Не влюбляй меня

      Два старших в семье пришли к выводу, что будет хорошо, если праздник будет отпразднован непосредственно в большом частном доме, нежели в маленькой скромной квартирке. На шесть человек той милой кухоньки не хватит. Но прилетят они не за день, а за четыре, дабы впопыхах не готовиться. Поэтому у Лео была возможность наладить контакт с Рафом в уходящем году. Хотя бы зрительный.       В этот раз каждый знал, во сколько они прилетают, до какого будут, а не как в предыдущие разы. От этого было намного комфортнее, ведь не было вероятности, что они возьмут и смоются. Для Лео этот был дедлайн, для Майки с Донном точность совместного времяпровождения, которого в целом не хватало. Видеосвязь это хорошо, но этого чертовски мало. Скука всё равно растёт по касаниям, по голосу под ушком, по поцелуям и так далее. Тактильный Микеланджело в особенности хотел уже этого всего. По какой-то причине он соскучился сильнее, чем в прошлый раз. Возможно, вся эта сумотоха с братьями заняла у него слишком много энергии и времени, потому ему хотелось уже про это позабыть и побыть со своим родным человеком вместе. А для Саки и Йоши это долгожданный совместный семейный праздник, который они так давно вместе не отмечали. Как оказалось, они ещё решили позвать Криса Брэдфорда, а то Бакстер с ними, что уж и другого друга отделять? Которому, к слову, хотелось лично извиниться перед Хамато за те финансовые неудобства, которые были допущены по его упущению. Новый год будет явно начат со свежего листа, с хорошей ноты. Единственное, у кого были переживания, это у двоих старших, которые теперь не были уверены, к чему всё придёт. Леонардо надеялся, что его выслушают и согласятся подумать, а Рафаэль — на адекватность собеседника, которого ожидал увидеть "другим", как его убеждал Ди.       На самом деле, он сам ждал его. Раф мог обманывать всех вокруг, но не своё сердце, которое уже пережило ту боль, заклеило свои трещины пластырями и было готово снова гореть и полыхать. Рафаэль это осознал в тот момент, когда они встречали прилетевших японцев в знакомом аэропорту и наблюдали за их прохождением металлодетектора. Что было непривычно: доброжелательно махали и улыбались оба. Майк, конечно, аж всю руку поднял вверх, Лео более сдержанно, однако этого было достаточно, чтобы холерик уже начал что-то понимать.       Конопатый, как всегда, подбегает первее и прыгает на обоих разом, прижав к себе.       — Ай-й, какие вы тёпленькие и хорошенькие! — он их отпускает, но берёт каждого за руку и машет из стороны в сторону, заодно и тазом также. — Я так по вам соскучился, будто год не видел, хы. Хотя всего-то месяц. Но это было та-ак трудно, — эмоционально он осыпал их всякими новостями и всем, что вспоминалось, но потом он наконец обратил внимание на Йоши, что с отцовским восторгом наблюдал за этим. — Папа Йоши! — он его правда не заметил сразу, потому звучал так радостно. Он просунулся между двух братьев и обнял того крепко, тянясь на носочках. — Я тебе никогда не говорил, но ты такой классный! — парень и так всегда в хорошем настроении, но сейчас его распирает до безумия. Он отстранился, взяв второго папку за руки, и стал тоже что-то там рассказывать, что у них было за время перелёта и до него. Мог бы — разделился б на троих себя и с каждым беседовал бы и обнимался, но вселенная схлопнется от такого количества этих солнышек.       Но пока тот отвлёкся на старшего Хамато, позволил подойти Лео с Саки.       — Привет, — улыбнулся он немного, посмотрев на обоих, словно между ним и Рафом ничего не было плохого.       — Смотрю, долетели в полной тишине и спокойствии, — пошутил Дон, что вызвало у Лео смешок.       — Да, так сильно, что всем казалось, что мы входили в зону турбулентности раз семь, особенно ближе к концу, — Ороку тихонько отвлёк сына касанием к плечу, что тот обернулся. Они о чём-то перекинулись на японском, после чего тот удалился, грамотно одолжив брата у самого младшего с собой. — Короче говоря, нормально. Смотреть на снежные облака поверх них очень завораживает. Единственное, это было сделать затруднительно, так как кое-то забирает место у окна и закрывает весь достигаемый обзор, да, Майки?       — Да ладно тебе, — пихнул маленький брата локтём. — Ты ради меня не в первый раз уступаешь.       — Я скоро психану и не уступлю из вредности, — поднял он брови, глядя на светловолосого, что поводил пальчиком самоуверенно.       — Посмотрим, как тебе понравится выслушивать мой бубнёж под ухом, толчки во время моего сна и звуки из наушников, а ещё ходить со мной в туалет каждые тридцать минут.       — Так, ты что-то обнаглел, — Майки смеётся немного и тыкает брату в нос. — И забери свою сумку.       — Да, кстати, — он взял её и обернулся к остальным двум лицом, приобняв свой багаж. — Вы ещё не готовили подарки? Мы просто подумали, что отдадим их кому-то одному. Чтобы было честно. А то каждому делать по пять подарков, мы с ума сойдём. Согласны?       — И кто кому будет делать? — уже подал голос Раф, засунув руки в карманы толстовки.       — Ну мы с Донни, папы друг другу, ну а вы... — поводил он ладошкой мягко от Рафа до Лео, —...друг другу, — ему было очень тяжело сдержать ухмылочку, когда увидел шок на лице Рафа, но, кажется, он был не в ужасе, а даже наоборот.       — Что-то ты и правда обнаглел, — нахмурился бунтарь.       — Если ты не хочешь, то ты можешь не делать подарок, — предупреждает Леонардо, потому на него сразу же посмотрели. — Это ничего, это ведь не обязательно. Просто так были бы все довольны и не было бы так затратно.       — Ну для вас деньги это проблема.       — Пф... — усмехнулся приятно парень, убрав волос за ухо попутно отвечая. — Вам было бы неловко, если бы мы сделали подарки для каждого, а вы — нет. Лучше быть в равных условиях, но, опять же, никто не запрещает отказаться от этого.       — Ясно...       Вскоре отцы возвращаются, и они все вместе идут к выходу на такси, но, как не сложно было догадаться, вшестером они не влезут никак. Потому поступили так: Йоши, Саки, Майки и Донни ехали на машине побольше, а Рафу и Лео сказали подождать другую машину и ехать на ней. И это не было какой-то идеей судьбы, которая решила свести двух людей. Это был Майки, который, пока никто не опомнился, распределил каждого по машинам. Так благополучно и уехали. Но, справедливости ради, забрали почти все вещи, так что Лео осталось довести в целости только свой портфель, который он держал в руках спереди.       