Можешь забрать мою улыбку навсегда себе на память, Запечатать ее воском и отправить голубями Тем, кому она нужнее, кто скрипит сейчас зубами, Засыпая под бетонными плитами и гробами. Забирай мои гитары и все песни, если хочешь. Можешь забрать у меня правду, как у ребёнка тамагочи. Забирай мой инстаграм с остальными соцсетями. Хочешь, забирай машину со всеми, блядь, запчастями. Хочешь сердце, целиком или частями. Сколько угодно можешь закрывать мне рот, словно собаке костями. Думаешь, можешь забрать у меня все? Но я к тебе с плохими новостями Ты не сможешь забрать у меня любовь
Пробуждение Антона нельзя назвать приятным. Ему снится, что их с Арсением преследуют менты. Никакой конкретной информации о том, из-за чего это происходит, подсознание не даёт. Просто подкидывает картинки погони. Арсений сидит за рулём своего «БМВ», а Антон на переднем пассажирском раздаёт указания, куда лучше повернуть, чтобы оторваться от преследования. Полицейская мигалка надрывается, врезаясь в мозг до боли в барабанных перепонках. И Антон, не выдержав шума, просыпается. Эволюция устроила нервную систему таким образом, что даже во сне мозг не перестаёт воспринимать звуки. Это своеобразный механизм защиты, позволявший древним людям спастись от нападения хищников. В случае опасности организм будит человека выбросом кортизола, и поэтому Антон выныривает из сна резко, с бешено колотящимся сердцем. В первую секунду он абсолютно дезориентирован в пространстве и не понимает, что проснулся, потому что ебучая полицейская сирена продолжает бить по ушам. А потом до него наконец доходит: сирена всё это время выла не во сне, а за окном. Ситуация, стоит сказать, нетипичная для тихого спальника, в котором живёт Антон. Здесь даже скорые с мигалками проезжают довольно редко. Антон вслепую нашаривает телефон, чтобы посмотреть который час. И с недовольством понимает, что смартфон за ночь разрядился и вырубился. Он ставит гаджет на зарядку и плетётся на кухню, чтобы сделать себе кофе, без которого мозг отказывается нормально функционировать. Получив наконец порцию горячего напитка, Антон выходит на балкон, с досадой морщась из-за сирены, звучащей теперь куда громче. Судя по всему, что-то произошло совсем близко. Но не настолько, чтобы Антон мог что-то увидеть. Может, авария какая-нибудь? Антон курит, мрачно прокручивая в голове недавний разговор с Арсением. Ему совершенно не нравится, какой оборот приняла эта история. Правильно говорят: бойся своих желаний. В начале знакомства Антон просто хотел утереть Арсению его любопытный нос, потом — достучаться. Со временем всё это стало каким-то неважным и незначительным. С Арсением действительно хотелось дистанцироваться от политики. Не потому даже, что он депутат, а просто из-за того, что Антону неожиданно оказалось очень важно иметь какое-то безопасное пространство рядом с человеком, с которым можно хотя бы ненадолго забыть о дерьме, в котором они все живут. Оказалось, что у Арсения другое мнение на этот счёт. В итоге Антон добился того, чего хотел изначально, и, кажется, исправил депутата, раскрыв ему глаза и воззвав к совести. Только облегчения это не приносит. Арсений же упрямый и дурной, он ведь явно не громкими словами бросался, когда говорил о том, что готов сесть вместе с этим блядским Шустовым. И Антона это тревожит. Поспешно затушив окурок, Антон возвращается в комнату, чтобы хоть немного спрятаться от ебучей сирены, которая всё никак не заткнётся. Телефон за это время успевает немного подзарядиться. Антон почти смахивает сообщение от мобильного оператора, но вовремя замечает, что оно о пропущенных вызовах. Сорока трёх пропущенных вызовах от абонента «Арс». Какого хуя? Живот стягивает тревожным спазмом, и Антон поспешно набирает номер Арсения, пытаясь хоть немного успокоиться. Получается плохо, потому что столько раз пытаться до него дозвониться Арсений мог лишь в случае чего-то серьёзного. Механический голос, сообщающий о том, что аппарат абонента выключен, тревоги лишь добавляет. Блядь. Блядь. Блядь. Блядь. Мозг услужливо подкидывает мрачные сценарии, в которых Арсения вяжут менты, отправляют в отставку или похищают. Антон одевается с армейской скоростью, не прекращая звонить Арсению, что глупо, конечно. Если телефон уже выключен, то вряд ли это изменится за несколько секунд. Антон не знает, куда и зачем собирается идти. Дома Арсения явно не будет, потому что время для этого слишком раннее. Он сегодня должен был задержаться на работе, и очевидно, что в здание Госдумы Антона никто не пустит. Но усидеть на месте не удаётся физически. Он поспешно вызывает лифт, но затем, психанув, начинает бежать по лестнице, так его и не дождавшись. Предчувствие катастрофы заставляет дыхание участиться. Подъезд плывёт перед глазами из-за тумана, который заволок сознание Антона. Мысли путаются, но одна из них оказывается дельной: можно ведь позвонить Позову. Тот наверняка знает, что произошло. Но друг не отвечает. Утешает, что телефон хотя бы не выключен, Дима просто не берёт трубку. Поэтому Антон может продолжать названивать ему, надеясь, что тот перезвонит. Это немного эффективнее, чем звонки на выключенный телефон. Антону приходится остановиться перед подъездом, чтобы немного перевести дух. Сердце заходится, а дыхания не хватает, потому что слабая дыхалка и приближающаяся паническая атака не оставляют ему шансов на это. Он быстро пересекает внутренний двор, выворачивает на главную часть улицы и застывает как вкопанный. Сначала от удивления, потому что к обочине прижат легковой автомобиль, окружённый машинами Следственного комитета и Росгвардии. На ещё одном авто нет названия ведомства, но нанесён российский флаг. Что здесь забыли ФСБшники? А потом… А потом Антону наконец удаётся разглядеть четвёртый автомобиль, вокруг которого и собрались силовики. И он едва не падает, уцепившись за фонарный столб. Он очень хорошо знает этот «Мерседес». Антон бросается к машине так быстро, что от этого начинает колоть в боку. Адекватных связных мыслей нет, иначе бы ему пришло в голову, что близко его никто не подпустит. С таким-то количеством вооружённых силовиков. Но Антон это осознать не в состоянии. Мозг отключился от захлестнувшей