Под Хищной Луной

      До глубокой ночи они сидели у Талера, в доме с зелёной стеной, в уютной комнатушке под самой крышей. В комнате оказалось ровно два спальных места, стол, полки для хранения, сундук и целых два окна.       Заполнив пространство на столе выпивкой, разведчики принялись обсуждать события последних дней.       Выяснилось, что Талер не прибыл в город в срок потому, что попал в плен к троллям. Тролли являлись относительно разумными существами и наверняка имели свои имена, хотя Талер в своём рассказе называл их «Хуй» и «Мошонка». Впрочем свою благодарность Хуй и Мошонка тоже заслужили потому, что, как оказалось, вытащили разведчика из плена бандитов, в который он попал днём ранее. Тролли раскидали бандитов, покрошив в щепки всё их имущество, а Талеру сохранили жизнь потому, что приняли его за сапожника. Что неудивительно, ведь именно под такой личиной темерец и направлялся в Новиград. На кой чёрт троллям сапоги, Талер объяснить Роше не смог, потому как и сам этого не понял.       Следом Талер рассказал капитану последние новости из нильфгаардского лагеря. На вопрос как он их раздобыл, Талер поведал, что до бандитов оказался в плену у нильфов. Те его схватили и приговорили к смерти. По приказу сержанта его вывели в лес, чтобы там пристрелить, как собаку. Но Талер убедил нильфа-конвоира, что достанет ему лучшую пару сапог, какую только видел мир, если тот его отпустит.       — Бедный Густав наверное до сих пор ждёт свои башмаки, — изобразил неубедительное раскаяние разведчик.       Манера сбора сведений Талером всегда казалась Роше очень рискованной и нервной. Путешествие по вражеским тылам с верёвкой на шее и постоянной угрозой смерти — работа не для всех. Разведчик к ней привык, хотя и, как следствие, очень много пил.       Связаться с императором Эмгыром ему всё же удалось. Тогда-то он и отправил Роше письмо о договоре с императором и смене курса: свободная Темерия в обмен на голову Радовида.       — Ну что, поговорил уже с кем надо? Всех собрал? — поглядел он голубым глазом на Роше сквозь монокль. Это элегантное приспособление выглядело на Талере не совсем уместно, но, в сочетании с замызганным кожаным плащом, распахнутой рубахой и множеством ремней, странным образом добавляло шпиону какого-то бандитского шарма. Эдакий темерский декаданс.       Роше от вопроса уклонился. Не хотелось сразу признаваться старому приятелю, что вместо того, чтобы заниматься насущными делами, он потратил уйму времени и денег на фантомные поиски Иорвета.       — С Дийкстрой уже говорил? — спросил Талер.       — Нет, и не списывался. Ждал тебя. Надо бы отправить ему весточку, что мы теперь в сборе и готовы.       Упомянутый Талером Сигизмунд Дийкстра был одним из пазлов предстоящей головоломки и третьим участником их заговора. Дийкстра был некогда главой реданской разведки. Сейчас же, по иронии судьбы, он находился ближе к Тесаку и Бедламу, чем к своему королю. Известный как член бандитской Большой Четвёрки, он владел Купальнями в центре города, занимался продажей и скупкой информации и государственных сведений за крупный прайс. Этот человек был умнее вызимских шахматных гениев и беспринципнее портовых шлюх. Врагов всегда держал ближе, чем друзей и, несмотря на утрату престижного положения при реданском дворе, по итогу всё равно остался в дамках.       Сотрудничать с этой жирной сволочью, на всё имеющей свой собственный мотив, Роше никогда бы не хотел. Работало здесь и профессиональное чутьё, подсказывающее, что их временный альянс ещё может выйти им боком. Но это же чутьё подсказывало Роше, что в деле заговора против Радовида сильней союзника, чем его бывший советник, они не найдут.       Дийкстра стремился спасти своё королевство от безумца на троне и дал понять, что готов на крайние меры. И ждал он лишь ответа темерцев.       — Ну вот я и прибыл! — чуть поклонился Талер. — Я знаю, что вы долго ждали, дамы и господа, но теперь мы наконец-то можем начинать!       — В таком случае отправим ему письмо, — раскуривал трубку Роше.       — Сечёшь, — подмигнул через монокль Талер.       