Не влюбляй меня

      Через неделю, когда Спайк вернулся, то на паре напомнил о своëм предложении собраться у него.       — Сразу пойдём или тебе домой надо зайти? — Раф посмотрел на часы на телефоне, расценив.       — Да нет, пойдём сейчас.       — Ты хотел сказать "поедем"? — усмехнулся тот. Раф посмеялся немного, пихнув того локтём.       — Перестань, ты в курсе, что я в восторге от твоего мотоцикла.       — В курсе, поэтому так и говорю, — он его похлопал по спине, подводя тем самым к транспорту. — Я уже купил пива вчера вечером, так что не будем тратить время на магазин.       — Супер, — улыбнулся задира, приняв шлем.       Через время они добрались до чужого дома в довольно отдалённом районе, в котором Раф был раза два-три проходом: слишком далеко от дома. Они заходят в дом, пока темперамент попутно осматривается и снимает обувь.       — Неплохая лачужка, — прошёл он на кухню, предположив, что нужно помочь достать пива и перенести в зал. — Ты давно один живешь?       — Ну как сюда от родителей переехал, так и живу. Года три.       — Я, кстати, так и не спросил, сколько тебе лет. Пхпх.       — Двадцать один. Я три года в колледже был, вот сейчас на вышку пошёл.       — А, нифига. Старик, — ему передали несколько пива.       — Да ну тебя, в душе мне пятнадцать.       Они направились в зал с охапкой напитка, поставили его на журнальный стол, а сами устроились на диване, включив телевизор на фоне.       — А что, больше никто не придёт?       — А должны? — удивился Спайк. — Я предложил прийти остальным, но они все заняты. Так что... Больше никто.       — Понятно       Они открыли пива и отпили, засев болтать о всяком и в целом ни о чём, разбавляя разговоры алкоголем, что в течение двух часов стал чаще бить в мозг, отчего становилось как-то весело. Следовательно, они стали хвататься за животы в угаре, ухахатываясь со всего подряд, пока просто не стягивало живот от такого интенсивного смеха.       — А! А потом он говорит: в смысле в другой стороне? — Рафаэль бьёт того ладонью по плечу, продолжая смеяться.       — У меня сейчас живот взорвётся, прошу, хватит! — захихикал он. — Ахахаха! Ужас!       — Пх, — усмехнулся Спайк с него коротко и поднялся взяв сигарету из открытой пачки и подошёл к окну, открыв его и начал курить туда. — Будешь? — спросил он, выдохнув дым и сплюнул в окно, когда холерик подошёл.       — Ну давай попробую ещё разок, пхе, — ещё немного смеялся парень, принял сигарету. Вдохнув, как в прошлый раз, кашлянул всего раз, так как другие разы сдержал. — Кх...       — Не затягивай так сильно и быстро. Это ж не кальян. Просто медленно вдыхай, ты же пытаешься расслабиться, потому наслаждайся. Если много тяжело пока, то немного вдохни медленно и так же медленно выдохни.       Рафаэль следует совету, спокойно выдохнув дым в окно.       — Вот, видишь. Возьми себе две из пачки на будущее, если захочешь.       — Угу, спасибо, — отдал темперамент подкуренную обратно, дав ему докурить, а сам вернулся на место, взяв из пачки сразу три, всунул в карман кофты и застегнул. — У нас пиво закончилось.       — Там немного ещё осталось. Но перед этим, — потряс пепел Спайк над пепельницей и затушил очередную сигарету, обернувшись, — ты ещё мою комнату не видел.       — А что там такого? — фыркнул пьяно задира. Слеш подошёл, присев рядом, чтобы допить из своей банки буквально глоток.       — Ну просто, тебе не интересно?       — Хм. Ну ладно, покажи своё лежбище.       — Пошли, — он его слегка поторопил, коснувшись ладонью плотно чуть выше поясницы, но кончики трёх пальцев дотянулись до талии, дёрнув мягко в свою сторону, чтобы поднять. Раф коротко взглянул под свою руку, где уже чужой не было, так что встал следом.       Оказавшись в спальне, он её так же быстро осматривает, не особо зацикливаясь на мелочах, да и с пивом он явно переборщил.       — Крутая. Мне постеры нравятся, — дёрнул тот носом в их сторону. — Фига себе у тебя стол чистый. Прям завидно, у меня вся комната — сплошной бардак.       — У меня есть некоторые предпочтения, так что оставляю в чистоте место для работы.       — Благоразумно. Дон даже так не делает: у него куча записок на столе и на компе, а ещё всяких кружков от чашек кофе, — посмеялся тот, махнув рукой. — Я такой порядок только у Лео наблюдал, честно сказать.       — Рад, что понравилось.       Бунтарь подошёл к столу, погладив. Будто недавно даже пыль вытерли, стол от чистоты скрипит.       — Хотя нет, у него было не настолько чисто. Пха. Кстати, — повернул он голову, видя собеседника боковым зрением, — ты не против, если я переночую у тебя? А то я, кажется, перепил. Голова не на месте словно, — он снова глупо хихикает и разворачивается. — Окей?       — Без проблем, — стоит тот возле двери, слегка прикрывая проход своим телом. Не факт, что намеренно.       — Тогда я позвоню отцу хотя бы, а то потеряют меня, — двинулся брюнет в сторону выхода, как его вдруг напористо хватают за лицо, сразу же остановив. Раф, ввиду пьяного состояния и мальца игривого, смеётся слегка и шлёпает по чужим массивным пальцами своими. — Пф, ты решил мне голову свернуть? Ну ладно, не буду писать, мог просто сказать, — ему не отвечают, просто как-то странно смотрят, потому холерик слегка отворачивает голову, совсем немного, переспросив. — Слеш? Всё норм? Если что-то хочешь сказать, не обязательно хватать меня за лицо, знаешь ли.       Был бы Рафаэль не таким пьяным и уставшим после целого рабочего дня и посиделки на несколько часов, может, и заметил, что смотрели на него не просто "странно", а чуть ли не желанно, даже по-звериному целенаправленно. Взгляд у задиры мальца замылился, а мозги почти не думали, только совсем поверхностно, он бы прямо сейчас заснул, если бы не ситуация.       На него начинают немного идти, переложив руки с лица на бока, потому холерику стало чуть-чуть неловко, пока он пятился к столу.       — Хей, ты меня пугаешь. Что случилось-то? Язык проглотил?       Но его будто не слышали, а когда уткнули в стол, то, взявшись крепче, поцеловали прямо в губы, воспользовались тут же потерянностью, потому углубили с языком. Первую секунду-вторую Рафаэль просто ошалел от происходящего, реакционно схватившись за плечи оппонента, что не собирался его отпускать.       Самое странное, что Раф не чувствовал, что его что-то не устраивает. Он уже давно не занимался сексом, его уже давно колошматит от любого противоречивого касания, ведь изголодался по физическому контакту. Что плохого, что он немного отдохнет и расслабится наконец-таки? Он, что, этого не заслуживает? Маленькую пьяную порцию любви к нему и к его телу спустя столько времени.       Его уже посадили на стол, взяв за ноги, чуть ли не укладывая туда, но пока только назойливо мокро целуя, меняя положение головы, пока Рафаэль без задней мысли реакционно отвечал, закрыв глаза и вот-вот начиная этим наслаждаться, но только в душе было что-то не то. Чем дольше это продолжалось, тем противнее от самого себя было, тем сильнее душа сжималась и болела, а бабочки в животе ознаменовали явно не нечто приятное, а, наоборот, что его пугало.       — С-слеш... — пробубнил он ему в губы, пытаясь оторвать от себя, но получалось плохо. — Перестань, не надо...       — Почему? Тебе же нравится, — ответил он, следом сразу же стал снова целовать, что Раф даже слова вставить не сумел, хмыкнув реакционно, когда слегка прилёг на локти. Он услышал, как что-то звякнуло и, склонив голову, увидел, что это был его ремень. А точнее расстёгнутый ремень и уже спускающиеся брюки, пока его стали трогать ниже.       — Н-нет, стой, не надо, — отвернул задира голову, пытаясь соображать. — Я же попросил остановиться.       — Замолчи, ты не был против все те разы, когда я тебе намекал, что ты недотрогу строишь из себя?       — Что? С чего ты взял? — Раф слегка толкнул его в плечо, но ощутил нехватку сил в конечностях.       — Не пудри мне мозги, меня это злит, — его вдруг взяли за обе ноги, расставив насильно шире, чтобы вставить впритык, а после больно взял за скулы. — Я видел, как ты смотрел и что ты спрашивал у моих. Знаешь, как тяжело найти такого парня, ещё и гея нижнего? Не рыпайся, я не люблю не получать, чего хочу, — для усиления своих слов грубо буквально засосал, чуть ли не удушив поцелуем.       Рафаэль бы съязвил, но ему неожиданно стало страшно. Он снова себя ощутил, как когда до него докопался старший брат той конченной бабы. Беспомощность, безысходность, но теперь ещё хуже. Брюки уже сползли на половину бёдер, его практически обездвижили, наверняка ещё и руки прижмет, тогда это будет совсем край. Он не хочет изменять, он не хочет так глупо испачкать себя и свои чувства к Лео. Он себя не простит, если что-то случится. Но что ему делать? Огромная махина, которая может его одной рукой таскать без особых проблем. Задира ощутил такой пронзительный ужас безвыходности, что с трудом сдержал слёзы. Но это было бы ещё хуже, если он так унизится, так что продолжал пытаться вразумить словом, силой оторвав от себя, отползая по столу локтями.       — Спайк, пожалуйста, не надо, я не хочу, — Рафаэль надеялся увидеть в глазах понимание и хоть каплю разумного, однако там было только несдержанное желание сделать что-то, мягко говоря, плохое.       — Хватит ныть, — дёрнул его обратно, рукой проникнув под футболку, отчего Раф втянул реакционно живот, словно вошел в холодную воду на море. Накатило гусиной кожи на плечи от ощущения наготы на чужих ладонях.       — Н-нет, перестань, хватит, — попытался брюнет вытащить чужую руку обеими своими, что дрожали и предательски слабели. — Прекрати это делать, я... — его грубым толчком в подбородок опускают на стол, заставив замереть, как кролика, что метался между честью личности и желанием не быть униженным телесно. Хотелось быть дома и не чувствовать себя полураздетым под чужой нагнетающей тенью.       — Я тебе сейчас кляп в рот засуну, если не перестанешь скулить, — Рафаэль глотает ком в горле, зажмурившись, сдерживая набегающие слёзы, но в последний момент берёт себя в руки, напрягая ладони и со всего маху с обеих сторон ударяя по чужим ушам.       Оппонент сразу же берётся за уши, так как, видимо, стало очень больно, но почти тут же ему прилетает удар с ноги прямо по виску. Слеш падает в отрубе на пол, пока Раф схватился за край брюк, придерживая их на себе и тяжело вздыхая, пытаясь успокоиться. Ещё бы минута-вторая — и его тело предательски потеряло бы всю возможную физическую силу и способность двигаться.       — Спасибо, Майки... — прошептал он себе под нос лишь это, вспомнив слова брата, что к каждому противнику свой подход, а к таким огромным короткие быстрые действия для обездвиживания.       Он с боязнью смотрел на валяющиеся одногруппника, но вскоре в нём вернулась силы шевелиться, потому он быстро спускается со стола, поправляет одежду и пулей выскакивает из квартиры и в безумном темпе идёт в сторону дома, весь подрагивая и без конца вытирая рот рукой, пытаясь отмыть с себя это чувство чужого внедрения на его тело.       Пальцы дрожали, подбородок, плечи, ноги тоже, живот втягивался сам, глаза то бегали, то замирали. Было тошно и противно, что у него первая мысль была согласиться, но дальше было ещё страшнее. Его же могли, по сути, изнасиловать. Вот так просто это происходит? Это так страшно, чувствуешь себя загнутым в угол, без шанса уйти и спастись, ты говоришь "нет", а тебя за это бьют и затыкают. Ему снова хочется плакать, разрыдаться, но он чуть ли не бежит по району, судорожно сжимая оберег под футболкой, в мыслях извиняясь по сто раз, пытаясь успокоиться. Даже сознаться в таком стыдно.       