Прозрачные глубины

      Растянулся братец Кавказ извилистой полосой могучих хребтов, да еще каких, с характером. Есть горы безнравные — пологие, как отвесная скала, а бывают и такие, что дух захватывает. Хоть бы взять того же Казбека. Удал красавец, ничего не скажешь: свернешь на одну тропку — капризен как барышня на выданье, на вторую — смотри ноги об валуны не сломай.       Молвят люди, что это не угоды матушки-природы, а памятные раны Казбека от их дружбы с Эльбрусом. Говорят, что эти два богатыря по отдельности сильны были, а вместе так вообще непобедимы. Несколько раз они отважно защищали свою деревню от недругов, да недолго музыка играла. Враг их общий прибегнул к хитрости и воспользовался вспыльчивостью Казбека, посеяв слух о том, что Эльбрус втайне посмеивается над ним. Казбек попался на уловку, поверив в распущенный слух. Между друзьями состоялась дуэль, в которой победителем вышел Эльбрус. Тогда же, будучи тяжело раненым, Казбек еле дополз до бурлящего Терека и стал горько плакать. Не потому что проиграл, а потому что сожалел. Но было уже поздно, между друзьями образовалась огромная пропасть, по окраинам которой вскоре поселились люди. И только Тереку оставалось скрашивать одиночество Казбека…

