Ты меня прости, Я в твоём раскладе нехороший архетип. В ванной повторяю «если грустно — не грусти». Я глотаю правду и выплёвываю стих, Вырубаю айкос и дожевываю стик, Выпиваю залпом и не чувствую как жжёт. Я стою у края, не решаясь на прыжок. Не могу быть искренним, я слишком напряжён. Я хочу к тебе быть близко, но во рту электрошок
После концерта Антон, ожидаемо, отсыпается. Сначала он без особого смысла торчит за компьютером, пытаясь поработать с сырым материалом. Ничего гениального он этим, конечно, не добьётся. Просто уснуть сразу не получается из-за бурлящего в крови после выступления адреналина. Лишь под утро он наконец обессиленно падает в кровать, не раздеваясь. И планирует проспать большую часть следующего дня. Но в этот раз у судьбы свои планы. Он просыпается от дверного звонка, нашаривает рукой телефон и смотрит расфокусированным взглядом. Половина первого. Человека, стоящего по ту сторону двери, хочется убить. В дверь звонят настойчиво и долго, так что это вряд ли промоутер или коммунальщики. А ещё это точно не Дима, потому что Позов к Антону после концертов старается не соваться. Даже при какой-нибудь нештатной ситуации толку от Антона в его текущем состоянии было бы мало. С кровати Антон встаёт со стоном, хмуро окинув взглядом своё помятое отражение. Долго возится с дверным замком, как будто надеется таким образом выиграть время, чтобы внезапный гость всё же ушёл. На пороге стоит Макар. Инстинктивно Антон закатывает глаза, уверенный, что где-то за старым другом притаился Арсений Попов. Но Макар стоит один. И реакцию Антона толкует по-своему. — Привет. Пустишь? — неуверенно спрашивает он. Глупый вопрос. Как будто Антон может не впустить Макара. Собственно, Антон не отвечает даже, а просто сдвигается вбок, прислоняясь к стене. И делает приглашающий жест. В квартиру Макар входит осторожно. Оглядывается, хотя старается не палиться. Точь-в-точь как его начальник несколько дней назад. — Чо ты как не родной, бля, — вздыхает Антон, хлопнув старого друга по плечу. — Кофе будешь? Илья кивает. И тут же неожиданно заявляет: — Я скучал, — и уже чуть менее уверенно. — Можно тебя обнять? Антон кивает. И сам шагает навстречу к другу. В последний раз они виделись, когда им было в районе двадцати. И Антон тогда был куда худее, чем сейчас. Но Макар заключает его в медвежьи объятия так же, как и почти десять лет назад. И ничего как будто бы не изменилось. До внезапной встречи с Макаром воспоминания о друге детства удавалось как-то заглушить. Не то чтобы Антон чрезмерно сентиментальный человек, но, вообще-то да, он чрезмерно сентиментальный человек. И дружбой с Макаром дорожил. До сих пор дорожит. С Ильёй, в отличие от его босса, хочется быть гостеприимным. Но от воспоминания об Арсении Антон невольно кривится. То ли по привычке, то ли от того факта, что их «совпадения» и правда, наконец, закончились, но отчего-то Антону от этого не легче. С кофемашиной Антон возится в тишине. Привычно насыпает молотый кофе и заливает воду. Вытаскивает две кружки с верхней полки. Кофемашина начинает громко шипеть и булькать, что даёт и Антону, и Илье некоторую фору: говорить при таком шуме весьма тяжело. — Я знаю, что ты выступаешь под маской клоуна, — вдруг выпаливает Макар, точно боится передумать. От неожиданности Антон проливает кофе мимо кружки. Горячий напиток весёлой струйкой стекает по серой потёршейся клеёнке. Отскочить и не ошпариться Антону удаётся исключительно на рефлексах. Неприятно здесь то, что этой реакцией он, разумеется, сдал себя с потрохами. — Как вы это нарыли? — устало спрашивает Антон. Удивительно, конечно, что Арсений решил подослать Макара, а не пришёл поглумиться сам. Такой шанс упускает. Хотя неизвестно, чего он этим добивается. Может считает, что через лучшего (бывшего?) друга Антона будет легче шантажировать? — Эээ, — Макар слегка подвисает. — Да никто ничего не рыл. Я просто тебя узнал. Мысли мечутся в голове лихорадочно. Если Илья его узнал, значит был на концерте. Если был на концерте, значит там был и Арсений. Удивительно, что на этот раз Антон его не заметил. То ли Арсений начал лучше скрываться, то ли Антон рано расслабился, уверившись, что после прошлого раза приходить на концерты депутат больше не рискнёт. — Что ж, — сухо заключает Антон. — Поздравляю Арсения с разгадкой тайны. Надеюсь, ему стало легче. Макар вздыхает тяжело-тяжело. Расстроено. На автомате берёт со стола перечницу и начинает вертеть её в руках. — Шаст, — говорит он с деланным спокойствием, за которым скрывается лёгкая обида. — Если ты продолжишь в этом ключе, я тебе въебу. И буду даже прав, потому что с хуя ли ты записываешь меня в предатели? Сосчитав до пяти, чтобы успокоиться, Антон