Не влюбляй меня

      Майки просыпается от будильника на часах, попав по кнопке ладошкой только с третьего раза. Приподняв одеяло с лица, он сонно потирает глаза и садится, зевнув. Была б его воля, он бы храпака давал до двух часов дня, однако, если он не выйдет из комнаты и не позавтракает до одиннадцати, Лео сам придёт его будить, и этого лучше избежать.       Конопатый натягивает носочки с котиками и падает на спину, не желая поднимать попу с кровати, однако желудок просит еды, поэтому приходится выползти. Уделив сорок минут на свой завтрак, он умывается и вспоминает, что хотел сделать что-то важное, но перед тем, как вспомнить, что именно, идёт к Бакстеру, постучавшись к нему.       — Доктор, Вы не заняты? — улыбается мальчишка в комбезе. Ему машут войти, поэтому он тихонько спускается по лесенке и проходит к столу, посмотрев на микросхемы, а после на их сиделку. — Доктор Бакстер, а можно у вас попросить совета? Небольшого.       — Выкладывай.       — Вот, представим, что мне хочется уберечь двух людей, которые могут друг другу испортить жизнь. Стоит ли мне вмешиваться или это не моё дело? Если один из них мой близкий друг.       — Смотря в каком плане "испортить жизнь", Майки, — поднимает он сварочные очки на лоб, повернувшись к нему. — Если они могут убить друг друга или покалечить, то, конечно, лучше вмешаться, но если это просто их отношения нестабильные, то это точно не то, куда стоит вмешиваться. Ну а ещё стоит помочь человеку, который терпит в свою сторону абьюз или нечто подобное.       — Нет, такого нет, — светловолосый накручивает кудряшку на палец, отведя взгляд. — Значит, стоит не мешать, да? А будет грубо, если я выскажу своё мнение о том, что у них происходит, ведь мне это важно?       — Нет, в этом плане тебя нельзя ограничить, — учёный скрестил руки, закинув ногу на ногу. — Всё в порядке? Ты какой-то нервный со вчерашнего дня, как вернулся из гостей.       — Нет, всё в порядке, правда, — улыбается он и машет ручками. — Не переживайте за меня.       — Ну смотри, мне ж твой горе-папаша голову отвернёт, если вы приедите какие-то не такие.       — Не говорите так, — смеётся младшенький. — Не будет ничего подобного. Папа о Вас очень хорошо отзывается, не думаю, что он Вам нас доверил просто так.       — Тоже верно, — с приятной ухмылкой потрепал мужчина парнишку по голове.       — Спасибо за совет, — кивнул он в знак благодарности, слегка поклонившись вперёд, после стал удаляться из лаборатории, но заглянул обратно. — А Лео не уходил из дома?       — М? Нет, кажется, ворота никто не открывал сегодня ещё. Должен быть дома. Кстати, Майки, — снова повернулся тот. — Старайтесь так поздно домой не возвращаться, в том районе, куда вы ходите, какой-то придурошный завелся, возомнивший себя, не знаю, носителем правосудия. Мало ли, что у него в голове, ещё и на детей нападёт.       — Оу, хорошо, — сказал голубоглазый и поднялся на второй этаж, постучавшись к брату, которого в комнате не оказалось. А потом, побродив по дому, Майк понял, что его вообще дома нет. Может, Стокман ошибся и тот выходил сегодня? Но куда? Придётся подождать немного, прежде чем поймать его на разговор. А на какой?       Благо, в три часа дня, когда брат неожиданно появился на диване внизу, Микеланджело вспомнил тему разговора. Он спустился вниз и, перепрыгнув через спинку дивана, присел рядом. Лео дёрнулся и сразу выключил телефон, в который до этого залипал.       — Приветик, — улыбнулся младший, на что старший кивнул молча, глядя прямо. — Где был?       — Гулял, — немного сухо отвечает тот, медленно переведя взгляд вправо. — Тебе чего надо?       — Поговорить хотел. Насчёт Рафа, — Леонардо громко вздохнул и облокотился на подлокотник, придержав голову на ладони, отворачиваясь только сильнее. — Мне не очень нравится, что ты делаешь, Лео. Ты же влюбляешь его в себя, ты же бросишь его потом.       — А ты разве с Донни так не поступишь? — послышалось от собеседника. Говорить с кем-то, когда видишь лишь его затылок, так себе.       — В отличие от тебя, я его люблю, — укоризненно указал на брата Майк. — А в тебе ни гроша чувств к Рафу. В то время как он уже в тебя влюбляется всё сильнее. Хватит его очаровывать.       — С чего ты взял, что ты любишь его? — проигнорировал Леонардо вторую часть его слов, сев снова ровно, отчего можно было увидеть его недовольное лицо. — Какой он по счёту? Девятый? Десятый? Ты только думаешь, что влюбился, а потом, как всегда, всё у тебя пройдёт.       — У тебя нет оснований так думать, — старший поднялся с дивана, начав его обходить, чтобы подняться на второй этаж к комнатам, провожаемый голубыми глазёнками. — Ты даже не знаешь, что я чувствую и ощущаю.       — Знаю, — самоуверенно парирует Леонардо, пройдя уже половину лестницы. Конопатый идёт за ним, подгоняя себя отталкиванием от перил. — Ты раньше тоже говорил, что любишь, а потом, как только вы переставали общаться, ты сразу же остывал. Когда мы вернемся, случится тоже самое.       — Я любил тех людей, но не так, как Донни. Я ведь тебя тоже люблю, но не так, как его. Или для тебя нет разницы в понятии любви? — они стояли на балкончике второго этажа возле комнат. Леонардо обернулся, нахмурившись.       — Всё равно это не изменит моего мнения, — здесь уже и Майки разозлился, сжав кулачки.       — Да ничего ты не знаешь, Лео! — топнул он ногой. — Мог бы хоть поинтересоваться, что я чувствую!       — Не устраивай мне истерик, тебя и так слишком много иногда, — скрестив руки на груди старший, однако это не заткнуло собеседника, а наоборот, разозлило.       — Да что ты за мудак такой?! — быстро отрезвил брата конопатый, встряхнув сжатыми руками. — Мы с тобой не виделись со вчерашнего утра, а ты всё равно говоришь, что меня слишком много! Почему ты так уверен, что я не могу влюбиться в кого-то по-настоящему?? Ты даже не знаешь что я чувствовал тогда и сейчас! — Лео перестал хмурится, медленно подняв брови, наконец посмотрев на брата искренним стыдом и волнением. — Объясни, что я тебе такого сделал, что ты даже со мной времени провести не хочешь нормально! Почему я должен убеждать окружающих, что я тебе дорог?? — у мальчика заблестели глаза, он опустил голову, дабы спрятать лицо. — Я уже сам не верю в то, что говорю... — он закрывает намокающее личико ладонями и тихо хныкает, уже ничего больше не говоря.       Лео растерянно опускает руки, слегка потерявшись в ситуации, но чувство вины подталкивает его к нужным словам:       — А... Майки, не плачь... — он подходит и аккуратно обнимает. С облегчением чувствует, как младший прижимается в ответ, уткнувшись лицом в грудную клетку, а руками обхватив спину. — Прости меня, — Леонардо гладит его по волосам. — Я... Я тебя люблю, правда, не говори так больше... — он обнимает его крепче за плечики и гладит по спине. — Я верю в твои чувства, просто... Постарайся мне доказать, что это именно та любовь, а не влюблённость, которую я видел. Если ты правда это чувствуешь, то я очень за тебя рад, — Микеланджело угукает в него и прижимается сильнее, пока есть такая возможность.       К сожалению, попытка Майки поговорить об одном развернулась в другую тему. Не сказать, что результат его расстроил, однако, основную задачу он не смог выполнить. Хоть услышал, что брат его любит, уже на душе легче. Этот денёк они ещё и провели вместе, что полностью избавило конопатого от сомнений. Единственное, что он точно может сказать, что с ним Лео ведёт себя намного искренне, чем с остальным. Это, несомненно, приятно, однако Раф с Доном тоже достойны увидеть подобное. Он не знал, почему к ним так сильно лежит душа, однако своим чувствам и интуиции мальчишка привык доверять, поэтому сам от них не отвернётся.       Этим же вечером, когда брат ушёл в комнату медитировать, Микеланджело заскочил на диван с конфетами и, кушая одну за другой, листал каналы, однако притормозил на новостном, так как вспомнил слова их сиделки.       —...Вопрос остаётся открытым: кто такой этот охотник на преступников и в какой момент он будет готов пролить первую кровь? — да уж, суфлер репортёра явно пытался навести паники, да и сам говорящий не шибко сбавлял силу напряжение своей "загадочной" интонацией. — Вы задавались этим вопросом? А вот мы готовы дать ответ прямо сейчас! Уже! Да, бравый герой бедных районов и не только смело погубил нескольких незаконопослушных граждан, — конопатый скосил бровку. Что-то не совсем вязалось в этой истории. К нему вышел Бакстер, облокотившись на спинку дивана. После и на его лице появилось скептическое отношение. — Полиция никак не может приблизиться к нему, несмотря на очевидных жертв, каждый раз он действует в совершенно в разных районах ночного Нью-Йорка.       — Буквально сегодня утром они говорили, что он действовал только в бедных районах, а сегодня оказался уже и в центре. Что за придурок сначала косит одних возле пентхаусов, а потом бежит к небогатым улочкам и вырубает воришек? Либо герой программы конченный, либо новостные каналы хотят поднять шумиху.       — Угу, — кивает Майки и протягивает Стокману шоколадный батончик. Тот принимает его и неспеша жуёт. — Странно это.       — Тем не менее, всё равно будьте аккуратны и поздно из дома не выходите.       — Хорошо.       На следующий день голубоглазый снова сметает полки с конфетками, по пути съедая по одной в минуту, заходит в уже полюбившуюся ему библиотеку, первым делом видит Рафа, что перебирает газеты на витрине.       — Хей, Раф, — падает он на прилавок грудью и тем самым заглядывает во внутрь, помахав ногами игриво. Тот вздрагивает и оборачивается, явно оторванный из своих мыслей. — Донни дома?       — Да, за компом сидит, наверное. Или спит, — оборачивается он обратно. — Ты один?       — Угу, — он обходит прилавок и встаёт рядом, смотря на газеты. — А куда вы деваете те, которые не купили?       — Складываем в стопки в подсобке с датами. Часть отдаём на макулатуру, по одной достается одной компании, которая выставляет архивы с газетами, другую часть либо раздаём бесплатно, либо отдаём бродягам для костра.       — Благородно, — улыбается конопатый, глядя на газетки, которые тот старательно аккуратно складывает. — А с руками что? — показывает он ему на поцарапанную кожу пальцев.       — Ну угадай, — фыркнул задира. — Сима играется. Иногда о книги царапаюсь, бывает.       — О книги можно поцарапаться? Это же бумага! — холерик выравнивается, скосив брови, пытаясь понять, шутит тот или нет. Видимо нет.       — Я думал, я туповат, по сравнению с Донни, а нет, ты меня уделал, — возвращается брюнет к делу.       — Да ладно, я просто книги не читаю, вот и всё. Не глупый я. Очень умный, между прочим, — склоняется конопатый боком, подняв одну ногу в сторону для удобства наклона. — Видел новости вчера вечером?       — Видел. Ну чел головой тронулся, уже рубит всех. Чего вы так об этом волнуетесь? Людей обычных не трогает, на том спасибо.       — Хм, — Майки не стал его переубеждать в том, о чем они говорили с Бакстером, так что молча удаляется в подсобку, а там по лестнице в дом.       Конопатый тихонько заглядывает в комнату своего потенциального парня, не постучавшись, ведь тот и правда спал на своём матрасе. Малыш заходит, прикрыв дверь, и на носочках проходится и садится на низкие корточки, не поднимая пяток с пола. И любуется на спящего Донни, убрав ему волосы с лица. Младший склоняет голову, влюблённо улыбнувшись и погладив его по тёплой со сна щеке. Так непривычно видеть его без очков, на самом деле... Но и без них тот просто очаровательный. Микеланджело садится на коленки боком к матрасу и тыкает тому в носик, пока спящий не фыркает и не ложится на спину, потирая спросонья глаза.       — Раф, я же сказал: не надо меня будить... — мямлит он севшим со сна голоса. Конопатый дует смущённо губки, на секунду потерявшись от его низкого тембра, после улыбается, склонившись над чужим лицом.       — Оп, а это я, — кареглазый от напуганного удивления вскакивает, отчего оба стукаются лбами и сразу хватаются за них.       — Ай-с... — садится рослый, потирая лоб пальцами. Майки садится ровно, взявшись обеими руками за лоб.       — Ай-ай-уй... Шишка будет... — мямлит конопатый, после наконец поднимает голову на Ди, что тоже на него смотрит, щурясь.       — Ты чего тут делаешь с самого утра?       — Уже двенадцать часов дня, если я не ошибаюсь.       — Для меня это рано: я ложусь слишком поздно, чтобы так рано просыпаться, — тянется тот за очками на тумбе. Конопатый хлопает глазёнками и только больше убеждается: это судьба. — Больно стукнулся? — прикладывает он руку к чужому лбу, пощупав.       — Эй, Донни... — смеётся немного младший. — Что это с тобой?       — Что? — глядит он на него таким спокойным и обычным взглядом, что светловолосому даже непривычно. Конопатый берёт его руку на своём лбе, заползает на матрас и садится собеседнику на колени. Тут очкастик приходит в привычное для голубоглазого состояния и краснеет, захлопал заблестевшими глазёнками. — А...       — Во-от, — смеётся Майки и улыбается широко. — Я уж думал, ты меня не узнал.       — Узнал, просто не проснулся, — отвёл он взгляд со смущением. — А долго ты тут сидел перед тем, как меня разбудить?       — Не знаю, немного полюбовался и потом решил разбудить, — гость садится плотнее на нём и обнимает за худые плечи, прижавшись и пожмякав его в руках. — И-и-и... Какой ты тёпленький после сна... Милаха... — Ди кладёт голову ему на плечико, обняв в ответ со смущением.       — С самого утра меня в краску вгоняешь, Майк...       — Извини, пхы, — он трётся к нему, счастливо улыбаясь. — Просто соскучился по тебе.       — И я по тебе... — прикрывает глаза рослый, покраснев сильнее и сжав тёплого друга в руках. — На самом деле, я рад, что ты пришёл. Ну и разбудил.       — Я и не думал, что ты будешь не рад, — посмеялся гость. — И мне не показалось, что ты не рад.       — Просто решил сказать, это ведь приятно, — ему одобрительно кивают и, слегка отстраняясь, целуют в щёку три раза мягко, чем заставляют краснеть только сильнее, но теперь Ди не так сильно сходил с ума от поцелуев, так как Майк целовал его хотя бы раз при каждой встрече.       Вдруг конопатый резко наваливается и роняет его обратно на подушку, а сам ложится на бочок рядом, обнимая и утыкаясь высокому в щёку носом, ещё и ногу оставил закинутой. Ди глядит на него, а тот уже и глаза закрыл. Рослый приулыбнулся и снял очки, убрав обратно на тумбу, после поворачивает к нему ответно голову лёгким плавным движением, дальнюю руку кладёт на мягкую лапку оппонента, а второй также приобнимает, так как тот на неё улёгся.       По итогу они оба заснули, так как Майк, по известным причинам, встал раньше желанного, ну а Ди недавно проснулся и был готов поспать ещё чуть-чуть. В этом плане, да и не только, они спелись.       Когда Майк проснулся через тридцать минут, то первым делом заметил, как в щели двери маякнул прошедший мимо Рафаэль, а только потом, что они немного сменили позу. Он сам лежал в позе победителя, закинув ногу на оппонента, рукой обнимая за его голову и утыкая себе в тёплую грудную клетку. Конопатый опускает голову, погладив спящего Донни по волосам и мягко улыбнувшись. Тот так прижимался к нему, тянясь к объятиям и взаимному теплу. Ещё и атмосфера здесь до безумия уютная, в такой только и хочется влюбляться и любиться. Светловолосый целует спящего мальчика в макушку, чувствуя, как тот во сне натягивает на них одеяло повыше за его спиной.       — Ув... — тихо умиляется Микеланджело, убирая тому волосы с лица и поглаживая по щеке большим пальцем. — Anata o totemo aishiteimasu... — тихонько целует в веко, зарываясь пальцами в волосы и массируя.       