В моей руке твоя. Пустой кинотеатр И последний ряд, Попкорн, Бутылка вискаря. Твои глаза горят, И это меня плавит, Честно говоря
— Потрудись, пожалуйста, объяснить, что это такое? — вместо приветствия подчёркнуто любезным тоном тянет Стас. А вместо рукопожатия он протягивает планшет с открытой в браузере страницей одного из федеральных СМИ. Арсению приходится отложить бумаги, чтобы сфокусироваться на статье. «Председатель либерально-демократической партии Арсений Попов был замечен на акции протеста против внесения поправок в действующую Конституцию Российской Федерации. Ранее в послании к Федеральному собранию президент России объявил о необходимости внести поправки в Конституцию РФ. Соответствующий проект закона вызвал бурное обсуждение в обеих палатах парламента. Привлек он внимание и общественности.» Фотографы умудрились поймать Арсения в окружении росгвардейцев, возле бело-синего автозака. Арсений резко выделялся на фоне людей в форме, но вид у него был прямо-таки хозяина своего положения, явно безразличного к хаосу, происходящему по другую сторону фотографии. Потому что сделана она была именно со стороны митингующих. К счастью, СМИ ещё не научились делать снимки, выворачивающие душу, ведь внутри в тот момент Арсений даже близко не был так спокоен, как казалось на снимке. — Я не обязан отчитываться перед тобой. Позицию в этом разговоре он изначально занимает неправильную. Можно было отшутиться или ответить расплывчато и мягко, тогда никаких скандалов. Но Арсений не для этого занимает должность выше Стаса. А последствия его необдуманного поступка, кажется, только начали набирать обороты. Вообще-то Арсений ни о чём не жалел, но, если бы не эмоции, которые он себе в тот день позволил, всё было бы проще. Ему нужно было быть аккуратнее, потому что он всё ещё медийная личность. В тот день он совершил цепочку ошибок: от банального ухода посреди рабочего совещания, до почти истерики в трубку уже знакомого заместителя начальника в Главном управлении МВД. За последнее было особенно стыдно, потому что после его тирады на грани угроз, Дмитрий Михайлович со смешком заявил: «Ты действительно считаешь, что они будут разбираться, кого хватать? Может нашим парням ещё вежливо попросить показать паспорт, прежде чем задерживать предателей?». Конечно, Арсений знал, как работают силовики, но мозги отбило напрочь. И Илья ничем не помогал, видимо, тоже переволновавшись за друга. Для Антона всё закончилось хорошо, для них, кажется, тоже (потому что губы всё ещё горели от поцелуя, а сердце пропускало удар от осознания), но вот для Арсения Сергеевича проблемы только начинались. Стас смотрит злой собакой, но выдыхает шумно и всё же присаживается на кресло для посетителей, напротив Арсения. — Слушай, я понимаю, но я же как друг пришёл. Что случилось-то? И ты осознаёшь последствия? Немного странно, когда такая личность появляется на оппозиционном митинге. Наглая ложь, потому что никакой Стас ему не друг. И печётся он только за собственную шкуру. И, может, чуть-чуть за репутацию партии. А опытным путём выясняется, что Арсений уже не может ручаться за свои действия, если они касаются благополучия системы. — Слушай, я просто неудачно вышел из отделения банка. Ничего криминального. Стас не выглядит так, будто готов поверить в эту липовую отмазку. На столе внезапной трелью взрывается телефон, который Арсений быстро забирает в руки, наблюдая за вытянутой шеей любопытного собеседника. Недовольно поджав губы, он без раздумий сбрасывает звонок. Не первый за сегодня. Все проблемы мира решили навалиться на него именно сейчас. — Хорошо, что ты зашёл. Нужно продумать альтернативный пакет поправок к предложенным на Федеральном собрании. Я в корне не согласен с тем, что было выдвинуто и хочу, чтобы партия меня поддержала. На лице Стаса наконец-то проступает первая искренняя эмоция: брови удивлённо взмывают вверх. Он смотрит на Арсения, как на маленького глупого ребёнка. — Мы не «левые» и не оппозиция. Ты забыл, как это работает? Президент «предлагает», — он рисует в воздухе кавычки, — Мы поддерживаем. Нет смысла привлекать к себе внимание в заведомо проигрышном деле. Они примут эти поправки, пропечатав нужные галочки на всех бюллетенях. Арсений крепко сжимает челюсти. В целом, так они и работали всё это время. И он не дурак — прекрасно всё понимает. Никакие потуги в заранее решённом деле не изменят ситуацию, но он работал по такой логике все эти семь лет. Только вот Антона подобные отмазки не останавливали. «Я работаю над достижением этих целей вовсе не потому, что они достижимы. Я