Всю дорогу в двадцать километров он судорожно оглядывался, реагировал на каждый звук мотоцикла даже отдалено похожий, потому каждый раз ускорялся и всё бежал, бежал домой, быстрее в душ или в комнату, просто в безопасность, вздохнуть спокойно, отмыть эту гадость.       Страх и адреналин затмили опьянение, его организм не видел этого, он видел боязнь хозяина быть поврежденным, испорченным. Главное было спастись, адреналин бил по голове, как молотком, кричал ему "не смей останавливаться!" Рафаэль не смел. Он несся вдоль улиц, как сумасшедший, но зато всё ближе к дому.       Тревога так била по нему, что бедняга не заметил, как оказался дома, как пробежал мимо всех и забежал в душ, где закрылся, просто упав на колени на ковер, сжимая руки на коленях. Ощущая себя настолько грязным и ужасным, что слёзы продолжали накапливаться где-то в груди, но он откладывал рыдание. Переведя дух, брюнет моется с мочалкой, вымывается целиком, до красна натирая бедра, живот и лицо, поскорее стараясь избавиться от этого кошмара.       Когда в душе дела закончились, Рафаэль еще торчит возле раковины, где чистит зубы, язык, щёки с внутренней стороны, десна и нёбо, вымывает губы и выдыхает с тяжестью, ощущая лёгкий приступ тошноты, но продолжает терпеть.       Полностью разбитый, почти на грани, выходит из душа и идёт в комнату. Ему по пути кто-то встретился, вроде, но ему было всё равно, бунтарь что-то вкинул в ответ почти бессмысленное и ушёл в комнату, где закрылся и упал в постель, заныв туда наконец, чтобы выпустить тяжесть на душе. Хотелось к Лео, чтобы он его обнял, он его целовал, он гладил, он говорил, он желал его, а не кто-то другой. Хотелось его запаха, его любви, его тела и улыбки, его заботливого назойливого голоса про каждый их поворот в постели. Его хотелось рядом, а не это всё. Холерик снимает одежду, кинув подальше от себя, хоть она и была домашняя, переодетая только что. Натягивает свитер старшего и обнимает себя в нём, пытаясь накрыть неприятные небрежные касания к себе.       Как же плохо, как же хочется рыдать навзрыд, но в то же время так признаться стыдно в таком. Он хнычет тихо в ворот свитера обжигающими слезами, которые нехотя катились из глаз. Плакал почти без слёз, просто несчастно вызывал и проклинал это всё. Всё, как у людей, а у него не жизнь, а дерьмо.       Он молился, чтобы этот декабрь быстрее прошёл, чтобы он его увидел и обнял, больше ничего не надо. Хотя бы на момент ощутить себя в нужном месте, где дышится легче, где хочется улыбаться и быть всю жизнь. Но это невозможно, он и сам знает.       Холерик достаёт оберег, сжимает в ладонях и прижимает ко лбу, свернувшись калачиком, пока пытался понять, чего он избежал и от чего спас себя. Скорее бы всё стало хоть немного лучше. Никому не расскажет, никогда. Ни за что: это стыдно. Он помылся, но не чувствует себя очищенным, а, наоборот, словно всё ещё заметнее вылезло и видно прямо на его коже: пятна в виде ладоней по телу. Не увидеть, но ощущается чётко. Погладив по этим местам ладонью, пытался заглушить неприятную слегка ощутимую волну недавних прикосновений. Хочется куски тела отрезать, чтобы уж точно не ощущать этого.       Рафаэль берёт телефон, чтобы написать Лео и хоть немного отвлечься от этого ужаса, который его не отпускал уже почти второй час.       — Привет, занят?       — Привет, — ответил Леонардо где-то через минут пять.       — Нет, не занят. Ты как?       — Норм, только устал.       — Гулял?       — Типа того, — Раф тяжко вздыхает, уткнувшись половиной лица в подушку.       — А ты как?       — Хорошо. Мне разрешили раньше сдать экзамены и уехать к вам.       — Так что мы успеем до нового года. Здорово?       — Да, естественно.       — (✿◠‿◠)       Они так и болтали минут сорок, хоть немного стало проще морально, но Рафаэль не собирался ему даже намекнуть на произошедшее. Если и расскажет, то, может быть, очень не скоро. Но не хочется от слова совсем вспоминать это прямо сейчас, а уж потом и подавно.       Затем Рафаэль лёг спать.       После этого он почти всегда был в свитере Лео, он ходил в нём на учёбу, спал, работал в нём. Приходилось стирать часто, но когда стирал, то ждал окончания стирки, ждал, пока высохнет, и надевал слегка влажным, но это его успокаивало, как свежий глоток воздуха.       Рафаэль часто проводил время на крыше и на пробежках, опять доводя себя до вырубающей усталости, чтобы была возможность просто отрубиться с пустой головой. Сначала он это делал, так как не хотел думать про те апрельские ужасные мысли, а теперь ему не хотелось вспоминать этот странный и страшный опыт.       В колледж Слеш, кстати, после того выходного не пришёл, уже как неделю его не было. Не сказать, что Рафаэль переживал, наоборот, ему было морально спокойнее, когда его не наблюдалось рядом.       В другой день после пробежки Рафаэль стоял внизу, у стойки, поглаживая край свитера пальцами и думая о чём-то своём, пока не замечает краем глазом, как входит Кожеголовый и как быстро к нему выходит, точнее выбегает Майки, напрягнув на него почти.       И когда они успели сдружиться?       Конопатый улыбается и поворачивается к Рафу, помахав ему.       — Рафи-бой, мы пойдем погуляем, скажешь Донни, а то он спал, я не стал его будить?       — В каком смысле гулять? — холерик выходит из-за стойки и отводит брата от гостя, почти прикрыв его собой. — Нет.       — Эй, ты чего? — взялся за его плечи конопатый, выглянув носиком за него.       — Я сказал — нет, мало ли что твой "друг" выкинет, — нахмурился он, посмотрев на парня, что скрестил руки на груди и топал ногой.       — Рафаэль, мы просто прогуляемся до торгового центра, да и всё. Что я могу с ним в теории сделать? Да и зачем?       — Откуда я знаю, что у тебя в голове? — Кожеголовый хочет приложить руку к чужому плечу, но её с силой от себя отбивают, отвернувшись телом.       — Не трогай меня, — сдержал Рафаэль вскрик, но он явно встревожился, теперь смотря не просто с привычным мягким страхом, что прибивал, когда видел этого большого парня. Потому он просто прорычал, пока тот смотрел на него с каким-то анализом, потому бунтарь отвёл взгляд, попав коротко на Майки, но быстро вернулся и на свое место.       — Раф?.. — с волнением позвал его светловолосый. — Всё хорошо?       — Да. Идите, куда хотите, — пробубнил он, не смотря на них, так как не знал, рассказал ли Спайк о произошедшем. Кожеголовый не торопился никуда уходить, продолжая молчаливо анализировать его. — Что?? — сжал кулаки холерик.       — Между тобой и Слешем ведь что-то случилось? Он неожиданно сорвался обратно к родителям в понедельник.       — Не твоё собачье дело. Если ты такой же, как он, то я лично позабочусь о том, чтобы оторвать твои яйца голыми руками, понял?       Продолжал буравить ненавистным взглядом темперамент, хотя в нём читались эти искорки страха и боязни. Парень вздыхает с лёгким рычанием, которое случайно вырвалось из горла, после они уходит с конопатым, пока он ещё оглядывается на брата, что посадил себя на стул и стал гладить стёгна, пытаясь не вспоминать и выгонять нежеланные мысли из головы.       К сожалению, на следующей неделе, пока Рафаэль копался в телефоне и перечитывал их диалог с Лео, утыкаясь носом в горлышко, Спайк пришёл. И, что ещё хуже, смотрел на него. Хотя сделал вид, что не обращает внимания, а ощущать взгляд каждый раз ещё хуже.       А в конце пар в середине недели вообще подошёл, пока Раф натягивал на себя куртку.       — Раф, дай мне объясниться.       — Я ничего не хочу слышать, — сразу же отрезал он, взял портфель и закинул на одно плечо, не поведя взглядом. — Какие ещё могут быть объяснения?       — Я не хотел тебе сделать больно, серьёзно, я как-то... Выпил я много и подумал, что это будет нормальным.       Рафаэль выдыхает с раздраженностью, надув ноздри, после смотрит на того презрительно.       — Всё? Не заставляй меня напоминать, что ты делал, — холерик направился на улицу и уже вышел, как его берут за сгиб руки, потому он сразу же реагирует и толкает от себя руку, отпрыгнув спиной подальше, неспешно попятившись.       — Раф... Ну правда, я не думал, что так получится.       — Ты меня, блять, хотел изнасиловать, — процедил парень сквозь зубы, сжимая лямку портфеля до белеющей кожи пальцев. — Я тебе сказал "нет", значит "нет", так какого черта я должен был бороться с тобой?! Всё, нахуй мне этот геморрой, — махнул он руками и стал уходить. — Не прикасайся ко мне больше, иначе я тебе руку сломаю.       — Но, ладно, хорошо, я очень виноват, что так получилось, но...       — "ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ"?! ТЫ СЕБЯ СЛЫШИШЬ, БЛЯТЬ?! — стучит бедняга по виску, пока его начинает трясти от стресса. — А ЕСЛИ БЫ Я НЕ СМОГ ОКАЗАТЬ СОПРОТИВЛЕНИЕ, ТО ЧТО?? ТЫ БЫ ХОДИЛ ИЗВИНЯЛСЯ И ЗА ЭТО? МУЖИК, Я В ОТНОШЕНИЯХ, А ТЫ ПЫТАЛСЯ МЕНЯ ТРАХНУТЬ, У ТЕБЯ С ГОЛОВОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?!       — Я не знал, что ты в отношениях.       — Да какая разница вообще?! — сжал он кулаки. — Не трогай меня и не разговаривай со мной никогда, я видеть тебя не хочу, меня трясёт и тошнит от твоего вида, — бунтарь быстро уходит, ощущая ком в горле не ясно от чего. Ему просто было очень больно, что такое с ним происходит.       Рафаэль ночью этого дня лежал на матрасе, нервно разминая пальцы и взглядывая. Ему снова в голову лезет то, о чем он не хочет думать, он обнимает самого себя и сжимает пальцы, пытаясь не заныть. Шла вторая неделя после произошедшего, но его до сих пор не отпустило, тревога била по голове, все стали раздражать сильнее, а ещё не уходит чувство вины за то, о чём он думал в первые секунды, что был готов пойти на встречу, а ещё стал уставать быстрее обычного. Но продолжал грешить на зиму. А ещё, если брюнет выключался после физического истощения, то просыпался в часа два, как сейчас, и просто лежал, страдая от бессонницы.       И сейчас надело просто смотреть в потолок и есть себя, потому надел кофту поверх свитера, стал вылезать в окно на пожарную лестницу, попутно всовывая руки в карманы, где нащупал три слегка помятые сигареты. Задира остановился, посмотрел на одну из них и нашёл в другом кармане спички, которые он ещё давно таскал с собой, чтобы взрывать с Кейси по приколу петарды, которые приделывали к его шайбам. Воспользовавшись спичкой, присел на ступень, втянув немного и неспеша выдохнув в сторону.       Сидел с пустой головой и курил, пуская пар в холодный воздух, пока сигарета просто не испепелилась. Он её кинул на чужое окно в консервную банку, после вернулся в комнату, где упал снова на матрас на бок, перед этим сняв кофту, и закрыл глаза, тяжко вздыхая.       В этот период опять начало накатывать желание порвать с Лео, что им лучше быть просто друзьями, братьями, не более. Это снова ранило в уже слегка зажившую рану.       Хотелось кому-нибудь разбить лицо о землю, но приходилось довольствоваться только крышей, которую он неистово избивал и психовал, что-то ломал и бил, пытаясь хоть как-то унять гниющее чувство в душе. Он правда не достоин настоящей спокойной любви? Романтики хоть какой-то, приятной истории, а не о борьбе, что длится чёрт пойми сколько, да и то... Он в ней проиграл. Это было самым ужасным, за что он себя и ненавидел больше всего, отчего с большей силой буквально херачил о кирпичи кулаками, пока те не обмякли, как и его моральные с физическим силы.       