паники, а тело двигается скорее на автопилоте. И поэтому Антон даже не замечает визг тормозов рядом с собой. Он не понимает, кто выскочил из машины, не осознаёт, чьи сильные руки обхватили его, заставляя замереть на месте. — Шаст! Шаст! Стой! Голос Димы удаётся узнать с трудом. Антон заторможенно поднимает взгляд на друга, с ужасом всматриваясь в его мрачное выражение лица. — Тебе туда точно не нужно, — отрезает Позов звенящим от напряжения голосом и слегка усиливает хватку, точно боится, что Антон начнёт вырываться. — Что с Арсом?! — с усилием спрашивает Антон, с трудом сохраняя вертикальное положение. Заминки, вызванной хваткой Димы, оказывается достаточно, чтобы Антона вышибло из адреналинового всплеска, за счёт которого он в принципе мог что-то делать. И сейчас его как будто покидают остатки сил. — Давай сядем в машину, хорошо? — Дима очевидно пытается звучать успокаивающе, но у него плохо получается, потому что он тоже на взводе. — Я тебе всё объясню. И мы поедем к Арсению. Нам ведь не нужны лишние проблемы, да? На последней фразе Дима выразительно смотрит в сторону силовиков. Те, к счастью, оказываются слишком заняты, поэтому никакого внимания на них не обращают. Только один следак, услышав визг тормозов, выглянул из машины. Но в их задачи, видимо, не входят разборки с ДТП, да ещё и несостоявшимися. Так что он быстро потерял интерес к происходящему. Позов слегка поддерживает Антона, помогая ему добраться до машины. Это массивный «Гелендваген», который определённо не является такси. За рулём сидит огромный тип в чёрном костюме. Лица Антон не видит, только стриженный затылок. Но по общему вайбу понимает, что это какой-то охранник. Едва ли Позов так быстро поднялся по карьерной лестнице, что теперь колесит по Москве с личной охраной, а значит произошло что-то действительно серьёзное. Не то чтобы Антон не понимал этого и раньше, но всё равно отмечает этот факт с упавшим сердцем. — Давай я тебе всё расскажу, а ты меня спокойно выслушаешь, — просит Дима, когда они наконец устраиваются на заднем сидении. — Начнём с главного. Арсений жив и относительно в порядке. На него было совершено покушение, но сейчас он в клинике под наблюдением своего личного врача. — Что, блядь?! — вскрикивает Антон. Его пробивает крупная дрожь. — Без паники, Шаст, пожалуйста, — продолжает Позов, с видимым усилием сохраняя спокойствие. — Его ранили в руку, в плечо, Павел Алексеевич говорит, что в конечном итоге всё будет нормально, заживёт без особых последствий. Дима делает паузу. По идее, он должен был бы расслабиться, рассказав это. Но по ощущениям лишь напрягается ещё больше. Словно не решается о чём-то Антону сказать. — Что… — голос предательски срывается от нехорошей догадки. — Что с Макаром? Позов мрачнеет. — Тоже в больнице, — Антон замечает, как Дима с силой сжимает кулаки. — Его ранения тяжёлые. Сейчас в реанимации. Врачи из клиники сделают всё, что смогут. Но я бы на всякий случай готовился к худшему. В глазах темнеет. Чёрт, это не может быть реальностью, просто не может. Макар всего лишь хотел обеспечить свою семью. Почему для этого ему пришлось рискнуть жизнью? Какого вообще хуя всё складывается таким образом?! — А теперь самое главное, Антон, — продолжает Позов, и вот на этой части он действительно становится чуть более расслабленным, но взгляд остаётся напряжённым и выжидающим. — Это твой охранник. Он будет отвечать за все твои перемещения, обеспечивать безопасность. И ему… придётся какое-то время пожить в твоей квартире. Да, это необходимо, Шаст, потому что произошедшее очень серьёзно. У Арсения не так уж много болевых точек, но ты — одна из них. Надеюсь, ты не будешь мешать человеку делать свою работу, тем более ты хорошо знаешь Алексея, так что проблем вроде быть не должно. И только после этих слов Антон вглядывается в зеркало заднего вида. Из отражения на него смотрит бывший росгвардеец Алексей Котов.***
От одного взгляда на клинику становится плохо. За эти несколько месяцев, разумеется, ничего не изменилось. То, как закольцевалась их с Арсением история, если честно, пугает до чёртиков. Против воли в голову лезут мысли о том, что всё закончится там же, где и началось. Рациональной частью себя Антон понимает, что ничего не закончится. Дима сообщил, что Арсения ранило в плечо. Пара неприятных месяцев, и он будет ничуть не менее здоровым, чем раньше. Да, останется шрам, но это такой пустяк в сравнении с тем, что могло бы произойти, будь стрелок более метким. Или будь Макар менее профессиональным. От воспоминания о друге пищевод стягивает мощным спазмом. Антон не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потому что да, чёрт возьми, для него стала большим облегчением мысль о том, что Арсений практически не пострадал, но Антон просто не понимает, как будет жить дальше, если Илья… Даже додумать эту мысль Антон оказывается не в состоянии. В голове навязчиво крутятся воспоминания из детства. Беззаботного времени, когда они строили совсем другие планы на будущее. Отчего-то очень ярко вспоминается день, когда Антон решился сделать каминг-аут перед другом. Ему было до одурения страшно. Да, он искренне любил своего друга и считал хорошим человеком. Но они находились в ебучем Воронеже, где получить клеймо «пидор» можно было даже за неправильный цвет футболки или не ту длину волос. И как-то так сложилось, что Антон с Макаром в принципе за всё это время ни разу не разговаривали о чьей бы то ни было ориентации. И Антон просто не знал, как Илья может отнестись к подобным новостям. Но продолжать барахтаться в этом океане лжи у него больше не было сил. Если в 13-14 лет все ещё как-то закрывали глаза на то, что Антон не спешит включаться в разговоры о девчонках, то к семнадцати годам это стало вызывать у окружающих вопросы. И Антон настолько устал каждый раз отбиваться от дружеских советов насчёт того, к кому ему лучше подкатить, и ловко сворачивать с темы, что он решил рискнуть дружбой. «А, ну это многое объясняет», — пожал плечами Макар. — «Чо раньше не сказал, я бы насчёт девок не заёбывал». Вот так вот просто. Илья отнёсся к этому даже без особого интереса. Не в духе «я не одобряю эту хуйню, но ты мой друг, так что я постараюсь тебя