не могу к ним не стремиться. Иначе это буду не я». И, если Арсений тоже хочет себя найти, обрести тот путь, на который побоялся когда-то ступить, то он должен начать с чего-то. Даже если цель будет недостижимой. Возможно, у него хотя бы получится представить себя в другом свете. — И ты действительно согласен с этими поправками? Они буквально перечёркивают суть демократического социального государства! — шипит он сквозь зубы. — Мы превращаемся в сраную монархию. — Даже если и так, — Стас начинает закипать в ответ, напирая всем телом на рабочий стол, — Я хочу, чтобы мы, блядь, остались при дворе, а не на улице. Помнится, у тебя тоже есть семья. И все они хотят хорошо жить, — он усилием воли успокаивается, нервно приглаживая залысину. — Давай разработаем и предложим поправки к рассмотрению. Но это будут поправки, а не резкая критика. — Я выскажу прессе всё, как есть, — Арсений упрямо поджимает губы, глядя строго перед собой. В начале его работы у них уже были такие конфликты. Стас всегда был чуть более опытен, чуть более скользок и, в целом, хорошо чувствовал настроения Госдумы. Поэтому обычно Арсению было благоразумнее с Шеминовым согласиться. Сейчас сдавать позиции было категорически нельзя. — А на голосовании вся партия должна ответить «против». — Ты сдурел? — снова вскидывается Стас. — Максимум — «воздержаться». Арсений почти дошёл до грани, плотно сжимая под столом кулаки. Стас выглядит не менее разозлённым. В кабинете становится душно, а воздух — раскалённым. Что ж, возможно, они оба вспылили и, если Арсений хочет найти союзников или хотя бы помощь и поддержку, то ему предстоит научиться консервативнее доносить свои мысли. — Послушай, — он шумно выдыхает, откидываясь на спинку кресла. Холодная кожаная обивка приятно остужает мышцы на шее. — Я не собираюсь навязывать своё мнение силой. Но пойми, мы движемся в заведомо проигрышном направлении. Система, которая может сложиться, будет управляться страхом и коррупцией. Ни о каких честных выборах, ни о независимости суда или верховенстве права и речи идти не может. Ты действительно хочешь всю жизнь подбирать слова, прежде чем что-то сказать? Мы приходили сюда, потому что верили, что способны выдвинуть лучшие законы. Но такими темпами мы лишь будем работать по чужой указке. Стас тоже остывает, но теперь в его потухших глазах не остаётся ничего, кроме усталости и разочарования. — Ты снова откатился на семь лет назад, Арсений, — он поднимается, слегка прогибаясь в затёкшей пояснице. — Ты так и не понял, что последние двадцать лет мы только к этому и двигаемся. Поздновато что-то менять. Смирись уже и бери от этой должности максимум денег, которые она тебе даёт. Он легко закрывает за собой дверь, а Арсений с тихим стоном падает на руки за столом. На что он вообще рассчитывал? Стас никогда не был близок с идеологией Арсения, он мало интересовался глубинными смыслами и был похож на офисного клерка, который просто живёт свою размеренную жизнь. Нужно было собрать неофициальное совещание и сообщить коллегам, что, скорее всего, их политическая идеология немного сдвинется. А также предупредить о действиях на голосовании. Снова зазвонил мобильник. Фамилия Шустова отобразилась на экране уже третий раз за сегодняшний день. Арсений, в целом, догадывался, что тому могло от него понадобиться, поэтому трубку брать совсем не хотелось. Но проблема как раз и состояла в том, что пустить на самотёк ситуацию не получится. — Да? — Игнорируя меня, ты делаешь хуже только себе, — шипят в трубку, и Арсений едва сдерживается, чтобы не застонать от досады. — Я же сказал, я больше не веду с вами совместных дел. И если вы действительно не хотите, чтобы я сливал ваши грязные махинации, просто забудьте про моё существование. Это будет взаимно. — Не дождёшься. И пока что я тактично проигнорирую твои пустые угрозы, — противный голос на другом конце провода едва не звенит от злости. — Какие у тебя дела с Высочинским? Внутри всё мгновенно леденеет. И дело тут не в том, что Шустов продолжает за ним следить, с этим смириться легче, чем с каждой секундой возрастающей вероятностью втянуть во всё это Антона. Ситуация вырисовывается крайне опасная. — Рабочие, какие ещё могут быть? — Арсений старается, но голос всё равно не звучит достаточно уверено. — Обсуждаем заседания, политику… С чего я вообще должен вам отчитываться? Он почти неосознанно оттягивает ворот рубашки и расслабляет галстук. В итоге сам себя одёргивает за нервозность, но желание чем-то занять руки никуда не девается. Быстрый стук в дверь отвлекает, в дверном проёме показывается