смотрит на друга. И как будто бы впервые за весь вечер его видит. Действительно, это же Макар. Борода с возрастом стала ощутимо гуще, под глазами залегли синяки и первые лучики морщин. Но в остальном Макар — это Макар. Глупо было думать, что он за эти годы стал хуёвым человеком. — Прости, — говорит искренне Антон. — У меня из-за твоего начальника натурально паранойя начинается. — Ну, должно же быть в тебе что-то натуральное, — фыркает Макар. Он знает об ориентации Антона. И ему на эту тему шутить можно. — Но мне всё еще обидно, что ты решил, будто я могу тебя слить. Не, Арсений Сергеевич пиздатый шеф, но друзей предают только уебаны. Я тебя знаю слишком хорошо. А вот он догадался едва ли, не парься. Тем более он почти всё время ныкался в углу, чтобы не засветиться. — Как вообще только прошёл… — сетует Антон. — Я думал, что это твоё решение, — неожиданно заявляет Макар. — Ваш бугай сначала не хотел нас пропускать, а потом передумал, после того как ему кто-то позвонил. Антон с подозрением щурится. Звучит так, словно в коллективе завелась крыса. Неприятно, но не удивительно. Антон никогда не тешил себя иллюзиями насчёт того, что все люди в его команде такие же идеалисты, как он сам. А у Арсения определённо есть деньги, чтобы кого-то подкупить, даже если цена высока. — Ладно, с этим я разберусь позже, — панические мысли Антон загоняет куда подальше. — Не пойми неправильно, но если ты не планируешь сливать меня Арсению, то зачем ты здесь? Макар добродушно фыркает. — Во-первых хотел убедиться, что не ебанулся, — хохочет он. — А, во-вторых, понял, что пиздец как соскучился. Мне тебя дико не хватало всё это время. Но ты тогда как-то закрылся ото всех. И я сначала ещё пытался как-то растормошить тебя, а потом подумал, что, наверное, не стоит мешать, раз ты не хочешь. Теперь вижу, что зря. Действительно, они перестали общаться примерно в тот момент, когда Антон узнал о Высочинском. И воспринял он это… тяжело. Что поделать, крепкой психикой он, видимо, никогда не отличался. — Мне жаль, — неуверенно говорит Антон. Восстанавливать дружбу, которая не закончилась в результате конфликта, а просто затерялась во времени, ему ещё не доводилось. — Да ладно, забей, — отмахивается Илья. — Было и было. Но мне вот интересно. Как ты вообще до этого дошел? Ну, до выступлений. «После того, как поймал себя на мысли, что уже две недели в деталях продумываю план самоубийства, и нашёл силы сказать об этом Диме», — думает Антон. Но вслух лишь заявляет, что это долгая история и он обязательно расскажет её «как-нибудь под пиво». — А тебя как занесло в охрану? — спрашивает Антон. И вот это ему реально интересно. Макар же сам по себе абсолютно добродушный человек. Осознавать, что он работает на должности, которая потенциально требует готовности убить человека, не просто странно, а дико. Илья жмёт плечами. — Да ты и сам можешь понять как. Деньги были нужны. Познакомился с Сергеем Борисовичем после армейки. Он меня почти сразу к себе позвал, но я морозился. Мне и в армии-то не нравилось. Оружие — не моё. Но потом мама заболела, — Макар ловит встревоженный взгляд Антона. — Не, ща всё нормально. Но тогда остро бабки были нужны. Сначала на других объектах работал, у Борисыча же свой ЧОП. А теперь вот к Арсению Сергеевичу попал. Антон усмехается, хотя в этом, пожалуй, нет ничего весёлого. — И как тебе Арсений в качестве начальника? — интересуется он, подперев щёку кулаком. От Димы о боссе слышно только хорошее, что даже раздражает. Мнение Макара услышать реально любопытно. — Он классный, — отвечает друг, ни на секунду не задумавшись. — Нет, правда, не знаю за что ты его так невзлюбил, но Арсений Сергеевич реально хороший. Я с ним лично до того, как Борисыч меня к нему приставил, не особо пересекался. Но наши все его уважают. Никакой ебли мозгов не по делу, лишних понтов. Для своей должности он, я бы сказал, даже слишком… наивный в вопросах безопасности. Ощущаю себя больше водителем, чем охранником. Тут Антон не может не согласиться. Арсений действительно очень часто появляется без охраны. И это поразительно беспечно с его стороны. — Кстати, насчёт безопасности, — вдруг вспоминает Антон. — А что у вас тогда произошло? Ну, когда ты его ко мне притащил. Макар вздыхает тяжело, как будто вспоминать ему об этом неприятно. — Ой, да пиздец, — кривится он. — Нас Борисыч теперь в три раза больше дрочит всех. Хвост за нами увязался. Кто пас и чего хотели мы так и не поняли. Но люди явно серьёзные. Почему-то от этой фразы у Антона неприятным узлом в животе скручивается тревога. Он ловит себя на мысли, что это довольно странно — переживать за Арсения. Но Антон не имеет привычки желать людям смерти в