Сердце Кракена

      Тортуга была портом грязным, шумным и цветистым. Здесь находили прибежище абсолютно все, начиная от именитых пиратов, выпивавших бок о бок с каперами Его Величества, заканчивая беглыми рабами и каторжниками. Затеряться на Тортуге было просто — гораздо проще, чем в Республике Пиратов, где за каждым шагом следили сотни глаз, а десятки губ ветром разносили вести о любом вновь прибывшем.       Разумеется, ему пришлось расстаться со своими любимым нарядами — весть о Джентльмене-пирате, как Стид не без гордости узнал, дошла и сюда. Шелковые кюлоты и чулки он сменил на простые черные штаны, изящные туфли — на добротные подбитые сапоги, свои рубашки, жилеты и камзол — на белую холщовую рубаху и пальто, темное и неприметное. Он не удержался и оставил платок — тот алел на шее, словно рана; единственное яркое пятно в его непритязательном наряде.       Они разделились, чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений. Стид взял с собой Люциуса, отправив Олу с Джимом в другой трактир. Баттонс в компании Французика и Шведа направились в порт, чтобы расспрашивать моряков. Их кошели были туго набиты серебром — Эд щедро отсыпал ему монет из богатств Кракена. Стид настрого запретил скупиться — деньги были надежным способом выудить информацию из молчаливых или закрыть рот изрядно болтливым. Он велел им меньше говорить и больше слушать. Даже обрывочная информация могла стать полезной.       Каждой группе он придумал свою легенду. Так, Баттонс, Французик и Швед были матросами, которые хотели наняться на надежное торговое судно. Французик отличался потрясающим талантом придумывать весьма убедительные истории, Баттонс с первого взгляда мог понять, кому стоит доверять, а кому нет, а Швед был просто славным малым (и все же, Стид велел ему больше помалкивать). Джим и Олу уже давно работали вместе, оба они отличались осторожностью и осмотрительностью, при этом спокойный и рассудительный Олу выглядел внушительнее, когда за его спиной маячили Джим, ловко поигрывая ножом. Они искали женщину по имени Ада, которая могла помочь решить некоторые… щекотливые вопросы (Стид запретил упоминать слова «ведьма» и «колдунья» — они могли привлечь слишком много внимания).       Сам же он с Люциусом… Что ж, ему не было смысла пытаться скрываться за неправдоподобной легендой — он прекрасно понимал, что манера говорить и держаться выдаст его с головой.       — Мы разыскиваем женщину по имени Ада Джонс, — произнес Стид, пальцами подталкивая в сторону бармена столбик серебряных монет. — Может быть, слышали о такой? Она могла жить здесь… лет тридцать назад?       Бармен насмешливо фыркнул, но ничего не сказал — столбик монет ловко перекочевал в его карман.       — Никогда о такой не слышал, — заметил он. — Но я здесь недавно, всего лет десять. Стоит расспросить старожилов. Томас вон там, в углу, — он обретается на Тортуге давно. Да, вам однозначно надо к Томасу, господин?..       — Значит, мы направимся прямиком к Томасу, — кивнул он бармену, проигнорировав вопрос, и развернулся на каблуках; пальто взвилось вокруг ног.       — Плохая идея, Стид, расспрашивать старых моряков, — шепнул ему на ухо Люциус, когда они направились в темный грязный угол трактира. — Они давно себе все мозги пропили. А мы привлечем к себе лишнее внимание. Уверен, люди Кракена…       — …едва ли обращали хоть малейшее внимание на старых пьяниц, — возразил Стид, приближаясь к столику, на котором, похрапывая, спал некто — вероятно, Томас. Стид откашлялся, а когда старик не обратил внимание, слегка пнул ножку его стула. Старик встрепенулся, выпрямился — в руке у него блеснул кинжал. Его слегка пошатывало, он едва смог сфокусировать взгляд на них. Стид кивнул ему.       — Я заплачу, Джонни, чесслово, заплачу…       — Томас, я полагаю?       — А кто… ик, кто спрашивает? — Томас на мгновение закрыл глаза, прижал ладонь ко рту. Люциус с отвращением вздохнул, но Стид не обратил на жест ни малейшего внимания.       — Мистер Томас, я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете, если мы присядем?       Томас посмотрел на него долгим непонимающим взглядом. Стид вздохнул, отодвинул стул и присел на самый край (порадовавшись про себя, что сейчас на нем было темное пальто, а не один из его камзолов — эти пятна едва ли отстираются).       — Горло изрядно пересохло, мистер. Мне бы эт… промочить его, — многозначительно ухмыльнулся Томас. Стид кивнул Люциусу, и тот, закатив глаза, вернулся к бармену.       — Полагаю, вы уже давно не выходили в море?       Томас зевнул, не утруждаясь прикрыть рот ладонью.       — Лет пятнадцать уж поди, мистер. Староват я уже стал, зрение не то совсем, ловкость ни к черту. А что? Набираете команду?       — Вовсе нет, мистер Томас. Но меня интересуют события, свидетелем которых вы… — Тут Люциус поставил перед ними два стакана, и Томас деловито поднял руку, поднося стакан ко рту. В два длинных глотка он осушил его и удовлетворенно выдохнул. Стид жестом предложил ему свой стакан. — Так вот. Я уверен, вы могли стать свидетелем тех событий. Вам говорит о чем-нибудь имя… Ада Джонс?       