Дима, но Арсений одним взглядом даёт понять: «не сейчас». Боже, да что за день?! — Ну-ну, просто интересуюсь, по старой дружбе, — приторно-заискивающий голос мгновенно меняет тон разговора. — Я тут, видишь ли, подумываю влезть в предстоящую предвыборную гонку и потеснить товарища Высочинского. Подумал, вдруг что интересное о нём расскажешь. Что ж, Арсений действительно мог, вот только помогать таким типам зарёкся. А ещё мысленно пообещал себе трепетно хранить то, что сейчас зарождается у них с Шастуном. Да и в целом, у него не было никаких личных или политических причин Высочинского сливать. По крайней мере, если и сгонять таких с высоких кресел, то явно не крысятничеством. — Шустов, научись лучше думать, — флегматично тянет Арсений и сбрасывает. Да, по-детски и непрофессионально. Но он правда слишком загрузился за сегодня эмоционально, а ведь впереди ещё многообещающий вечер. Телефон предсказуемо снова звенит и с громким цоканьем Арсений сбрасывает, чтобы быстро напечатать SMS-ку с просьбой его больше не трогать и обещанием никого не трогать в ответ. А потом просто блокирует контакт. Конечно, это лишь полумера: если Шустову действительно понадобится, он достанет из-под земли. Но сегодня всё должно пройти без бесконечных назойливых звонков. Сегодня всё должно быть идеально.***
Последний раз Арсений был в кино с дочерью. Это был какой-то суперглупый мультик, под который он в итоге заснул. Вообще, тенденция мультфильмов последних лет, на нескромный вкус Арсения, оставляла желать лучшего. Никакого скрытого подтекста или завуалированной взрослой темы, просто бестолковые картинки, которые ничему детей не учат. В тот день поход выдался немного смазанным, а больше поводов посетить кинозалы не было. Поэтому, когда Антон без лишних слов сбросил ссылку на фильм, указал дату и время сеанса, а также купил место, Арсений сначала смутился. Как вообще ходят на свидания в его возрасте? Он правда отвык от долгих ухаживаний, не говоря уже о том, что полноценных свиданий с парнями у него никогда и не было. Восьмилетняя разница в возрасте вдруг стала ощутима. Арсений не следит за тенденциями кинематографа, поэтому понятия не имеет, насколько выбранный Антоном фильм подходит под их… Ситуацию. Арсений поначалу смутился, а потом в присущей себе манере, постарался обернуть проблему в свою пользу. Он шумно выдыхает, нервно поглядывая на часы и машинально поправляя чёлку. Они договорились встретиться у прилавка с попкорном и напитками. Новый охранник («потому что Илье тоже нужны выходные, Арсений, смирись») расположился за столиком неподалёку — путь в кинозал ему сегодня заказан. Арсений откровенно нервничает и злится на себя самого из-за этого. Но пока существует эта повисшая между ним и Антоном неопределенность, он мало что может с собой поделать. И нервирует именно невозможность дожать, как он уже делал в случае с разговором на кухне или kλόουν. Он не имеет права на Антона давить. Да, это сработало пару раз, но не с такими важными вещами, как личные чувства. В тот день Антон в очередной раз потряс его хрупкие устои. Арсений наивно полагал, что этот парень исчерпал свои плот-твисты, а он взял и поцеловал его. Так, что губы до сих пор ощущали это невесомое покалывание, а внутренности волнительно скручивало от воспоминаний. Сам-то Арсений представлял возможные поцелуи, но почти не смел надеяться, как самый шаблонный подросток. Антон подошёл почти незаметно, появившись откуда-то со спины. Арсений сначала даже пару раз моргает, а потом губы сами собой складываются в придурочно-слащавую улыбку. — Привет, — неловко говорит Антон. Его напряженность ощущается на каком-то физическом уровне. — Карамельный? Он ловит недоумённый взгляд и после некоторой паузы поясняет: — Попкорн карамельный устроит? Или ты какой-то другой любишь? Такой Антон тоже не помогает. Арсению требуется секунда, чтобы собрать в кучу разрозненные мысли и успокоить нервно стучащее сердце. Это очень плохо, он реально ощущает себя глупым подростком. — Мы можем купить тебе карамельный, а мне обычный солёный, — Арсений быстро делает заказ, добавляя, что счёт раздельный. Антон выглядит удовлетворённым этим уточнением. — Слушай, что за фильм? Я даже не успел посмотреть трейлер. Вроде комедия? Не думал, что это в твоём вкусе. — Да и правда не в моем, — фыркает Антон. — Но не на «Джона Уика» же идти. Я не против боевиков, но для того, чтобы идти на четвёртую часть фильма, желательно видеть первые три. А тупую комедию хотя бы можно будет обстебать, если будет совсем кринж. Антон на секунду замолкает и как-то неуверенно