принципе. И, разумеется, не хотел бы, чтобы жизнь Арсения оказалась под угрозой. Этот человек — настоящая заноза в заднице, но он определённо не самый ужасный из тех, кого Антон знает. Так что, если с Арсением что-то случится, то Антон, без сомнений, расстроится. — И у вас даже теорий нет насчёт того, из-за чего всё это? — осторожно спрашивает Антон. У него корыстный интерес — может это какая-то мутная хуйня, из-за которой в опасности окажется и Дима? — Теории есть. Доказательств нет. Продолжать Макар явно не собирается, хотя и понимает по лицу Антона, что ему нужны подробности. — Бля, Шаст, я не могу тебе рассказать, — вздыхает он, поймав взгляд Антона. — И в целом бы не мог, потому что у меня контракт. А, учитывая ваши с Арсением Сергеевичем отношения… — Какие отношения, блядь?! — возмущается Антон. — Ты мне скажи, — Илья беспомощно разводит руками. — Я-то не ебу, что вас связывает. Но к тебе он относится не так, как к остальным. — Макар, — умоляюще смотрит Антон, отмахиваясь от поднявшегося раздражения. — Ну правда, расскажи мне то, что знаешь о покушении, пожалуйста. Ты ведь явно должен быть знаком с Димкой Позовым. — Ага. И я знаю, что он твой друг, — у Макара отстранённое лицо, но всё равно улавливается ревность. — Он спас меня от смерти, — честно признаётся Антон. — И не один раз. А ещё у него трёхлетняя дочь. И если эта херня, закрутившаяся вокруг Арсения, опасна, то к этому нужно быть готовыми. Я обещаю, что Арсений ни о чём не узнает. Макар закатывает глаза. Но Антон знает, что победил. — Шаст, только потому, что ты — это ты. Короче, прям мне никто ничего не говорил, но слухи разные бродят. Вроде как Арсений Сергеевич с каким-то чиновником посрался. Антон удивлённо изгибает бровь. Если верить всему, что Антон знает об Арсении, то тот довольно успешно встроился в систему, и не склонен к серьёзным конфликтам, потому что бережёт свою репутацию. Он даже в историю с Высочинским вмешиваться не стал. — Он меня в тот день отпустил, так что я его на эту встречу не возил, — Макар разводит руки в извиняющемся жесте. — Не знаю ни чо за человек, ни что там происходило. Но Арсений Сергеевич походу отказался в чём-то помогать. В речи Ильи становится всё меньше официозности и Арсений Сергеевич смазывается до «СеньСергеича». — Решил загрести себе все бабки? — ехидно фыркает Антон против воли, хотя и помнит все увещевания Димы о том, что Арсений настолько честный, насколько это вообще возможно в его социальном положении. Макар отрицательно качает головой. — Скорее уж отказался что-то делать, несмотря на предложенные бабки, — серьёзно говорит он. — Знаешь, он из-за тебя совсем странный стал. — С хуя ли из-за меня? — ту же снова принимается защищаться Антон. — Чем больше он с тобой общается и видится, тем больше у него привычки меняются. Сиги обычные курить стал, пельмени эти, опять же. Антон разводит руками. — Просто впервые за много лет столкнулся с тем, как живут обычные люди, — фыркает он. — Контрастный душ суровой российской реальностью. Взгляд Ильи Антону очень не нравится. Весь этот разговор кажется безумно странным: они не виделись без малого десять лет и сидят обсуждают сраного Арсения Попова. Как будто им поговорить больше не о чем. — Ну, пацан этот с татухами тоже вроде не охуеть какой богач, — жмёт плечами Макар. — Только вот… хорошо, что они расстались. Арсений Сергеевич всё же слишком масштабная фигура. — Да хуй там, — ухмыляется Антон. — Я сантиметров на десять выше. — На семь, — поправляет Макар. Ловит удивлённый взгляд и поясняет с улыбкой. — Что? Если ты не вымахал ещё больше, то я знаю твой рост. А рост Арсения Сергеевича мне по роду деятельности знать положено. И я не про это. Но в том, что вы сопоставимы масштабами, ты прав. Антону совершенно не нравится то, в какое русло заходит этот разговор. — Бля, Илюх, ещё пара предложений в таком тоне и я решу, что ты пытаешься сосватать мне своего начальника. И вот тут тебе въебу уже я. В ответ на это Макар хитро улыбается. — Заметь, о сватовстве не я сказал. Антон успевает напрячься, но Макар прыскает, а затем заходится своим низким смехом. И почему-то вся злость сразу пропадает. Так что Антон лишь шутливо пихает друга кулаком в плечо.***