Томас ответил не сразу — сначала допил содержимое стакана Стида, затем икнул и вытер рот грязным рукавом.       — За вино спасибо, конечно, мистер, вот уж удружили… А женщина… Нет, женщину не знаю. Никогда не слыхал о такой.       Стид не сдержал разочарованного вздоха. Попрощавшись со старым моряком, он оставил его за столом, покачивающегося и со стеклянным взглядом, и вышел на улицу — трактир отчего-то показался ему душным. Люциус с сочувствием похлопал его по плечу.       — Было бы странно, если бы нашли ее вот так сразу. Если бы ее было просто найти, Эд сделал бы это много лет назад, — заметил он. Стид с горечью кивнул. — Мы продолжим поиски, Стид. Уверен, на что-нибудь да наткнемся.       И они продолжили. Дни тянулись бесконечно долго и безуспешно. Тортуга душила его — они оставили «Месть» в самом дальнем углу порта, решив, что будет небезопасно возвращаться на нее, а сами ночевали в трактире. Стид скучал по простору своей светлой каюты. Но еще больше он скучал по Эду, по его улыбке, по его голосу, объятиям. Каждая новая неудача заставляла отчаяние мутным осадком всколыхнуться внутри него. Стид упрямо стискивал зубы и отказывался сдаваться. Он не отступит так просто. Если придется, они поплывут в другой порт, даже если он будет под контролем Британии.       Им повезло только спустя две недели. Взволнованный Французик проскользнул в его комнату в трактире ближе к вечеру и сказал, что они с Баттонсом и Шведом, возможно, нашли что-то.       — Ее называют Белой Госпожой, капитан, — объяснил Французик, когда Стид, на ходу натягивая пальто, спускался вслед за ним в трактир. — Возможно, это ерунда, но может быть… Мы позвали моряка сюда — Баттонс обещал угостить его, если он расскажет все еще раз.       Стид только взволнованно кивнул.       Моряк представился Майклом Смитом; он выглядел так, как можно было ожидать от любого моряка: поджарый, с дочерна загоревшей кожей и огрубевшими от работы руками. Его взгляд был ясным и умным, несмотря даже на то, что перед ним уже стояло несколько опустошенных стаканов, — Баттонс поспешил выполнить свое обещание.       — Ваш капитан, а? — спросил моряк, покосившись на Баттонса, когда Стид сел напротив него. Баттонс весомо кивнул. — Не шибко вы похожи на торговца, капитан?..       — Эдвардс, — представился Стид как можно небрежнее. — Я в этом деле совсем недавно, мистер Смит. Именно поэтому ваши сведения… представляют особую ценность.       Майкл Смит хмыкнул и отпил эля из стакана.       — Ищите, куда выгодно сбывать товар?       — Именно так, — кивнул Стид. — Теперь, если вы не против, мистер Смит, я бы хотел услышать то, что вы рассказали моим людям. Уверен, вы человек занятой…       — Пару лет назад я плавал на одном британском торговом судне. Капитан наш был человеком честным, порядочным, а честным людям, как известно, трудно в наше неспокойное время заработать монету, капитан Эдвардс, — начал моряк с усмешкой. — Поэтому он охотно соглашался выступать… скажем так, посредником. Мы загружали товар в порту и делали так, чтобы никто не обращал внимание, что среди товара, числившегося по бумагам, затерялась пара-тройка коробок с содержимым… весьма сомнительного характера.       — Понимаю, — кивнул Стид. Контрабанда и незаконная торговля между колониями разных стран была делом обычным — благодаря подобным махинациям его собственный отец смог сколотить состояние, когда только прибыл в Новый Свет.       — Особенной популярностью пользовались различные снадобья и зелья, которые мы выменивали в одном поселке в глубине Сан-Доминго. Хорошенькие жены плантаторов верили, что зелья помогают им сохранить молодость и красоту. Уж не знаю, так ли это, — хмыкнул Смит, — но их мужья платили звонкой монетой за одну крохотную склянку. Аборигены Сан-Доминго же обменивали целые мешки таких склянок на самые дешевые товары — еду, огненную воду, ткани, лекарства.       Стид заинтересованно поддался вперед, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке.       — Откуда же аборигены брали такие ценные снадобья, мистер Смит? — спросил он, надеясь, что голос не выдавал его волнения.       — Их смешивала местная знахарка. Да вот только сам я никогда ее не видел, капитан Эдвардс, — охотно пояснил Смит; было видно, что внимание Стида к его рассказу, а также третий стакан эля, который ловко поставил перед ним Французик, берут свое. — Ее никто не видел, даже наш капитан. Мы общались только с аборигенами — с теми из них, кто вполне сносно говорил на английском или испанском. Они называли ее «Белая Госпожа». Она, очевидно, пользовалась большой популярностью в их поселениях. Наивные бедняги боготворили ее. Произнося ее имя, они трепетали от ужаса и восторга. Капитан пытался добиться с ней встречи — хотел лично обсудить это прибыльное дельце. Он был мягким ублюдком, наш капитан, — Смит хмыкнул, отпил из бокала, — и ему было жаль белую женщину, которая принесла ему столько серебра, а сама не заработала ни пенни. Но он так и не преуспел. Она уже почти согласилась, когда нашего капитана поймали на горяченьком. Единственной женщиной, с которой ему посчастливилось тогда встретиться, была виселица. — Он коротко хохотнул, довольный своей шуткой, но почти сразу стал серьезным, вытер губы рукавом и перекрестился. — Да упокоит господь его душу, ибо он был славным малым. С его смертью мир — а вместе с ним и мой карман — значительно обеднел.       