Prayers

      Последний огонек на верхних этажах монастыря погас, погружая обитель на краю земли в тихое безмолвие.       В такие моменты можно очень легко поддаться апатичным, бесцветным и унылым настроениям. Рейн нередко ощущал себя именно так, находясь в своей келье, — покинутым и забытым; хотя, разумеется, это было неправдой. Ему повезло с соседями, потому как с одной стороны спала Цири, с другой — Маунтейн, и в целом они были, пожалуй, самыми спокойными из всех, кто мог обосноваться рядом. Но в эту ночь элементаля Воды одолела бессонница из-за вихря противоречивых мыслей. Едва ему все же удавалось уснуть на жалкие минуты, как что-то удушающее, нервозное выдергивало младшего из сна, вынуждая вновь искать удобное место, переворачивать подушку прохладной стороной, считать овец и проделывать то, что работает только в теории. Если бы он не собрал всю волю и все то, что к ней прилагается, в кулак, то вновь провел бы несколько часов тупо уставившись в потолок. В комнате на другом конце галереи был тот, кто точно не откажет в очередной маленькой просьбе.       Безымянный постарался как можно быстрее и тише пройти холл, замерев у дальней двери. К груди он прижимал подушку. Может стоило вернуться обратно к себе? Никому не запрещено разгуливать посреди ночи по аббатству, главное — не мешать остальным. Можно было спуститься в трапезную заварить чай или найти каких лекарств… Но прежде, чем Рейн в очередной раз передумал, за дверью раздалась возня, ленивые шаги, и на пороге из темноты показался Эфир. Старший элементаль, не открывая глаз, широко зевнул, почесал шею.       — Извини, — Рейн посмотрел себе под ноги, но глаза сами поднялись выше вдоль широкого бедра, мазнули по крепкому животу, по темным волоскам под пупком, что видны из-под сползших штанов, — не могу спать. Снова.       — Я знаю. Мог бы прийти раньше, — Квинтэссенция пропустил младшего в комнату.       И дальше все прошло как в тумане, только дверь за спиной закрылась. Рейн точно не вспомнит как так вышло, что его буквально вытряхнули из одежды (будем честными, никто особо не сопротивлялся), как теплые ладони беспорядочно шарили по телу, вызывая ответную дрожь, как сильные пальцы сжимали молочную кожу до ярких пятен, и бессовестные губы целовали везде, куда могли достать. Вообще, младший элементаль шел к Эфиру с определенной целью, но когда тот сделал щекотливое предложение, зажигая ночник, заливший спальню золотистым светом, согласие вырвалось вперед раздумий. Если уже, наконец-то, вернуться в настоящее, то Квинтэссенция свалил Рейна в ворох мягких подушек, а сам уселся ниже. На безымянного вновь смотрел знакомый незнакомец, и «их» уже можно научиться различать. Стоит им вновь оказаться вместе, то лицо старшего меняется с покорно-простодушного на хищное, словно в одно мгновение черты становятся острее, глаза, жадно облизывающие, темнеют.       Элементаль Воды вздрогнул, когда ладони огладили бедра, мягко скользнули выше, потерли острые коленки, а после развели длинные ноги в стороны. Он поверхностно задышал, хватая ртом воздух. Эфир первый, кто видел его таким — раздетым, раскрытым; хотелось спрятаться от пронизывающего взгляда, но тот как специально безотрывно всматривался в тело под собой. Одна рука опустилась ниже, ощутимо сжав в кольце пальцев щиколотку.       — Если передумал, то я могу сделать все сам. Но тебе пора перестать меня стесняться, — пожурил Квинтэссенция. — Ты такой красивый.       