мнётся. А затем вдруг со свойственной ему прямолинейностью выдаёт: — Слушай, я лет восемь, наверное, не делал ничего подобного. Я не про кино, а… Ну ты понял. Могу тупить, зависать и казаться ещё более ебанутым, чем обычно. Так что ты можешь задавать направление, если меня будет заносить. Арсений нервно хмыкает, и они забирают свой попкорн с колой. До сеанса не больше пяти минут, поэтому движутся они сразу к кинозалу, минуя кучу народа. — Я тут тоже не помощник, знаешь ли. В кино последний раз был с дочерью на мультике, а на нормальном свидании не был примерно столько же, сколько и ты, — он делает паузу, не до конца уверенный, нужно ли поднимать вообще эту тему. — Но я определенно рад, что это именно свидание. Во всём, что касается тебя я сомневаюсь. Это как шагать по минному полю и надеяться, что не ебанёт. Антон бросает быстрый и внимательный взгляд, а затем как-то удивлённо хмыкает. — Мне определённо стоит подумать о том, какое впечатление я произвожу на людей, — кривовато ухмыляется он. — Но, если тебе станет легче, у меня в целом какие-то похожие чувства. Типа… я бы даже с гипотетической возможности этого ахуел. И вот мы здесь. — Я буду считать это комплиментом. Кажется, Антон смущается ещё сильнее, потому что отворачивается всем корпусом к билетёру. Ему приходится неловко спихнуть свой напиток Арсению в охапку, чтобы показать билеты на скриншотах. В зале они оказываются первыми. Арсений возвращает колу и быстро обводит взглядом пустое помещение. Им подниматься на последний ряд, и, если до этого было неловко, то сейчас градус нервозности повышается до критической отметки. Они определенно стоят на месте дольше, чем положено в таких ситуациях. Не то чтобы это новость, в конце концов они оба видели что покупали, и это было почти совместное решение. Почти, потому что Антон скинул все данные, а Арсений лишь подстроился. Кажется, Антон приходит в себя быстрее, потому что уверенно поднимается по ступенькам. Расположившись на местах, они зависают в телефонах, не в силах нарушить тишину, висящую в зале. И пока Антон что-то листает в Telegram, Арсений в последний раз проверяет свою маленькую задумку. — Надеюсь, будет немного народа, — едва слышно шепчет он, слегка перегнувшись через подлокотник. Антон даже не отстраняется. От этого осознания становится теплее и спокойнее. — Очень смешно, — фыркает Антон. — В жизни не поверю, что пустующий до сих пор зал — не твоих рук дело. Особенно если учесть, что твой шкаф остался в фойе, а не пошёл следом. Никогда не думал, что скажу это: но я не против такого расклада. Арсений потрясенно моргает, но в зале выключается свет, а на экране появляется первая реклама. И это хорошо, потому что Антон не увидит его сбитое с толку лицо. Сначала он думает, что сюрприз не удался, потому что Шастун слишком догадлив для таких игр. Но, поразмыслив пару секунд, понимает — ему только что дали полный карт-бланш. Поэтому, немного помедлив, он кладёт Антону на колено руку, а тот закидывает горсть попкорна в рот, не отвлекаясь от экрана. — Даже не пытаешься отрицать, — губы Антона трогает слабая улыбка. — Кажется, я связался с совершенно кошмарным типом. Арсений наклоняется прямо к уху, наверняка обжигая дыханием, и ощущает, что вот от такого нарушения личного пространства Антон слегка теряется. Но в зале орёт заставка фильма, а он хочет быть услышанным: — Зато я достаточно влиятельный, чтобы здесь ещё и выключили камеры. В ответ на это заявление Антон слегка сдвигается в сторону и сверлит Арсения таким взглядом, словно тот сказал неимоверную глупость. — Пиздец, Арс, — вздыхает Антон. — Ты можешь хотя бы попытаться не выёбываться? Ты и сам знаешь, что мне сложно принимать эту влиятельность. Достаточно было просто сказать, что они выключены. А, значит, я теперь могу сделать так. Совершенно неожиданно Антон наклоняется в сторону Арсения и утыкается куда-то в район ключицы, оставляя мимолётный поцелуй. Арсений замирает. Тяжело понять, как нужно действовать, когда сначала кажется, что опять налажал, а потом Антон исполняет что-то совершенно противоположное. Это обезоруживает. На экране мелькают картинки, а Арсений смотрит на Антона в упор, пока он вот так наклоняется к нему и на его лице пляшут цветные блики. Они думают пару секунд, прежде чем неловко соприкоснуться носами и на пробу коснуться губ друг друга. И Арсения, наконец, отпускает полностью. Все проблемы и загоны растворяются, пока он уже уверенно кладёт ладонь на прохладную щеку Антона, а их губы двигаются активнее и жарче. Они синхронно углубляют поцелуй, соприкасаясь