***

      По одной из многочисленных горных горных троп шла женщина, на плечах которой мерно покачивалось коромысло. Умом эта баба слыла на всю округу, за что и прозвана была Старой Даро. Да как уверенно ступала ее нога, как красива была походка: плавно скользящий сильный стан, ритмично покачивающаяся длинная коса смоляных волос. Тут же, не ровен час, наградит взглядом, так и слов не нужно, все они словно тонут в глубине черных, точно раскаленные угли, очей, которые, казалось, пронизывали насквозь душу. Все мужики в ауле не проходили мимо нее, почтительно раскланиваясь. Да и было за что. Чести она никогда не теряла, поступала по праву да по совести: нищему давала на нужду, а уж скряг метлой из сакли гнала.       Ходили слухи в ауле, что якобы у Даро был муж, да заболел он чахоткой и почил вскоре. Осталась она одна с двумя дочерьми. Да чего уж там таить, не на что жить было бабьему-то царству. Копейку только мужам платили, и то солдатским да казенным. Остальные на что могли, на то и выживали. Взялась тогда Даро за мотыгу и стала работать. Через пару месяцев тонкие женские руки было не узнать: появились засечки, мозоли. Потом и вовсе испортилась Даро, лицо ее растянулось, подурнело, но дочерей она все же вырастила и воспитала.       Вернулась женщина в знакомые края незадолго до заката, окинула аул взглядом. Все здесь для нее было родным: и тот увядший сад, под которым она бегала любопытным несмышленышем вместе с остальными детьми, и та старенькая сакля, где они всей деревней укрывались от оползней, и даже суровый Терек. Сложно описать, сколько же радости и бед принесли его обманчивые воды. Бывало, бежит он так тихо, что слышен шелест окружавших его ракит, а потом зайдет гроза страшная — так разозлится Терек, противиться начнет. Да, правду говорят, не суйся в брод, не зная вод. Представив это, Даро передернула плечами, будто смахивая с себя всю вычуру, и вошла в саклю. На пороге встретила ее меньшая дочь, губы которой растянулись в улыбке:       — Матушка, мы уж думали, что ты за полночь придешь. Лябеба у Сааке почить останется.       — И на что надеется эта девка, — вздохнула мать, поморщившись — кому бесприданница нужна? Горе мне с ней…       Дочь молчаливо согласилась и хотела было выйти в конюшню, как ее остановил голос Даро:       — Алия, останься со мной нынче, — прокряхтела женщина, — дурно мне, не могу.       Девушка послушалась, присела на край лежанки и вопросительно уставилась на мать.       — Эх, хороша же ты вышла, — прошептала Даро, дотрагиваясь до щеки дочери, — все капельки мои подобрала.       Алия насторожилась и еще более обеспокоенно спросила: — Что тревожит тебя, матушка? Неужто невзгода какая приключилось?       Женщина отрицательно покачала головой:       — Не понимаю, те же горы, тот же лес… все ладно. А в груди что-то рвет, мечет, вырваться хочет, — бурча себе под нос, отровенничала Даро - я его заткну за пояс, а оно гложет, спасу от этого нет.       Неожиданно женщина замолчала, словно утонув в своих замешательствах. Алия неуютно поежилась и, стараясь отвлечь мать, стала рассказывать о конюхах, о рождении пеструхи в соседских сенях и о том, что их кормилица на днях тоже должна оплодиться. Даро слушала вполуха, не вникая в болтовню, все так же находясь в своих мыслях. Вскоре на глаза женщины опустилась дрема, да так и уснула она на коленях дочери. Девушка осталась неподвижно сидеть на месте, пребывая в неведении, и разделяя смятение матери.       С рассветом дверь сакли слегка отворилась, позволив проскочить нескольким солнечным лучикам в переднюю. Алия недовольно свела брови и приоткрыла один глаз. В дом вошла Лябеба. От нее за версту несло свежестью и безмятежностью. Рыжие завитки ее упругих волос весело скакали по плечам, на щеках играли веселые конопушки, а в глазах горел озорной огонь. Она резвой походкой подошла и сестре и хотела было открыть рот, но Алия не дала ей ничего сказать, подставив палец к губам. Девушка, не нарушая покой матери, аккуратно встала, подложив под голову Даро свою сложенную сорочку. Лябеба кивнула в сторону двери, и обе они вышли на улицу. Как только сестры оказались за пределами своего двора, Лябеба не сдержалась и начала восхищенно рассказывать о Сааке:       — Алия, милая моя сестрица, ты не можешь даже подумать, как я счастлива была этой ночью, — часто дыша, говорила дочь Даро. — Я, кажется, готова весь мир разменять, лишь бы быть с ним как можно больше, лишь бы не отстранять от него взгляда.       Меньшая сестра мечтательно улыбнулась, но ничего не сказала. Да и нечего ей было говорить. Чувств таковых она не знала, хотя доводилось слышать о таком от местных знахарок. Но Алия не воспринимала это всерьез, пусть и уважала чужое мнение.       Тем не менее, восторженность Лябебы не стала для нее оказией. Алия с детства догадывалась, что сестра теряла последнюю гордость при виде Сааке. Она всегда была с ним мила и приветлива, раскрывая перед юношей всю себя.       — Я буду рада, если тебе улыбнется удача выйти замуж, — улыбнулась Алия, — только прошу тебя, не потеряйся во влечениях. Сестра понимающе кивнула и слегка дотронулась до ее плеча:       — Давай зайдем к Майсе? Она давеча вернулась с сенокоса. В саклю все равно не надо без надобности заходить, матушку беспокоить, умоталась она.       Алия согласно кивнула и, взяв под руку Лябебу, зашагала по направлению к концу аула.       Жилище Майсы являлось не просто самым просторным во всей окрестности, его можно было назвать целым домом. Резные ставни, беленый порог- все говорило о состоятельности семьи. Майса росла одна, братьев да сестер у нее не было, и в следствие этого только ей доставалась вся родительская ласка и забота. Девушка благодарила судьбу за такие подарки, при этом не теряя своего доброго нрава, с годами становясь ранимее и горделивее.       — Зачем пожаловали, любезные вы мои, — зевнула Майса, встретив сестер, — с толком или просто повидаться решили?       Лябеба хитро покосилась на Алию:       — Да так, скуку коротаем, день сегодня не гожий для работы, дай зайдем сплетни наши промоем.       Майса помолчала с минутку и невозмутимо спросила:       — Что ж вы замерли на пороге? Проходите, коль пришли.       Перед глазами девушек предстала украшенная красными полотнами кунацкая, а за ней нарядный дымар.       — У отца сегодня именины, вечером аул здесь соберется, — мимоходом пояснила Майса.       Девушки пришли к очагу и расположились на широких турлуковых скамьях. Алия спокойно оглядела хоромы, и тут на глаза ей мельком попался пожухлый венок васильков. Он чересчур выделялся на фоне общей чистоты и роскоши. Девушка вспомнила, как прошлым летом все ее знакомые собирали такие венки и дарили друг другу. Она представила, как рьяно спорила с сестрой, кто преподнесет ей свою самодеятельность, кто поделиться своей частичкой. Внезапно, в памяти девушки восстал незначительный момент о том, что Сааке в этот день сплел только один венок и подарил его Майсе. Догадка неожиданно поразила Алию. Она медленно перевела взгляд со стены на подругу. Майса как ни в чем не бывало трещала языком, но глаза ее с завистью смотрели на Лябебу, оглядывая ту с ног до головы. Ей было известно как и о связи сестры с Сааке, так и об их заоблачных мечтах о помолвке. Алия досадливо дернула щекой и с жалостью посмотрела на сестру. Как бы ни мила была Лябеба, у нее нет ни единого шанса превзойти все состояние, положенное Майсе.       — Алия, что же ты думаешь, будет война?       Девушка вздрогнула, отвлекшись от размышлений и повернула голову к сестре.       — Я говорю, — смутилась Лябеба — как ты думаешь, будет война с татарами. Молва трезвонит, что грабить они города начали, торговые караваны останавливают.       Алия безразлично пожала плечами:       — А кто скажет, не нам оное дано; как государь велит — так тому и быть.       Майса на это возвела глаза к небу и предложила:       — Карта покажет нам к полудню, что ждет нас впереди. Лябеба, доставай колоду.       Сестра с ажиотажем вскочила и, оголяя белые зубы интригующей улыбкой, вручила подруге колоду.       — Так, что тут у нас, — по прошествии нескольких минут произнесла Майса — бубна валет, крести семерка… дама. Алия, твоя очередь, да глаза не забудь закрыть.       Девушка с игривой улыбкой протянула руки и, раскрыв ладонь, увидела пиковую десятку. Алия безучастно бросила карту на разменное поле и равнодушно окинула взглядом гадающих девушек.