принять», нет. И без какого-то назойливого любопытства. Он просто воспринял это как факт. На ряду с тем, что у Антона аллергия на рис и почти двухметровый рост. Просто как новую информацию о своём друге. И, пожалуй, именно эта вещь в будущем заставила самого Антона относиться проще к своей ориентации. И такая вот жизненная позиция у Макара была во всем. Он не лез к другим людям без надобности с советами или непрошенным мнением, не судил о людях по слухам, не вешал ненужные ярлыки. Просто выстраивал собственное мнение. Может, потому и к Арсению с самого начала отнёсся хорошо. И этот чудесный, замечательный, надёжный и добродушный Макар просто не может умереть. В мире и так слишком мало хороших людей, он не может потерять ещё одного. Разумеется, Антон не винит Арсения в произошедшем. Макар вполне осознанно пошёл работать в место, сопряжённое с существенным риском для жизни. Но в глубине Антон ненавидит этот факт. Понимает, что Арсений, возможно, остался жив только благодаря Макару. Но малодушно желает, чтобы в машине вместо друга был какой-нибудь другой охранник. Да, это подло, ведь он фактически желает смерти другому человеку, но Илья слишком много значит для Антона. И жизни абстрактных незнакомцев для него кажутся куда менее важными. В клинике об Антоне, очевидно, всех предупредили, потому что пропускают его без каких-либо проблем. По коридору он идёт на ватных ногах, снова немного теряя связь с реальностью. Неожиданно его хватает за рукав невысокий худощавый мужчина в белом халате. Его лицо кажется Антону смутно знакомым. — Как тесен мир, Антон Андреевич, — ухмыляется врач, глядя при этом немного лукаво. — Арсений Сергеевич сейчас в палате, я вас провожу. Для такого невысокого человека в мужчине оказывает довольно много силы. Он тащит Антона на буксире к лифту и оценивающе разглядывает, стоит только дверям закрыться. — Вам бы самому отдохнуть, Антон Андреевич, — говорит он так, словно ставит диагноз. — Выглядите потрёпанно. — Действительно, — огрызается Антон. — С чего бы вдруг. Ах да, может быть потому, что близкого мне человека чуть не застрелили нахуй?! Врач сохраняет полнейшую невозмутимость. И, кажется, удерживается от каких-то комментариев. Антон вспоминает, что именно этот врач осматривал его после аварии. Кажется, Антон тогда наговорил какой-то хуйни про Арсения. Наверное, врач находит это ироничным. Ага, оборжаться можно. — Ну, вот мы и на месте, — заключает врач, открывая дверь одной из палат. Медицинские учреждения, кажется, всё же не отличаются друг от друга. Да, в этой клинике все дорогое, нацеленное на то, чтобы пациенту было уютно. Но атмосфера всё равно отвратительная. Антон замирает на пороге, чувствуя, как начинает пощипывать глаза. А потом он замечает Арсения и быстро прячет в карманы дрожащие руки. Лицо у Арсения цветом почти сливается со стандартной белоснежной палатой, и выглядит он, мягко говоря, крайне уставшим. Взгляд мутный и настолько безэмоциональный, что Антон на секунду задумывается, а точно ли живой. Арсений тоже замечает его, но обзор закрывает непонятно откуда взявшийся Сергей. Он смотрит сочувственно и понимающе, сжимает крепкой рукой плечо Антона и тихо выскальзывает из палаты. — Тош, — тянет Арсений едва слышно. У Антона от слабости его голоса подкашиваются ноги. — Не надо так на меня смотреть. — Обязательно перестану, — бурчит недовольно Антон, пересекая палату и садясь на кресло возле кровати. — Когда ты вылечишься. Ему очень хочется прижать Арсения к себе, сгрести в охапку и никогда больше не отпускать. Но у того стоит капельница. Да и выглядит он так, словно может рассыпаться от любого неосторожного прикосновения. Так что Антон лишь протягивает руку и аккуратно гладит Арсения по волосам. — Расскажешь, что произошло? — тихо спрашивает Антон. Да, ему уже в общих чертах всё пересказал Дима. И, наверное, стоило бы на этом остановиться и не тревожить Арсения расспросами. Но Антон просто не может сдержаться. Он в полнейшем ужасе от произошедшего и хочет понять, как это вообще нахуй вышло. Арсений хмурится, будто ему нужно сначала самому вспомнить, а потом отвечать на вопросы. Но взгляд проясняется, и хотя он отводит глаза к потолку, чуть отворачивая голову, Антон успевает заметить какую-то нечеловеческую горечь, мелькнувшую в них. — Шустов спрашивал о тебе, — Арсений всё ещё говорит тихо, делая такие паузы, будто ему физически больно, хотя очевидно, что он на серьёзных обезболивающих. — Я не мог тебе дозвониться и просто хотел приехать лично. Разговор с Шустовым не задался, и теперь надо придумать, как в итоге его прижать… Он внезапно замолкает, а потом резко дергается. — Илья вообще там не должен был быть. Я должен был ехать в офис. Блядь, нихуя бы не было, если бы я просто поехал в офис. Ты знаешь как он? Было так много крови... Арсений кривится, крепко зажмурившись. — В общих чертах, — почти шепчет Антон на выдохе, потому что от упоминания о количестве крови он снова теряет возможность говорить. Голос просто-напросто садится и не желает слушаться. — Дима сказал, что Макар сейчас в реанимации. Я стараюсь надеяться на лучшее. Хочется замолчать, чтобы хоть немного справиться с тревогой, но Антон чувствует, что должен что-то сказать в ответ на самобичевания Арсения. Тот ни в чём не виноват, блядь. Но, кажется, думает иначе. — Арс, не нужно винить себя в произошедшем, ладно? Ты ведь понимаешь, что Шустов устроил ловушку? Стрелок поджидал возле моего дома, значит Шустов специально упомянул меня. Наверное, всё сложилось бы лучше, если бы у меня не был выключен блядский телефон. Но этот ублюдок, видимо, рассчитывал, что ты всё равно сорвёшься ко мне после этого разговора. Блядь, я его уничтожу нахуй! И вот теперь Антон замолкает, чувствуя, как от ярости темнеет в глазах. Он сотрёт в порошок этого Шустова. Да, Антон миролюбивый человек по натуре, но просто потому, что мало чему удаётся его по-настоящему выбесить. Шустов смог. И это плохие новости для него. — Стой, стой, не уходи, ладно? — Арсений испуганно косится на дверь, будто действительно опасается, что Антон тут же помчится лично убивать Шустова. Вряд ли он хорошо сейчас соображает. Возможно, ему вообще нужно сейчас спать. И