И он многозначительно посмотрел на Стида. Стид снял с пояса свой кошель, положил на стол, поближе к Смиту, — кошель туго звякнул. Смит слегка подрагивающими пальцами развязал тесемки, достал одну монету, приподнял ее вверх, внимательно разглядывая в тусклом свете.       — Английские*, а? — пробормотал он себе под нос. — Вильгельм и Мария*…       — Вы предпочитаете испанские песо? — поспешно спросил Стид, едва заметным жестом головы давая знак Люциусу.       Майкл Смит долго смотрел на него, прежде чем ответить.       — Серебро оно и есть серебро, так ведь? — ответил он наконец, зажимая монету в кулаке. — Даже если ему почти тридцать лет*.       Рука Люциуса, потянувшаяся к кошельку на поясе, незаметно скользнула обратно на стол. Стид выдохнул про себя.       — Так что, капитан Эдвардс, вы собираетесь плыть в Сан-Доминго? — спросил Смит, ловко переводя тему. — Вам часом не нужны матросы на корабль? Я свое дело знаю — много лет служил боцманом. К тому же, мог бы указать необходимую вам бухту…       Стид улыбнулся как можно беззаботнее и покачал головой.       — Боюсь, мистер Смит, нам далеко до вашего капитана. Я в этом деле неопытен, но точно знаю, что не хотел бы закончить как он из-за какой-то нелепой случайности. Так что на Сан-Доминго мы плыть не станем — по крайней мере в ближайшее время. Стоит… набраться для начала опыта, вы так не считаете?       Смит хмыкнул и смерил его оценивающим взглядом.       — Уж не знаю. Как по мне, капитан Эдвардс, вы выглядите так, словно уже успели нюхнуть морской соли. — Он медленно обвел взглядом команду Стида, которая молчаливо сидела за столом, пока они беседовали: Баттонса, Французика, Люциуса и Шведа. — Как и ваши ребята. Вы часом не пираты?       И он посмотрел на Стида еще раз, своим ясным пронизывающим взглядом.       Что-то в желудке Стида оборвалось и рухнуло вниз ледяной глыбой. Его смех, подхваченный командой, звучал натянуто и высоко.       — Разве мы похожи на пиратов, мистер Смит? — попытался отшутиться Стид. — Скорее уж на тех, кого пираты захотят ограбить. На легкую добычу.       Смит, не глядя, покрутил монету в пальцах, подбросил ее в воздух, а затем спрятал обратно в кошель.       — Что ж, капитан Эдвардс, поверю вам на слово — уж больно приятно потяжелел сегодня мой кошель. А теперь позвольте откланяться, — он встал со стула, шутливо поклонился Стиду, — девчонки в борделе «Морская шалунья» уже заждались.       И он, посмеиваясь, направился к двери, не дождавшись ответа.       — Думаете, это она, капитан? — испуганно спросил Швед, нарушая повисшую в воздухе тишину. — Ведьма, которая прокляла Великого Кракена?       Баттонс зашипел на него, делая в воздухе уже знакомый жест от сглаза. Швед зажал ладонью рот; его глаза расширились.       — Вполне может быть… — Стид задумчиво погладил подбородок, не отрывая взгляда от двери, за которой скрылся Смит.       — Он раскусил нас, Стид, — пробормотал Люциус, наклоняясь почти вплотную к нему. — Нам надо уходить отсюда, пока он не привел кого-нибудь по наши души.       Французик согласно кивнул.       — Он наверняка захочет удвоить свой сегодняшний куш, капитан, помяните мое слово. Я хорошо знаю таких, как он — никогда не выпускают выгоду из рук.       — Что ж, — вздохнул Стид. — Я согласен со всеми вами. Мистер Баттонс, как скоро мы сможем отправиться в Сан-Доминго? Готова ли «Месть» к отплытию?       Баттонс кивнул.       — Так точно, капитан. Она давно заждалась, ей уже не терпится покинуть это дурное место. — Он неприязненно осмотрел трактир.       — Боюсь, то место, в которое мы отправимся, Баттонс, не менее дурное… — пробормотал Люциус, многозначительно косясь на старпома.       Баттонс ничего не ответил — только в очередной раз осенил себя своим жестом от сглаза.       Стид невольно подумал, что им всем не помешало бы научиться этому жесту. Может статься, он пригодится им очень скоро.

—~—

      Они бросили якорь вдали от города Кап-Франсе, в небольшой бухте Порт-о-Пренс, которую использовали в основном торговцы и буканьеры. Небольшое поселение в бухте было основано местными аборигенами, которые, спасаясь от испанских и французских колонизаторов, вынуждены были бежать вглубь острова. Именно туда им и предстояло направиться.       Деревни аборигенов, судя по информации, которую они со всей возможной осторожностью добыли в Порт-о-Пренс, находились вдоль реки, на заболоченной местности. Дельта реки довольно скоро сужалась, поэтому они сразу же отказались от идеи плыть дальше на «Мести». Стид взял с собой в шлюпку Люциуса, Олуванде, Джима и Французика — последние умели говорить на испанском и французском, что могло сыграть им на руку на случай, если среди аборигенов не нашлось бы того, кто говорил бы на английском.       