Последняя надежда

Плата, что он отдал ради воскрешения Лань Чжаня, оказалась непомерной тяжестью. И прежде справляться было непросто, но теперь он едва сумел натаскать воды в бочку для омовений, а чтобы помыться как следует, сил и вовсе не осталось. Тяжёлый сон подкрался на мягких лапах, стоило только откинуть голову на край, и схватил так крепко, что вырваться из его объятий не вышло, а тонуть в видениях было то же самое, что задыхаться в темноте. С того момента, как Лань Чжань — столь покорный, что сердце щемило, — ушёл с законной супругой, облик его то и дело возникал перед глазами. Из темноты вдруг складывалось, высветлялось знакомое холодное лицо, и казалось, что смотрит Лань Чжань с печалью и осуждением. С недовольством. Как будто бы хотел остаться во мраке, из которого его выдернули силой, заставили лотосом прорасти обратно в истерзанное тело. Образу этому не объяснить было, кто на самом деле собрал по кусочкам, поймал его душу. И чувство вины давило на грудь, мешая дышать. Путаясь, где сон, где явь, он постепенно начал ощущать холод. Непрошенная мысль, что вот так его собственная жизнь и закончится, толкнулась в голову, заставляя укоряющего Лань Чжаня отступить, подменив его настоящей чернотой. И цепляться за существование не хотелось больше, только тонуть, тонуть в этой тьме, что словно уже и не собиралась удерживать, как прежде. Что ж, мрак не может быть надёжным союзником, верно? Но вдруг стало теплее и сон перестал так ужасающе сильно смыкать оковы. Удалось даже приоткрыть глаза, но едва он сумел сфокусировать взгляд, как тут же решил, что не пробудился окончательно, а лишь поднялся из мрака глубокого сна в лёгкую дремоту — ведь и здесь был Лань Чжань. Стоял на коленях напротив него. — Снова ты, Лань Чжань?.. — удалось ему сказать, а может, только подумать. Собственный голос был столь слаб, что мог и почудиться. — Надеюсь, не станешь обрывать свою жизнь. Зачем ты так? — он укорил, но тут же вина шевельнулась в груди, потому поспешил оправдаться: — Чтобы вернуть тебя к жизни я отдал половину своей. Она, конечно, никчёмная… — он сам запутался в том, что говорит, а потом ещё и внезапно закашлялся. Голос после послушался не сразу, пришлось на миг прикрыть глаза, моргнуть медленно. Слова приходили в голову странные, обрывочные, должно быть, в этом сне он не мог размышлять здраво: — …Всё же это хороший подарок, да?.. Или как бы ты сказал? — и поспешил уверить, убедить Лань Чжаня, в глазах которого что-то изменилось, словно мелькнула тень неизбывного горя или безумного страха: — Мне не жаль. Я не хотел оставаться в живых, это тьма не допустила смерти, — хоть сейчас он выпустил это, не удержал в себе, хоть так поделился с Лань Чжанем, пусть тот ответить был не способен, удивительно даже, что в его лице отражались эмоции, что оно не оставалось бесстрастным, как во снах до этого: — Тьма следила за мной и пестовала меня, а тут вот… её обмануть получилось. Живи, Лань Чжань, миру нужен хотя бы кто-то, кто обратит внимание на нужды самых беспомощных, самых неустроенных и беззащитных. Пока клан Цзинь стремится занять место упавшего солнца, кто-то должен… должен помогать людям. И я буду — пока смерть не заберёт наконец. Но только мой путь не такой, как твой, — это попытка… попытка искупить причинённое зло. Он шевельнулся, желая дотянуться до чужих одежд, но в последний момент передумав и оборвав едва начавшееся движение. Это же сон — прикоснувшись, ничего не ощутить! Лань Чжаня нет здесь. Только воображение, сплетаясь с воспоминаниями, отчего-то играет с ним. Высеребренные платой за воскрешение пряди от его порыва скользнули на лоб, и вдруг облик перед ним пришёл в движение, ладонь с мягкостью убрала волосы с лица, дотронувшись так явственно, как во сне не бывает. — М-м… Ты ведь всего лишь чудишься мне, отчего у тебя… такие горячие пальцы?.. — спросил он, всё ещё не до конца сознавая случившееся, но вдруг распахнул широко глаза, беспомощно повторив заветное имя: — Лань… Лань Чжань? — Вэй Ин… — послышалось в ответ. — Ты… не говорил прежде, — он всё же подался вперёд, невыносимо дрожащей ладонью дотянулся до точёной скулы, провёл по ней, подушечками пальцев ощутив тепло чужой кожи. — Что ты… что ты здесь делаешь? — но зачем было задавать вопрос, если ответ на него был ясен, хоть и отдавал