похоже, что слова о своей невиновности Арсений вообще прослушал. — Ты в порядке? Они могут и до тебя добраться. Блядь, это вообще произошло у твоего подъезда! Стрелка нашли? Хоть что-то делают? Такое ощущение, что у Арсения вот-вот случится паническая атака, так что Антон перебивает его, осторожно коснувшись ладони. — Арс, смотри на меня, всё хорошо, слышишь? — он старается говорить спокойно и уверенно, потому что от его собственной тревоги Арсению легче точно не станет. — Я в порядке, со мной всё нормально и будет нормально, не переживай. Я никуда не уйду, не дождёшься, — Антон тихонько фыркает, стараясь сделать свои слова более весомыми. — Стрелка ещё вроде не нашли, но у твоей тачки была куча силовиков, даже ФСБшники, так что их ищут. И найдут, Арс, даже не сомневайся. Арсений кивает и кажется удовлетворённым этим ответом настолько, насколько может в такой ситуации. Они замолкают на пару мгновений. И впервые, наверное, тишина рядом с Арсением, разбавляемая только мерным гудением приборов, кажется густой и тяжёлой. Напряженной. — Спасибо, Тош, — Арсений разглядывает его с неестественным благоговением. — Я, наверное, только благодаря тебе не откинулся. Думал о тебе, когда старался не отрубиться. Слышать это больно. Вроде это и показывает, насколько сильно Арсений его в действительности любит. Но Антон ни за что бы не хотел получать вот такие подтверждения этой любви. Если бы мог, блядь, на что-то влиять. Но вся эта хуйня — свершившийся факт. Поэтому он лишь давит кривую ухмылку: — Помнишь, мы говорили, что если ты натворишь хуйни, я тебя везде найду? — ухмыляется Антон, надеясь, что это не звучит как обвинение. — Теперь мы знаем, что я в твоём подсознании. Так что всё, не отвертишься. — У меня не было шансов изначально. Он вымученно улыбается, и во всём этом ощущается жёсткая нереальность происходящего. Всё это не должно быть вот так. Это несправедливо. Их прерывает тихо приоткрывшаяся дверь, и в помещении появляется знакомая маленькая макушка. Кьяра сначала изучает обстановку, а потом слишком радостно для ситуации вваливается внутрь. — Мам, тут Антон! Кьяра умудряется возбужденно подпрыгнуть, но стоит ей вплотную подойти к кровати, как она тут же успокаивается, серьёзно глядя на Арсения. Следом заходит, видимо, его бывшая жена, и выглядит она явно собраннее, чем Антон. Она оказывается невысокой и кажется даже хрупкой, хотя взгляд полон уверенности и серьёзности. Антон как-то фоново отмечает, что она очень красивая. Быстрый взгляд женщины проходится по виновнику данного собрания, но неумолимо останавливается на Антоне. Она не выглядит рассерженной или удивленной, словно ожидала, что в палате бывшего мужа будет кто-то ещё. И она создаёт впечатление человека, прошедшего через многое, возможно даже с Арсением. — Здравствуйте, — приветственно кивает Антон. Он машинально треплет Кьяру по макушке, когда та поворачивается к нему с улыбкой. И быстро обращается к Арсению, пожав его предплечье. — Оставлю вас, Арс. Он помнит, что обещал не уходить, но думает, что нужно дать Арсению личное пространство. Ещё и потому, что понятия не имеет, насколько бывшая жена Арсения — вроде её зовут Алёна — в курсе их ситуации. Если Арсений по каким-то причинам решил не посвящать её в информацию о своих новых отношениях, то пусть всё так и остаётся. Антон спускается на первый этаж, чтобы найти того врача и узнать у него о состоянии Ильи, и, может, покурить. Он вроде бы должен хоть немного успокоиться после того, как лично увидел Арсения и убедился в том, что с ним всё хорошо настолько, насколько это возможно, но ничего похожего на облегчение не чувствует. На него слишком многое навалилось. И Антон не будет в порядке ещё долгое время. Он старается не показывать этого ни Диме, ни уж тем более Арсению, но эта ситуация нарушила то хрупкое ментальное равновесие, которого Антону удалось достичь за последнее время. Сейчас он может функционировать благодаря стрессу, но после того, как всё более-менее уляжется, Антону будет сложно даже с кровати встать. Он быстро одёргивает себя, напоминая, что Арсению и Макару сейчас намного хуже, а значит и ныть нечего. Не первый депрессивный эпизод в его жизни, в конце-то концов. Врача удаётся найти не сразу. Какое-то время Антон просто шатается по коридору, надеясь, что тот попадётся ему глаза. Осознав, что такого стечения обстоятельств можно ждать ещё долго, он пытается по памяти отыскать кабинет медика, ведь он в нём в прошлом уже успел побывать. На красной табличке золотистыми буквами написано: «Воля П. А.». Память услужливо подсказывает, что врача зовут Павел Алексеевич. Антон для приличия стучится и решительно толкает дверь. В кабинете ничего не изменилось с прошлого раза. Та же обстановка, слабо напоминающая больничную, те же стеллажи. Павел Алексеевич, что-то бойко печатавший на компьютере, поднимает взгляд, рассматривая незваного гостя. — А, Антон Андреевич, проходите, — он указывает жестом на одно из кресел. Антон ждёт, что врач рассердится, но тот кажется абсолютно спокойным, словно ждал его. — Вы ведь хотите узнать о состоянии Арсения Сергеевича? Антон быстро облизывает пересохшие губы и кивает. — Что ж, у Арсения Сергеевича пулевое ранение плеча. Кость сломана, но пуля прошла навылет. Мы сделали физикальное и рентгенологическое обследования, провели рентгенографию грудной клетки и убедились, что больше ничего не задето. Можно сказать, Арсений Сергеевич в рубашке родился. Он потерял некоторое количество крови, но переливание не потребовалось. Сейчас мы занимаемся необходимыми процедурами по обеззараживанию раны, потому что самое опасное в пулевых ранениях что? Правильно, инфекция, — рассказывает Павел Алексеевич менторским тоном. — Ну, потом будет носить бандаж какое-то время. Но в конечном итоге всё пройдёт и забудется. Подвижность руки сохранится, и через пару месяцев Арсений Сергеевич будет как новенький. Он заключает это радостно, словно надеясь, что и у Антона после этих слов отпадут всякие тревоги. Но самый неприятный разговор ещё впереди. — А... Что с его охранником? — спрашивает Антон дрогнувшим голосом. Павел Алексеевич смотрит с лёгким удивлением, будто такого вопроса даже не ожидал. Логично, не