В первом поселении, на которое они наткнулись, их ждала неудача — как они с трудом выяснили, Белая Госпожа жила не здесь. Стид, тем не менее, щедро одарил аборигенов — подношения были простыми, в основном провизия и ткани, но их благодарность не знала границ. И все же они с опаской согласились приютить их на ночь. У двери хижины, в которой они провели ночь, все время стоял кто-то из мужчин, вооруженный длинным копьем и мачете. Стид мог понять их страхи и не винил их — колонизаторы принесли много вреда их народу. Они были не так враждебно настроены по отношению к Олуванде и Французику, которым разрешили покинуть хижину вечером, но сам Стид вместе с Люциусом и Джимом вынуждены были оставаться в ней все время.       Они продолжили путь следующим ранним утром. Вождь племени выделил им провожатого, который плыл в крошечном каноэ впереди, показывая им дорогу. Он ловко орудовал единственным веслом, и им приходилось грести изо всех сил, чтобы поспевать за ним. Плыть было темно и душно — солнечные лучи и свежий ветер почти не проникали сквозь густую зеленую листву, а шум джунглей казался назойливым и почти оглушающим.       Через какое-то время — Стид потерял ему счет и не был уверен, как долго они плыли, — их провожатый активно зажестикулировал, указывая на хижины, едва видневшиеся за поворотом реки. Стид даже не успел поблагодарить его, так быстро тот развернул каноэ и поплыл обратно, в сторону своей деревни.       Их уже ждали в поселении — разумеется, их предупредили заранее. Стиду жестами и ломаным английским приказали выйти из лодки. Он взял с собой Люциуса (который явно был не в восторге от этой перспективы) и прошел вслед за невысокими мужчиной и женщиной вглубь деревни, к самой большой и красивой хижине.       Внутри хижина была густо увешана сущащимися травами и кореньями — их пряный аромат стоял в воздухе, мешаясь с запахом зажженых восковых свечей, единственного источника освещения. Она сидела за грубо сколоченным столом, сцепив пальцы перед собой. Ее руки были покрасневшими и погрубевшими от работы, одежда — вылинявшей и залатанной, но лицо ее все равно хранило остатки былой красоты.       Ада Джонс и правда была красавицей — как и рассказывал ему Эд. Ее густые волосы, полностью белые как лунь, были распущены, волнами лежали на плечах. Бледное лицо было испещрено морщинами, но глаза ее были пронзительно ясными — синими, словно морская гладь.       — Белая Госпожа, я полагаю? — спросил Стид с глубоким поклоном. Он замер в дверях комнаты, не решаясь войти без разрешения, и Люциус недовольно и взволнованно вздыхал у него за спиной.       Ее смешок колокольчиком зазвенел в комнате.       — Это и вправду я, хотя я не люблю, когда меня называют так. Полагаю, раз вы знаете, кто я, то можете знать и мое настоящее имя, мистер?..       — Капитан, — мягко поправил Стид, выпрямляясь. — Стид Боннет. Я прошу прощения, госпожа, если обидел вас своим невежеством — я не хотел этого.       Ада Джонс прищурилась, рассматривая его.       — Я не жалую пиратов, капитан Боннет. Нет смысла пытаться мне возражать, капитан, ведь я прекрасно знаю, что вы пират. Я узнала о вашем прибытии в Порт-о-Пренс в тот момент, когда ваш корабль бросил якорь в бухте.       Стид улыбнулся и развел руками, как будто пытался показать, что не желает спорить.       — Что ж, в таком случае мне нет смысла отпираться. Но я надеялся, что вы сможете выслушать меня, миссис Джонс, прежде чем отсылать…       — Нет.       Она встала из-за стола, сцепила руки перед собой, как будто стремясь защитить себя. Она была невысокой и хрупкой, изящной даже.       — Может быть, вы хотя бы примете мой дар, прежде чем я уйду? — спросил Стид.       Это была его последняя надежда. Он не ждал, что она согласится сотрудничать, но ее резкий и решительный отказ заставил его волноваться. Он не мог сдаться, только не тогда, когда был так близко.       — Дар? — переспросила она с усмешкой. — Что ж, признаю — вы заинтриговали меня, капитан Боннет.       — Люциус… — позвал Стид и поманил его рукой.       Люциус ступил вперед, неся в руках коробку с торжественностью, которая казалась странно неуместной в этой бедной темной хижине. Он поставил коробку на стол и сделал два быстрых шага назад, скрываясь за спиной Стида. Короткий взгляд, который Стид уловил, когда их глаза встретились, был красноречивее слов.       Ада подошла к коробке, сняла крышку и выдохнула едва слышно. Легко провела пальцами по ткани цвета индиго, словно не верила своим глазам. Платье зашуршало, когда она приподняла его, позволив шелку скользнуть по обнаженным предплечьям.       — Если простите мою дерзость… — Стид склонил голову, сделал крохотный шаг ей навстречу; она вздрогнула и вскинула на него глаза. — Я подумал, что вы наверняка истосковались по нарядной одежде, живя в этих… весьма стесненных условиях. — Он мягко улыбнулся. — Надеюсь, вы не станете отвергать мой подарок так же поспешно, как отвергли меня.       Она молчала долго, с минуту, не смотрела на него, а перебирала пальцами шелк. Стид внезапно с болезненной яркостью вспомнил Эда, сжимавшего в руках его кашемировый платок — давно, как будто целую вечность назад.       — Уже давно мне не делали таких подарков, капитан Боннет, — негромко и хрипло сказала она наконец. — Думаю, вы заслужили толику моего внимания.       Он выдохнул, чуть громче, чем намеревался, и легко улыбнулся.       — Спасибо, госпожа. Я, хм…       Стид замолчал и нахмурился, нервно накручивая на палец край своего золотистого кушака. Он много раз представлял в голове этот разговор, но сейчас все слова, придуманные и отрепетированные недели назад, казались неуместными.       — Я разыскивал вас, госпожа… — начал он осторожно, словно шагал по зыбкой болотистой почве. — Потому что я… влюблен.       — Вот как? — Она удивленно приподняла брови.       — И мой возлюбленный, он… — Стид вскинул ладонь, провел по губам и подбородку. — Боюсь, ему… нездоровится. И только вы можете помочь ему.       — Какого рода недуг поразил вашего возлюбленного? — спросила Ада мягко, с сочувствием.       Стид поднял взгляд, заглянул ей прямо в глаза.       — Вы знаете природу этого недуга очень хорошо, госпожа. Это проклятие. Мой возлюбленный проклят — проклят вами, много десятилетий назад.       Она отшатнулась от него, вскинув руки к груди, так резко, что врезалась в стул — тот с грохотом упал на пол. Ее ладони, которые она поднесла к лицу, крупно дрожали, глаза расширились, сначала испуганно, затем в гневе.       — Я не намерена… — прошипела она, — ничем помогать Эдварду Тичу, капитан Боннет. Он заслужил свое проклятие — я знаю это. Уверена, как и знаете вы.       Стид вздохнул, сделал шаг назад — подальше от нее, чтобы дать необходимое ей безопасное расстояние. Он не намеревался причинить вред этой женщине и хотел, чтобы она поняла это.       — Я ожидал этой реакции, госпожа. — Он склонил голову. — Все, чего я прошу — лишь еще минуту вашего внимания. Он изменился…       — Нет, — перебила она, резко качнув головой. — Такие, как он, не меняются.       — Прошу вас, Ада… — Стид практически умолял. — Прошло столько лет… Он раскаивался все эти годы, уверяю вас…       — Нет! — Ее голос почти сорвался на крик; из горла вырвался всхлип. — Этот человек… Это чудовище… Обрекло меня на мучения, которых ты не можешь себе представить, дитя…       — Это правда, я не могу представить себе ваших мучений. Но прошу вас, поверьте мне. Я знаю его, госпожа, — знаю того, кем он стал, и того, кем он был когда-то. Эдвард уже не тот человек, который отдал приказ…       — Это правда, — перебил его внезапно Люциус, громко и уверенно. Они оба посмотрели на него удивленно, он сам и Ада. Люциуса не смутили их взгляды. — Я знаю его не так хорошо, как Стид… капитан Боннет. Но я не заметил в нем жестокости, о которой рассказывал нам Стид. Он… он показался мне мягким, госпожа. Сломленным. Конечно, в те моменты, когда его не обуревает ярость Кракена…       — Это его собственная ярость, дитя, — прошептала она, но Люциус упрямо продолжал:       — И он явно любит Стида. Я видел это — мы все видели, вся наша команда, спросите любого. Разве смог бы… Разве смог бы человек, которого вы знали десятилетия назад, полюбить кого-то? Смог бы, госпожа?       Она молчала, изучала взглядом их по очереди, сначала Люциуса, затем Стида.       — Это правда? — спросила она наконец, обращаясь к Стиду. — Он любит тебя? Ты уверен в этом?       Стид кивнул и улыбнулся немного печально.       — Он любит меня, а я люблю его. Всем сердцем, моя госпожа. Я не… я не могу представить, как жить без него.       — Я тоже когда-то любила… — Она смотрела вдаль, сквозь него. — Но моего возлюбленного отняли у меня, капитан Боннет. Отнял ваш возлюбленный — разве вы не находите это ироничным?       — Я нахожу это печальным, — прошептал Стид, делая шаг ей навстречу. Она не отошла. — Но во мне также теплится надежда. Вы наложили проклятие… Возможно, вы сможете снять его?       Она рассмеялась, хрипло и невесело.       — Чтобы наложить проклятие, капитан Боннет, я заплатила цену. Высокую цену. Чтобы снять проклятие, понадобится заплатить не менее высокую цену.       — Но вы сможете снять его? — спросил Стид, позволив надежде внутри себя встрепенуться.       — Нет, — произнесла она просто и резко, и сердце Стида провалилось куда-то вниз.       — Нет, потому что не хотите, или нет, потому что?.. — Он должен был сказать это, хотя понимал, какой ответ может услышать.       — Я не смогу снять проклятие, капитан Боннет, — медленно ответила она, холодно глядя ему в глаза. — Потому что не я его наложила. Это никогда не было в моих силах — я простая женщина из плоти и крови, как и вы, как и ваш юный друг.       Все внутри Стида похолодело. Ему показалось, что вся его кровь в мгновение ока обратилась в лед.       — Не может быть… — прошептал он непослушными губами. Не может быть, чтобы все это было напрасно. Весь этот путь, все его надежды, свобода Эдварда и их будущее, полное радости и любви…       — Вы заплатили цену… — Люциус внезапно подал голос из-за спины Стида. — Кому, госпожа? Кому вы заплатили, чтобы наложить проклятие?       