кончиками языков, отчего у Арсения по всему телу бегут мурашки. Сердце не заходится в бешенном ритме, как в прошлый раз. Наоборот, что-то внутри успокаивается и покорно укладывается на свои места, пазл к пазлу. Так же идеально, как слегка влажные губы Антона скользят по его собственным. Так же приятно, как невесомые касания его пальцев на шее. Так же правильно, как зарываться собственными ладонями в антоновы беспорядочные вихры. Арсений чувствует, как у них сбивается дыхание. Понимает, как абсолютно бесстыдно с его стороны оттягивать Антону губу, а потом снова накрывать рот голодным поцелуем. Арсений бедром упирается в подлокотник, и это единственное, что отрезвляет на секунду. — Мы уже пропустили начало фильма, — хрипло тянет он, всё ещё ощущая рядом чужое дыхание. — А ты действительно так сильно хочешь его смотреть? — Антон звучит не лучше. В его голосе мелькают какие-то неизвестные властные нотки. Такое ощущение, что не один Арсений тут затеял опасную игру. Их всё ещё разделяет треклятый подлокотник, который вообще-то поднимается. И Арсений почти ломается под этим тоном. Почти. — Нет, конечно, — тяжело выдыхает он. — Ты гораздо интереснее, но есть ли у нас сейчас какие-то границы? Лицо Антона меняется моментально. Видно, что его эта фраза и совершенно недвусмысленный намёк выбивают из колеи. — Сейчас это скорее Великая китайская стена, — нервно фыркает он. — Давай пока… Не будем торопить события, ладно? Кажется, мне придётся менять антидепрессанты. Арсений последний раз шумно выдыхает, восстанавливая самообладание. А потом снова подаётся вперёд, оставляя на губах лёгкий, но крепкий поцелуй. — Как скажешь, — он успокаивается, понимая, что поступил правильно. И это в какой-то степени добавляет баллов к терпению. — Но я к твоим услугам, когда главные герои будут целоваться на экране. Мы определенно сделаем их по длительности. Антон смеётся негромко, но с явным облегчением. Да и в целом со стороны начинает казаться более расслабленным. — Присутствие границ ещё не означает, что мы должны интересоваться этой хуйнёй, — он машет рукой в сторону экрана. Затем снова вздыхает. — Так, ладно. Может… поговорим? Как прошёл твой день? Это отвлекает окончательно, хотя сплетенные в замок руки всё равно приятно греют и расслабляют. Осознание, что он на полноценном свидании с парнем, никак не хочет укладываться в голове. Кажется, им обоим нужно время, чтобы свыкнуться с новым положением. Но Антон под боком невероятно обжигающий, а их соприкасающиеся колени и локти ощущаются чем-то правильным. Чем-то, чего Арсению так не хватало. И вся эта внезапно накатившая атмосфера единения, новые ощущения — всё это сглаживает весь прошедший день. — Есть проблемы на работе, но, честно говоря, они уже не кажутся такими серьёзными. Твоё присутствие хорошо на меня влияет, — он крепче сжимает их руки. Потому что сейчас это действительно ощущается поддержкой, которая даёт ему внутренние силы на завтрашний день. — У тебя произошло что-то интересное сегодня? — Ну, вообще всё по накатанной, — признаётся Антон. — Но зато проснулся без проблем. А это нихуя себе достижение. Так что ты на меня тоже хорошо влия… Арсений не успевает дослушать, потому что в кармане противно вибрирует телефон. Он, не стесняясь, злобно шипит матом, но потом смотрит на контакт входящего и весь комфорт вечера улетучивается. — Да? — Привет, слушай, прости если отрываю от дел, — голос Алёны искренне расстроенный. — У нас тут полный трэш, квартиру затопили соседи, и комнате Кьяры тоже досталось… Может заберёшь её, хотя бы пока мы тут всё не уберём? Арсений зажмуривается на секунду, просто чтобы переварить информацию и успокоиться. И вот на это Алёна променяла их квартиру в Москва-Сити? На потопы и дорогущие ремонты? Он соглашается, но не чувствует от случившегося хотя бы минимального удовлетворения. Он любит свою дочь, правда любит. Но сегодня просто не его день. Он нехотя выпутывается из руки Антона, ловя его недоумённый взгляд. — Антош, мне жаль, правда жаль, — он кладёт на его щеку ладонь, ощущая колючую щетину, и с замиранием сердца наблюдает, как Антон непроизвольно льнёт навстречу. — Но мне нужно забрать дочь. Это не было запланировано. — Конечно, — абсолютно серьёзно кивает Антон. — Никуда я не денусь, не парься. Спишемся тогда в другой день. И, как назло, отпускать его совсем не хочется, почти на уровне отрицания всей ситуации. Арсений просто не готов взять и разрушить магию этого вечера. Не тогда, когда их хрупкий мир находится на стадии зарождения. — Эй, — тихо добавляет Арсений, снова возвращаясь в пучину