горечью? — Пришёл спросить меня, зачем я… зачем я послушался твою жену? — Не жену, — твёрдо сказал Лань Чжань. И повторил: — Она… не жена мне! — и щекой прильнул к пальцам так доверчиво, так невозможно, что сердце забилось едва ли не в горле. — В клане Лань допускается лишь один брак. Свои клятвы я принёс не ей. — Не ей, — усмешка вырвалась сама собой — только чтобы скрыть растерянность. Он давно уже не волновался так сильно. — А кому же тогда? И зачем… — вот теперь самое время было укорить: — Зачем, глупый Лань Чжань, ты сотворил с собой такое? — дрожащие пальцы скользнули на страшный шрам на шее. Как он ни старался, а аккуратно сомкнуть края раны не вышло, слишком заметная осталась отметина. — Так тяжело было залечить его, так тяжело… И тут Лань Чжань поймал его ладонь. Горячие губы коснулись пальцев, и от того бросило в жар. Слабое истончившееся тело точно ощутило внутри себя саму жизнь. А затем донеслись слова, и словно огонь охватил целиком: — Всего себя я отдал тебе, — проговорил Лань Чжань, взглянув так пристально, будто бы в самую душу. Слеза скатилась сама собой, прохладой расчертив скулу. Да что же это происходит, в самом деле?.. Как это можно понять? — Мне? — голос окончательно ему изменил, превратился и не в шёпот даже, а в беззвучный вопрос. Но Лань Чжань не исчез после этого, не оказался только издёвкой темноты, хоть и отпрянул. Лань Чжань, Лань Ванцзи, Ханьгуан-цзюнь поклонился ему глубоко-глубоко, как разве что следовало кланяться в храме предков или перед самим императором, что не имел власти в землях заклинателей. И слова, что зазвучали потом, едва укладывались в голове, обратившись в сплошной шелест и звон — настолько ошеломили: — Каждый вздох разделить с тобой. Каждый шаг…. всё равно нареку тебя супругом… вечно буду тебе предан. Только тебе. Он поднялся с постели, на которую и не помнил, как лёг, едва ли осознал, что обнажён, как младенец. Нужно было немедленно заставить Лань Чжаня остановиться! Заставить его замолчать, потому что невыносимо было слушать это! Он потянул, пока Лань Чжань не встал напротив. Они посмотрели в глаза друг другу. — Что же это с тобой, Лань Чжань? — спросил Вэй Ин. Но на самом деле хотел бы узнать, что с ним самим. Запоздало пришло понимание, в каком непристойном виде он сейчас находится перед благороднейшим из заклинателей. Нагой — даже не в белье, не в нательной рубашке! Почему только у Лань Чжаня это не вызывает никакого отторжения? Почему не зовёт бесстыдником, как когда-то? Не отворачивается, а смотрит? И что в его глазах мерцает и плещется, что за чувство?.. Вэй Ин отступил, вновь задрожавшими пальцами подцепил верхнее ханьфу, забытое на спинке кровати, и укутался в него, едва попав в рукава. Опустил голову, а запоздавший румянец залил скулы, огнём прокатился по шее, плеснул до кончиков ушей. Между ними пролегла тишина, и стало слышно только, как шумят кроны деревьев да перекликаются птицы, предвещая скорый закат. Вот-вот на потерявшийся в глуши дом падёт ночь… Может ли случиться такое, что Лань Чжань не покинет его, переждёт с ним, пусть и только до рассвета?.. — Позволь хотя бы остаться рядом, — вдруг произнёс Лань Чжань. Голос его превратился в едва слышный шёпот, но слова Вэй Ин разобрал все и быстро поднял голову — лицо Лань Чжаня вновь стало непроницаемо холодным, но в глазах… в глазах бушевала целая буря. Столько боли, столько отчаяния, но почему?.. — Не удивлён, что ты отвергаешь меня, Вэй Ин. Разве достоин я стать тебе парой?.. Не слушал тебя, не уберёг, не закрыл собой. Даже… даже А-Юаня спасти не сумел, не успел, — и он снова рухнул на колени, опять опустился в земной поклон да так и застыл в нём. — Но прошу, умоляю, Вэй Ин, позволь остаться рядом! — Что?.. — Вэй Ин судорожно вздохнул. — О чём таком ты говоришь?.. Разве я когда-нибудь посмею отвергнуть тебя?.. — и тут же уцепился за дорогое сердцу имя. — А-Юань, Лань Чжань, А-Юань жив, пусть зовут его теперь иначе. — Но ведь он умер на моих руках, — Лань Чжань наконец поднял лицо, глаза его были широко открыты. — Не щади меня, не пытайся солгать, я и капли такой надежды не заслужил. Я держал его на руках, когда Цзинь Гуанъяо, глава клана Лань и их люди явились на Луаньцзан… Я не успел, но должен был!.. — Трава пробуждения, — пробормотал Вэй Ин, сознавая до конца, что именно