все в этом мире знают о том, что охранником парня Антона оказался его же лучший друг. — Ну, — врач непроизвольно хмурит брови, из-за чего сердце у Антона в который раз за день обрывается. — В данный момент его уже прооперировали, но он находится в реанимационном отделении. Илья Андреевич получил ранение лёгкого. Раздроблены рёбра, осколки попали в мягкие ткани. Не буду грузить вас лишними медицинскими подробностями, но могу заверить, что наши хирурги делают всё возможное, чтобы стабилизировать пациента. Отчего-то от этого заверения легче нихуя не становится, потому что жизнь Макара так или иначе продолжает находиться на волоске. И это сводит Антона с ума. — А к-когда его можно будет увидеть? Павел Алексеевич рассматривает Антона с интересом, чуть склонив голову на бок. — А можно спросить, вам эта информация зачем? — всё же уточняет он заинтересованно. Удивительно. Значит в ситуации с Арсением его ничего не смущает, а переживания за жизнь Макара кажутся чем-то странным?! Правильно, ведь зачем кому-то беспокоиться о простом охраннике, да? То, как богатые люди оценивают значимость человеческих жизней, всё ещё отвратительно. — Это мой лучший друг, — припечатывает Антон, позволяя гневу пробраться в голос. — Ну, значит вы, Антон Андреевич, сможете увидеть своего друга, когда его переведут в палату общей терапии, — будто бы извиняясь разводит руками Павел Алексеевич. Но сказанное им «когда», а не «если» дарит Антону крошечную надежду. Закончив разговор с врачом, он выходит на улицу, чтобы наконец покурить. Стоит прямо перед входом, опершись на стену, возле которой красуется знак «не курить». Антон, обычно скрупулёзно соблюдающий все возможные правила, сейчас лишь тихо фыркает. Он бы и рад отойти подальше, но сил на это не хватает. Сигаретный дым оседает на языке горечью. Но никотин, попавший в кровь, помогает немного заглушить тревогу, не отпускающую Антона ни на секунду. Мысли слегка проясняются, поэтому он старается выстроить в голове план дальнейших действий. Надо написать кому-то из девчонок и попросить предупредить, что в ближайшие несколько дней он не сможет выходить на смены. Удачно, что они знают об отношениях Антона. Правду им сказать он всё равно не может, но способен минимизировать количество лжи. Скажет, что Арсений неудачно упал и сломал себе что-нибудь. Для Маши со Светой эта причина станет довольно веской, так что они явно постараются сделать всё возможное, чтобы Антон провёл с Арсением как можно больше времени, не потеряв при этом работу. Хорошо бы ещё заехать ненадолго домой. Антон должен оставаться с Арсением, но было бы полезно принять душ и захватить с собой таблетки. Он и так на грани нервного срыва, отмена лекарств сейчас сделает всё только хуже. Вообще, Антон не очень уверен, что ему разрешат находиться в больнице круглосуточно, но Арсений — VIP-пациент, так что ради него персонал по идее должен дать Антону некоторые поблажки. Дальнейшие пункты Антон обдумать не успевает, потому что дверь клиники открывается, и из неё выходят Кьяра и её мать. Девочка срывается с места, подбежав к Антону. Поскольку он стоит, возвышаясь во весь свой рост, обхватить ей удаётся разве что его ногу. — Антон! — нетерпеливо дёргает его она, привлекая внимание. — А ты придёшь к нам в гости ещё, когда папа поправится? — Ну... эм... да.. я полагаю, — неуверенно тянет Антон, стараясь затушить сигарету, чтобы ребёнку не пришлось травиться дымом. Лицо у Кьяры проясняется, словно она чрезвычайно довольна этим ответом. Хорошо, наверное, проживать эту ситуацию, когда ты ребёнок и не знаешь о том, что пули имеют свойство убивать. Должно быть, ей объяснили только то, что Арсений поранился. А любые раны заживают, как заживают счёсанные коленки. — Иди в машину, Кьяра, — мягко просит Алёна, указывая на чёрную «Ауди», припаркованную недалеко от входа. За рулём сидит крепкий мужчина в костюме, и Антону становится легче от осознания, что семья Арсения тоже под охраной. — Можно попросить вас уделить мне пару минут, Антон? Он растерянно кивает, не имея возможности предугадать направление этого разговора. Алёна хмурится и достаёт из сумочки пачку тонких ментоловых сигарет. — Дурная привычка с юности, — поясняет она с грустной улыбкой. — Курю, когда нервничаю. Антон неловко выбивает из собственной пачки ещё одну сигарету. Он вообще-то больше не хочет курить, но для поддержания разговора, наверное, должен. Сигареты всё ещё остаются неплохим социальным клеем. Алёна делает первую глубокую затяжку и шумно выпускает дым, глядя куда-то сквозь Антона. — Знаете, я рада, что вы у него есть, — по тому, с какой интонацией Алёна это говорит становится понятно, что она прекрасно знает, кем они с Арсением приходятся друг к другу. — Мы с ним со студенчества знакомы, представляете. Столько лет уже прошло. Дружили всегда и вроде друг друга понимали. Я старалась поддерживать его, как могла. Но Сеня... Он ведь всегда такой амбициозный был, бескомпромиссный. Если он чего-то хочет, то должен получить всё, не довольствуясь полумерами. По правде говоря, Антон совершенно не ожидал, что бывшая жена Арсения вдруг начнёт изливать ему душу. С другой стороны, а почему бы и нет? С кем ещё ей об этом поговорить? Явно же не с дочерью, не с охранником и точно не с новым мужем. Ласковое «Сеня», наверное, должно вызвать у Антона ревность, но не вызывает. Наоборот, он рад тому, что бывшая жена испытывает к Арсению какие-то светлые чувства. — И я пыталась, честное слово. Но я никогда не умела с ним нормально спорить, — продолжает Алёна, слегка шмыгнув носом. — И когда я восемь лет назад говорила, что ничем хорошим это не закончится, он меня даже слушать не стал. Я после развода переживала за него очень. Не показывала этого, конечно, потому что, сами понимаете, обиды, недомолвки, желание сделать другому больно, чтобы хоть немного уменьшить свою боль. Но всё равно переживала. Думала, что он найдёт себе кого-то, кто будет интересоваться только его деньгами, и окончательно пропадёт в том, куда сам себя загнал. И, стыдно признаваться, но когда от Кьяры о вас услышала, даже разозлилась. У нас как-то так молчаливо заведено было, что с Андреем Кьяра общается, а вот Арсений со своими