Он достал из-за пазухи пергамент и расправил его перед собой, раздвинув бутылки на столе.       — Я до него уже отправлял молодчика с письмом. Из Велена. Но парень не дошёл, помер по пути. Я у приграничного поста его тело нашёл, вместе с другими беженцами, — грустно вздохнул Талер. — Несчастный дурак... Будь он порасторопней, видит Мелитэле, сейчас бы уже пропивал свои кроны в борделе.       — В борделе кроны не пропивают, — поправил товарища Роше. Он поднялся из-за стола, разгоняя дым от трубки рукой.       — Неважна, — икнул Талер. — Щас набросаю ситуацию, — занёс он перо над пергаментом.       — Ну уж нет, — возразил Роше. — Диктовать буду я.       — Ой, товарищ капитан проснулся, ты гляди...       — Сейчас я научу тебя командной работе. Это тебе не в плену хлебалом торговать, сольный артист.       — Диктуй, хуле, — пригласил Талер.       Роше расправил плечи и стал прохаживаться по комнате.       — Для начала надо объяснить ему задержку с предыдущим письмом. Хм... Пиши: отправляю сие письмо вторым, так как первое сгинуло вместе с посланником.       — «...потерялось», — дублировал Талер, скрипя пером.       — ...Волноваться за секретность не извольте: посланник был выбран из простого люда и в детали остался не посвящён...       — «...нихуя по-темерски не знал...» — пробормотал, склонившись над бумагой Талер.       — ...оказался умерщвлён у южной реданской границы, предположительно колющим оружием, сиречь копьём...       — «дал ёбу».       — ...Упомянутым сотрудничеством заинтересованы. На обсуждении подробностей дела настаиваем.       — «...перетереть за детали...»       — ...достигнем согласия лишь при личной встрече и устранении всех недопониманий.       — «...со всем уважением, но бани твои — хуйня».       — Так, а ну встань из-за стола к чертям!       — Да не верещи, щас всё нормально напишу, — замахал руками Талер.       Полчаса спустя удобоваримое письмо таки было составлено темерцами и отправлено по нужному адресу.       Время было позднее, и Роше собрался было откланяться, но Талер задержал его, призывая не валять дурака и остаться на ночь на второй кровати вместо того, чтобы «тащиться в сраную пещеру к чёртовой бабушке».       Так, ночь решено было встретить у Талера, и здесь же дождаться ответного письма Дийкстры.       Роше снилось тело. Тело, которым он мечтал обладать. Роше снились запахи. Снились объятия загорелых крепких рук. Ему снилось, что его прижимают крепко, говорят, что он ни в чём не виноват, и что на самом деле чудеса взаимны, а вовсе он не жил всё это время в гребаном аду. Но сладкий образ, ненавидимый и одновременно обожаемый им, исчезал. Роше хватал его руками, но он растворялся в воздухе. Оставляя его одного. Одного.       — Херово выглядишь, — Талер оторвался от таза в котором умывался, увидев, как Роше сел на кровати. — А я говорил, палёнка это всё какая-то, — кивнул он на стол.       На столе выстроился в ряд батальон пустых бутылок.       Роше нахмурился, голова болела. Умываться он предпочёл на свежем воздухе, спустившись к колодцу во двор.       «Я должен найти его», — мрачно глядел в отражение Роше. — «Должен. Я должен покончить со всем этим».       В полдень темерцы получили ответ от Дийкстры. Тот приглашал их на встречу ровно в три часа в «Пассифлоре». Роше идея не понравилась. В борделе всегда полно лишних ушей, да и какого дьявола они должны были встречаться в борделе?! Почему не в его купальнях? Неужели Талер так и оставил в письме строчку про «хуёвые бани»?       Талер же, напротив, после новостей про бордель посвежел и даже побрился (!).       — Эй, у нас там дела, — наблюдал за его приготовлениями Вернон.       — Знаешь, Роше, в чём твоя беда? — вытирал подбородок полотенцем Талер. — В том, что ты не умеешь совмещать приятное с полезным.       — Не умею, — мрачно согласился капитан. — Поэтому и в плену ни разу не был.       — А ты не зарекайся, зерриканец, — ответили ему.       Воскресный день ослепил их ярким солнцем. Снаружи оказалось столько людей, сколько даже Роше не предполагал увидеть.       — «Принимай гостей, Новиград! Я вижу тебя впервые, но я тебе рад», — прохрипел Талер знакомый куплет. Хрипотца добавляла ему мужицкой лихости и обаяния, хоть и выдавала окружающим его вчерашний винно-водочный досуг.       Они двинулись в сторону площади. Справа завыли нищие. Они протягивали к темерцам черпачки, сложенные из пальцев и ладоней, в которых следовало оставить монетку.       — Подайте, господин...       — Пару крон, господин.       — У меня дети. Пару крон на хлеб, прошу...       — Дети! Деток-то сколько...       После третьего проулка, наполненного голытьбой, Талер не выдержал:       — Что за город?.. У каждого тут припасена история о несчастной любви, прогоревшем деле и сорока детях, которых ему нечем кормить! В обязательном порядке!        Роше усмехнулся. Талер продолжил:       — Раз ты зачал и наплодил себе такую армию, то мясную лавку ты можешь, не опасаясь, брать приступом с наскока. Клянусь, если бы у меня была такая орава голодных ртов, я бы сказал им: значит так, ублюдки, ищите мне жареного порося да пожирнее, а если к обеду не найдёте, то буду жрать вас, начиная с самого тощего и бесполезного! Клянусь, Роше, я бы начал. Вот тебе и дети при делах, и родитель сыт и рад. И развитие, и усердие, и прогресс.        — А что, за детское рабство уже не вешают?       — Не гунди. Лучше сам посуди: так ни побираться, ни позориться не пришлось бы. Сразу видно: человек не безудержно ебётся, а инвестирует в будущие сытные обеды.       Они прошли мимо очередного плаката с Хеммельфартом, рекламирующего пьесу. Похоже, облава не усмирила пыл артистов. Более того, они стали смелее. Настолько, что плакат висел на сей раз на людной улице, а значит мог привлечь больше людей.       — Что думаешь про них? — кивнул Роше головой на афишу.       — Про «Лангершок»? — поднял брови Талер. — Хах, театр, он, так сказать, как дырка. А эта пьеса — её выхлоп. Но дырка-то крепится к жопе. Большоооой жопе. И эта жопа недовольна. Каково недовольство, таков и выхлоп.       Такая высокая аллегория на современное новиградское общество хоть и была вульгарна, показалась Роше крайне точной.       — Иерарх не щадит нелюдей, — продолжил Талер, — но забывает, что в Новиграде их дохера. В городе волнения и беспорядки. Только слепой этого не увидит. А спросишь меня, так все эти спектакли — провокация.       — На что?       — А хуй его знает. — Талер зажал зубами заранее припасённую вкусную соломинку. — Может подбить народ на бунт. Может пошатнуть устои... Будь я таким законченным маразматичным ублюдком, как Хеммельфарт, я бы уже взбесился.       — Похоже, к этому идёт.       Роше заметил, что со вчерашнего дня патрули стражи Вечного Огня удвоились. Солдат на улицах сделалось больше.       — Гляди на это дурачьё, — оглянулся на стражей Талер. — Пасут Обрезки так, будто надеются встретить этих циркачей за каждым углом. Но я слышал, «Лангершок» даёт пьесу каждый раз в новом месте. Видимо, чтобы усложнить работу страже. Надо как-нибудь сходить, глянуть их шоу.       — Если нелюдей отвергают в одном месте, всегда найдётся тот, кто радушно примет их в другом, — произнёс Роше.       — Что ты имеешь ввиду?       — Иорвета.       — Он жив? Старые призраки гонятся за нами...       — Это не призраки.       Роше поведал приятелю всё, что знал про Иорвета, его дислокацию, возможные планы, свои домыслы и слова ведьмака.       Талер некоторое время молчал, затем всё же заговорил.       — Для тебя — это дело чести, я понимаю. Даже личное. Ты знаешь, что меня не было на востоке Темерии в 59-м, я не представляю, как тяжело вам пришлось. Благослови Мелитэле души ребят, которые пали в бою с белками. Но всё поменялось. Темерии — нет.       — Это скоро изменится.       — Разве мы можем сейчас растрачиваться на остроухих? Да и они нам не угроза. Их возня нас не касается, так? Не наше дело.       — Станет нашим, когда в оккупированный белками Новиград зайдут наши союзники.       — Наши союзники? Эмгыр? Он нам пока не союзник.       — Но на пути к этому.       — Роше, давай бить яйца по мере протухания, лады? Я понимаю, что тебе не терпится схватить за жабры Иорвета, который, прямо скажем, хуй знает где. Ну а сейчас наша цель — Радовид. Но не переживай, я уверяю тебя, он тоже тот ещё сучий потрох, — успокоил Талер капитана.       — Хочу знать, где он. Быть в курсе, что он задумал, — упёрся Роше.       — Узнаешь. И что потом? Стенка на стенку?       — Зависит от того, что узнаю.       — Не надо тормошить это дерьмо, Роше. Сколько их там?       — Не больше трёх сотен.       — Ну вот. А вас?       — ...       — Ну, чего молчишь? Пять десятков молодцов? Шесть?       — Сорок. Но каждый из них...       — ...дохуя стоит. В основном нервов, — усмехнулся Талер. — Надо будет, кстати, навестить ребят. Давно не видел их.       Они остановились на главной площади.       — Я вот что думаю: расставь посты везде. Будь начеку. Выжди момент. А пока — сходи расслабься, не зря мы в бордель, сука, идём!       В «Пассифлоре», а вернее на самом подходе к ней, случилось столкновение. Столкновение Талера, который во весь рот уставился на вывеску, и молодой кучерявой девицы, что, встав у него на пути, не успела отскочить.       Увидев, на кого налетел, Талер преобразился. Он распрямился и протянул своим хрипливым баритоном, словно туссентский винодел:       — Мадаааам...       «Мадам» вылупилась на него во все свои чёрные очи и приоткрыла милый ротик. Роше не был уверен, что девушка работает в «Пассифлоре». Она была одета не строго, но и на роль жрицы любви не подходила. Разве что очень дорогой.       — Как я могу испросить прощения у такой прекрасной чёрной лилии?       — Незн... Ящ... Очн хорошо. — На бледной коже появился яркий румянец, кучеряшки растрепались. Девушка глядела на Талера с таким изумлением, будто он был третьим открытием Врат во плоти.       — Могу я пригласить Вас выпить? Любое содействие в выборе вин, как Вам такое?       Девушка очень смутилась. Она прижала ладошку к щеке, чтобы охладить её жар.       — Ооо, ты — блеск смолы, горящей в домне...       Пользуясь замешательством девицы, Талер быстро обхватил её за талию и, притянув к себе, сделал несколько шагов по кругу словно в танце. Девушка, пытаясь отстраниться, положила руку ему на оголённую грудь, отчего смутилась ещё сильнее, и задышала так, словно вот-вот лишится сознания. Талер склонился над самым её ухом и, непристойно втянув аромат новой знакомой, произнёс:       — Ты — весенняя сладость...       Девушка действительно была хороша. Единственным недостатком было отсутствие правой руки до локтя. Вместо неё красовался стальной протез с искусной гравировкой. Вообще, во всём её облике было что-то очень знакомое, но Роше никак не мог вспомнить, где её видел.       Талер тем временем, обхватив девицу, продвигался с ней под навес «Пассифлоры». Девица лепетала, что ей пора идти, но сопротивлялась его своеобразным чарам уж очень неохотно. Прижав девушку теснее, Талер сообщил ей, что она — грациозный чёрный лебедь.       Роше подумал, что весь этот необузданный темерский флирт пора прекращать. Он позвал Талера и, приоткрыв дверь «Пассифлоры», принялся ждать.       Девица таки выпуталась из его объятий и немного неловко попятилась. Заплетающимся языком она поведала, что не работает здесь. Имени своего она тоже не назвала. Талер умолял её задержаться у входа и подождать его. В конце концов девица кивнула. Он послал ей воздушный поцелуй.       — Весенняя сладость... — произнёс он ещё раз напоследок.       Темерцы зашли внутрь.       — Роше, что за девушка... — протянул Талер. Надо ли говорить, что после такой встречи, ассортимент дам внутри совершенно перестал представлять для него интерес.       — Угм. Недурна. И не шлюха, сразу видно.       — Невооружённым глазом. Я бы сказал, что из хорошей семьи, а? Пришла за острыми ощущениями и не сдюжила их, ахах. Ну ничего, всё должно быть постепенно. Поправим.       — Спорю на твою лысину, что она не дождётся тебя, — поддразнил Роше.       — Дождётся.       — Девочка из высшего общества. Проблем с ней будет не обобраться.       — Может и так.       