произошло в ту страшную ночь. — Так вот откуда она взялась на Луаньцзан, — но в лице Лань Чжаня он видел только недоумение. — О, Лань Чжань, не смотри так. Я покажу тебе «Сутру прерванных снов»… — он рванулся к полкам, где хранил свои трактаты и книги, важные записи, но замер на полпути. — Лучше отведу тебя… Но, — тут он взглянул в окно. Там стремительно темнело, солнце скрылось, и ночь наползала непроглядной тьмой и зловещим туманом, — уже поздно, утром, быть может… Ты сам увидишь, что он жив, каким вырос. Жаль только, что некому было научить его искусству заклинателей, но так даже лучше, поверь… Он наконец остановился. Лань Чжань, похоже, хоть немного справился с собой. Поверил, должно быть. Вэй Ин устало вздохнул, тоже чуть успокоившись. И всё же что-то было не так, осталось недосказанным и нерешённым. Вэй Ин осмелился опять посмотреть на Лань Чжаня и увидел, что теперь в лице его читался невысказанный вопрос. Замерший стоя на коленях, он молчал, но это молчание было красноречивее слов. Вэй Ин чуть нахмурился, пытаясь осознать, что ещё должен сказать, что объяснить. Ведь разве не ответа Лань Чжань ждёт? Вряд ли он хочет теперь услышать о «Сутре прерванных снов». Память потрудилась подсказать: «Даже если откажешь мне, даже если позволишь остаться только другом, я всё равно нареку тебя супругом и господином своим, всё равно вечно буду тебе предан. Только тебе». «Позволь хотя бы остаться рядом». Наречёт супругом?.. Супругом?! Как он упустил это сразу? Отчего не заметил, как это ускользнуло и затерялось? И что он может на это ответить теперь? Разве волен он распоряжаться собой отныне? Разве способен отвергать или принимать?.. Да он же всего лишь истлевший до срока блуждающий огонёк, не человек совсем, не заклинатель больше! Качнув головой, Вэй Ин вдруг ощутил ужасающую слабость — пошатнулся даже, но Лань Чжань тут же оказался рядом, подхватил его, поддержал, увёл обратно к постели и усадил на неё. — Не тебе следует приносить извинения, Лань Чжань, — проговорил Вэй Ин медленно, а сердце словно сжал ужасающий кулак, желая выдавить из него всю кровь до капли. Боль захватила грудину и потекла по телу дальше. — Если ты уже назвал меня супругом, то обрёк себя на одежды вдовца. Посмотри на меня, посмотри. Это тело сгорает как свеча, осыпается пеплом как палочка благовоний. Лань Чжань… только горе я могу принести тебе. Забери эти клятвы, не зови… не зови меня… — но добавить то самое слово не сумел. Может, прежде не понимал, только теперь осознал с ясностью, но сколько же внутри скопилось жажды, сколько набралось желания, чтобы Лань Чжань не отпускал, берёг и… Вэй Ин сглотнул, а боль уже сжала горло. — Кто посмел отнять твоё Золотое ядро? — спросил Лань Чжань внезапно. — Я… Вэй Ин закрыл лицо ладонями, всё ещё сопротивляясь, стараясь уберечь свою тайну, но сгустившаяся после прозвучавшего вопроса тишина так давила на плечи, а боль внутри стала настолько невыносимой, что он не сумел удержаться: — Никто, Лань Чжань. Своё Золотое ядро я отдал сам, добровольно, некого в этом винить, — тускло и безжизненно прозвучавший голос будто и не ему принадлежал, а самой тьме, что сгущалась на месте дяньтяня, когда он брал в пальцы Чэньцин. Удалось сохранить в секрете только имя Цзян Чэна. Лань Чжань же, услышав его ответ, обнял, притянул к себе с такой силой, что Вэй Ин удивлённо ахнул. Он не ждал этого, не мог этого и помыслить. На самом деле разве сейчас не объяснил он, отчего Лань Чжаню нужно отказаться от странного желания о единой для них двоих тропе? Почему он всё ещё держит? Отчего не сдастся и не уйдёт в ночь, оставив его доживать последние дни? Эта боль внутри показывала — их немного осталось, и даже крохи тысячелетнего женьшеня вряд ли дадут выгадать хоть год сверху. Плата была непомерно высокой, но он ни разу не пожалел о ней. — Пусть так, — раздался голос. — Значит, я отыщу способ вернуть тебе то, что ты утратил, Вэй Ин. Только не прогоняй, позволь… Вэй Ин из последних сил дотянулся и прижал ладонь к его губам. Улыбнулся, как получилось, хоть губы едва ли желали складываться верно — перед глазами уже плясали тёмные и алые круги, тело охватила дрожь и было трудно владеть собой. — Останься со мной, останься, не проси больше, просто будь рядом, — успел прошептать он прежде, чем полог тьмы сомкнулся над ним.