неуверенности. А ведь они только от неё отошли. — Ты мог бы поехать со мной. Можем приготовить пельмени на троих. Он криво усмехается и легонько толкает Антона в плечо. Тот воодушевленным ожидаемо не выглядит. — Во-первых, я не думаю, что это будет уместно, — вздыхает Антон. — А, во-вторых, с чего ты вообще взял, что мне нравятся пельмени? — он выделяет голосом слово «нравятся». — Что вообще любит твоя дочь? Если заедем в супермаркет, можем что-нибудь приготовить. Не поверишь, но я в этом хорош. Ого. Арсений действительно не рассчитывал, что Антон согласится, но тот снова разбивает все стереотипы. Внутри само собой разрастается абсолютно новое чувство — вера, которой раньше не было. Вера в то, что у них точно может что-то получится, что всё куда проще, чем они себе надумали. Арсений не сдерживает довольной улыбки и снова притягивает Антона для поцелуя. Он абсолютно невероятный. Они быстро спускаются к выходу и, как в самом драматичном кино, расцепляют руки только покидая зал, возвращаясь в социум. Приходится спешно объяснять всё охраннику и спускаться на парковку. Вся эйфория их времяпрепровождения быстро растворяется. На людях, с новеньким бугаем за спиной, они снова возвращаются к ощутимой неловкости. Арсений старается не злиться на сегодняшние обстоятельства, но получается плохо. До нужного дома добираются на удивление быстро и почти в полной тишине. Стоит выйти из машины и поймать в объятия дочь, как становится немного легче. По крайней мере, он пообещал радоваться любым поводам провести с ней больше времени. Они перекидываются с Алёной парой слов, чтобы договориться, когда Кьяра вернётся домой, и Арсений открывает дочери дверь. Она садится рядом с Антоном, даже не скрывая полностью обращенного на него интереса. — Привет, я Кьяра, — Арсений усаживается вперёд, но не может удержаться и оборачивается, глядя на этих двоих с улыбкой. — Ты папин друг? Кьяра важно протягивает маленькую ручку, и Антон аккуратно её пожимает. — Вроде того, — с улыбкой отвечает Антон. Лицо его при одном взгляде на девочку меняется. От привычной угрюмости не остаётся и следа. — Меня зовут Антон. Я много о тебе слышал. — Очень приятно. А вот папа редко рассказывает о своих друзьях, — Арсений даже по голосу чувствует её осуждение. Ему не нужно поворачиваться, чтобы знать, что она недовольно надула губы. — Антон пообещал приготовить тебе что-нибудь вкусное. Вы успели поужинать дома? — Не-а, Андрей только вернулся домой, а потом по стенам полилась вода. Но мама обещала пельмени. Антон вдруг начинает совершенно бессовестно ржать, и даже Арсений не удерживается от смешка. — Такое ощущение, что любовь к пельменям у вас — семейное, — выдавливает он сквозь смех. — Кьяра, а ты будешь помогать мне их лепить? — Я умею накладывать мясо и соединять края, — гордо тянет Кьяра. Арсений откидывается на сидение и прикрывает глаза. Вечер больше не кажется безнадежно испорченным, а эти двое на заднем сидении творят что-то невероятное с его настроением. Антон, судя по тихой беседе с Кьярой, уже не кажется напряженным. — Арс, у тебя же есть соковыжималка? — вдруг спрашивает Антон. — Будем делать пельмени цветными. Я до книжного в ресторане русской кухни работал, так что много фишек знаю. — Эм… Да? Арсений растерянно достаёт телефон, чтобы уточнить у Ольги всё необходимое. Домой они доезжают под веселое хихиканье Кьяры и общее предвкушение от кулинарных задумок. Дочь хватает Антона за руку, пока они идут к лифту, и довольная прыгает из стороны в сторону. А Арсений пытается понять, когда в его жизни всё так перевернулось. Антон только что вписался в неё так органично и легко, при этом совершенно ненавязчиво. И вечер внезапно начал приобретать новые краски. Кьяра с Антоном вваливаются в квартиру первые, сразу исчезая на кухне. Арсений аккуратно развешивает всю верхнюю одежду, убирает обувь и присоединяется к импровизированной вечеринке. — Ольга сказала, что оставит всё на видном месте, — но в уточнении они уже не нуждаются, потому что во всю возятся возле барной стойки. Кьяра довольно болтает ногами, забравшись на высокий стул, и восхищенно наблюдает за Антоном, который активно готовит тесто. — Ты абсолютно очаровал мою дочь, — Арсений присоединяется к ним за столом. — Я уже немного ревную. — Я просто слишком часто сижу с Савиной, — улыбается Антон. Он отвлекается на то, чтобы закинуть свёклу в соковыжималку. На какое-то время разговор прерывается из-за шума. Потом он осторожно заливает сок в тесто, из-за чего оно приобретает вишнёвый оттенок. Рядом уже лежит пара комочков. Зелёного и