Ада посмотрела на Люциуса, усмехнулась. Подняла с пола стул, села на него, жестом предложила им сделать то же самое. Стид рухнул на стул как подкошенный, не чувствуя под собой ног. Голова кружилась, а на глазах закипали горячие слезы отчаяния.       Он почувствовал короткое ободряющее рукопожатие — Люциус глазами как будто умолял его не сдаваться. Стид не смог даже выдавить из себя улыбку, только кивнул.       Ада наблюдала за ними, а затем вздохнула. Она протянула руку и коснулась пальцами шелка платья, которое ей подарил Стид в надежде сыскать ее благосклонности. Что ж, по крайней мере он сумел порадовать несчастную женщину.       — После того, что произошло… Я была сломлена. Не знала, что делать, куда идти. Меня приютили — мой муж был офицером, у него были друзья в колониях. Но я видела… видела, что они сторонятся меня. Презирают. Для них я стала… опороченной, понимаете? — Она посмотрела на него с отчаянием, и Стид кивнул; он понимал слишком хорошо. — Некоторое время спустя я обнаружила… — Она поджала губы, стыдливо отвела взгляд. — Я обнаружила, что жду ребенка, капитан Боннет.       Люциус рядом с ним выдохнул, сам Стид протянул руку и слегка коснулся кончиками пальцев ее запястья — и сразу же убрал. Она кинула на него короткий взгляд.       — Я не хотела, чтобы кто-то в обществе узнал. Но вопрос нужно было решить и решить как можно скорее. Тогда я обратилась к слугам. Я знала, что красивые рабыни часто сталкиваются с подобным… щекотливым положением. Меня направили к женщине, которая могла мне помочь. Она жила в одном из поселений беглых рабов. Я воспользовалась остатками серебра, которое выслала мне семья мужа, чтобы найти ее и умолять о помощи.       Она коротко вздохнула, крепко переплела пальцы на столе. Она не продолжала — Стид видел, что плечи ее мелко подрагивают, как будто она сдерживает слезы.       — Если позволите, госпожа… — мягко произнес он. — Почему вы решили избавиться от ребенка? Ведь это мог оказаться ребенок вашего мужа.       Ее взгляд был острым, полным ненависти.       — Или это мог быть ребенок одного из тех, кто… — Она с отвращением мотнула головой. — Нет, капитан Боннет, я не могла оставить это… отродье. Глядя на него, на то, как он растет, я бы каждый раз вспоминала то, на что меня обрек Эдвард Тич. Моя жизнь была сломана, капитан Боннет, но я не хотела истязать себя еще больше. — Она выдохнула, стиснула пальцы так, что костяшки побелели. — Когда я наконец нашла ее, я была… Я была в ужасном состоянии, как вы можете себе представить. Обесчещенная и презираемая, я сходила с ума от стыда и сгорала от ненависти. Она сразу увидела это во мне. Она предложила помочь мне избавиться от чувств, раздирающих меня. — Ада тепло улыбнулась, улыбка внезапно озарила все ее лицо. — Ее называли Эше — в переводе с их языка это означало «жизнь». Как она сама объяснила мне позже, это не было ее настоящим именем, но ей нравилось, когда к ней так обращались. Они любили ее, как дети любят мать, и она стала матерью для них, для всех них. Эше никогда не отказывала никому в помощи. Она была благосклонна и ко мне — это вызвало их уважение, даже несмотря на то, что многие из них… опасаются таких, как мы, капитан Боннет. — Стид кивнул, хотя не был уверен, что она заметила — Ада глубоко погрузилась в воспоминания, ее взгляд был рассеянным, далеким. — Эше пыталась убедить меня, что мне стоит отказаться от идеи отмщения. Говорила, что ненависть погубит мою душу. Я не слушала ее, не хотела расставаться со своей злостью — только она и поддерживала во мне желание жить. Тогда Эше предложила мне сделку. — Она ненадолго замолчала, нахмурилась. — Я… я должна была отдать ей жизнь своего ребенка. И… посвятить десять лет службе ей. И по истечению десяти лет она помогла бы мне отомстить — если бы я все еще жаждала мести. Вероятно, она надеялась, что я смирюсь и отпущу все то, что душило меня. — Ада покачала головой, невесело рассмеялась. — Я согласилась с легкостью — мне было нечего терять. Мысль о том, что я смогу отомстить, увидеть, как страдает человек, который причинил мне столько боли… — Ее пальцы нервно дернулись, сама она вздрогнула. — Только эта мысль помогала мне выжить, капитан Боннет. Со временем ярость притупилась, но смирение… никогда не пришло.       — Мне жаль, — прошептал Стид, снова касаясь ее руки. — Никто не должен испытывать подобного, госпожа. Должно быть, для вас это были тяжелые десять лет.       Она вскинула на него глаза, посмотрела внимательно, а затем внезапно отрицательно покачала головой и легко улыбнулась.       — Это были прекрасные десять лет, капитан Боннет. Эше научила меня всему, что знала сама, — она хотела, чтобы я осталась в деревне после ее ухода, помогала жителям. Только в помощи другим мы находим свою истинную сущность, так говорила она. И я… я невольно начала разделять ее точку зрения. Признаюсь, поначалу меня обуревала гордыня — мысль о том, что я проведу жизнь вот так, в нищете, среди беглых рабов и преступников, ужасала меня. Но они хорошие люди, капитан Боннет. Гораздо лучше, гораздо чище, чем когда-либо будет наше общество. В них есть простота и преданность. Они не высмеивают, не презирают. Не стремятся воспользоваться тобой, чтобы достичь своих целей. — Она откинула с лица волосы, печально улыбнулась. — Я почти нашла успокоение рядом с Эше, капитан Боннет. Почти… смирилась. Но затем я услышала — лишь краем уха, лишь обрывочные слухи — про Эдварда Тича, который был известен теперь как капитан Черная Борода. Который продолжал плавать, грабить, убивать в свое удовольствие все эти годы. И ненависть вернулась.       