Они оба молча стояли снаружи поодаль друга от друга, смотря в пол. Холерик со скрещёнными руками на груди слегка постукивал ногой по притоптанному снегу. Леонардо вздохнул тихо воздуха посвежее и всё-таки первый подал голос:       — Твой рисунок, оказывается, обладает наиболее глубоким смыслом, чем я предполагал в первый раз, — темперамент взглянул на него коротко, после снова прямо.       — Я думал, ты его использовал как розжиг для камина, как только была такая возможность.       — Нет, он лежит под стеклом на моём рабочем столе, — приулыбнулся он чуть сильнее. — Весенняя расцветающая сакура, встающее солнце и море... — слегка задумчиво перечислил он, взглянув уже куда-то наверх. — Сначала я думал, что это просто ассоциация. Сакура, как символ Японии, рассвет, как нечто новое в твоей жизни и море, как цвет моих глаз, но потом я понял, что нет. Ну, может, и да, но это не всё. Если присмотреться, то можно заметить, что море в процессе прилива, так как та часть, что явно должна быть под водой, сухая. Сакура расцветает. И рассвет. Всё это происходит медленно и незаметно, но в то же время в постоянной динамике, которую, кажется, видно. Это символизирует движение жизни, её круговорот и постоянство, которое происходит вокруг, но мы не замечаем, как всё меняется: деревья, солнце, море, — бесстрашный смотрит на собеседника, что очень внимательно его слушает. Он заканчивает: — и люди.       — Слушай, я бы не смог вложить ТАКОЙ смысл в это. Вообще, ты вначале всё правильно сказал, я вообще не думал, что ты рассмотришь в нём нечто... Подобное. А если я нарисую червя, который обосрался, ты тоже придумаешь этому глубокий смысл?       — Если постараться — можно, конечно, — улыбнулся он приятно. — Здесь можно тот же круговорот жизни приписать. Или насколько человек и этот червь могут быть схожи.       — Не продолжай, я уже давно понял, что язык у тебя подвешен, — неконтролируемо с обидой остановил его задира и отвернул голову хмуро. Лео перестал улыбаться, посмотрев на него недолго, после снова взгляд вниз, помяв в руках портфель.       Вовремя приехала машина, так что они загрузились оба на заднее сиденье у разных окон и так и ехали. Длинноволосый недолго понаблюдал за видом, но вскоре стал смотреть в отражение окна, уже смотря, как Рафаэль глядит туда. Ему хотелось извиниться, но ситуация неподходящая. Особенно лишние уши его не особо устраивали.       Благо эта тишина вскоре закончилась благодаря прибытию к нужному месту, где Саки их ждал, чтобы сразу оплатить проезд, так что эти оба вылезли спокойно и зашли в дом. Рафаэль быстро удалился в туалет. Конопатый почти сразу замечает, что Лео слегка более задумчив, нежели полчаса назад. Он его встречает, чтобы заодно спросить тихо:       — Ты ничего ему не сказал?       — Как-то сразу было бы некультурно, — снимает обувь бесстрашный и вешает куртку. — Мы просто перекинулись парочкой фраз, он на меня ещё заметно обижается.       — А может...       — Майки, — кладёт старший руку брату на макушку. — Перестань. Твоя забота мне важна, но тебе больше ничего не нужно делать, чтобы мне помочь. Я справлюсь. Отдохни, ты весь месяц меня терпел и пытался в чувства привести. Новый год, ты по Донни жуть как соскучился, забудь уже об этом. Хорошо? — конопатый вздыхает и кивает послушно, помяв пальцы.       — Я просто боюсь, что кто-то из вас из-за гордости через себя не переступит и всё пойдёт крахом. Я так этого не хочу. Я хочу, чтобы все дружили.       — Так и будет, я тебе обещаю, — юноша гладит его по макушке мягко, после подбадривающе по щеке, и целует в лоб, который тот ответно поднял для удобства. — Просто не изводи себя, ты много для меня сделал. Спасибо.       — Хорошо, — улыбнулся он и обнимает того крепко, его сразу обнимаются в ответ с тем же напором. — Ты хороший, Лео... Каждый имеет право на ошибку и шанс на её прощение.       — Если я хороший, то какой ты? Самый-самый хороший из всех людей? — маленький смеётся и фыркает, дёрнув того.       — Перестань, я стесняюсь, — Лео тихо смеётся и целует его в макушку.       Этот разговор снова его взбодрил, так что стоило продумать первые свои слова. А дальше уже пойдёт из души.       Распределившись по комнатам, Лео ещё какое-то время повалялся на кровати после того, как переоделся. Чтобы просто отойти после перелёта и дороги, а так же в целом привести мысли в порядок.       Вскоре выходит и первым делом слышит, как договаривает старший Хамато:       — А вообще, если хотите, можете поехать домой. Комнат на каждого хватит, — Раф молчит, а Дон коротко взгляднул на Майки, что чуть поодаль вытаскивал еду из холодильника, параллельно болтая с Бакстером.       — Ну, я в любом случае останусь, мне даже лишней комнаты не нужно, — мягко отмахнулся рослый и удалился на кухню.       — А ты, Рафаэль? — парень слегка хмуро глядит вниз, после в сторону второго этажа, прямо на Лео, который медленно перебирал ногами в сторону лестницы, явно подслушивая.       — Один день побуду, а завтра посмотрим, — отец мягко похлопал его по макушке и скрылся в какой-то комнате дома.       Пока Рафаэль провожал отца до этой самый комнаты, к нему уже спустился Леонардо, встав рядом, но явно сохраняя чужое личное пространство. Он так тихо подошёл, что Раф, когда покосился реакционно на движение со стороны, дёрнулся.       — Блять, напугал, — и скрестил руки на груди.       — Если тебе здесь некомфортно, то я могу вызвать тебе такси, чтобы ты поехал домой, — сложил тот руки за спину, слегка склоняясь вперёд. — А так ты можешь осесть в дальней комнате, — показал парень на неё рукой. — Стокман сказал, что везде поменяли постельное бельё.       — Я не понимаю, ты меня спровадить хочешь или, наоборот, заставить остаться?       — Я хочу, чтобы ты не чувствовал себя неприятно в моей компании, — темперамент молча посмотрел на него, пытаясь выследить крупицы лжи либо в словах, либо на лице, но это не увенчалось успехом. Рафаэль отвёл глаза, ещё немного подумав об услышанном, сдерживая свой румянец на ушах максимально сильно.       — Как я сказал, один день побуду, а завтра посмотрим, — синеглазый с понимаем кивает, приподняв уголки губ, и удаляется снова наверх, оставшись в комнате. Холерик его также, как и отца, провожает взглядом, после свободно выдыхает и позволяет своим ушам слегка покрыться алым оттенком. Решает сесть на диван и посмотреть телевизор.       Майк взглянул на того коротко, а после повернулся к Дону, дёрнув его за руку вниз и к себе, чтобы потянуться к уху, прикрыв это ладошкой, чтобы шёпот никуда не долетел случайно.       — Ты обещал мне что-то показать или рассказать, когда прилетишь.       — Тогда лучше пойти в комнату, — также тихо предлагает рослый. Младший отпускает его и кивает с улыбкой. — Но доешь сначала здесь, чтобы туда не тащить.       — Ну блин... — садится он за стол, начав послушно доедать прямо тут, а пока Ди пошёл наверх в упомянутую комнату, где присел на мягкую кровать и помял немного со смущением.       Когда светловолосый тоже присоединился, то плюхнулся животом вниз, сладко вытянувшись вперёд руками, благодаря чему слегка похрустел спинкой.       — Хы-ы, Донни-и, — сложил он лапки под головой и повернул её в сторону собеседника.       — Ау? — голубоглазый похлопал рядом с собой, поводив пальцем по постели. Ди ложится назад, повернувшись лицом в ответ.       — Я так по тебе соскучился, солнце моё, — улыбнулся он ярко, расслабленно закрыв глаза. —  Ты такой красивый у меня.       — Ты тоже красивый, — приулыбнулся рослый и снял очки, отложив чуть подальше от себя.       — Так что ты хотел рассказать? Или показать? Я так и не понял, — улыбнулся конопатый и приподнял переднюю часть тела на локтях. — Заинтриговал меня.       — Узнаешь, если ляжешь поближе, — усмехнулся с лёгким румянцем рослый. Тот охотно подвинулся ближе, всё ещё придерживая себя на локтях и коснувшись чужого носика своим, продолжая улыбаться. Его приятно берут за лицо, погладив по щекам большими пальцами. Майк притирается к его прохладным ладоням, немного расслабившись, отчего он прикрывает глаза.       Ди тянет его к себе, поцеловав. Конечно, с не меньшим напором отвечают на поцелуй, но конопатый предполагал, что это будет, как обычно, простой милый поцелуйчик, просто наиболее растянутый, но, оказалось, был не прав, ведь вскоре партнёр тихонько переключается на его нижнюю губу, успев даже слегка увлажнить её, однако оппонент живо краснеет и отстраняется почти сразу, как понял, что ощутил.       — Э-эй, мы же договорились, что будем так целоваться только когда захотим заняться сексом и когда никого не будет дома, — однако Дон ему одобрительно кивает, сложив руки на животе. — А??       Донателло очень нравилось красное лицо Майки, так как он становится таким приторно красным на его светлой коже. Настолько сильно, что его веснушек даже не видно, а светлые глаза выглядят, как два прожектора на красном фоне. Из-за удивления он их ещё и раскрыл, что зрачки были видны в идеале окружности.       — Но дома столько людей, ты же знаешь, я говорил... — присаживается он в позу лягушки, смущённо сложив руки перед собой и помяв их.       — Я знаю, но я подумал, что ты захочешь попробовать что-то наподобие прелюдий. Это же не будет вызывать у тебя сильную реакцию? — светловолосый опускает голову, помяв постель, как кот. Дон присел, слегка склонившись к нему. — Но если ты не хочешь, я не буду настаивать...       — Конечно же я хочу! — задирает он голову к тому, пока расстояние между их кончиками носов было около пяти сантиметров, а то и меньше. — Я часто думал об этом, но мне было так стыдно сначала думать о том, как помочь Лео, а потом об этом, и я вообще считал, что как-то рано.       — Рано? Мы встречаемся с пятнадцатого числа восьмого месяца. То есть уже больше четырех месяцев, — рослый немного посмеялся мягко. — То есть заграбастать меня за полмесяца это для тебя в порядке вещей, а первый интим спустя одну четвертую года это слишком, правильно я понимаю?       — Не издевайся! — надулся малыш, но быстро успокоился, отведя взгляд. — Я очень хочу, солнышко, но я правда могу быть неконтролируемо громким, я не хочу нас обоих подставлять, заставлять чувствовать неловкость всех окружающих, — он ложится партнёру на плечо лицом, сказав потише: — Я очень хочу тебя потрогать везде, расцеловать и почувствовать это всё с тобой, но я даже как-то не знаю, что делать... Я привык, что идеи всплывают в моей голове тут же, а с этим делом не клеится...       — Я понимаю, — целует кареглазый парня в волосы и прикладывает свою щёку к макушке. — Но я предлагаю завтра сходить к нам на квартиру, там всё равно никого не будет. И попробовать что-нибудь, хотя бы просто как-то изучить данный вопрос с практической точки зрения.       — Хорошо, — конопатый его обнимает под руками и прижимается. — Спасибо.       — За что ты меня благодаришь? Будто бы я мог поступить по-другому.       — Просто ты такой хороший, я так этому рад... — Ди приятно улыбается, приобняв в ответ рукой за плечи.       Однако эта тема теперь не покидала голову бедного младшего. Ему хотелось сделать всё правильно, красиво, если так можно сказать, но как ему это сделать, если даже самоудовлетворением он занимался благодаря своей фантазии, а не видео. Он без понятия, как грамотно подступиться. Донни примет любую его попытку, ошибку и иной просчёт, но Микеланджело так не хотелось этого допустить. Чтобы сходу всё сделать идеально. Но как это сделать без какого-либо опыта?       Пока он думал об этом перед телевизором с алыми щёчками, разминая согретые пальцы рук, к нему присаживается Раф.       — Ты это смотришь? — показал он пультом на какой-то научный канал.       — Это Донни смотрел, я задумался. Можешь переключать, — он глядит куда-то вниз теперь, расставив руки по сторонам от себя и притаптывая свои стопы. Рафаэль оценочно его осмотрел.       — Ты в норме вообще?       — Д-да... Да, всё хорошо, — улыбнулся голубоглазый, сложив стопы вместе. — Просто... Блин.       — Можешь мне сказать. У вас что-то случилось или чего?       — У нас всё хорошо, но спрашивать такое мне немного стыдно, — холерик лёг на диван, щёлкая каналы, пока сосед по дивану пытался что-то из себя выдавить. — Я не уверен, что ты можешь мне дать совет по этому поводу, так как некультурно такое спрашивать, наверное.       — Вы уже вдвоём вторглись в наши отношения, о какой культуре идёт речь?       — О чём говорите? — ещё и Лео пришёл, присев с другой стороны от младшего, что сложил руки вместе на коленках.       — Майк пытается что-то из себя вытащить уже две минуты, чтобы попросить совет, но стесняется.       — Мы же не чужие люди, ты можешь спросить. Если кто-то из нас знает, то мы что-нибудь подскажем. Или у вас что-то...       — Ничего у нас не случилось! — из-за стеснения слегка перебивает он, не желает слушать этот вопрос снова, поэтому закрывает лицо ладошками и склоняется слегка вперёд. — Мы хотим попробовать... Секс, но я ничего о нём не знаю. И я хотел спросить, есть ли у вас какой-нибудь совет по этому поводу? — не слыша ничего в первые мгновения, он выглядывает из-за ладоней и смотрит то на одного, то на второго, что уже живенько стали смотреть прямо с какими-то флешбеками.       — Кхм... — негромко обратил на себя внимание Рафаэль, отвернувшись. — Этот вопрос точно не ко мне. Инициативная работа начала не по моей части в этом плане, — он покраснел сильнее и уткнулся в ладошку лицом, которую облокотил на подлокотник рядом с собой. Они ещё с Лео переглянулись перед тем, как младший стал на них смотреть секундой позже.       — Ну, Майки... — пытался взять себя в руки бесстрашных, прочистив горло. — Секс это не какая-то система с планом, он приятен, когда спонтанен, как бы тем самым выходя из души, что ли. Ну или его инициатором может быть один из партнёров, но сути это не меняет, спонтанность так или иначе присутствует.       — Я понимаю. Но что мне делать? Я не хочу делать ошибки на месте, а заранее их продумать, а как мне их предположить, если я даже примерный процесс не знаю?       — Я не буду тебе рассказывать, как люди занимаются сексом, хорошо? — чуть более смущенно сразу предупреждает старший. — Понимаешь это... Это не то, где ты можешь продумать свои ошибки. Даже зная весь процесс от и до ты не сможешь предложить, что случится. Всё, что тебе стоит знать, это то, что важной частью являются именно прелюдии и ублажения, так как они занимают процентов... Восемьдесят от всего процесса секса как такого. Потом подготовка тела и сам процесс, всё. Это всё очень спонтанно и индивидуально, тебе не надо бояться "опозориться". Главное, чтобы тебе было хорошо и ты хотел этим "хорошо" поделить с любимым человеком. Показать свою любовь физически, как способ стать максимально ближе.       — Ты так рассказываешь, словно уже всем этим занимался, — без подтекста удивляется братец, что заставляет Лео снова слегка сдержанно покраснеть. Особенно ощущая косой взгляд со стороны Рафа, что с интересом его слушал.       — Я читал... Читал статьи и всякое такое.       — То есть, по сути, ты хочешь сказать, что во время этого ты с партнёром становишься единым целым? Правильно?       — Ну да. Очень важно разговаривать во время этого процесса и после, — на последнем слове Леонардо показалось, что горло засохло на момент. Ему не хотел углубляться, особенно когда темперамент ТАК на него начал смотреть, словно ожидая долгожданного признания поражения.       — Почему? — Лео смотрит секунду на любознательного братика, а потом бегло поднимает взгляд на Рафа, что не особо даёт понять по лицу, что чувствует насчёт данного разговора. Говорящий смотрит в сторону ящика.       — Потому что обычнное бессмысленное спаривание это лишь способ самоудовлетворения засчёт чужого тела, а разговоры во время оживляют процесс, а после него они нужны, чтобы показать, что всё в порядке, что вам всё понравилось и можно спокойно засыпать или полежать со спокойной душой, — он ложится также на спинку дивана с уже скрещенными руками и выдыхает, добавив с наиболее заметной стыдливой интонацией: — Так ты ставишь "точку" в доказательстве своей любви в этот день, в этом процессе.       — Слушай, а вот ты так много знаешь про это, раз читал. А для тебя он что значит? И значит ли вообще? Просто интересно, — Лео глядит вниз, ещё раздумывая над ответом. Он обещал себе больше не врать, поэтому пересиливает себя и отвечает, как есть:       — Значит, конечно. Я бы не стал заниматься таким с кем попало. В каком-то плане страсть играет сильную роль, но мне больше хочется сделать человеку хорошо, так как это тоже мне приносит удовольствие.       — А ты бы смог заниматься этим без чувств к другому человеку? — бесстрашный выдыхает, слегка отвернув голову, уже не выдерживая чужого взгляда.       — Как к сексологу пришёл, ей-богу... Нет, не смог бы, — бегло отвечает он.       — Пх, прости. Но я не думал, что ты мне столько расскажешь, — поднялся с дивана Майки и улыбнулся приятно. — Спасибо большое.       — Обращайся, — тот быстро убежал наверх со своим душевным спокойствием, в то время как Лео теперь вообще себе места не мог найти.       Единственное, какой вывод он смог сделать для себя за весь этот день, что если они не поговорят с Рафом и не проработают обиды пострадавшего, то это самокопание и стыд Лео не отпустят никогда. Он будет себя корить до конца дней, если не будет убеждён, что его простили. От этого неприятно чувства тошноты от нервозности Лео сжимает несчастный подлокотник, пока второй рукой со всей силы сжимает плечо возле сгиба руки.       Рафаэль же, к своему удивлению, как бы он не хотел выдавить из себя капельку недовольства и обиды, ничего не было. Ему даже было приятно узнать, что его не использовали, а, кажется, с частичной любовью удовлетворили. Соврёт, если скажет, что ему что-то не понравилось. Это было в целом великолепно, так же, как и ощущения утром, если не брать в расчёт последующие события. Но вот этот сам процесс был такой... Настоящий, что и обиды на его счёт не было. Даже стало как-то неловко от вида, как Лео угасал всё больше, чем дольше он говорил про себя в этой теме. Холерик потыкал пальцами в колени чутка и пересел чуть ближе к тому, совсем чуть-чуть.       — Это самое... — но не успел он начать хоть какие-то слова, чтобы перевести тему, как его перебивают:       — Раф, нам надо поговорить.       Это звучало настолько серьёзно, что казалось, что от этого диалога будет зависеть судьба человечества. Тот наконец убирает волосы за ухо, чтобы стало возможным рассмотреть чужое растерянное и досадное лицо. Или даже тоскливое, сложно сказать.       — А, да, окей, я знаю. Сейчас, что ли?       — Нет, — трёт тот уголки глаз возле переносицы, после складывает руки в замок на коленях. — Не хочу, чтобы всё было на эмоциях, это только всё испортит. Один раз я уже убедился, второй раз не хочу повторять свою ошибку. Их и так было слишком много, — бунтарь глядит на него немного, после на чужие руки, пальцы которых даже в сжатом состоянии подрагивали, и снова поднимает взгляд на чужое лицо.       — А ты долго, кстати, думал, когда начинать нам этот разговор? Или ты ждал подходящего момента, когда доведёшь себя вот до такого состояния?       — Оставь это всё на завтра, хорошо? Не хочу случайно распсиховаться или что ещё похуже, — презрительно к самому себе произносит он и выдыхает спокойно.       Раф уже не находит, что ему сказать. Да и должен ли он? Это, конечно, всё чудесно, что Лео и правда изменился, однако это ещё ничего не значит.       Потому он просто как можно расслабление устраивается на диване и ищет подходящий канал, пока Лео также сидит на месте молча, никуда не уходит. Видимо, раз тот его послушал, то оказал приятную услугу, что позволило парню слегка себя успокоить и удержать ненависть к себе внутри, где, он считал, ей и место.       Однако это заняло немало времени, учивая, что какое-то время Леонардо успокаивался, а другое время смотрел телевизор, а сидящий на другом краю дивана уже дрых. Он это заметил только когда переплетал волосы, так как коротко взглянул в сторону, где Раф уже улёгся спиной одной половиной тела на спинку, а другой — на подлокотник, ноги там поджал и спал крепко, несмотря на очевидное неудобство позы. Но, видимо, он случайно отрубился, когда решил полулечь к уголку диванчика.       Лео хотел ещё минут десять посмотреть телевизор и пойти спать, однако выходит Бакстер с Донни и Майки из лаборатории. Учёный тихо говорит:       — Перенесите его в комнату, а то так спать не очень хорошо. Мало ли, где что пережмёт. И спокойной ночи, — трое ему помахали, а сами взглянули на спящую красавицу.       — Я не понесу, у меня позвоночник вылетит от его веса, — сразу предупреждает Ди. — А учитывая, что у меня руки тонкие, они тоже сломаются.       — Мне кажется, Раф слишком большой для меня, я тоже боюсь не донести, особенно по лестнице, — отказывается конопатый и складывает руки за спину. — Кажется, Лео, тебе придётся его нести...       — Я уже понял, — встаёт длинноволосый и поправляет одежду. Он глядит момент на Рафа, а после на остальных, указав на него аккуратно. — А он не проснётся? Не хочу получить по лицу и вследствие уронить его.       — Нет, он крепко спит, — поспешил успокоить очкастик, улыбнувшись немного. — Поверь, пока он сам не захочет проснуться — этого не случится. Нет, можно поискать какие-нибудь способы, но я особо не рисковал.       — Тогда можете открыть дверь в комнату, пока я его донесу? — эти оба удалились на второй этаж, чтобы исполнить просьбу, а после ушли в комнату младшего.       Бесстрашный выдыхает спокойно и берёт спящего одной рукой под коленями, а другой — под спину, сложив для удобства, чтобы точно не разбудить. Оказалось, он не такой лёгкий, как Лео предполагал, пришлось свыкнуться с этим весом и двинуться неспеша в сторону лестницы.       Пришлось подниматься максимально мягко и спокойно, дабы резкие подскоки на каждой ступени не теребили Рафаэля, который во сне приложил голову к плечу несущего.       Оказавшись на втором этаже, Лео придерживает его выше, пытаясь нормально дышать, так как и правда тяжко, но терпимо. Он как-то не специалист в таскании чего-то тяжёлого. В этом плане только выносливость, пожалуй, вывозила весь процесс.       Идя неспеша и тихо вдоль балкончика второго этажа, всё-таки его взгляд на упал на Рафа, что, кажется, даже поудобнее пристроился в его руках и придерживал пальцами свитер. Леонардо умилённо улыбается, на секунду позабыв о том, что его ноги сейчас подогнутся от тяжести.       Но благо скоро спящий был в постели, а Лео присел на корточки отдохнуть, так как устали и ноги, и руки. После он поднимается и укрывает холерика, на секунду задержавшись в этом полунаклонном состоянии, дабы рассмотреть его. Парень немного сдержанно краснеет, склоняется медленно ближе к губам, но быстро себя останавливает и отворачивается, закрыв рот ладонью. Постояв секунд десять, оборачивается, дабы убедиться, что темперамент так же мирно спит. Кажется, он реально не чувствует ничего, что вокруг происходит. Лео берёт себя в руки, выключает настольную лампу, что почему-то работала здесь, снова возвращается к Рафу и поверхностно касается лба губами. И скоро удаляется, прикрыв дверь бесшумно.       В своей комнате берёт первый попавшийся журнал и машет на своё лицо, чувствуя себя максимальным дураком после этой ситуации. Ему не хочется, чтобы Раф знал о его чувствах сейчас, ведь, если такое случится, он может посчитать, что Лео опять ради себя любимого всё делает. Да, возможно, звучит странно, но Леонардо предполагал любое развитие событие и не хотел рисковать.       Благо он быстро успокаивается и вспоминает о важности завтрашнего разговора. Лишь бы найти подходящие время и место, чтобы их никто не услышал случайно. В своё место обитания юноша его не поведет, ведь они были здесь всего раз и ясно какой. Не хочется лишних ассоциаций. А вот комната, в которой спит Рафаэль, идеально подходит. Она самая крайняя в доме, лишних ушей рядом быть не должно.       Единственное, чего провинившийся так и не смог продумать, так это то, к чему он хочет прийти по итогу этого разговора. Да, сгладить углы, извиниться, попросить себя простить, доказать, что изменился и продолжает меняться, это всё чудесно. Но итоговый результат какой? Прощение, дружба, отказ? Может быть что угодно, но чего он хочет? Кажется, чтобы ему дали второй шанс, но шанс на дружбу или на отношения? Это единственное, чего он не мог понять, пожалуй. Нет, Лео хотел любить и быть любимым, но его выползшая ненависть к себе, которую он подавлял путём эгоизма и самолюбования, не даёт ему избавиться от мысли, что он просто теперь не достоин быть любимым. В особенности человеком, который ему тоже, кажется, важен.       На утро Лео, как и всегда, направился в ванную, а уже после неё обратил внимание, что дом как-то пустоват и тих для одиннадцати часов утра. Но как раз с кухни выходит Раф. Видимо, только позавтракал.       — А где все? Доброе утро, — спускается бесстрашный, собирая волосы в хвостик.       — Доброе. Учёный у себя там, бати ушли к дядьке из клана и в центр зачем-то, а Майки с Донни ещё часов в девять подорвались и свентили.       — Хм, понятно, — кивает он, а потом до него быстро доходит осознание, что это очень удобный момент всё обсудить, пока голова свежая и никого нет. Почти. Бакстер вряд ли им помешает. — А... Ты сейчас ничем не будешь занят? Ну, планы, не знаю...       — Ничего, я думал в приставку поиграть только, — бунтарь повернулся к застрявшему парню на лестнице, что безмолвно намекал. — Ты язык проглотил?       — Пойдём поговорим, если ты не против.       — А что, здесь атмосфера не та? — усмехнулся бунтарь, но, тем не менее, направился наверх за первым.       — Не хочу, чтобы кто-нибудь случайно услышал.       — Стыдно за себя? — всё ещё дразнил холерик, но Лео слегка обернулся через плечо и кивнул, так что желание подкалывать отпало.       Оказавшись наконец в упомянутой ранее комнате, задира прыгает на незаправленную постель, а длинноволосый закрывает дверь и подходит, сжав пальцы рук за спиной.       — Я знаешь чего не понимаю? Точнее охуеваю пассивно? — собеседник вопросительно что-то хмыкнул. — Что мне будто сейчас подсунули точную копию тебя снаружи, но по сути вообще другого человека. Ты даже выглядишь намного заёбанее, чем тогда.       — Это потому, что я перестал прятать синяки под глазами. Чтобы выглядеть свежее, так скажем, — отвёл он взгляд. — Я всё тот же, просто поменял взгляды на жизнь, так скажем.       — Не знаю, когда меняют взгляд настолько координально не изменяются. Я бы тебя назвал противоположностью. Тогда ты себя вёл как самоуверенный говнюк, который словно знал всё наперёд, был твёрдый, навязчивый и в какой-то степени беспринципный, а теперь же тебе будто выбили землю из-под ног. Всё вышеперечисленно пропало напрочь.       — Ну, в целом, ты прав, — развёл руками Лео, взглянув вниз. — После того, как мы поговорили в том месяце, я понял, что, оказывается, всё вообще не в моих руках и я до сих пор в этом неприятном состоянии, — он взглянул на Рафа. — Я не буду снова посвящать тебя в это сейчас. Я хотел другое обсудить.       — Нет уж, давай. Мы ж разговариваем. Давай, расскажи. И сядь, чё ты как забитый встал?       — Ну я теперь буду забито сидеть, какая разница? — но всё равно сел недалеко. Так хотя бы было проще не смотреть в глаза. — Я не хочу вызывать у тебя жалость, зная какой ты добрый и эмпатичный. Но если я начну говорить, то тут не на три слова описания.       — Ты считаешь меня добрым, пф? — Лео повернул к нему голову и кивнул. — Особенно после последнего.       — Добрый человек может обижаться и не прощать, так же как и злой. Это не показатель, — холерик многозначительно промычал и опёрся на руку за спиной. Махнул вяло рукой, дав тем самым дозволение начать рассказывать о своём состоянии, чтобы хотя бы понимать, что он сделал своей парочкой слов в тот день.       — Под неприятным состоянием я имею в виду то, что у меня постоянные эмоциональные качели. Когда я вернулся домой, то было просто плохо, поэтому тогда я не испытывал ничего кроме... Ам, это не так важно, я уже говорил об этом чувстве тебе. Было просто очень плохо и я подавлял моральную боль путём физического износа. Потом мне это немного надоело, и я подумал, что стоит перестать без конца гнить и прийти в себя. Потом мы поговорили с Майки и стало ещё лучше, что привело вот к этому состоянию сейчас, — после этого он стал глядеть только вниз, не особо устремившись смотреть на слушателя. — Я не был и до сих пор не уверен, как я себя ощущаю. Осознав, что всё вообще не так, как я планировал, мне захотелось как-то... Э... Пропасть, что ли? Я думал, что когда вернусь домой, то станет лучше, но особо ничего не изменилось. Я понимал, что не хочу быть таким, каким был до этого. Поэтому, когда злился на Майки, я чувствовал снова стыд, так как я просто начинал вести себя, как отец раньше, а я этого боялся больше всего. Я так стремился стать его противоположностью, что, по итогу, стал таким же. Имею в виду, что, видя его эмоциональность и неконтролируемость, я заставлял себя контролировать свои эмоции, дабы вообще всё по итогу было под контролем, чтобы больше никто не смог как-то мне навредить. Так и получалось, я был уверен, что так и будет всегда, а дальше ты и сам знаешь.       — Ты вроде много наговорил, а я почти ничего не понял, — Лео немного смеётся, вроде как-то пусто, а вроде и искренне. — Чего?       — Не знаю, мне как-то комфортнее, когда в моих словах не копаются, а просто слушают.       — Любишь, когда слушают? — тот кивает со слабой улыбкой после смеха, но сейчас она сходит. — Окей, насчёт тебя я понял. Только вопрос. Ты сказал, что уже говорил там о каком-то чувстве мне, но я не помню. Напомнишь?       — Ну... Не люблю я себя за это всё, в целом всегда ощущал какое-то чувство неприязни к самому себе. Не к внешности, понятное дело, — бесстрашный всё-таки переводит глаза на собеседника, убрав волосы за ухо, чтобы лучше видеть.       — А ты зачем, кстати, ночью ходил с людьми драться?       — Ну, я увидел, что преступность в районе большая, поэтому я подумал, что было бы неплохо убить двух зайцев разом. И самому не потерять месяц без тренировок, и выпуск пара, и немного людям помочь. Кто ж знал, что параллельно появится другой конченный.       — Раз ты его упомянул, то... Что ты делал на той крыше тогда и почему вдруг решил мне помочь, учитывая, что ты мне сказал после? — Лео аж поворачивается сильнее к тому, как-то супив брови, но выглядел он всё равно как-то грустно.       — Раф, я чуть с ума не сошёл, когда увидел, что происходит. Ты хоть представляешь, как я испугался, что не успею? Ты думаешь, если я поступил с тобой ужасно, то я тебя могу ненавидеть настолько сильно?       — Ну да. Или для тебя существуют разные типы ненависти?       — Так я тебя никогда и ненавидел, с чего ты взял это? Да, я с тобой поступил ужасно, но не потому, что ты как-то провинился, а потому, что тебе просто не повезло, я говорил об этом в прошлый раз.       — Очень странная логика.       — Я смотрел на остальных, кто не был моей семьей, как на способ удовлетворения своих потребностей, — даже по голосу было ясно, как ему тошно это произносить, но это была правда. — Я настолько уподобился этим всем, что уже давно не понимал, что на самом деле ощущаю ко всем вокруг.       — И что ты чувствовал предположительно на тот момент ко мне? — Лео теперь молчит, посмотрев прямо. Он не знал, что ответить. Ответ был, ещё бы чуть-чуть, он был бы написан на его лице, однако холерик ему помогает: — Ладно, не отвечай.       Они сидят молча какое-то время, глядя в разные стороны. Лео прикладывает сжатые между собой руки к груди и набирает воздуха:       — Прости меня, — наконец-то говорит то, о чём в прошлый раз опрометчиво позабыл. — Мне очень стыдно за это всё и жаль, — он опускает руки на колени, как и голову чуть ниже. — Прости, что заставил себя чувствовать хорошо, а потом это всё отрубил. Что без твоего согласия соблазнил, втирался в доверие, обманывал и внушал ложные чувства. И прости, что извиняюсь только сейчас, это стоило сделать намного раньше, — Леонардо неловко кладёт замёрзшие руки по сторонам от себя. — Ты можешь не прощать меня, я пойму, но мне бы хотелось, чтобы ты принял мои извинения.       — Честно говоря, — прикрыл глаза Рафаэль. — Кажется, я уже тебя простил. Потому что нет этого чувства неприязни. Я даже думаю, что я на тебя и не злился. Да, я говорил себе, что не хочу тебя знать, что ненавижу и так далее, однако... — его ушки быстренько краснеют, а сам бунтарь сидел уже не с таким серьёзным выражением лица. — В то же время нехотя признавал, что мне всё равно на произошедшее, и это никак не влияет на то, что я искренне ощущаю. Как минимум об этом говорит моя неудачная попытка выкинуть твою резинку, так что я смирился с её присутствием, — Раф отворачивает голову, выдохнув. — Не уверен, что хорошо, что я тебе это говорю. Если всё-таки это опять огромный спланированный пиздёж, то я тебе прямым текстом говорю, что, что бы ты ни сделал, я тебя прощу и подпущу к себе снова. Ничего не могу сделать.       Леонардо смотрит на собеседника и тихонько садится ближе, смотря не так печально вниз с маленькой надеждой, которую он передал через лёгкое касание к мизинцу того своим. Это, конечно, сразу заставило темперамента бегло взглянуть на это, чтобы убедиться, а после на сидевшего рядом.       — Я понимаю, что мои слова, по сути, не имеют никакой-то силы или нечто подобного, что могло бы гарантировать их. Но я тебе клянусь: такого больше не повториться, — бесстрашный в ответ посмотрел ему в глаза, слегка приподняв уголки губ. — Конечно я стремлюсь избавиться от чувства ненависти перед собой и стыда перед тобой, чтобы почувствовать себя снова в своей тарелке, но мне действительно хочется, чтобы всё было нормально.       Дальше они снова посидели молча какое-то время, смотря перед собой, пока разговор снова не продолжился:       — Никогда не видел, — слегка полушёпотом говорит брюнет, — чтобы люди так плакали. Нет, в плане, я тоже был не в восторге, когда это все случилось, и эмоции нужно было как-то выпустить, но всё равно моё нытье в подушку и то, как ты рыдал тогда, вообще и рядом не стоят.       — Звучит так, словно ты этому приятно поражён, мол, есть к чему стремиться.       — Пф, нет. Не в этом плане. Я в целом говорю, что вот как-то непривычно эмоционально и громко, вот. Истеричный такой плач только в аниме всяких видел да фильмах.       — Пхых... — усмехнулся по-доброму синеглазый, оставив на лице полуулыбку. — А что ты подумал, когда послушал меня месяц назад?       — Ну, мне стало тебя жалко. Я уже тогда был готов пойти тебе навстречу, но испугался того, о чём сказал выше. Что всё снова повториться. Поэтому ушёл. Мне не хочется на тебя обижаться, Лео, правда... — Раф сам берёт чужую руку целиком, накрыв её своей слегка влажной от волнения. — Я не хочу и не хотел превращать это всё в тупую игру в обидку, я мог бы тебе ответить понимаем и прощением тогда на крыше, но я хотел сделать тебе так же больно, как ты сделал мне. Чтобы ты понял, каково мне было после твоих самоудовлетворений, — Лео с лёгким коротким смущением смотрит на их руки и переворачивает свою ладонь к верху, чтобы сжать в ответ.       — Ты всё правильно сделал.       — Ты мне это говоришь, чтобы мою совесть успокоить?       — Нет. Если бы ты тогда меня не присёк, я бы ничего так и не понял. Я бы мог снова вернуться в это неприятное состояние, когда я наглый до мозга костей и неприятный. Я этого больше не хочу, даже если мне будет хуже, — Раф тяжело вздыхает после чужих слов и смотрит на него, поэтому Лео тоже поворачивает голову в очередной раз. — Так... Ты меня простишь, да?       — Получается, прощу, — кивает он в ответ заодно. — А чего ты хочешь после прощения?       — Я то же самое хотел спросить, — посмеялся немного говорящий. — Я не знаю точно, так как мне мальца неловко. Мне бы хотелось знать, чего хочешь ты, чтобы соответствовать твоему желанию.       — Лео, я тебя уже простил, тебе не надо мне жопу лизать до конца жизни, словно ты в долгах. Если тебе проще от моего прощения прийти в себя, то тебе не нужно общаться со мной.       — Но я хочу с тобой общаться, — Рафаэль искренне удивляется, подняв брови. — Почему... Ты так смотришь?       — Я думал, ты сейчас в таком... Состоянии реабилитации после всего переворота в своей голове. Сначала ты помучился, потом принял решение взять себя в руки, первым делом ты переступил через себя и приехал сюда, так как ты, вроде как, не хотел. Мне Донни сказал, — быстро пояснил он и продолжил. — Следующим этапом было избавиться от чувства стыда передо мной путём прощения, и вот ты его получил. Вот и спросил, нужно ли тебе ещё что-нибудь от меня в данный момент? Чтобы сделать лучше или типа того, я не особо шарю за психологию.       У Лео даже слова пропали. Нет, слова оппонента верны, ведь это частично то, что происходит, но его основной целью было именно снова стать ближе к Рафаэлю, который этого не ожидал. Ему стало так приятно, что даже после такого холерик всё равно заботится о нём, о его состоянии, и что его правда слушали тогда и сейчас, запоминали сказанное. Он так сильно обидел тогда Рафа своими словами о его ненужности ему, что он по сей день так считает. Леонардо, видимо, не единственный, кто не знает, чего он хочет теперь дальше между ними. Лео хочет сделать хорошо Рафу, Раф — ему, а как сделать другому это самое хорошо, если вообще ничего не понятно? Они вроде и общаются нормально и приятно даже сидеть рядом, но в то же время столько неясностей появилось. Кто они друг другу? К чему стремиться? А вести себя как? Какие темы не стоит упоминать теперь? Юноша совсем не ожидал, что темперамент будет всё равно тянуться к нему, хоть и по чуть-чуть. Возможно, ему совестно за то, что он поступил так же, поэтому хочет помочь, а может, просто всё ещё испытывает симпатию и желает быть рядом, оставить какой-то приятный след после себя в памяти, если ничего дальше не пойдёт.       