Веснушчатый аккуратно укладывается на спину, пока Дон дрыхнет на его плече с вяло закинутой рукой на живот. Голубоглазый очень медленно достаёт телефон и быстренько делает селфи, запечатлев свой счастливый момент, после откладывает мобильник и кладёт на тумбу возле очков, обнимает рослого и притирается щекой к его макушке. Умиляясь парнишке, он целует его раз через раз в лоб.       Была б его воля, он бы с ним весь день провалялся на этом не самом мягком матрасе и не толстым одеялком, но это было не важно. Конопатый аккуратно его потряс за плечо, снова разбудив. Донни тянется вперёд, через лежащего рядом и садится снова, начав разминать руки. Майки присел, улыбаясь счастливо и погладив по макушке.       — Если тебе нужно умыться и покушать, я могу подождать, — тот кивает и встаёт со спального места, не забрав очки с тумбочки, и выходит, дабы привести себя в порядок.       А в это время Микеланджело спустился обратно вниз, просто дать тому переодеться и, в целом, не так яростно вмешиваться в его личное пространство. Он спускается, выходит из подсобки и, запетляв между книжных полок, подходит к самой последней, проглядывая внимательными глазами в пространство между книг и полки сверху. Конечно он смотрит туда, откуда исходят голоса, а именно от прилавка, за которым, как и ожидалось, стоял Раф, а перед ним, конечно же, Лео, который не ясно откуда нарисовался вообще. Да и он явно с первым активно флиртовал, с заигрыванием водя пальцем по поверхности, что разделяла их. Рафаэль же был вполне не против, исходя из его покрасневшего довольного лица.       Конопатый тяжело вздыхает, не уходя. Ему бы хотелось знать, что правда задумал Лео, какие у него планы на Рафа и хорошие ли они. Однако вряд ли он это узнает до того момента, пока брат прямо не признается. Они столько лет живут вместе, однако старший брат — единственный, кого Майки не может полноценно прочитать, в отличие от остальных. Из-за того, что он остался, то стал свидетелем одного диалога.       Бесстрашный разложился руками на месте повыше, что было на уровне его подбородка, может, чуть ниже, куда он и сложил руки, а на них левую щёку, пока другой что-то там раскладывал на полу. Книги, скорее всего, тут больше ничего и нет.       — Эй, Раф, — ему в ответ отзываются мычанием, поднимая стопку книг с пола. — А ты когда-нибудь встречался с кем-то? — отозванный поворачивает к нему голову через плечо, после встаёт боком.       — Нет. Я и не влюблялся никогда, — пожимает он плечами. — Я вообще этого боюсь.       — Чего? Любви? — ему отрицательно качают головой.       — Влюбляться, — Рафаэль выкладывает на полку литературу, пока собеседник неспеша подходит ближе. — Меня в детстве очень сильно как-то задела ситуация с Донни и, кажется, я вспоминаю о ней чаще, чем он, — Майки садится на корточки, чтобы его случайно не заметили с другой стороны подслушивающим.       — А что за ситуация? Ты о ней уже говоришь во второй раз, кажется, — бесстрашный поставил руки в бока. — Что-то плохое случилось?       — Как-то так, — повёл холерик плечом, переведя взгляд на оппонента. — Что, послушать хочешь?       — Мне интересно.       Дело было во время, когда им было всего по девять лет. Они были в начальной школе и ещё могли время от времени посидеть на детских площадках, поиграть в песочнице и так далее. Донни так же, как и сейчас, очень сильно души не чаял в одной девочке, которая была с ним в одном классе. Рафаэль был о ней в курсе, а ещё уверен, что эта хорошенькая примет чувства брата, ведь он правда много за ней мило ухаживал, а она принимала подарки и внимание. Пока брюнет терпеливо стоял возле забора и ждал, Донни позвал рыжеволосую одноклассницу к песочнице, но не чтобы поиграть в ней, а чтобы что-то рассказать.       — Что такое? — улыбнулась она. — У меня через час занятие теннисом, так что давай быстренько, — складывает она ладошки.       — А... А-ага, извини, если сильно отвлёк, но мне хотелось тебе сказать кое-что важное...       — Донни, быстрее, я это уже слышала пару минут назад.       — Да, прости! — машет он смущённо лапками. — Я просто очень волнуюсь, — мямлит кареглазый мальчик, что начинает неловко мять пальчики и смотреть вниз. — Мы уже давно общаемся, и мне нравится проводить с тобой время, ты красивая и классная, да и в целом... Великолепная, — смущается он пуще, пока она с удовольствием принимает комплименты, хоть и старательно этого не показывает. — Я уже давно об этом думал и, наверное, тебе стоит знать об этом...       — О чём?       — О том, что ты мне нравишься, — поднимает он взгляд, сжимая руки между собой. Девочка смотрит на него секунду-вторую без какой-либо реакции.       — Это всё? Я знаю об этом, — повела она рукой.       — А?       — Я не такая глупая, Донни. Если я прошу тебя делать за меня какие-нибудь уроки, так это не потому что я их не понимаю, а потому что это можешь сделать ты, а я отдохну, — пожала она плечами. — Без обид, Ди, но даже сейчас ясно, что ты тот ещё хлюпик. Да и твой зуб всё не красит, — Ди ладонью закрывает свой рот, спрятав тем самым его. — Короче говоря, ты, конечно, умный и так далее, однако... Мне не интересно, ты не в моём вкусе. Был бы красивее, может, на что-то мог бы рассчитывать, а так... — пробежала она по нему оценочным взглядом, после убрала волосы за уши. — Ну я пойду, если это всё. Это ж всё? — Дон скупо кивает, не убирая ладони от лица и отводит глаза.       Раф, что услышал практически всё, быстро подходит к брату, как только та удалилась.       — Эй, не слушай её, — холерик гладит братца по спине, пытаясь успокоить. — Она дура, — нахмурился ей вслед бунтарь. — Стерва, вот и всё. Она просто не понимает, каким классным ты будешь, когда станешь старше. Ты и так классный, — снова смотрит на Дона брюнет, но с сожалением понимает, что он его почти не слышал, ведь начал тихо плакать, не убирая руки. — Ди... — Рафаэль обнимает его, погладив по волосам. — Перестань, ты хороший...       — Ей хорошие не нравятся... — хнычет он к плечо брата постарше, зажмурившись.       — Да какая в жопу разница, что ей там нравится? Забей вообще, — в ответ слышит лишь грустные поскуливания.       Задира кладёт последнюю книгу и поворачивается к собеседнику.       — После этого он постоянно ходил в медицинской маске вне дома и меня это сильно напрягало, учитывая, что в детстве у него ещё и астма обострилась, а он, как дурак, задыхается в маске этой... — отводит он насупленно глаза.       — Какого чёрта она вообще его так принизила? — неожиданно слышит Рафаэль агрессивный настрой со стороны оппонента, который он разделяет. Как-то даже непривычно видеть, какой он злой. — Могла хотя бы помягче отказать, не оскорбляя его.       — Вот именно! — разводит руками холерик, после ставит грубо руки в бока. — Я так разозлился из-за этого, что запер её в женском туалете. Дону я не сказал, так как этот идиот до последнего дня продолжал за ней ухаживать, а она с радостью этим пользовалась. В средней школе папа оставил его на домашнем обучении и только тогда всё сошло на нет. Однако я до сих пор думаю, что она умудрялась его принижать все остальные года, пока он бегал за ней, как её личная передвижная сумочка, — оба хмуро смотрят в пол, после также одновременно поднимают друг к другу взгляд, но не из-за синхронизации, а потому что Леонардо положил парню руку на плечо.       — Слушай, ты сделал, что мог, как брат. Я уверен, что ты бы с радостью набил ей рыло, если бы тебя что-то не удержало. Например, сам Донни. Тем не менее, сейчас он чувствует себя намного лучше, верно?       — Верно, — кивает Рафаэль и добавляет потише. — Всё-таки больше плюсов, чем минусов оттого, что твой брат так сильно к нему липнет, — на это Лео лишь мягко смеётся, а потом, дёрнув оппонента на себя за плечо, обнимает за плечи, что снова вводит бунтаря в какое-то смущённое замешательство.       — Ты хороший человек, Рафи, — от подобного Рафаэль вообще куда-то осел, зарумянившись чуть ли не на всё лицо. Он скупо обнимает в ответ, хлопая блестящими глазами, которые прожигали потолок.       — А... Я рад, что ты так считаешь... — мямлит он тому в плечо, встав плотнее. — Спасибо...       — Пф, за что, глупыш? — отстраняется бесстрашный, оставив обе руки у краснючего оппонента на плечах. Тот аккуратно отводит взгляд, сжимая чужую безрукавку на боках.       — Что считаешь меня хорошим человеком. Я, на самом деле, много хуйни в жизни делал, за которую мне стыдно, но типа... Я тебе потом расскажу, как-нибудь... — Лео неожиданно для себя как-то с удивлением хлопает глазами, которые странно отразили щебетание внутри. Почему-то ему стало до жути приятно, что тот так... Искренен? Или что имеет желание поделиться с ним чем-то эдаким... Это, оказывается, безумно приятно. Стать особенным. Бесстрашный расплывается в улыбке и снова обнимает, намного крепче, дав волю своим настоящим эмоциям, прижав Рафаэля к себе.       — Ай блять-... — хмыкнул он, сжав чужую спину. — Ты меня задушишь, еб... Помягче, чувак... — тот делает хватку мягче. — Жесть ты сильный...       — Прости, пожалуйста, — хихикает тот, погладив собеседника по затылку, после снова кладёт руку на плечо. — И... Хорошо, я буду рад, если ты мне расскажешь, — холерик улавливает эту непривычную искренность, так как Лео ощущается совершенно иначе, он какой-то... Несдержанный, раскрытый, но буквально через минуту это всё снова исчезает, оставляя за собой осадочек под названием "показалось".       Майки удалился уже давно, как только дослушал эту историю, которая наконец объяснила причину зажатости предмета его тяжёлого воздыхания. Естественно, он не будет ничего утаивать, строить из себя не ясно что, а просто прямо спросит про это, как и всегда делал. Врать и придуриваться он не умеет и пытаться не будет, даже если собеседнику будет на момент неловко.       Мальчишка возвращается в квартирку и заглядывает на кухню, где Дон, уже в очках, медленно поедает приготовленную Рафом кашу. Микеланджело проходит и садится на подоконник.       — Приятного аппетита, — ему кивают, проглатывая часть. — Слушай, Донни... — начал аккуратно конопатый. — Я случайно подслушал разговор Лео и Рафа внизу. Насчёт того, что случилось у тебя в начальной школе с той девочкой, — Дон хлопает ресницами, после недовольно супится и трёт переносицу под очками.       — Только ты это не начинай. Я не хочу слышать, как её оскорбляют.       — Я и не собирался, — пожал тот плечиками, чем приятно удивляет собеседника. — Мне всё равно на неё. Я хотел сказать, что, лично по моему мнению, ты очень красивый. Не как-то "по-своему" или типа того. Ты просто хороший в душе и снаружи, вот и всё, — улыбнулся он тепло. — Тебе нужно лишь поработать над своей самооценкой, но ты это и без меня знаешь. Но это не делает тебя хуже, ты чудесный человек со всех возможных сторон, с которых я тебя уже успел узнать. А на Рафа ты не злись за его импульсивность, он лишь тебя любит и пытается защитить, своими методами, — мальчишка спрыгивает и подходит к рослому, обняв его приятно за голову. — Самое главное, чтобы ты нравился себе, принял себя и полюбил, а остальное уже вторично, да? — Донателло как-то пораженно поднимает взгляд, приобняв того в ответ. Это были такие очевидные слова, но это было именно то, чего бы он хотел услышать в своей ситуации.       — Ну да... — шепчет он в ответ, закрыв расслабленно глаза. — Спасибо...       — За что, глупыш? — улыбнулся светловолосый, потрепав того по голове, Дон поднял её вверх, посмотрев на говорящего. — Я не мог бы молчать об этом.       — Ты просто так легко понял суть и сказал нужные слова, меня это как-то приятно задевает.       — Ну и хорошо. Просто будь собой, ты чудесный человек, самый лучший... — Донателло краснеет всё-таки, спрятавшись в чужой грудной клетке лицом.