Антон тяжело вздыхает. — Поз, ну ты ж вот умный человек, — начинает он осторожно. Димка отрывается от книги, которую читал. Будучи примерным семьянином, Позов старается проводить всё свободное время дома. Но с Антоном пересекается не только из-за концертов и периодически навещает. Иногда Антон думает, что таким образом Дима просто проверяет, насколько он вообще в порядке. И сейчас Дима сидит на кровати, читая какую-то книгу, пока Антон занимается сведением трека. За это Антон очень ценит друга. Он далеко не самый социально активный человек, так что превращать визиты гостей в безудержный кутёж не умеет. Но с Димой комфортно молчать и заниматься своими делами. И Антон бы слукавил, если бы сказал, что ему не нужно, чтобы иногда кто-то был рядом. — Ну, пока вроде на отсутствие мозгов не жаловался, — хмыкает Дима, внимательно разглядывая друга. И явно ждёт продолжения. Продолжать Антону довольно неловко. Но, с другой стороны, а с кем ещё об этом поговорить, как не с Димой? — Я просто вообще не вдупляю, что Арсению от меня нужно. Лицо Димы остаётся всё-таким же меланхолично спокойным. — Он опять что-то сделал или ты просто решил включить королеву драмы? Антон поступает как серьёзный, взрослый человек и швыряет в Диму колпачком от ручки. Тот ловко уворачивается и продолжает смотреть на Антона с лёгким любопытством. — Ну, Дим, это не просто излишний драматизм. Он реально меня как будто преследует. То появляется на пороге моей квартиры, то сообщения написывает. Это всё просто не выходит у меня из головы. На концерты, опять же, таскается. И как, блядь, только проходит каждый раз… Позов подозрительно отводит взгляд куда-то в сторону, но Антон обещает себе подумать об этом позже, потому что сейчас размышлять о том, что Дима может быть к этому причастен, не хочется. — Начнём с того, что он не ходит на концерты именно к тебе. Он ведь не знает, что это ты. Даже если догадывается о чём-то, потому что ты палишься как пиздец, то доказательств у него нет никаких. Думаю, ему просто всё это очень нужно. Он и сам не подозревал насколько, а потом вы пересеклись, и он теперь как будто бы дорвался. Антон недовольно кривится. В словах Димы есть логика, конечно, но легче от этого не становится. — Ну ладно, окей, может и хочется ему тряхнуть стариной и вообразить себя оппозиционером. Но именно ко мне зачем лезть? В ответ на это Позов как-то загадочно улыбается. — А тебе не приходило в голову, что ты ему, ну, просто нравишься? Антон смотрит на друга с суеверным ужасом. От этого предположения почему-то пробирает неприятная дрожь. — Сомневаюсь, что у него такая серьёзная потребность в друзьях, что в кандидаты на эту роль он выберет меня, — отмахивается Антон. — А я не о дружбе. Повисшая пауза получается слишком красноречивой и драматичной. Антон начинает злиться. — Поз, да иди ты нахуй! — огрызается он. — Я думал, что хотя бы для тебя очевидно, что если двум мужчинам нравятся мужчины, то это не значит, что они понравятся друг другу! Обвинение в гомофобии Позов сносит со спокойствием буддийского монаха. Даже бровью не ведёт. — Конечно. Ты абсолютно прав, — мягко соглашается он. А затем также равнодушно прибавляет. — Но если эти мужчины активно переписываются и ходят вместе ужинать, то шансы на то, что хотя бы один из них испытывает симпатию, существенно повышаются. Антон задыхается от возмущения. Всё ведь совсем не так, как говорит Позов. — Ну не может же он быть таким долбоебом, — упрямо протестует Антон. — Если твоя теория верна, то он идиот, да ещё и с ужасным вкусом. Позов смотрит на Антона с каким-то непонятным сочувствием. — Потому что западать на человека, который выглядит, как оживленный некромантом-недоучкой труп — выбор на ноль из десяти, — продолжает Антон, игнорируя реакцию друга. — А если вы подходите друг другу с этим трупом как сраные Монтекки и Капулетти, то решение вообще так себе. Антон раздражённо стаскивает с шеи наушники, потому что вряд ли теперь удастся спокойно поработать. Ему, как минимум, нужно выйти на балкон перекурить и проветрить голову. — Ну, история Ромео и Джульетты всё ещё считается одной из самых романтичных, — поддевает Дима. — Ага, только в конце оба сдохли. Антон встаёт с кресла и начинает идти к балкону. Позов вздыхает. — Ладно, Шаст, я ничего не берусь утверждать. Возможно, это вовсе не какая-то романтическая симпатия. Но и двойного дна в его действиях тоже нет. Ему явно с тобой просто интересно. Он даже в разговорах со мной постоянно о тебе вспоминает. Эти слова заставляют Антона задохнуться от возмущения во второй раз. Если бы Дима как-то вступался за своего босса из-за денег, это было бы полбеды. Но отчетливо видно, что Позов принимает его сторону просто так, потому что относится к нему благосклонно. — Так это и есть двойное дно! — злится Антон. — Я хуй знает, что ему нужно. Но, блядь, он даже через тебя выведать информацию пытается. И это хуёво, Поз, как ты не понимаешь?! Если бы Антон плохо знал Диму, то решил бы, что у того весьма скудный эмоциональный диапазон. По крайней мере, сейчас выражение лица друга остаётся всё таким же флегматично-спокойным. — Я не сказал, что он о тебе расспрашивает. Я сказал, что он вспоминает