Короче говоря, это всё осознание заставило Лео снова заплакать, слегка наклонив голову, свободной рукой вытирая нос.       — Э-эй, ты чё ревёшь?? — брюнет растерялся, мягко похлопав по чужому плечу свободной рукой. — Я что-то сказал не то? Да я даже не подумав ляпнул, чего ты сразу в слёзы? Да Лео, блять... Я ж нихуя не понимаю, пока не скажешь, хватит хлюпать.       — П-прости, я просто как-то не ожидал немного... — Раф сам приподнимает его лицо повыше, вытерев слезинки на краях глаз и одну дорожку. — Я думал, ты меня и видеть не хочешь, а уж тем более слушать, а ты за меня переживаешь.       — Потому что ты нестабильный идиот, которому надо к психологу, — дал он ему щелбан смущённо, придержав чужое лицо обеими руками за нижнюю челюсть для удобства, которое попутно вытирал аккуратно, так как тот плакал бесконтрольно, шмыгая носом. — Я же сказал, что всё равно буду тебя подпускать к себе. Хватит плакать, мне не нравится.       — Не перестаёт само, извини.       Лео склонил голову слегка, притираясь к одной из ладоней плотнее. Он прикрыл мокрые глаза, из-за чего из них только больше выпрыгнуло слезинок, но он хотел ощутить теплую руку на себе сильнее, поэтому прикладывает свои две и прижимает с взволнованным вздохом. Хорошо, что, когда плачешь, кровь к лицу набегает, иначе ему было бы тяжело объяснить неожиданно возникший румянец какой-нибудь аккуратной безобидной ложью. Ладошка была такая мягкая и приятная. По итогу он вообще закрыл глаза, стремительно успокаиваясь из-за этого.       Раф с приятным стеснением наблюдал, не торопясь это прервать или что-то сказать. Он сглатывает негромко, чувствуя, как загорелись ушки. Оппонент выглядел в данный момент таким умиротворённым только из-за его руки на своём лице. Темперамент совсем немного начинает её гладить, уподобившись моментом — это дало положительный эффект: Лео вообще перестал плакать, изредка лишь шмыгая носом. Совсем другое чувство, когда он такой... Медленный и мягкий в своих действиях. Резкость и уверенность в них это, безусловно, по-своему круто и классно, но не сейчас. Как теперь отпустить вообще?       Однако Леонардо сам отпускает и вытирает лицо сам от влажных дорожек на лице, поправляет волосы заодно и складывает руки неловко вместе на коленях, глядя вниз. Сердце так стучало быстро, даже в ушах было слышно и на пальцах ощущался пульс.       — Так... Всё-таки, что будем дальше делать-то?       — Давай будем общаться, пока мы здесь. Два дня до праздника и ещё четыре после. Думаю, там будет видно, — приулыбнулся синеглазый, переведя взгляд на собеседника. — Хорошо?       — Окей, мне добавить нечего, — пожал плечами Рафаэль, оперевшись назад, чтобы было удобнее незаметно смотреть на того. Как бы он и так смотрит, но сейчас именно разглядывает. — Тебе легче?       — Намного. Спасибо. А тебе?       — Аналогично. Хотел у тебя уточнить насчёт твоих взаимоотношений с отцом. Ну, тогдашних.       — Да, спрашивай конечно, — оглянулся немного бесстрашный, чтобы встретиться взглядами.       — Когда вот это всё происходило с ним, с тобой в целом, что ты к нему ощущал? Ты просто сказал, что не хотел быть, как он, а это как бы... Ну, неприязнь, получается?       — Нет, вовсе нет. Я его люблю. Но боялся. Боялся его, боялся потерять его. Я сразу понял, что что-то не так, так как до этого было всё хорошо. Ну да, были моменты, но это просто мелкие междоусобицы, которые мы решали разговорами, и всё было чудесно. Я испугался, когда он меня ударил, так как это словно... Родитель это ведь такая защита, оберегающий купол, но как мне было реагировать, когда этот самый купол изнутри покрылся остриём и стал на меня давить? Я ничего не придумал лучше, чем абстрагироваться самостоятельно, тем самым оберегая и Майки, но и в то же время пытаться помочь ему прийти в норму. Отвечая на твой вопрос короче: я испытывал страх потери, волнение и стресс, к папе я относился с заботой и осторожностью, пытаясь грамотно подступиться. Возможно, именно из-за того, что отец лечился, он упустил многие филиальные проблемы, из-за которой и вы пострадали.       — Да уж, — кивает тот и глядит вниз. — Ты посмотрел фотографии из альбома?       — Когда я увидел ту фотографию с нами всеми, то не смог дальше смотреть. Поэтому не особо, надо бы рассмотреть.       — Там есть две фотки, где я тебя толкаю лицом в твой торт, а ты пихаешь меня в ответ, — они посмеялись немного вместе. — У тебя лицо такое смешное было злое.       — Представляю, — улыбнулся бесстрашный. — А ещё что там было, что ты запомнил?       По итогу они так и просидели весь день в комнате почти до шести вечера за разговорами, даже еду принесли, чтобы их не отвлекали, так как разговоры начали всё течь и течь. То одно, то другое вспоминалось. Даже показалось, что разговорчик занял-то с трудом часик-полтора, но по сути до двенадцати они разбирали их отношения, а другие шесть часов тёрли языками. Наверное, поэтому они так рано устали, да и горло как-то болело уже.       Лео взглянул на время на телефоне:       — Я, наверное, уже мыться пойду, пока все не вернулись. И спать, пх.       — Да, я тоже, — тянется бунтарь и падает на подушки за спиной. — Что-то я устал, жесть...       — Солидарен, — Лео встаёт с постели и поправляет одежду по привычке. — Тогда спокойной ночи.       — Ночи.       Лео уходит, закрыв дверь в комнату, и выдыхает спокойно с улыбкой, пытаясь успокоиться. Удаётся это сделать только в душе, да и то с переменным успехом. Сердце слишком трепетало оттого, насколько всё хорошо и здорово выходит. У него до сих пор из головы не выходило, как Раф аккуратно гладил его по щекам. Стоило вспомнить, как опять начинал заметно краснеть и трепетно вздыхать, не находя себе места вообще в уборной.       Рафаэль был в похожем состоянии, раскрасневшись как помидор, как только тот удалился. Ещё это тупое возникшее желание обняться не давало покоя последний час, поэтому он покрутился на живот и обнял подушку, выдохнув туда. Такие тупые чувства, но такие приятные.