оранжевого цветов. — А твоя дочь потрясающая. Кьяра, хочешь, я расскажу сказку, пока тесто подходит? — Я уже взрослая для сказок, — Кьяра вздёргивает подбородок и Арсений не может не видеть в этом себя самого. — Но если ты знаешь какую-нибудь интересную, то давай. Антон, сполоснув руки от налипшего теста, садится перед Кьярой на корточки и говорит совершенно серьёзным тоном: — Никто не может быть слишком взрослым для сказок. Всем взрослым важно верить в чудо. Потому что чудеса действительно живут вокруг нас, но иногда мы их не замечаем. Антон бросает быстрый взгляд на Арсения, и тот легко улыбается ему в ответ. Казалось, что он не может быть ещё более очаровательным, но Антон и тут умудряется удивить. Арсений понимает, что пропал в этом человеке. Во всех его гранях: в парне под маской, наполненном ненавистью и верой в справедливость. В депрессивном уставшем продавце из книжного магазина. В таком вот терпеливом, ладящем с детьми Антоне, который легко подхватывает Кьяру на руки, и проходит с ней к дивану. — Но я тебе расскажу не сказку даже. А историю. Про маленькое привидение, которое хотело найти друзей. Антон опускает девочку на мягкий диван, но та быстро перебирается к нему на колени. — В далекой-далекой стране, в большом красивом старинном замке жили привидения. Их было очень много, и все они любили пугать людей, живущих в этом замке. Даже маленьких детей. Привидения очень гордились тем, что люди их боялись. Так они чувствовали себя сильнее. Но жило среди этих злых и страшных привидений одно маленькое привидение. По имени Добряк. Он был таким добрым, таким хорошим, что никогда никого не пугал. Да его никто и не боялся, потому что Добряк был совсем не страшный. Остальные привидения смеялись над ним. Они говорили, что Добряк неудачник, что он ничего не умеет — даже такой простой вещи, как напугать кого-то. Добряк очень переживал, потому что хотел дружить с привидениями. Но он не был таким же злым. Антон делает паузу, то ли для того, чтобы девочка не теряла внимания, то ли для того, чтобы придумать продолжение истории. Но Кьяра нетерпеливо дёргает его за рукав. — Ну, что там дальше? — А дальше злые привидения однажды собрались и решили: если маленькое привидение никого не напугает, то они прогонят его из замка. Они позвали Добряка и сказали ему об этом. Маленькое привидение заплакало. Оно не хотело никого обижать, но и уходить из любимого замка и скитаться одному по свету ему тоже не хотелось. И Добряк решил напугать кого-нибудь. Притаившись на шкафу, он ждал, когда кто-то пройдет мимо. Голос у рассказывающего сказку Антона становится более мягким, чем обычно. Но он не сюсюкает, как это обычно делают с детьми. Говорит серьёзно, словно озвучивает аудиокнигу. — Через какое-то время маленькое привидение услышало шаги. Из-за угла появился мальчик. Добряк слетел со шкафа и, громко и страшно закричав, полетел прямо на мальчика. Тот, испугавшись, побежал, но споткнулся и упал. От страха и боли в ушибленном колене он заплакал. Мальчик выглядел таким несчастным, что доброму маленькому привидению стало жаль его. И тогда Добряк решил: пусть его лучше выгонят, чем он будет пугать кого-то. Привидение подлетело к мальчику, чтобы извиниться перед ним. Очень быстро ребёнок перестал плакать. Он спросил, как зовут привидение, и представился сам. Оказалось, что мальчика зовут Ваня. Ему очень понравилось имя привидения. Ваня предложил Добряку стать его другом. И тот больше не боялся, что его выгонят из замка. А сам решил улететь подальше от злых привидений. Потому что понял, что вовсе не обязательно пытаться стать хуже, чем ты есть, чтобы избежать одиночества. В отличие от современных мультиков, навевающих на Арсения скуку, сказка Антона не просто имеет подтекст. Скрытый смысл считывается в ней почти однозначно. Антон смотрит на часы. — А теперь пойдём лепить пельмени. Кьяра спрыгивает с колен абсолютно довольная: — Вау, и много ты знаешь таких сказок? — они все вместе рассаживаются за стол. Даже Арсений закатывает рукава рубашки перед работой. — Кьяра, ты Антона так вымотаешь, а ему ещё пельмени лепить, — Арсений улыбается, глядя то на дочь, то на Антона. Тот кажется действительно умиротворенным. Они некоторое время не отрываются от монотонного занятия под какой-то нейтральный музыкальный плейлист, выбранный Антоном. Кьяра много болтает, стараясь, видимо, успеть изучить Антона полностью. Арсений смотрит на них не в состоянии оторваться или даже моргнуть. Антон и Кьяра не просто выглядят мило со стороны. Они в его доме настолько органичны, что всё вокруг будто