о тебе. Это разные вещи, Шаст. И даже если бы он задавал вопросы о тебе… Это нормально, когда хочешь сблизиться с человеком, но тот лишь огрызается, как бешеная псина. — О, прекрасно, — Антон закатывает глаза. — Ты ещё и на оскорбления перешёл, чтобы его защитить. Просто превосходно. Дима откладывает в сторону книгу и подходит к Антону. — Пойдём покурим, — миролюбиво предлагает он. — И я никого не защищаю, Шаст, правда. Но ты сейчас ведёшь себя, как ребёнок. Мы ведь оба знаем, что ты не общался бы с ним, если бы не хотел. Мог бы не впускать в свою квартиру, не отвечать на сообщения, не идти с ним на ужин. Антон обиженно хмурится, скрещивая руки на груди. Но на балкон всё же выходит вслед за другом, принимая из его рук протянутую сигарету. — Да похуй. В любом случае, теперь всё закончилось. Выходит более раздражённо, чем Антон хотел бы. Его не должно злить, что общение с Арсением прекратилось. Но его это злит. — Вы больше не общались после истории с Высочинским? — осторожно интересуется Дима. — Нет. И это к лучшему. Твой горячо любимый босс, видимо, зассал. — Я так не думаю, — Дима глубоко затягивается и смотрит в окно, не спеша объяснить, что имеет в виду. — Ты ему интересен, не важно, как мужчина или как личность. Ты ему интересен и это — факт. Но любой нормальный человек рано или поздно сдастся, если всё время посылать его нахуй. — И прекрасно, — едко говорит Антон. — В этом и смысл посылания нахуй. Позов расстроенно качает головой. И говорит тихо, скорее самому себе: — Бля, я думал ты хоть после встречи на втором концерте дашь ему шанс. Дима говорит это действительно тихо, но Антон всё равно слышит. И поражённо застывает. В теории Дима мог бы сказать эту фразу, узнав о визите своего начальника на концерт от самого Антона. Но что-то в этом не сходится. — Пиздец блядь! — в голосе Антона прорезаются истеричные нотки. — Просто пиздец, Поз. Я понимаю, конечно, семья и все дела. Но ты реально из-за бабок решил всех нас нахуй сдать?! Теперь очередь Димы застывать с возмущённым лицом. — Шаст, ты чо несёшь? — На концерт Попова охраннику сказал пропустить ты. Это не вопрос. И уже даже при одном взгляде на Диму становится понятно, что предположение оказалось верным. — Ну, я, — соглашается Дима. — Но мне за это никто не платил. Арсений Сергеевич не знает, что это был я. — Так нахуй ты тогда это сделал, ебаный рот?! Почему ты с самого начала на его стороне? — Это не так. Я с самого начала на твоей стороне. И именно поэтому я делаю то, что делаю. Знаешь в чём правда, Антош? — лицо у Димы становится пугающе серьёзным. — Каждый ебаный день после твоего выхода из Басманки я виню себя за то, что с тобой произошло. Каждый сраный день. Я ведь знал, что примерно такая хуйня с тобой и приключится. Но всё равно не смог остановить. Впервые с момента знакомства Антон видит Диму настолько рассерженным и эмоциональным. — А, то есть ты все эти годы со мной дружишь из чувства вины? На душе у Антона делается паршиво-препаршиво. — Хуйню не неси. Ты мой близкий человек и я очень тобой дорожу. Но именно поэтому виню себя за произошедшее я даже больше, чем раньше. И, если я что и заметил, так это то, что с момента знакомства с Арсением Сергеевичем в тебе хоть какая-то жизнь начала возникать. Вы можете многому друг у друга научиться. Но ты как будто настолько сросся со своими страданиями, что не просто не готов впустить в свою жизнь что-то новое, а всеми силами этому противишься. Антон чувствует такую злость, что от этого темнеет в глазах. Он проклинает тот день, когда в его жизни появился Арсений Попов. До знакомства с ним Антона сложно было назвать счастливым человеком, но у него хотя бы были друзья. — Впустить новое — это начать стелиться под депутата? — едко интересуется Антон. — Да ебаный же рот, Шаст, — Дима закатывает глаза. — Причём тут стелиться? Причём тут то, что он депутат? Просто тебе нужно научиться открываться людям. Ты живёшь так, словно родился с сердцем не в груди, а в руках. Ходишь с ним нараспашку, пропускаешь всё через себя, и на всякий случай никого близко не подпускаешь, чтобы хоть как-то защититься. А на самом деле тебе нужен человек, который защитит. — И ты реально думаешь, что этим человеком является ебучий Арсений Попов? — Я ничего не думаю, Шаст. Но он уже тебя неплохо вывозит. И, блядь, не попробуешь — не попробуешь. Ты же бесишься сейчас только от того, что он, вот это да, сделал то, о чём ты так настойчиво просил. При каждой встрече ты говорил ему отъебаться, а когда он действительно это сделал, ты теперь ходишь, как с цепи сорвавшийся. И ради чего всё это, Антон? Ради чего? Хер бы с тем, что чувствует Арсений Сергеевич. Нахуй ты над собой издеваешься? — Я не