партнёрами её не знакомит. Потому что, ну, у нас с Андреем семья, а у Сени за эти годы никогда ничего серьёзного ни с кем не было. Она делает паузу, затягиваясь в последний раз. Довольно метко отправляет бычок в урну длинным красным ногтем и зябко ведёт плечами. Антон всё ещё не понимает, к чему она клонит. — Но, знаете, я так обрадовалась, когда мы с ним о вас поговорили. Я много лет Арсения таким счастливым и влюблённым не видела. И я надеюсь, что вам с ним проще, чем мне. Вы кажетесь очень смелым и уверенным в себе человеком, который сможет бороться с упрямством Арсения. Поэтому я хочу вас попросить, — Алёна кладёт ладонь Антону на предплечье и слегка сжимает. — Я попробовала с ним сейчас поговорить, но он наотрез отказался. Пожалуйста, попробуйте и вы, может у вас получится. Попросите его уйти в отставку. Он ведь в большой опасности, и это вряд ли закончится на неудавшемся покушении. Может... Может, он сможет уехать, после того как его освободят от должности... У нас есть квартира. Во Франции. Она как бы моя, но вообще её купил Арсений. Для Кьяры. Он мечтает, чтобы она там училась однажды. Эта квартира свободна сейчас, так что там можно жить. Хотя бы на первое время остановиться. Алёна говорит запальчиво, наверное, опасаясь, что Антон её перебьёт. Но он не перебивает. Наоборот, слушает очень внимательно, внося в свой план будущих действий дополнительный пункт. Когда Алёна садится в машину, Антон чувствует мимолётное облегчение. Он испытывает огромную симпатию к этой женщине, но говорить с ней всё равно было крайне неловко. Может ещё и потому, что в действительности сам Антон почти ничего и не говорил. Кьяра машет ему рукой на прощание, прилипнув к стеклу, когда машина трогается. Антон салютует ей в ответ, чувствуя, как губы трогает искренняя улыбка. Всё же Кьяра — чудесный ребёнок, заполняющий своим светом жизни всех, с кем встречается. Остаётся лишь надеяться, что со временем этот свет не превратится в равнодушие и враждебность по отношению к Арсению, несмотря на то, что он, кажется, действительно не лучший отец. Антон застывает, поражённый внезапной идеей. Кажется, ему придётся не сдержать слово, данное Арсению, и ненадолго уехать. Это вынужденная мера, потому что Антона вдруг осенило, как исполнить другое своё обещание и стереть Шустова в порошок.***
«Гелендваген» тормозит возле эстетичного двухэтажного здания на Остоженке. Дверь украшает скромная табличка с названием партии. Никаких огромных баннеров, словно хозяин здания изо всех сил пытался сделать его более неприметным. Для Антона огромная удача, что пунктом назначения стало именно это место. Диме, правда, пришлось изрядно подзаебаться, чтобы получить нужную информацию. И Антон ему за это безмерно благодарен, потому что тот помог, хотя и не очень одобрял его затею. Иногда Антону кажется, что бог сначала сделал его жизнь наполненной кучей испытаний, а потом устыдился и послал ему Диму. Само собой, ни в какого бога Антон не верит. Но дружба с Позовым действительно одна из лучших вещей, случавшихся с ним за всю жизнь. Антон резким движением распахивает дверь и влетает в помещение так быстро, что охранник не успевает даже ничего сказать. Девушка на ресепшен тут же подскакивает со своего места. — Молодой человек, вы записаны? Ему приходится остановиться, потому что потратить время на разговоры всё же лучше, чем пытаться ломануться через турникет. — Нет. Но мне нужно к Андрею Владимировичу, — цедит он ледяным тоном. Конечно, бедная девушка точно ни в чём не виновата и не заслуживает такого отношения к себе. Но Антон настолько взвинчен, что ему поебать. — Боюсь, это невозможно, — девушка разводит руками. — Андрей Владимирович сегодня очень занят. Давайте я запишу вас в приёмный день. В первой половине дня во вторник вам будет удобно? Антону наконец удаётся взять себя в руки, и он поворачивается к девушке с абсолютно невозмутимым лицом. — Нет, вы не поняли. Мне необходимо попасть к Андрею Владимировичу немедленно. И он меня примет. Просто свяжитесь с ним и скажите, что пришёл Антон Шастун. Девушка косится на него недоверчиво, но, видимо, всё же впечатляется присутствием Лёхи, маячащим у него за спиной, и приходит к выводу, что Антон — какая-то важная шишка. Она быстро связывается с боссом через селектор. По мере того, что ей отвечает Высочинский, она меняется в лице и даже несколько раз кивает невидимому собеседнику. — Проходите, — притворно-любезным тоном говорит девушка, указывая рукой на турнике. — Кабинет Андрея Владимировича на втором этаже. Четвёртая дверь справа. Лёха остаётся внизу, очевидно решив, что в офисе председателя правящей партии достаточно безопасно. Антона немного мутит от мыслей о предстоящем разговоре. Но он уверен, что это единственно правильное решение. Кабинет у Высочинского, как и ожидалось, оказывается кричащим о роскоши. Минималистичный дизайн, всё заточено под комфорт владельца. Удивительно, но в интерьере нет проявлений имперских замашек вроде какой-нибудь идиотской лепнины или позолоты, которые так любят российские чиновники. Наверное, дело в том, что в этом кабинете тот проводит приёмы граждан. В доме Высочинского Антон по понятным причинам не был никогда. Возможно, безвкусные понты реализованы именно там. — Проходи, — радушно приглашает Высочинский. Он не выглядит удивлённым, наверняка уже успел узнать о произошедшем. Но в том, как он держится, угадывается лёгкое напряжение. — Чай, кофе? Сначала Антон хочет отказаться, но понимает, что с момента выхода из дома он даже глотка воды не сделал и держится лишь благодаря сильному стрессу. — Кофе. Высочинский связывается с секретаршей. А Антон молча разглядывает кольца на собственных руках, пытаясь понять, как начать этот разговор. — Рад тебя видеть, — зачем-то говорит Высочинский так, словно действительно полагает, что Антон зашёл с ним повидаться. Оба знают, что это не так. Но фраза Высочинского всё равно звучит искренне. — Ты знаешь, зачем я здесь, — выпаливает Антон утвердительно. Тут ведь как с нырком в холодную воду: самое сложное — начать. Секретарша быстро входит в помещение, расставляя на столе белые фарфоровые чашки. Перед Антоном она ставит ещё и тарелку с каким-то сэндвичем, но