светится. Антон с Кьярой на его кухне по-домашнему нежные. Арсений смотрит на них и думает, что уже давно его дом не был наполнен чужими улыбками и разговорами. Кьяра, вообще-то, к незнакомцам редко проявляет такой уровень доверия, но с Антоном все рамки растворяются вовсе. Антон невероятный, просто неописуемый какой-то. У Арсения не было шансов изначально, а теперь он понимает, что вот-вот совсем растворится в этом человеке. Втроём они справляются быстро. Лишние пельмени замораживают, а остальное Антон ставит вариться. Они сталкиваются взглядами, и Арсений не может не улыбнуться счастливо. Внутри всё ноет от желания обнять Антона, но Кьяра продолжает весело рассказывать какие-то школьные сплетни. Честно говоря, Арсений почти не слушает, в отличие от Антона. Арсений просто старается впитать в себя эту атмосферу не-одиночества. Арсений просто пытается отпечатать себе в памяти хозяйничающего на кухне Антона. — Ты останешься? — едва слышно произносит Арсений, урывая момент, пока Антон стоит у плиты. Тот лишь слегка качает головой. Волосы, перед готовкой собранные в куцый хвост, дёргаются от движения. — Не, сейчас поужинаем, да поеду. Завтра на работу. Арсений лишь кивает, не имея права спорить. Перед едой они дружно снимают этот легендарный ужин каждый на свой телефон. Кьяра будет хвастаться Алёне, Антон выглядит искренне довольным своим шедевром (разноцветные пельмени действительно получились идеальной формы даже после рук Арсения и Кьяры), а Арсений — просто чтобы запечатлеть этот момент. И, может, втихую распечатать снимок. — Милая, а теперь идём спать, — Арсений быстро ловит дочь на руки, пока Антон убирает посуду в мойку. Тут, как говорится, главное быть быстрее. Кьяра протестующе возмущается, но быстро сдаётся. Феномен, под названием «Антон Шастун», с успехом измотал впечатлительный детский организм. Кьяра успокаивается, загруженная открытиями дня. Арсений возвращается в гостиную и находит Антона, облокотившегося спиной на барную стойку. Они привычно сталкиваются взглядами, и Антон слегка улыбается. Он выглядит немного уставшим. Сердце Арсения пропускает удар, но он этому уже даже не удивляется. Не раздумывая, Арсений цепляет Антона в свои объятия, утыкаясь носом в тёплую шею. — Спасибо за вечер, — тихо шепчет он, — Ты так круто с ней поладил. Это важно для меня. — С Кьярой сложно не поладить, — фыркает Антон, а затем целует Арсения в макушку, поддаваясь порыву внезапной нежности. — Вы с ней во многом похожи характером. А я, можно сказать, уже эксперт. — Профессионально крадёшь сердца людей с фамилией Попов, да? — Арсений ведёт носом по нежной коже, чтобы заглянуть Антону в глаза. Внутренности сковывает горечь, почти протест против его ухода. Не хочется Антона отпускать, не хочется разрывать эту витающую в воздухе нежность. Не хочется заканчивать этот день. Они могли остаться в этом моменте и забыть об окружающем мире и его проблемах хотя бы на этот вечер. — Тош, мы ведь вместе теперь? — тихо выдавливает Арсений, застывая. Антон тоже замирает. Смотрит с широко распахнутыми глазами. Нервно сглатывает. Даже кажется, что по его щекам начинает медленно расползаться краска. — А ты… хочешь? — неуверенно спрашивает он. И голос в какой-то момент слегка срывается. — В смысле, мне показалось, что ты не любитель серьёзных отношений. Если что, у меня всё окей с этим. Арсений медленно берёт его лицо в свои ладони, не в силах даже моргнуть. Ну не может Антон быть настолько в себе неуверенным, настолько сомневающимся в Арсении. Он не может и дальше подобное допускать. Они пообещали быть честны друг с другом. — Дурак ты, Тош, — он немного нервно хмыкает. — Я не хотел серьёзных отношений с Эдом или с кем попало. Но ты — тот, ради кого я готов стараться. Арсений смотрит в невыносимые глаза Антона, как всегда наполненные беспричинной тревогой, и думает, что он будет бороться за этого человека. За них. — Я тоже, — хрипло произносит Антон. — Тоже готов стараться ради тебя. И да, мы теперь вместе. В его голосе появляется нехарактерная твёрдость. А в глазах — уверенность. Словно Антон тоже делает для себя какие-то выводы. Они не маленькие, понимают прекрасно, что их отношениям бесконечно будет угрожать что-то извне. Да и противоречия в общении тоже явно никуда не исчезнут сразу. — Думаю, нам будет сложно, — фыркает Антон. — Но это того стоит. — Сложности — это моя работа, — Арсений тянет губы в типичной своей наглой усмешке. Антон слегка отстраняется, но лишь для того, чтобы шутливо пихнуть Арсения кулаком в плечо. — О, поверь, без работы ты в таком случае не останешься.