Разведчики сообщили «мадам» на входе свои имена, и та провела их вглубь зала вдоль танцовщиц, столиков и посетителей. Талера танцовщицы не интересовали, он пребывал в своих мыслях, наверняка приятных. Роше же был мрачен и насуплен. Очарованию подобных мест он давно не поддавался.       У дальней стены их остановили, отодвинули часть деревянных панелей и указали путь наверх по потайной лестнице.       Роше думал, что его уже ничто не удивит, но тайный ход в борделе? Это добавляло к секретности, и темерец оценил это. К безопасности же добавляли люди Дийкстры, что стерегли лестничные пролёты. Одеты они были в характерные жилеты голубого цвета. Совсем такая же была на госте Тесака, которого тот вышвырнул в окно.       Наверху их ждали роскошные апартаменты из нескольких комнат. Сейчас комнаты пустовали: Дийкстра задерживался. Его люди с лестницы доложили, что раньше, чем через полчаса он не явится.       Талер принялся искать за стеклянными дверцами шкафчиков спиртное, чтобы винограду на столе не было так одиноко. Роше отправился изучать убранство соседней комнаты, называемой «багровой».       Что ж... Удивить ей действительно было чем. Этаж был отведён под спальню почти полностью, был элитным и самым дорогим номером. Высокие окна, зашторенные красным бархатом, выходили на три стороны света. Алые абажуры, позолота канделябров... Тихое, интимное мерцание. Центр залы занимало воистину царственное ложе — круглое с толстым шестом в центре. Карминовые бархатные подушки накиданы вокруг.       Роше присел, взяв в руки бархат. Ткань напомнила ему цветом головной убор Иорвета — косынку, прикрывающую полголовы. Роше помнил: в косынке были надрезы, из которых торчали длинные и острые эльфские уши.       Капитан опрокинулся на спину. Слева от его головы и до потолка тянулся столб. Темерец обхватил его ладонью. «Хммм... — подумал он. — Позолота. Металл. Холодно будет наверное, если он обхватит его ногами и съедет на меня... Чёрт!». Мыслям Роше вновь было всё равно, какую политику по отношению к своему старому врагу принял капитан. Они безжалостно рисовали перед его глазами образ того, кто уже давно будоражил его сознание. Его руки и татуировки. Его лицо. Его тело. Изгиб его губ и надменный смешок. Зелёная яшма его глаз.       Ещё утром темерец решил, что в мозгоправах не нуждается, ибо главный из них — это его собственная совесть. И совесть требовала отмщения за обиду. Она хотела успокоения. Совесть требовала уничтожить прошлое. О, как был бы рад Роше это сделать. Но перед тем, как лишить жизни своего врага, с каким бы наслаждением, с каким неистовствым удовольствием он бы поимел его. О да, об этом капитан думал часто. Он представлял, как отведёт сим душу и будет, наконец, свободен. Позы, в которых он бы эту душу отводил, калейдоскопом крутились перед его взором и распаляли целый котёл страсти. Иорвет за всё поплатится, видят боги, но перед этим... Перед этим... Лишь бы не безразличие. Пусть ненавидит его, пусть боится, пусть хочет его в ответ, чёрт возьми! Пусть будет хоть что-нибудь из этого! Лишь бы не безразличие. Лишь бы не такая мука.       Воображение неумолимо спускало обнажённое поджарое тело эльфа по шесту прямо к лицу темерца. Длинные ноги отпускали позолоченный столб, устраивались по разные стороны от головы Роше. Длинный гладкий член касался его губ. Так долго сидеть на себе? Роше бы не позволил. Он проник бы в эльфа пальцами и готовил бы для себя. Он целовал бы его живот и кусал острые косточки бёдер. Он перевернул бы его и...       Возбуждение было почти болезненно. Не будь поблизости Талера и других, он бы сбросил его. Услужливое воображение дорисовало бы детали. И дорисовало бы их честно. Роше знал, что позволил бы Иорвету всё. И сидеть у себя на лице, и душить себя простынями и даже взять себя. И себе бы он позволил не меньше. Ну а потом... Потом прощание. Объятие и прощание. И дальше лишь одно — смерть Иорвета. Так было нужно.       Возбуждение спало. И как раз вовремя. Судя по грузной поступи на лестнице, прибыл третий участник заговора. А значит нужно приводить себя в порядок.