от вида еды тошнить начинает ещё больше. — Догадываюсь, — кивает Высочинский. — Но хочу тебя выслушать. — Мне нужно, чтобы Шустов сел. Сначала по 159-й, а потом можно будет и покушение подтянуть, когда я найду достаточно доказательств. В голосе Антона звенит сталь. Мысли о Шустове снова пробуждают в нём буквально животную ярость. Высочинский это, разумеется, замечает, но выводы предпочитает не озвучивать. — Так а я тут причём? — говорит он вместо этого. — Это тебе в ФСБ. Госдума расследованиями не занимается. Конечно же он откровенно издевается. Чисто по-человечески его, пожалуй, даже можно понять. Да, Антон принципиально отрицает тот факт, что находится в кровном родстве с этим мужчиной. Более того, он всем сердцем его ненавидит, и любые попытки того выйти на связь пресекает на корню. Но стоило только столкнуться с серьёзной проблемой, как Антон тут же побежал к влиятельному папаше, наступив на гордость. Должно быть, Высочинскому обидно, что Антон готов принять его лишь тогда, когда ему что-то нужно. Но Антону так плевать на чужие чувства, честно. У него сейчас проблемы куда серьёзнее. — Эта скотина по любому попытается потащить за собой Арса, — всё же признаётся Антон, взяв себя в руки. — Но ты сделаешь всё, чтобы этого не случилось. — Забавно, что ты переквалифицировался в защитника депутатов, — Высочинский грустно улыбается. Есть в его взгляде что-то странное. Но Антон не обращает на это внимания. — Я защищаю человека, которого люблю. Вот так просто. Признаться в этом оказалось довольно легко. Возможно, это в перспективе может как-то Арсению навредить. Но сейчас ситуация выходит куда более неприятная. Да и Высочинский, если он действительно следит едва ли не за каждым шагом Антона, давно должен был понять, что к чему. — Ты удивительный человек, — неожиданно произносит Высочинский, глядя Антону прямо в глаза. — И я впечатлён твоей смелостью. Но с чего ты взял, что у меня есть такие полномочия? А вот они и подходят к самому интересному. Антон тихо фыркает. Он знал, что именно этим в конечном итоге и добьётся своего. И это именно та причина, по которой Позов был не в восторге от этой затеи. Но правда в том, что Антон надеялся, что ему не придётся этого делать. Знал, что надежда эта бессмысленна, потому что с Высочинским нельзя по-человечески. Но всё равно глупо надеялся. Возможно, той маленькой частью своей души, которая воспринимала болезненно все скандалы с этим человеком. — О, поверь, ты будешь очень замотивирован, — говорит Антон с лёгкой улыбкой. Она вымученная, но он надеется, что этого не видно со стороны. — Поразительно беспечно с твоей стороны, что ты так хорошо потёр всю инфу о связи со мной, но не озаботился зачисткой дерьма, которое было у тебя в прошлом. Найти нужных людей в Воронеже оказалось не так уж и сложно. Да и в Москве у тебя врагов предостаточно. По-моему, по давней истории ты должен был убедиться, что информацию я умею искать хорошо. Проверь электронную почту. Там есть парочка любопытных документов. Это не все, что я нашёл, но достаточно, чтобы мои слова были более убедительными. Высочинский достает смартфон. Наблюдать за сменой эмоций на его лице довольно забавно. Страха там нет, но он, кажется, не до конца верит, что Антон оказался способен на подобное. — Ты меня не тронешь, — совершенно спокойно предупреждает Антон. — Информация разлетится по зарубежным и российским СМИ, если я не выйду на связь через двадцать минут. И, поверь мне, ты не найдешь отправителя, потому что система автоматическая. Мне нужно лично подтвердить отмену отправки. И да, волна будет таких масштабов, что замять её не получится. Поразительно, но проект κλόουν оказался для Антона более полезным, чем он мог предположить. Строго говоря, сбором этого компромата Антон озаботился ещё после той встречи в ресторане. Просто для собственного спокойствия. А после этого дурацкого разговора с Арсением попросил Юру Музыченко сконтачить его с тем хакером, который обеспечивал безопасность каналу κλόουν. Парень, оказавшийся тёзкой Антона, был очень классным. Сделал всё на высшем уровне, не задавая никаких вопросов. Это, наверное, логично, когда ты хакер. Высочинский недовольно поджимает губы. — Ты же всегда утверждал, что цель оправдывает любые средства. Вот и я подумал, что кое-чему могу у тебя все же поучиться. Родительское влияние, все дела, — Антон добродушно улыбается и разводит руками. В ответ на последнюю фразу Высочинский закатывает глаза. Антон ждал, что тот взбесится и начнёт сыпать угрозами. Но вместо этого Высочинский лишь снова грустно улыбается. — Ты реально допускаешь мысль, что я могу навредить собственному сыну? — Мужиииик, — теперь настаёт очередь Антона закатывать глаза. — Ты в Воронеже занимался гопстопом и участвовал в групповом изнасиловании. У меня нет иллюзий на твой счёт. — Я. Был. Свидетелем, — Высочинский произносит это раздельно, выделяя каждое слово. Антон лишь ухмыляется, наблюдая за тем, как багровеет его лицо. Вообще эта история в своё время повергла Антона в дичайший ужас. И именно после неё он решил для себя, что никогда не будет иметь с этим человеком ничего общего. Ему очень совестно, что сейчас приходится использовать эти данные для шантажа, вместо того чтобы привлечь виновников к ответственности. Однажды он непременно сделает это. Но сейчас придётся немного испачкать руки. Дело ведь не только в спасении Арсения. Антон действительно может просто предложить ему сложить полномочия и уехать из страны, подождав, пока Шустова не уберёт кто-то другой. Но Антон хочет лично приложить руку к отправке этой мрази за решётку. Это его долг. Долг перед Макаром, за жизнь которого продолжают бороться врачи. — Ага. Пацаны курили, а ты просто рядом стоял, — Антон морщится, потому что сравнение ужасно некорректное и грубое. — Видишь ли, сейчас времена изменились. И пусть ужасно медленно, но отношение к словам жертв все же меняется. Уверен, что сможешь отмыться и на этот раз? — Да. Она на суде скажет, что я был там, но не прикасался к ней, потому что это правда. Это я заставил их остановиться, я повёз её в больницу и я же оплатил ей потом психолога. Да, я не мог пойти против очень влиятельных людей. Это было давно и у