Это подстегивает, точно легким разрядом выстреливает. Внутри все сводит судорогой от восторга, и Рейн, смахнув с лица изрядно отросшие волосы, мотает головой. Он сделает это, потому что Эфир не оставляет места для маневра, подступает со всех сторон, и возьмет свое так или иначе. Конечно, всегда есть шанс просто встать и уйти, но безымянный соврет, если скажет, что не хочет того же. Рейн удобнее устраивается на перинах, прихватывает зубками зацелованные губы, и рука ложится на собственный пах. Ладонь растирает плоть, дыхание сбивается, сам элементаль чуть выгибается, чтобы везде можно было дотянуться, а щеки покалывает от горячей красноты — Квинтэссенция опускает глаза вниз и, кажется, перестает моргать, следя за каждым движением. Происходящее перекручивает младшему безымянному извилины. То, как за ним наблюдают, как обхаживают, трогают и что говорят — будоражит, кровь закипает в жилах, становится и стыдно и, до трясущихся конечностей, возбуждающе. Но осознание, что к нему привязался нездоровой любовью старший элементаль, к которому прислушивается порой даже Сестра Император, заводит с пол-оборота. Вот и сейчас член быстро наливается кровью, тяжелеет в руке, внизу все ощущения затягиваются в тугой узел, и в голове бильярдным шаром перекатывается шкодливая мысль.       Элементаль Воды перехватывает себя у самого основания, чтобы не спустить позорно раньше времени, на что Эфир шумно сглатывает, возвращая взгляд. На секунду-другую Квинтэссенция теряется, как только Рейн упирается ему в грудь стопой. Тощая, аккуратная нога ведет вверх, холодные пальцы касаются шеи, чуть давят под челюстью, вынуждая элементаля Бытия запрокинуть голову. Он смотрит на младшего, сыто улыбается, и перехватывает лодыжку. Рейн с замиранием сердца следит за Эфиром, за сильными руками, что мнут поджарые икры, срывая всхлипы, за пальцами, ласково касающиеся под коленкой так, что мурашки бегут по коже и тонкие волоски встают дыбом; ладони возвращаются к стопе, сжимают на пробу, растирают. А когда Квинтэссенция легко целует свод, то безымянный забывает о себе напрочь. Острые зубы сразу же прикусывают нежную кожу, от чего хочется выдернуть ногу, но старший лишь сильнее стискивает пальцы, плотнее прижимается лицом к стопе, юркий язык мокро зализывает след от зубов. Рейн краснеет маковыми пятнами, возвращается к процессу, рвано, не в такт, в накатывающей истерике, ведет рукой вдоль члена, но не может думать о чем-то еще — все внимание обращено к Эфиру. В ответ хитро усмехаются; проворные пальцы вновь сминают мягкую стопу, и, найдя заветную точку, со знанием дела проходится подушечками. Этого хватает, чтобы элементаль под ним охнул. Тело окатывает то жаром, то холодом, бедра вскидываются навстречу в кулак. Невыносимо.       — Я знаю, что ты можешь лучше, — голос патокой льется в уши. Голова склоняется к колену, то кусает, то целует, спускаясь ниже, а после замирает между ног. Старший перехватывает напряженное запястье, любовно оглаживает, и отводит в сторону. Рейн давится воздухом стоит элементалю собрать языком горячие вязкие капли, пройтись мягко вдоль ствола, а после опустится ртом до середины. Эфир чуть меняет наклон, выдыхает носом, опаляя чувствительную кожу, и член легко скользит глубже в податливое горло. От горячей тесноты хочется заскулить сквозь сжатые до скрипа зубы, а от резких движений тело выгибает дугой. Рейн только сильнее запрокидывает голову, едва сдерживаясь от громкого стона, но Квинтэссенция замирает внизу, сверкая глазами.       — О-о нет, не лишай меня удовольствия слышать тебя, — крепкая ладонь сжала плоть, медленно ведя вверх.       — А если, кто узнает?..       Безымянный перебирается выше, нависая над младшим элементалем:       — С ними я разберусь.       На этот раз Эфир не дает собраться с мыслями: пальцы сжимаются плотнее, увеличивая темп, подводя к грани. Элементаль Бытия жадно всматривается в изможденное лицо — в заломленные брови, в лихорадочный румянец, в подрагивающие губы; он прикладывает немыслимые для самого себя усилия, чтобы не впиться зубами в угловатое плечо или изящную шею, оставляя за собой право обладать младшим безымянным. Что-то темное, звериное, ненасытное рвется наружу. Эфир сильнее вдавливает Рейна в мягкий матрас, точно в попытке скрыть ото всех за широкой спиной, чтобы никто больше никогда не видел элементаля Воды, не трогал, и даже не смел о нем думать.       — Я сейчас, — хрипло выдыхают куда-то в шею, — черт, Эф…       — Знаю, — Квинтэссенция легко целует вспотевший лоб младшего, вдыхая ни с чем несравнимый запах разгоряченного, возбужденного тела.       Рейн крупно вздрагивает под ним, сжимая ногами бока, сбивчиво бормочет какие-то глупости на ухо. Элементаль небрежно вытирает ладонь с семенем о простынь.       — Что мне сделать? — Звучит серьезное в полумраке. Но сейчас он намерен выполнить любую и самую безумную просьбу. За все время, что они провели вместе, его ни разу не заставили сделать что-то ужасное или низкое; скорее попросят изобразить невинность, чем взять в рот.       Эфир садится ближе, притирается членом к ноге Рейна, тяжело ведет бедрами, плотнее вжимается, словно животное; влага липнет к коже, горячие вздохи щекоткой отзываются по телу. Элементаль Воды аккуратно меняет положение, и слегка давит сводом стопы потяжелевшие яйца от чего Эфир утробно рычит. Он резче дергается, стонет, шире разводит бедра; младший подтягивает ногу, прижимает толстый член Квинтэссенции к животу, старается как можно нежнее помочь элементалю, но тот сам вновь сжимает в ладони пятку, сильнее сдавливает собственную плоть.       Все происходит смазанно, будто бы одновременно далеко и близко. Рейн даже не сразу понимает, когда Эфир прекращает тереться об него, а быстро доводит себя до разрядки свободной рукой; только как через вату слышится скрип матраса, и когда старший, стиснув челюсти, тяжело выдыхает.       Его так и удерживают за ногу, мягко стирая подсыхающую сперму брошенной одеждой. Сейчас Квинтэссенция кажется каким-то разочарованным, грустным, таким, что хочется сжать его в объятиях до хруста костей, пообещать все, что угодно, быть рядом столько, сколько попросит.       — Мне хорошо с тобой, — признается Рейн. Светлые глаза смотрят исподлобья, а пальцы сильнее сжимают пятку.       — И мне с тобой, — тихо отвечает Эфир. Он отпускает безымянного, укладывается рядом, прижимаясь грудью к тощей спине. Родное тепло расползается по телу, разом наваливается легкая усталость. Однако остается еще одна вещь, о которой долго раздумывал старший. Квинтэссенция трется носом в сгибе шеи элементаля Воды, целует, чувствует как на это довольно улыбаются; он шумно сглатывает, и зубы плотно впиваются в мягкую кожу. Под ним дергаются, не успевают вскрикнуть, когда лопается кожа, и больное удовольствие застилает разум. Рейн умудряется вывернуть голову, но вместо возмущения, губы замирают в немом блаженном стоне, глаза закатываются, и хочется только продлить момент как можно дольше.       — Ты укусил меня?       — Да, — простой ответ. Квинтэссенция зарывается пятерней в мягкие волосы Рейна, массирует затылок, — а теперь — спать.       — Нечестно, — вяло протестует младший элементаль, ощущая как тело становится невесомым, а веки наоборот тяжелеют, мысли перестают бесноваться в черепной коробке; он быстро проваливается в спокойный, крепкий сон. Бороться с силой элементаля Бытия почти невозможно.       Утро, в который раз, наступило к обеду. Пожалуй, спустя несколько изматывающе-бессонных ночей, сегодня Рейн действительно выспался. Ласковые лучи полуденного солнца едва пробивались сквозь плотные шторы, но света было достаточно, чтобы разглядеть собственную комнату.       Он сонно потягивается, все еще пребывая в ленивой дреме, перекатывается на другую сторону и ощущает, как в основании шеи неприятно засаднило. Безымянный выбирается из постели, оказываясь около зеркала, оттягивает ворот футболки и замирает: на бледной коже отчетливо виднеются следы зубов. Но вместо паники, какая обычно одолевает после внезапных тесных связей, Рейн, напротив, довольно улыбается. С дрожью в теле забирается обратно в кровать, разве что не хохочет от нахлынувших эмоций. Все это было для него странно, ново, но с тем же приятно, возбуждающе. Это ведь признание? Его не просто отметили, но еще и негласно признались в чувствах.       Теперь совершенно точно можно не скрываться ото всех.