохоже.       — Ах, да, об этом. — Стид улыбнулся как можно очаровательнее. — Не стану скрывать: мистер Хэндс предпринимал попытки помешать мне накормить команду. Мне пришлось прибегнуть к небольшой настойчивости и хитрости, чтобы добиться своего.       — Хитрости? — Эд удивленно вскинул бровь, отламывая большой ломоть хлеба.       Стид довольно усмехнулся.       — Скажем так — мистер Хэндс посчитал, что приказ накормить команду отдал… Великий Кракен. Надеюсь, ты не возражаешь, что я посмел говорить от твоего имени, — поспешно добавил Стид.       — Возражаю? — Эд хмыкнул. — Стид, приятель, на моей памяти еще никто не сумел обхитрить Иззи, так что нет, я не возражаю. Более того — я даже хочу, чтобы ты рассказал мне, как это сделал. Видит черт, полезно иногда приструнить сукина сына, уж больно он зарывается.       И Эд закинул в рот сразу пригоршню винограда.       Стид подавил свою довольную улыбку и отрезал ему большой кусок мяса и сыра, а также налил в бокал бренди. Эд принял напиток с благодарностью, сделал глоток, довольно зажмурился.       — Чертовски хороший бренди.       Некоторое время они ели молча, а затем Стид решился задать следующий вопрос, который не оставлял его с самого утра:       — Что… что теперь будет с нами? Со мной и командой?       Эд вздохнул и вернул еду на тарелку. Бокал бренди по-прежнему был у него в руках, и он задумчиво приподнял его, всматриваясь в янтарный напиток, сверкавший в мягком пламени камина.       — Вы продолжите пиратствовать, — начал он медленно, нехотя — как будто необходимость объяснять это противила ему. Стид почти пожалел, что поднял эту тему. — Только теперь во имя Великого Кракена. Будете грабить те корабли, на которые я укажу. Если я велю явиться — вы явитесь. Велю отдать мне всю добычу — отдадите. Велю умереть за меня — умрете.       Стид выпрямился на своем табурете и осторожно спросил:       — Что будет… Что будет, если мы ослушаемся?       Эд сделал большой глоток бренди, прежде чем ответить.       — Ты видел, что Кракен сотворил с «Неуловимым». — Он многозначительно посмотрел на Стида. — Мне правда нужно произносить это вслух?       Стид покачал головой. Ему внезапно стало нехорошо — съеденная еда заворочалась в желудке, словно просилась обратно.       — Я слышал… Говорят, что в армаде Великого Кракена служат мертвецы, — неуверенно сказал Стид. — Это то, что ждет нас, если мы погибнем у тебя на службе? Мы просто… продолжим служить?       В этот раз тишина, повисшая между ними, была долгой — самой долгой за вечер. Эд смотрел на него странным нечитаемым взглядом.       — Ты знаешь, как еще называют Великого Кракена, Ужаса Семи Морей? — ответил он наконец вопросом на вопрос. Стид кивнул. Прозвище мгновенно всплыло в памяти, и он почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. — Тогда скажи это. Скажи вслух, Стид — и пойми, с кем ты делишь трапезу.       Во рту внезапно пересохло, и Стид крупно сглотнул. Голос не сразу послушался его, когда он открыл рот, — ему пришлось откашляться.       — Морской Дьявол.       Слова со звоном повисли в воздухе. Стид смотрел на Эда без отрыва: тот едва заметно изменился, его тень на стене плясала в безумной пляске, так же, как плясали щупальца Кракена сегодня утром, обвивая мачту и корпус «Неуловимого». Его глаза казались черными, бездонными, холодными. В них не осталось той прекрасной теплоты, что очаровала Стида. В них была только вечность, полная тоски и боли.       — Теперь ты служишь Морскому Дьяволу, Стид.       Он протянул руку, взял руку Стида прохладными пальцами и положил себе на грудь. Стид замер. Все его чувства разом обострились, он прислушивался к своим ощущениям, ожидая почувствовать под пальцами биение сердца.       Прошла минута.       Другая.       Стид не чувствовал ничего.       Сердце Эда не билось.       Эд оскалился в пугающей улыбке, и Стид невольно вздрогнул. Он хотел отнять руку, но Эд помешал, прижав его ладонь своей. Его пальцы были не просто прохладными — они были ледяными, как морская вода. Стид словно погрузил ладонь в ночной океан.       — Мы все здесь мертвы, Стид, — прошептал Эд, и его голос был полон боли.       Сердце Стида охватила внезапная жалость. Он повернул ладонь, перехватил пальцы Эда и сжал их, крепко, стремясь передать хотя бы часть своего тепла.       — Твое сердце… — Он тоже шептал — казалось неправильным повышать голос. — Оно не бьется, потому что оно… мертво?       Эд удивленно посмотрел на ладонь Стида. Его пальцы дрогнули, а затем он сжал его руку так крепко, что Стиду стало больно. Он даже не поморщился.       — Мое сердце — это целый океан, Стид. Оно будет биться столько, сколько существует океан. Но не у меня в груди.       И он отвел взгляд, как будто стыдился сказанного. Его лицо сморщилось, словно он вот-вот заплачет, но ни единой слезы не пролилось из его глаз.       — О, Эдвард… — Стид робко поднял вторую руку, коснулся его щеки — почувствовал под пальцами мягкую бороду. Ненавязчиво надавил, пытаясь повернуть его лицо к себе, но не вынуждая. Эд послушно посмотрел на него. В его влажных глазах Стид увидел звезды — но то был лишь причудливый отблеск огня в камине. — Что же с тобой произошло?..       — Я совершил нечто ужасное, Стид, — прошептал Эд едва слышно. — И теперь я расплачиваюсь за содеянное. Теперь я проклят навеки.       Единственная слеза скользнула по его щеке — Стид поймал ее подушечкой большого пальца. Он молчал — не знал, что сказать, да и не считал, что слова здесь уместны. Он и сам совершал ошибки в своей жизни — и знал, что значит сталкиваться с последствиями.       Эдвард тоже молчал, глядя в камин, на жаркое пламя. Его рука в ладони Стида постепенно согревалась. Стид гладил его щеку осторожными, легкими движениями. Он не понимал, зачем делает это — просто хотел быть рядом, поддержать, утешить хоть как-то.       Через некоторое время Эд вытащил свою руку из ладони Стида, поднес ее к лицу, на мгновение крепко прижал его пальцы к своей щеке, а затем отвел и их. Стид не стал возражать — он понимал, что и без того нарушил все его личные границы.       — Ты все еще здесь, — прошептал он, не глядя на Стида.       — А где мне еще быть? — шепотом же отозвался Стид, и Эд впервые за долгое время взглянул на него.       — Разве ты не боишься меня, Стид?       Стид ответил сразу же, не тратя время на раздумья, и ответ его был твердым, как кремень.       — Нет.       — Тебе стоило бы, — обронил Эд с негромким, темным смешком.       — Я не боюсь тебя, Эдвард. Ни человека, ни Кракена.       — Я убивал людей. Много людей.       Стид на мгновение прикрыл глаза. Перед мысленным взором он увидел свою семью — Мэри, детей. А затем Сэма, улыбающегося ему на песчаном берегу. Увидел, как его голова катится по палубе, тело тяжело оседает, густая, почти черная кровь стекается в огромную лужу и расплывается, ползет к Стиду, грозясь поглотить его целиком.       Стид сглотнул образовавшийся в горле ком и открыл глаза. Взгляд Эда цепко изучал его.       — Я тоже причинял боль людям. Своей семье. Мой… хороший друг погиб по моей вине. Я… так и не смог простить себе его смерть.       Стид отвел глаза. Воспоминание было еще свежо. Боль острым кинжалом провернулась в сердце.       — Я проклят не меньше, чем ты, Эд, — произнес он непослушными губами. — Со мной что-то не так… Я… как чума. Обрекаю каждого, кто находится рядом со мной, на страдания. На смерть.       Смех Сэма призрачным эхом прозвучал в каюте, перемежаемый серебристым хохотом детей, коротким смешком Мэри.       — В таком случае, тебе повезло, что рядом оказался я, — криво усмехнулся Эд. — Ты не сможешь обречь меня на страдания большие, чем я обрек себя сам. И я не умру по твоей вине — я вообще не могу умереть, так что можешь быть спокоен подле меня, Стид.       И он сделал большой глоток бренди, пока Стид расширившимися глазами наблюдал за ним.       Они продолжили трапезу и больше не возвращались к этой теме. Эд, поначалу напряженный, вскоре расслабился, начал шутить и даже улыбаться.       Стид еще никогда так легко не находил ни с кем общий язык.