Под Хищной Луной

      Новиград. Распутный розовощёкий и грязный. Его архитектуру Иорвет считал грубой и топорной, как всё людское. В ней не было изящества. Сплошное «здесь и сейчас», потребление и рынок. Часть ненавистных городских фасадов, к счастью, скрывал от него капюшон. Позволить себе выделяться эльф не мог, поэтому был облачён в простую городскую одежду. Никогда ещё ранее он так сильно не интегрировался в человеческое общество.       Кроме опасных связей, о которых он говорил Эктору, в городе у него так же были и друзья. И именно к ним он собирался обратиться в первую очередь.       «Шалфей и розмарин», респектабельный некогда бордель, не так давно препрофилировался в кабаре. Иорвет не знал, что такое «кабаре». Он понял это, как «тоже бордель, только с другим названием, чтобы платить меньше налогов».       Небордель был основан знаменитым новиградским поэтом и бардом — Лютиком. Поговаривали, что Лютик унаследовал его (только подумать!) от самого Ублюдка Старшего. По правде говоря, удивляться этому не приходилось потому, что длинный язык барда то приводил его к небывалому триумфу, то привносил в его жизнь смертельную опасность. Лютик радостно скакал по этим горкам сколько себя помнил, так что кожа его была гораздо толще, чем некоторые могли бы подумать.       В возрождении неборделя Лютику помогал ведьмак Геральт из Ривии, которым наглый бард филигранно крутил, как дева ухажёром (суровый ведьмак, по какой-то причине, ни в чём не мог ему отказать и регулярно подписывался на выполнение, порой, совершенно идиотских поручений). Ещё одним сподвижником был Золтан Хивай, краснолюд-диверсант, грубоватый и простой, как две кроны, умудрившийся прожить жизнь «и нашим и вашим», и при этом не растерять уважения ни с чьей стороны.       Добравшись до места, Иорвет перешагнул порог. Час был ещё ранний и, для подобных заведений, совсем нерыбный. Одинокая свирелька стонала откуда-то из угла. Единственный посетитель, утомленный медовухой, лежал лицом в стол. Вероятно, разглядывал его в мелких деталях. На сцене вяло дрыгалась непроститутка. В такт свирельки она не попадала. Зато в него попадала старуха-поломойщица, которая шлёпала по сцене тряпкой, отбивая ритм. Она попыталась согнать непроститутку со сцены, чтобы та не мешала уборке. Девица лениво отшагнула, задрала подбородок и оттопырила пятую точку. Старуха дала ей мокрой тряпкой по ягодицам. Завязалась самая странная потасовка, что Иорвет видел в своей жизни. Свирелька дала драматичную ноту противостояния. Бармен сонно натирал кружки, однако, ответственно поплёвывал на них для придания блеска.       — Не может быть! — внезапно стихла свирелька. — Иорвет! — возопили из угла.       То, что эльф сперва принял за кучу пурпурного театрального реквизита, поплыло к нему, покачивая павлиньим пером из шляпы.       — Ты ли это? — кинулся к нему с объятиями Лютик.       — Ceadmil, taedh.       — Я знал, я знал, что день будет особенным! Ты пришёл, чтобы вытащить меня из пучины застоя. О! Упадок и коллапс — спутники любого гения! Я рад тебя видеть, друг.       — Красивая картина, — кивнул одноглазый эльф на стену за спиной Лютика.       Картина изображала самого маэстро с занесённым двуручным мечом, героически низвергающего грозную химеру. Торжество подхалимажа занимало собою почти всю стену.       — Ах, это. Так, скромный дар от поклонников, — проронил Лютик. — Ах, Иорвет, ты ещё сам не знаешь, но тебе суждено стать моим вдохновением, — пригрозил бард. — Сегодня мы не будем цедить жалкую медовуху. Вино! Вино наполнит наши бокалы! Ты расскажешь о своих приключениях и подвигах, а я ... хм, я воспою их в балладах.       — Не надо, — испугался эльф.       — Ааа, твоя скромность заставляет тебя так говорить.       На лестнице что-то громыхнуло, затем захрипело, а следом разразилось радостными краснолюдскими ругательствами.       — Ха! Рис и греча, что за встреча! — крикнул Золтан. — Иорвет! Какими судьбами? Эй, Лютик, ну налей ты ему мёду, ну что ты жижу эту виноградную ему суёшь?       Они крепко пожали руки.       — Мы будем пить вино! — возразил бард.       — Прошу, Камень, смилуйся! — захрипел Золтан. — Ветераны Вергена в сборе впервые с тех славных дней, а ты предлагаешь...       — Лучшее туссентское! Сегодня особый день. Сегодня я запечатлею в истории песнь о борьбе против неравенства, о храбрости народа Гор, и о том, как впервые за долгое время расы забыли о вражде и объединились для защиты вольного Вергена, — поднял кубок ввысь Лютик, едва не всплакнув. — Об этом будет моя баллада.       — И тебя тотчас же за неё повесят, — взглянул на него Золтан.       Лютик, вспомнив, в каком городе находится, чуть притушил пламя творческого порыва.       — Согласен, — вздохнул он. — Балладу придётся отложить до лучших времён.       — Лучшие времена скоро настанут, — со значением посмотрел Иорвет на друзей.       — Ооооо! Вот это мне нравится! — Золтан захрипел, смочив в вине усы. — Излагай!       — Не здесь, — огляделся Иорвет.       Они поднялись на этаж выше и закрылись в небольшой, но светлой кладовке.       Иорвет решил не вилять вокруг да около и сразу рассказал друзьям о покушении. Он поведал о подмене, Экторе, и о том, что не собирается разворачивать в городе расовую бойню во имя мести. Мысль о бескровной и незаметной революции друзьям понравилась. Оба оказались за то, чтобы уменьшить количество горящих на кострах нелюдей.       Золтан отхлебнул водки из рюмки. Он глядел на эльфа неотрывно, так, словно только теперь осознал, насколько давно не видел старого приятеля.       — Я тебя как увидел, хотел похвалить, что ты при страже в город зайти не побоялся. Но сейчас вижу, что... дерзости тебе не занимать, — задумчиво проговорил краснолюд. — Иерарх, это же надо... А мальчишка справится?       — Справится, — уверенно кивнул Иорвет.       — Геральт говорил, что доплеры, по природе, мирные, и не способны на убийство, — произнёс Лютик. — Хах, готов спорить, лучшего иерарха найти будет сложно.       Троица чуть развеселилась, решив, что живёт в загадочное и сложное время.       Эльф поведал друзьям, что чтобы поймать такую крупную рыбу, как Хеммельфарт, нужно выманить её на большой и яркий поплавок. Иерарха следовало вывести из себя (что сделать было совершенно несложно). Разозлить и раздразнить до такой степени, чтобы он, забыв о всякой осторожности, сорвался искать нарушителей лично.       — Я думал о представлении, вроде театрального, — излагал Иорвет, — парочка фарсов об иерархе. Чем унизительней, тем лучше. Один, затем другой. Здесь нужны ловкие ребята, не просто актёры: нельзя попасться страже. Мы будем продолжать давить и, в конце концов, он взбесится и отправится за нами сам. И тогда, — эльф обхватил себя ладонью за шею, а затем, сжав кулак, показал большим пальцем вверх (этот жест у скоя’таэлей означал «быстрая смерть»).       — Стало быть, театр? — переспросил Лютик.       — Театр, — кивнул Иорвет.       — Я тебе скажу так... — добавил интриги голосу бард, а потом вскричал, — ты пришёл, куда нужно!       Он возбуждённо зашагал по комнате.       — Я напишу тебе лучшую в мире пьесу!       — А ты справишься? — покосился на него Золтан.       — Ха! Я поэт, искусный в двенадцати способах стихосложения. На моём счету сотни поэм, басен, элегий и триолетов!       — Лучше без сложностей, — насторожился Иорвет. Его больше интересовали те, кто будет играть роли. Простых артистов быстро переловит стража.       — Подожди, Иорвет. Не суетись, — прервал его бард. — Нельзя прогадать с содержанием. Это будет безответственно. Даже преступно. Это должна быть жёсткая сатира...       В дверь постучали.       — Лютик, вот ты где, — послышался женский голос. — Я везде тебя ищу.       — Присцилла! — радостно воскликнул бард.       — Уходи, beanna, — сощурился эльф. — Здесь разговор не для твоих ушей.       — Проходи, проходи! — напротив позвал Лютик. — Всё в порядке. Это Присцилла. Она поможет нам, — объяснял он Иорвету.       Весёлая блондинка с приятным голосом проскользнула в кладовку. Иорвету тут же отрекомендовали её, как второго по могуществу барда в королевстве. Лютик был с ней галантен и ласков, и Иорвет подумал, что эти двое, возможно, даже уже обменялись браслетами. И тут же задумался, а есть ли у людей традиция обмениваться браслетами на обручение. Вероятно нет. Чего ещё от них ожидать.       Присцилла, едва услыхав задание, начала генерировать идеи. Лютик прекрасно работал с ней в паре. Лишь время от времени корректировал её в плане декораций. Он знал, бюджет не позволит им широкий размах. Откуда ни возьмись взялся пергамент.       — Золтан, — позвал эльф, пока творцы наперебой записывали идеи.       — Ась.       — Нужны актёры. И это будем не мы с тобой.       — Само собой, — хмыкнул в кружку краснолюд. — А какие требования?       — А такие требования, sell, что парни должны быть крепкими, не робкими, и могли запомнить пару стишков. Мог бы и сам догадаться.       — Значит, нужны молодцы с крепкими нервами и чтобы котелок варил, верно?       — Да.       — Знакомые-то есть... Но не такие, кто будет в кошки-мышки со стражей играть. Рисковать жизнью они не станут. Тут нужен личный интерес, — со значением посмотрел краснолюд.       — Надо искать среди наших, — понял его Иорвет. Скоя’таэлей он на спектакль решил не ставить. Во-первых, они нужны были ему для самого нападения. А во-вторых, многие их лица были известны, и провоцировать обывателей не стоило.       — Можно предложить это дело Вальдо, — рассуждал краснолюд. — Это эльф-жонглёр. Живёт в лагере, в Застенье. Душа-мужик. И друзья у него не без огонька. Гримом не брезгуют. Выступают там у себя, не узнать, отштукатуренные, точно бордель перед приездом губернатора. На сцене — старательны. Но и от стражи им бегать не впервой. Не подведут.       — Хорошая мысль.       — Хах, да они со стульев попадают, когда я им скажу, что сам, сука, Иорвет жив, да ещё и на такое дело их зовёт!       Эльф хмыкнул.       — Я никому не обещаю безопасность. Рисковать будем мы все, — напомнил он.       — Поверь, — наклонился Золтан, — когда живёшь, как нелюди в Застенках, любой риск стоит того. Поговорю с Вальдо до обеда.       Они стукнулись кружками.       — А хитро ты всё это придумал, а, — хохотнул Золтан. — Вот это по мне работка. А то Лютик меня всё поближе к счёту финансов подвинуть хочет. По мне, так это расизм! Что, ежели я — краснолюд, так значит и с монетами лучше управлюсь?       — Управишься, — подтвердил Иорвет, ухмыльнувшись от души.       — А мне это всё — вот где! — упёр ребро ладони себе в горло Золтан. — Продай одному, купи у другого и при этом всём не забывай, что невидимая рука рынка всегда держит пару пальцев у тебя в жопе.       Они выпили ещё.       — А, может, Геральта позовём сыграть? — предложил чуть захмелевший Золтан.       — Нет, — коротко ответил Иорвет. — Gwynbleidd мне друг. Но ты отлично помнишь, с кем ещё он знается.       — Ммм. Иорвет...       — Не надо.       — Вернон Роше — хороший мужик.       — Thaess.       — Вам бы, того... зарыть уже топор войны в землю-то...       — Не всем на этом свете нужно примирение, — ответил эльф.       Они, сидя на полу, выпили ещё по одной, ожидая, пока барды не придумают сценарий.       Иорвет погрузился в мысли и задумался о своём. О человеке, что единственный во всём мире был связан с ним. И о том, как он, Иорвет, должно быть любит проблемы.       Эльф задремал, даже не заметив этого. Крепкий и вкусный мёд, залитый на вино и водку, погрузил его в транс, из которого Иорвета вывело только его, как сказала бы его матушка, «лошадиное здоровье».       