меня ещё не было такой власти. Но я попытался сделать всё, что было возможно. Высочинский выглядит очень уверенным в своих словах. Но даже если Антон и допустил ошибку конкретно с этим преступлением, обвинив его в том, чего тот не делал, на этом человеке всё равно остаётся множество грехов. — И, будет тебе известно, — продолжает Высочинский, всё больше распаляясь. — Ты сейчас находишься под моей охраной. Антон удивлённо моргает. У него как-то сама собой выстроилась в голове логическая цепочка того, откуда вообще появился Лёха. Зная сердобольность Димы, Антон решил, что тот познакомил Котова с этим Сергеем, возглавляющим службу безопасности Арсения. Это абсолютно типичная история: многие отставившиеся силовики в конечном итоге переходят во всякие ЧОПы. И Антону ни на секунду не пришла в голову мысль, что подсуетиться мог Высочинский. Впрочем, это объяснимо, ведь вместе с Лёхой к Антону приехал Дима. — Да, Антон, вот так я отношусь к твоей безопасности, — с лёгким холодком в голосе говорит Высочинский. — Я рад, что твой друг разделил мои опасения и согласился принять помощь. Охране твоего ненаглядного было, если честно, немного не до тебя. Мы действовали быстро, ещё до того, как Попов пришёл в себя. Кстати, в конечном итоге даже он согласился с тем, что моё участие во всем этом дерьме необходимо. Антон сжимает челюсти до боли, пытаясь удержаться от язвительных комментариев. Всё, что говорит Высочинский, звучит как предательство со стороны близких людей. И хотелось бы думать, что этот человек врёт, пытаясь заморочить Антону голову, но он интуитивно понимает, что всё сказанное — правда. — Только ты здесь продолжаешь вести себя как ребёнок, недооценивая серьёзность ситуации, — сухо заключает Высочинский. — Я готов на любую помощь для тебя, Антон, но ты приходишь и требуешь. Да ещё и не задумываясь толком о последствиях. Ты недооцениваешь меня и власть, которую я имею. И если бы я действительно был таким монстром, каким ты меня считаешь, я бы тебя после этого в порошок стёр. И этого не произойдёт только потому, что ты дорог мне. В груди что-то надламывается. Та мерзкая часть, которая, несмотря на искреннюю любовь к Олегу, хотела нормальных отношений с биологическим отцом, взрывается острой болью. Антон не просто перестаёт контролировать ситуацию, он вообще не понимает, что происходит. — Ладно, признаю, — голос не слушается и предательски срывается. — С шантажом было глупо. Но тебе самому не хочется эту тварь закрыть? Он ведь под тебя копает. И глядя на то, как мрачнеет Высочинский, Антон с удовлетворением понимает, что тот об этом не знал. Поразительно. Этот человек был так занят своей слежкой за сыном, что проебал действия прямого конкурента. Хочется ехидно это озвучить, но Антон останавливает себя, понимая, что ему наконец удалось привлечь внимание Высочинского к проблеме. — Откуда ты… — неуверенно бормочет тот. — Арс дал наводку, потому что Шустов пытался через него что-то вынюхать, — равнодушно жмёт плечами Антон. — И нет, он ему про тебя ничего не рассказал. Принципиально отказался, хотя после всех твоих доёбов и угроз имел полное право тебя слить, не считаешь? Высочинский пропускает колкость и продолжает внимательно слушать. — Ну а потом я немного покопался в инфе, примерно так же, как с тобой это делал. Нихуя, конечно, достать Шустов не смог, потому что у него опилки, блядь, вместо мозгов. Но ты теперь видишь, что он наглухо ёбнутый. Нужно быть полнейшим психом, чтобы устроить покушение с перестрелкой на известного депутата. И именно это делает его опасным в том числе и для тебя. Он напал на председателя одной партии, может напасть и на другого, если что-то перемкнёт. Антон замолкает, позволяя Высочинскому переварить полученную информацию. Тот молчит долго, что-то обдумывая. Антон даже начинает беспокойно возиться на стуле, потому что у него нет времени на экзистенциальные кризисы Высочинского, он покинул стены клиники только ради этого разговора. И если этому человеку больше нечего сказать, то Антон вернётся к Арсению. Туда, где он и должен быть. — Ты очень наивен, раз думаешь, что Шустов способен мне навредить. Но хорошо, Антон, — наконец говорит Высочинский. И Антону, почти уверившемуся в том, что его план провалился, сначала даже кажется, что он ослышался. — Я сделаю всё, что в моих силах. И могу заверить тебя, что в моих силах многое. Но у меня есть одно условие. Ну конечно, куда же без условий. Было наивно полагать, что у Высочинского вдруг появится нечто похожее на совесть. — И чего ты хочешь? — не скрывая своего разочарования спрашивает Антон. — Дай мне слово, что хотя бы попытаешься со мной нормально общаться. Высочинский выглядит так, словно для него это и правда важно. А у Антона брови удивлённо взмывают вверх. Этот человек мог потребовать что угодно. Какой-нибудь важной информации через Арсения, денег в конце концов. А он просит Антона… об этом. — Я многое обдумал за эти годы. Понял, в чём ошибался изначально. Стал из-за тебя иначе смотреть на некоторые вещи. И я понимаю, что твоя ненависть вот так просто никуда не денется. Понимаю, что ты вряд ли будешь мне звонить, чтобы просто поболтать. Но я хочу, чтобы ты хотя бы попытался меня услышать и узнать. Я действительно не безгрешен, но в том, что ты обо мне знаешь, процентов семьдесят — слухи и домыслы. Ты даже не представляешь, сколько заказух на меня появлялось в СМИ. И в большей части с полнейшей чушью. Ты не обязан мне верить. И я прошу тебя не простить меня или полюбить, но хотя бы взглянуть на мнение другой стороны. Я прошу о шансе, Антон. И ни о чём больше. Я в любом случае сделаю всё, чтобы помочь Попову. Тебе лишь нужно сделать один единственный шаг. И я клянусь, что если и в этот раз ничего не получится, то я оставлю тебя в покое. Антон кивает, потому что горло перехватывает сильным спазмом, и он просто не в состоянии что-либо сказать. Бескомпромиссный оппозиционер внутри него кричит о том, что у него нет права на это соглашаться. Но Антон всё чаще забывает о том, что он оппозиционер, вспоминая, что является обычным человеком, не лишённым здорового эгоизма. И он однажды дал шанс Арсению. Почему бы не попробовать дать этот шанс собственному отцу?