издеваюсь. Просто знаю, что ничего хорошего из этого не получится. Антон слегка успокаивается, но из-за этого в голосе появляется какое-то неожиданное даже для него самого отчаяние. И Дима, разумеется, это улавливает. Он подходит к Антону и кладёт голову ему на плечо. В первую секунду Антон хочет отодвинуться, но почему-то вспоминает слова Макара о том, что их дружба прервалась из-за того, что Антон закрылся ото всех. Это действительно одна из главных проблем в жизни Антона: он много говорит, но не о том, о чём действительно говорить стоит, предпочитая отодвигать людей на безопасное расстояние при малейших проблемах. И поэтому сейчас Антон продолжает стоять на месте. — Я тут недавно дочери сказку читал, — начинает вдруг Дима. — «Журавль и цапля». Короче, смысл в том, что журавль построил дом у болота и решил найти жену. Увидел цаплю, предложил, цапля сказала, что он слишком тощий и соскочила. Потом передумала и говорит «ок», а он такой «а уже не надо». А потом такой «ладно, жалко ее», а она такая «нет уж теперь», а потом она такая «а, хрен с ним, выйду», а он такой «пошла ты, я уже обиделся». И так ходили друг к другу до конца сказки. Мораль я так и не понял. Чувство собственного достоинства у птиц такое себе. Любви не случилось, никто никого не съел даже и волшебства нет. Это настолько неожиданно, что Антон зависает. Аллегорию он в целом понимает, но всё равно слушает до конца. — Тупая сказка, — со вздохом говорит Антон. — Ага, — соглашается Позов. — Тупая. Шаст, не нужно делать солнышко на эмоциональных качелях, если можно его избежать. — Думаешь… — произносить это Антону тяжело почти физически. — Думаешь, у меня избегающий тип привязанности? Дима издаёт что-то среднее между смешком и недовольным фырканьем. — Думаю, что ты слишком много думаешь. Ладно, Шаст, я пойду, наверное… Антон недовольно поджимает губы. Неужели, их дружба действительно сейчас разрушится из-за такой хуйни? — Почему? Дима слишком хорошо знает Антона, поэтому легко считывает в этом все полутона неозвученных вопросов. — Нет, не потому что я обиделся и хочу от тебя отделаться сейчас. Не скатывайся в катастрофизацию. Но я допускаю, что ты сейчас рассержен из-за решения, которое я принял на концерте. И тебе лучше побыть одному, чтобы разобраться в своих эмоциях и чувствах. Если я продолжу находиться рядом, то буду давить даже просто своим присутствием. Я правда хочу, чтобы ты сейчас честно сам всё взвесил. Если решишь, что не готов общаться с Арсением Сергеевичем, то, значит, так действительно будет лучше. Но это должно быть взвешенное решение, принятое без сожалений. Дима уходит в комнату, а Антон ничего не делает, чтобы его остановить. Думает только о том, что Арсений, кажется, был прав. Антон определённо не заслуживает такого друга, как Позов. Он продолжает сидеть на балконе до тех пор, пока не слышит приглушённый хлопок входной двери. Что ж. Приплыли. Вот он, Антон Шастун, который скоро разменяет четвёртый десяток. Что он вообще делает со своей жизнью? Ни целей, ни планов, ни любимого человека рядом. А немногочисленных друзей, которые по каким-то причинам остаются, несмотря на все его заёбы, постоянно стремится оттолкнуть. И ведь дело вовсе не в истории с Басманкой. Последние лет десять Антон живёт так, словно запрограммирован на самоуничтожение. Он не может вспомнить, когда в последний раз влюблялся. Когда искренне чему-то радовался. Когда занимался чем-то просто ради удовольствия. Когда писал песню, которую ему нравилось бы слышать. Когда он вообще в последний раз жил? Он принимает лекарства, но его жизнь не становится лучше. Психотерапевт, к которому Антон когда-то ходил, подчёркивал, что лечиться одними лекарствами нельзя. Депрессия — это ещё и образ мышления в каком-то смысле. И Антон, кажется, действительно разучился видеть в жизни хоть какие-то краски. А ещё, если быть до конца честным с собой, то единственными яркими событиями последних месяцев являются встречи с Арсением. В целом, Антон понимает, почему Дима сказал, что рядом с этим человеком он кажется более живым. Арсений… действительно вызывает у Антона эмоции. В подавляющем большинстве случаев не позитивные. Но это всё ещё намного больше, чем апатия и отстранённость, с которыми Антон живёт обычно. Итак. Если рассуждать логически, то Антон действительно не видит в общении с Арсением какого-то романтического подтекста. В какой-то параллельной вселенной Антон мог бы запасть на такого человека, как Арсений. Ну, если бы тот не был депутатом. Или если бы сам Антон не имел таких твёрдых жизненных принципов. Запасть на Арсения — дело не сложное. С его удивительно голубыми глазами, пушистыми ресницами, очень правильными чертами