Стид едва заметно поморщился, выдохнул. Он знал, что будет дальше, хорошо помнил из рассказа Эдварда. Его сердце сжималось от жалости, от сочувствия к этой несчастной женщине, но также от желания помочь Эду. Он не должен забывать, зачем он здесь. Даже если Ада не сможет снять проклятие, он должен добиться от нее ответа, кто может.       — Десять лет моей службы подходили к концу, и я пошла к ней, чтобы просить у нее выполнить обещание, — продолжала Ада. — Она была печальна, и я видела это. Но я настаивала — я жаждала мести, еще больше, чем прежде. Мысль о том, чтобы нанести удар тогда, когда он меньше всего ожидает, забрать у него все так же, как он забрал когда-то все у меня… Это была темная мысль. Полная ненависти. И я с радостью цеплялась за нее, упивалась предвкушением.       — И ваша покровительница не пыталась отговорить вас? — спросил Люциус. — Она заботилась о вас, о вашей душе все эти годы, а потом просто позволила… упасть во тьму?       Ада смерила его странным взглядом.       — Долгие годы, дитя, я задавалась вопросом: почему Господь допустил это? Почему допустил мои страдания, убийство моего мужа? Мое собственное… падение во тьму, как ты это назвал. — Она покачала головой. — Я была воспитана богобоязненной христианкой, капитан Боннет. Но после всех этих испытаний я начала понимать одну простую истину: нет никакого Бога. Нет рая, как и нет ада. Есть только наша жизнь, и все наши радости и все наши горести на земле являются нашим собственным раем и адом. Я… прошла через свой личный ад, чтобы найти рай. И я хотела… чтобы Эдвард Тич прошел через ад. Я хотела, чтобы он страдал каждую минуту своей жизни. И в тот момент у меня была, наверное, единственная возможность исполнить свое желание.       Стид уже догадался, к чему она ведет.       — Эше? — спросил он едва слышно, и она кивнула.       — Как вы думаете, капитан Боннет, что вечно на земле? Что является тем единственным, чему не страшно время, войны, болезни, голод? Тем, что всегда было и всегда будет?       Стид только покачал головой. Он подозревал, что знает ответ на этот вопрос, такой простой, но такой всеобъемлющий.       — Море, — просто сказала она, когда он не ответил. — Море разделяет и море же объединяет всех нас. Море всегда было с нами. Оно может быть неумолимо, безжалостно, ласково. Моряки боготворят его, и не зря. Море есть сама жизнь.       — То есть, вы хотите сказать… — спросил Люциус, взволнованно взмахнув рукой. Ада кивнула, и Люциус ахнул. Стид только прикрыл глаза, чувствуя, как падает в новые пучины отчаяния, до этого неизведанные.       — Я давно подозревала, что Эше не та, кем кажется. Шли годы, и я старела, а она не менялась. Она оставалась такой же юной и прекрасной, как и в день, когда я ее встретила. Только ее глаза выдавали ее. Она называла нас своими детьми и, в какой-то степени, мы и правда были ее детьми. Лишь в помощи другим открывается наша истинная сущность, но ее сущность была настолько яркой, что мы были ослеплены и не могли разглядеть ее. Я перестала верить в Бога, капитан Боннет, потому что поняла: в этом мире значение имеет только Она. Морская богиня. Колыбель всей жизни.       Стид выпустил долгий дрожащий вздох.       — То, что вы сделали, госпожа… — Он покачал головой, переплел пальцы, сдерживая их дрожь. — То, на какие страдания вы обрекли его… Это неправильно. И всегда было неверным путем. Она пыталась показать вам это, не так ли? Хотела, чтобы вы не совершали этой ошибки, не губили себя — не губили его. Но вы… вы были так поглощены своей ненавистью, что не замечали этого, не видели ее доброты. И теперь Эд обречен быть тем, кем быть не хочет, кого страшится, но сдержать не может… — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Я умоляю вас, госпожа. Вы единственная знаете, как помочь ему. Скажите мне, что сделать, чтобы снять проклятие. Я сделаю что угодно.       — Он страдает? — спросила она с холодом.       — Да.       — Хорошо.       Стид в отчаянии стукнул кулаком по столу — Люциус рядом с ним вздрогнул.       — Нет! В этом нет ничего хорошего, Ада, как вы этого не видите? Вы… вы сказали, что наши страдания и есть наш ад. Но вы упускаете из виду, что в своем страдании вы породили еще больший хаос. Вы выпустили на свет нечто ужасное, кровожадное, полное ненависти. Кракена, которого не может остановить никто — даже сама морская богиня. Кракена, который на протяжении всех этих лет убивал, пытаясь насытить бездонную тьму своей ненависти. Кровь всех тех, кого он убил… Она и на ваших руках, госпожа. — Он говорил в сердцах, на миг забыв о своей жалости, чувствуя лишь только злость и отчаяние. Она побледнела, услышав обвинение в свой адрес, ее глаза расширились.       — Не смейте… — прошептала она. — Не смейте приписывать мне то, что творит Эдвард Тич…       — Эдвард не может контролировать Кракена, госпожа, — сказал он жестко. — Кракен причиняет ему боль, раздирает его изнутри, и он не подвластен его воле. Вы можете верить мне, а можете упрямо цепляться за свою ненависть, но это правда, госпожа. Как и правда то, что Эдвард сожалеет о содеянном. Я видел его. Я… я сжимал его в своих руках, когда он поведал мне вашу историю. Его слезы были искренними. Его стыд, его раскаяние — все это настоящее. Он не находит себе места вот уже тридцать лет, госпожа. Кракен раздирает его душу не меньше, чем сожаления. И я прошу вас только об одном… Помогите мне спасти его. Помогите мне сделать то, чего вы в свое время не смогли. Скажите мне, где я могу найти Эше, — я обращусь к ней напрямую.       — В этом нет необходимости, капитан Боннет, — сказала она, поджав губы. — В тот момент, когда я просила ее наложить проклятие, она предупредила меня, что теперь я буду связана с Эдвардом Тичем. Его проклятие станет отчасти и моим проклятием.       — И я снова прошу вас… — прошептал он, беря ее руку в свои ладони, заглядывая ей прямо в глаза. — Помогите мне снять проклятие и избавить вас обоих от страданий. Скажите, что я должен сделать.       — Я уже сказала вам, капитан Боннет, — ответила она, глядя на него нечитаемым взглядом. — Я заплатила высокую цену, чтобы наложить проклятие. И теперь вам также нужно заплатить цену, чтобы снять его.       — Назовите эту цену, — попросил Стид умоляюще.       И она назвала.       Люциус рядом с ним громко охнул, но Стид только прикрыл глаза. Что ж, где-то в глубине души он всегда знал, что цена будет именно такой. В этом был смысл, так ведь?       — Я согласен, — ответил он твердо, не открывая глаз, и почувствовал, как ее пальцы на мгновение сжали его ладонь.       — Стид, нет! — горячо возразил Люциус. — В этом нет никакого смысла! Что скажет Эд, когда узнает?       Стид открыл глаза, тепло посмотрел на Люциуса и печально улыбнулся.       — Тогда мы не можем позволить ему узнать.       — Нет, это просто безу…       — Люциус, — перебил он, кладя руку ему на плечо. — Я готов. Я хочу этого. Но ты должен пообещать мне, что не станешь мешать. Что ты не скажешь ему.       Люциус покачал головой, и Стид сжал пальцы на его плече.       — Прошу тебя, Люциус. Пообещай мне.       — Я не могу.       — Люциус…       — Ладно! — выкрикнул он, откидываясь на спинку стула, и скрестил руки на груди. — Ты просто безумец.       Стид неожиданно для себя рассмеялся, чувствуя, как ослабевает узел в груди.       — Мне уже говорили.       — Я тоже буду там, капитан Боннет, — сказала Ада, сжимая его ладонь, которая все еще лежала в ее пальцах. — Вы хороший человек. И вы правда любите его. Это удивительно. Я никогда не думала, что кто-то сможет настолько сильно полюбить Эдварда Тича…       — Вы не знаете его так, как знаю я, госпожа. — Он улыбнулся. — Вы можете отправиться вместе с нами в точку нашего рандеву. Осталось совсем немного времени до дня, когда мы условились встретиться.       Но она только покачала головой.       — Вы хороший человек, но я все еще не доверяю пиратам. Надеюсь, вы поймете мою неприязнь. Я прибуду в нужное место сама. Через три недели. Именно тогда…       — Исполнится тридцать лет, — произнес Стид с внезапным пониманием. — Вы хотите снять проклятие в тот день, когда его наложили?       Ада слабо улыбнулась.       — В этом есть некий символизм, вы не находите? К тому же, в этот день он сможет сойти на берег. Я бы очень хотела встретиться с ним именно на берегу. Встреча на корабле может пробудить неприятные воспоминания, которые я уже сорок лет пытаюсь стереть из памяти… — Она покачала головой, и Стид с пониманием кивнул.       — Я оставлю вам координаты острова, куда вам нужно будет приплыть. Мы будем ждать вас на берегу, госпожа.       — Я буду там, — пообещала она, а затем потянулась к вороту своего изношенного платья. — Капитан Боннет… Стид. Примите это от меня.       Она вложила в его руку амулет на простом кожаном шнурке. Это была небольшая ракушка, золотистая снаружи, перламутрово-розовая изнутри.       — Эше дала мне ее, когда мы расставались. Сказала, что это ее оберег для меня, что если она когда-нибудь мне понадобится, мне нужно будет бросить ракушку в море, откуда она и пришла. И тогда Эше явится. Я думаю, она вам нужнее, чем мне.       — Спасибо, — кивнул Стид с благодарностью, вешая теплый талисман на грудь, прямо рядом с сердцем. — Госпожа… Ада? Спасибо вам. За то, что согласились помочь. За то, что поверили мне.       Она лишь кивнула и улыбнулась ему.       Этой ночью Стид впервые за долгое время спал в своей каюте на «Мести» спокойным глубоким сном. Он чувствовал в глубине души умиротворение. Наконец-то он знал, что ему нужно делать. Тусклый уголек надежды, почти затушенный отчаянием, разгорелся с новой силой, подкрепляя его решимость.