Он открыл глаза, когда листы сценария летали по всей каморке из угла в угол. Лютик, взобравшийся на самую высокую коробку, отбивался стопкой листов от Присциллы. Золтан негодовал посередине комнаты. Барды надсаживали глотки.       — Для этого на сцене должно быть четыре порока, а не два! — кричал Лютик.       — Тебе лишь бы побольше пороков! Всё ясно! — кричала в ответ Присцилла.       — Ты сама сказала, что хочешь, чтобы этот пьяница и бабник Бернард играл Жадность!       — МОЖЕТ МНЕ КТО-НИБУДЬ НАКОНЕЦ-ТО СКАЖЕТ, — вскричал Золтан, топнув ногой по полу, — назовёт хотя бы одну рациональную причину, почему во втором акте ему не выстрелить фейерверком из гузна?       Поняв, что сценарий ещё в самой разработке и, что проснулся он рано, эльф вновь погрузился в сон. Пришёл в себя второй раз он довольно скоро.       — Бернард и Сигурд будут играть Жестокость только через мой труп, дорогая!       — Цираночка, Лютик верно говорит. Сигурд — это пожилое усатое сусло. Может сыграть только в ящик.       — Они будут прыгать через него и трясти ляхами!       — Ляхами? И этим ртом ты потом свои стишки читаешь!       Иорвет вновь закрыл глаз, как ему показалось, лишь на миг, но когда открыл его снова, все листки были собраны в кулаке у Лютика. Он потрясал ими у пристенного факела, угрожая вызвать пожар.       — Клянусь, или Похоть выходит в платье, или я сожгу всё дотла!       — Я вложила в эту пьесу свои лучшие годы! Верни сейчас же!       Золтан, сидя на полу, рыдал, точно телёнок перед убоем:       — НИКТО ИЗ ВАС НЕ ДУМАЕТ О ЛЮБВИ!       Ни один из вергенских ветеранов во время воссоединения не додумался украсть градус закуской, поэтому накал творчества был беспредельным. Иорвет понял, что пришла пора положить этому конец. Конец был приготовлен и почти положен. Но при попытке встать с пола, голова и плечи перевесили. Иорвет увидел пол ближе, чем хотел. Ещё бы, ведь он теперь лежал на нем лицом, одновременно стоя на нём и коленями. В этой не очень достойной позе его и обнаружили друзья. Они сразу смолкли. А Золтан даже прекратил истерику.       — Иорвет, ты гений... — схватился за голову бард.       — Спсибо, — пробормотал эльф.       Оказалось, что Иорвет, сам того не зная, закрыл мучительный творческий поиск. Творцы решили, что его поза идеально раскрывает зрителю героя Хеммельфарта, и должна быть использована в первом акте. Все сразу же сошлись во мнении, что Хеммельфарт должен упасть на колени и, как бы случайно, оголить ягодицы с надписями публике.       Из того, что эльф успел услышать, он понял — на сцене намечается тотальное мракобесие общим счётом на десять костров из десяти. Оскорбительное содержание пьесы оказалось очень кстати. Ведь чем острее оно будет, тем быстрее Хеммельфарт сорвётся со своего насеста.       Иорвет принялся подниматься. Он представил вдруг, что было бы, если бы его в таком уязвимом состоянии застал Вернон Роше, его заклятый враг. Впрочем, темерец вряд ли убил бы его. Он был так помешан на чистоте их поединка, что сначала наверняка попытался бы прополоскать эльфу кишки, окунуть несколько раз головой в бочку с водой и, только убедившись, что тот трезв и имеет, чем биться, пошёл бы на него в атаку. Да, этот мерзавец был человеком чести. Хоть чести и выборочной.       — А как назовём театр? — подняла глаза на друзей Присцилла. — Что писать на афишах?       — «Лангершок», — произнёс Иорвет.       — «Лангершок»? — поднял брови Лютик. — Что это значит? Что-нибудь страшное о мести и судьбе на эльфском?       — Это имя моего первого коня, — улыбнулся эльф.       Сценарий был составлен. Золтан, похоже, выплакал из себя весь спирт. Он ушёл к Вальдо в Застенки трезвый и сосредоточенный. Пообещал иметь к вечеру артистов, готовых ко всему. Присцилла отправилась договариваться насчёт плакатов к шоу. Лютик же вернулся к присмотру за неборделем.