лица, белозубой улыбкой и убийственно острыми скулами, на Арсения намного сложнее не запасть. Возможно, Антон в своей оценке не беспристрастен. Конечно, он считает Арсения привлекательным внешне. Сложно винить в этом человека, который осмыслял свою сексуальность через детскую фанатскую влюблённость в Джеймса Марсдена после просмотра «Трассы 60». Возможно (только возможно), темноволосые мужчины с выразительными голубыми глазами — типаж Антона. Но даже в этой параллельной вселенной у темноволосого мужчины с выразительными голубыми глазами, чье лицо отлично бы смотрелось на обложке Vogue, не может быть типажом заебавшийся тип со среднестатистической внешностью и дерьмовым характером. Антон чувствует укол досады из-за того, что вообще размышляет о чём-то подобном. Но раз уж он пообещал Диме обдумать всё, то будет правильно обдумать вообще всё. Даже то, о чём думать себе старательно запрещаешь. И Антона действительно напрягает, что Позов — не первый человек, который намекает ему на то, что они с Арсением могут интересовать друг друга в каком-то романтическом контексте. Даже Эд почему-то допустил такую мысль. Но логических объяснений для этого нет. Вероятно, люди делают неверный вывод, основываясь на интересе, который Арсений испытывает к Антону. И да, этот интерес действительно существует, глупо отрицать очевидное. Но Антон уверен, что интересен Арсению не сам по себе, а скорее как часть того мира, который когда-то был близок ему, но теперь оказался закрыт наглухо. Если Арсений в прошлом действительно был оппозиционно настроенным человеком, то, разумеется, их общение задевает в нём что-то давно забытое. Возможно даже помогает почувствовать себя лучше. Видимо поэтому Арсений невольно тянется к Антону. И может этого даже сам не осознавать. Теперь о наиболее важном. Зачем всё это Антону? Обдумывая это раньше, он поймал себя на мысли, что надеется Арсения изменить. Но дело… не только в этом. В окружении Антона почти нет людей, которые не были бы так или иначе связаны с его концертной деятельностью. А ближе всех к себе Антон подпустил только Диму и его жену Катю. И они, вне всякого сомнения, чудесные люди. Но иногда в присутствии Позовых Антон чувствует себя как будто хрустальным. Они знают обо всех его тараканах, кажется, даже больше, чем он сам. И часто вынуждены подбирать выражения, чтобы ненароком не задеть что-то в Антоне. Арсений же прёт напролом, говорит то, что думает, не заботясь о том, как это будет воспринято. И от этого в его присутствии Антон почему-то чувствует себя более… нормальным? Арсений был прав насчёт того, что Антон создал вокруг себя безопасную зону комфорта, где ничто не может спровоцировать ухудшение его эмоционального фона. Но это также означает, что в этом уютном коконе по определению не может быть неожиданных радостей, нестандартных реакций и всего того, что делает людей живыми. Реальность Антона до безобразия стерильна. И Арсений Антону нужен хотя бы потому, что общение с ним даёт куда больше шансов выработать хоть какой-то иммунитет к миру. А ещё Антон понимает, что в эти дни, когда жизнь перестала сталкивать его лбами с Арсением, ему было… тоскливо. И немного стыдно. Ведь Арсений во время того разговора на кухне вполне искренне открылся. И наговорил, если не на отставку, то на серьёзные карьерные потрясения. Разумеется, при условии, что информация попадёт не в те руки. На примере Высочинского Антон хорошо знает, как ревностно депутаты берегут скелеты в своих шкафах. И такие разговоры, как тот, на кухне, они не ведут с кем попало. Антон же на эмоциях в ресторане приравнял Арсения к Высочинскому. Хотя между ними действительно нет ничего общего. Если вбить имя Андрея Владимировича Высочинского в поисковике (а Антон этим занимался неоднократно), то можно найти множество интересных публикаций, в которых прямо или косвенно этот человек обвиняется в целом ряде административных и уголовных преступлений. Да, все истории оперативно заминаются, но общая картина становится ясной. У Арсения на контрасте биография кажется девственно-чистой. Нет, Антон не настолько ебнулся, чтобы верить увещеваниям Димы в то, что Попов — честный человек. Честный депутат — это оксюморон. Утопия, которой в современном мире места нет. Но Антон также понимает, что этот человек едва ли может быть замешан хоть в чём-то из «послужного списка» Высочинского. Арсения сложно представить человеком, домогающимся до школьницы. Сложно представить, что он вымогает у кого-то деньги, отжимает чужой бизнес и посылает своих людей «припугнуть» неудобного журналиста, после чего тот оказывается на больничной койке. Если уж беспристрастно смотреть на факты, то Арсений, сбив Антона, не скрылся с места происшествия, а отвез к врачу и обеспечил безопасное возвращение домой. Вытаскивать его из полиции он согласился, ещё не зная, о ком идёт речь. Просто решил помочь подчинённому. И даже просьбу самого Антона услышал и вытащил ту девчонку. На концерты пробирается тайком и, кажется, действительно не пытается вычислить, кто за этим стоит, чтобы потом слить в органы. Ещё Антон зачем-то вспоминает, что Выграновский умудрился в Арсения вполне искренне влюбиться. И за своей ненавистью Антон не замечал очевидного: Эд не нуждался в этой ситуации в сочувствии. В смысле, хуёво, что в итоге он с Арсением расстался. Но Антон его искренне жалел, когда узнал об их отношениях. А ведь стоило сразу подумать о том, что Эд не стал бы проводить время с человеком, с которым ему плохо или некомфортно. Выграновский — не тот человек, который мог бы делить постель с кем-то ради денег. И определённо не маленький мальчик, которому злой дядя депутат мог запудрить мозг. Просто Эду, видимо, было и правда хорошо с Арсением. Абсолютно разные люди из окружения Антона относятся к Арсению Попову с симпатией. Уважают и считают неплохим человеком. А Антон — тупица, забывший, что делить мир на «черное» и «белое» — большая ошибка. Когда Макар приехал к нему с Арсением, он напомнил о жизненном кредо, которое было у Антона: нельзя делить людей на плохих и хороших. Не в том смысле, что нужно всех прощать, конечно. В мире действительно существуют отъявленные подонки вроде Высочинского. И на их скотское поведение нельзя закрывать глаза. Но мыслить стереотипами — вредно. Фразу про плохих и хороших Антон сказал Макару, когда им было лет по пятнадцать. Они как-то забрались на заброшенную стройку, раздобыв пива. И даже успели выпить. А потом наткнулись на бомжа. Обычного такого, кажется, словившего то ли белку, то ли передоз. По крайней мере бомж что-то странно хрипел. И выглядел очень хуёво. Макар предлагал свалить, потому что, ну, это бомж. И, что бы с ним ни случилось, определённом сам в этом виноват. А они несовершеннолетние и нетрезвые. И у них точно возникнут проблемы, если начать искать помощь. Тогда-то Антон, набирая номер скорой, и сказал фразу про плохих и хороших людей. А ещё сказал, что поймёт, если Макар уйдёт. Друг в ответ грязно выругался, но никуда не ушёл. В итоге бомж оказался спасён. А сами мальчишки, под ворчание фельдшера, отпущены без каких-либо последствий. Ворчание это было беззлобным. Врач сказал, что бухать в пятнадцать лет — плохо. Но не так страшно, как жить без сердца. И просто дал уйти, не став дёргать ни родителей, ни полицию. Ситуация с Арсением Поповым, конечно, была несопоставима с той историей из прошлого. Но в своём отношении к нему Антон был не лучше, чем Макар тогда. Из-за одного и того же общественного статуса Антон приравнял Арсения к преступнику-Высочинскому, когда тот всего лишь предложил подвезти до дома. И, пожалуй, именно поэтому все последующие дни Антон ходил в ужасном настроении. Он действительно злился. Но, как оказалось, на себя. Из всех этих размышлений выходит, что Арсению нужно написать. Продолжать врать себе после многочасовой рефлексии было бы глупо. Но сделать этот шаг очень трудно. Как минимум потому, что Антон просто не знает, что написать. Для начала Антон мысленно готовит себя к тому, что Арсений может после этого сообщения послать нахуй, и будет прав. Это будет неприятно, но логично. И такой отрицательный результат — тоже результат. Но с содержанием сообщения всё оказывается гораздо сложнее. Писать Антон начинает в заметках, чтобы не отправить ненароком какую-нибудь глупость. «Привет. Извини за тот вечер. Был не прав», набирает Антон, но тут же стирает. Отправить что-то подобное банально не позволяет гордость. «Привет. Не хочешь пельменей?» Текст тоже удаляется, поскольку звучит так, словно Антон а) навязывается, б) приглашает в гости. А к личной встрече с Арсением он сейчас не готов. «Привет. Не нужен краткий ликбез по полуфабрикатам?» Уже лучше, чем с приглашением на пельмени, но всё ещё по-идиотски. «Привет. Как дела с дочерью?» Совершенно точно нет, поскольку этим вопросом Антон лезет не в своё дело. Арсений, к его чести, на ситуацию с Высочинским отреагировал весьма тактично. И вряд ли у него всё настолько идеально в отношениях с дочерью, которая с ним не живёт. Это как залезть пальцами в открытую рану и поковыряться там. «Привет…», — не успевает ничего даже написать Антон, потому что на экране всплывает новое уведомление. От кого: димкин мудоеб «Привет. Не хочешь встретиться?»Крошка сын в соседний бар пришёл, И спросил, как сделать плохо, чтобы стало хорошо? Как остаться при своих, если душу ест тоска? Как в улыбку превратить этот ёбаный оскал?