Втянув холодного воздуха через нос, дрожаще выдыхает и тихо скулит слегка к небу, жмуря глаза от своего несчастья. Хотелось к Лео.       Взяв себя в разбитые руки, идёт обратно домой, где моет кулаки и заматывает одноразовыми бинтами, далее на кухне перекусывает и уходит в комнату, ни с кем не пересекаясь и не желая этого делать.       Микеланджело стал чувствовать, что что-то не так сразу, но не знал, как помочь и что спросить. Всё вышло странным, Дон тоже не мог дать совет, так как боялся испортить его вновь хмурое настроение.       На выходных он и Кожеголовый гуляли в парке, пока последний кормил голубей зёрнами.       — Прости, что лезу, — начал конопатый, — но тебе Слеш ничего такого не рассказывал касаемо Рафа?       — Что такое?       — Он снова разбитый, молчит, либо его нет дома, либо спит, он стал много спать, грустный-грустный и шумит на крыше. Вероятно, сносит всё вокруг себя. Ничего хорошего с ним точно не происходит, вот я и подумал, что это может как-то быть связано.       — Раф был у Слеша в гостях в прошлое воскресенье.       — Да, это я знаю. Он так быстро вернулся домой, что я даже не заметил.       — И он там кое-что сделал. Мы больше не общаемся, так как это ужасно неуважительно.       — А что же? — Кожеголовый посмотрел на друга, просто не в силах произнести такое вслух.       — Я не смогу сказать. Я не думаю, что ты готов это услышать.       — Мне восемнадцать, конечно я готов!       — Нет, Микеланджело, не надо. Когда будет надо — узнаешь, а сейчас дай своему брату прийти в себя. Его реакция вполне нормальная. Просто не докапывайся до него, это будет лучшее, что ты можешь ему сделать.       — Ладно, хорошо... Всё равно спасибо больше. Как там твой крокодильчик?       Майки не удалось ничего узнать, потому пришлось перевести разговор на другую тему, да и было видно, что новый друг очень не хочет его посвящать по каким-то серьёзным личным причинам. Придётся, видимо, правда принять тот факт, что пока знать на дано.       Тем не менее, это не поменяло, что Рафу было заметно плохо. Когда младший вернулся с прогулки, то заглянул к Рафу, но тот уже спал лицом к стене. Конопатый подумал момент и заглянул к Ди:       — Солнце, я посплю сегодня с Рафом, хорошо? Мне кажется, что ему одиноко немного.       — А. Хорошо. Спокойной ночи тогда.       — И тебе, — голубоглазый послал ему воздушный поцелуй и ушёл.       На цыпочках преодолел расстояние от двери до матраса спящего. Он тихонько ложится за спиной, укрывшись тем же одеялом, и обнимает, уткнувшись куда-то в спину, чуть выше лопаток. Микеланджело сразу ловит ускоренное сердцебиение своей ладонью, которую провёл под чужой рукой, чтобы лечь ближе. Потому приподнимается на локте второй руки, взглянув:       — Бро, ты спишь?       — Заткнись, иначе я тебя вообще выгоню, — пробубнил тот, сжав чужую тёплую мягкую ладонь на своей груди.       Майки ложится обратно, уткнувшись носом туда же, куда и до этого. Он ложится плотнее, обняв крепче рукой, и сжимает пальцы.       — Я понимаю, что ты не хочешь говорить о том, что происходит с тобой, — начал младший тихо-тихо, — но даже у такого парня, как ты, чувства всё ещё мягкие и нуждаются в защите. Вечно оборонять себя в одиночестве ты не сможешь, тебе будет еще большее и хуже, что ты не знаешь, что делать с этими чувствами. Просто... Мы тебя очень сильно любим и волнуемся, так же, как и ты о нас. Я знаю, что ты выплёскиваешь эмоции, точнее слышу с крыши, но это не то, ты просто себе не даешь думать, а это хуже.       — Все раны рано или поздно заживут, просто болеть будет только в начале.       — Нет-нет, ты не понимаешь, по какой причине у тебя болит душа. Ты сейчас говоришь о всяких небольших переживаниях, которые со временем теряют градус влияния на тебя, и ты про это забываешь. Но то, что мучает тебя сейчас соизмеримо с отрубленной рукой. Она не зарастет, она лишь прикроет порез, но чувство пустоты никуда не денется.       — И что делать с отрубленной рукой?       — Либо нужно было сразу её уберечь, либо сделать протез и помочь снова зажить полноценно.       Они вдвоём молчат какое-то время, пока Рафаэль анализировал сказанное. Конопатый подождал, пока братец подумает, после снова приподнимает на локте, чтобы посмотреть:       — Нельзя всё держать в себе и страдать в одиночестве. Никакой человек не сможет целиком помочь себе, разделять свои моральные мучения нормально и правильно, — холерик взглянул на него коротко, слегка повернув голову. — Ты и так намучился, я же вижу. Я чувствую это. Пожалуйста, если тебе плохо и ты мне доверяешь, то не отворачивайся и не молчи, не уходи от нашей помощи хоть какой-то, — младший улыбается мягко. — Хорошо?       Раф не ответил, полежав молча еще несколько секунд, после переворачивается к нему лицом, дёрнув его за руку. Голубоглазый плюхается в постель, пока в его грудь слегка уткнулись. Майки обнимает того за плечи и ложится ближе, укрыв их получше. И начинает поглаживать по волосам и спине, уткнувшись в макушку. Его крепко обнимают в ответ, намертво вцепившись.       И, говоря честно, Майки слегка удивился и растерялся, когда брат начал подрагивать и тихо хныкать, но, кажется, без слёз. Он ничего не сказал, просто гладил того и успокаивал, пытаясь разделить упомянутые моральные муки. Это продлилось около тридцати минут, после чего они оба засыпают.       Утром после этой ночи холерик убирает свою руку с глаз, взглянув вниз. На его животе уютился младший брат, свернувшись мягким светлым калачиком. Темперамент приподнимается на локтях аккуратно и гладит его по голове. Стало немного лучше на самом деле, но совсем чуть-чуть. Как минимум стало очень приятно, что они так терпеливо относятся к его поведению и молчанию, но всё равно продолжают стараться помочь.       Пришлось его разбудить, так как нужно было идти учиться. По итогу всё утро, пока Рафаэль не ушёл, Майк обнимал его со спины за живот и ходил хвостиком, пока тот готовил завтрак, умывался и все дела. Раф перед выходом потрепал его по голове, приобняв крепко рукой на несколько секунд, после ушёл.       Сегодня, пока сидел на паре, большую часть времени рисовал на листочках, поглядывая время от времени в окно. Посчитал, сколько дней примерно до приезда Лео, до конца этого учебного дня и до каникул. Поковырялся со скуки в каком-то учебнике. В общем делал всё, чтобы не смотреть на Слеша, что очень часто бурил его взглядом весь чёртов день, как и последующие.       Когда Раф поспешил уйти в конце учебного дня, быстро выходит за территорию, но неожиданно столкнулся с Кожеголовым, что, как и всегда, поразил своим прямолинейным тяжёлым взглядом, что холерик встрял в землю, а сердце сразу же застучало быстрее. Не потому что этот огромный парень его пугал, а потому что в голову сразу полезли ужасные мысли:       «Слеш не может сам меня поймать, чтобы поговорить, поэтому позвал его? А если он с его помощью захочет меня опять?.. Нет-нет, твою мать, мне надо домой».       Но пока он думал, что услышал неприятно знакомый голос, потому обернулся, слегка отступив, но там же был друг Майка.       — Ты что тут делаешь?       — Хватит пугать человека, — говорит тот, положив руки Рафу на плечи. — Ты не видишь, что ты делаешь?       — Это не твоё собачье дело. Мы сами разберёмся с этим. Зачем я тебе вообще рассказал? Я думал, ты мне друг.       — Ты думал, что я смогу такое нормально воспринимать? Нет уж. Ни с чем вы разбираться не будете, Рафаэль не хочет, и ты его пугаешь каждый день, — Кожеголовый ставит брюнета чуть за себя. — Уймись. И возьмись за голову. Я клянусь, если ты ещё раз после этого как-то до него докопаешься — я тебе голову откушу. Мне всё равно на твои оправдания и желания. Радуйся, что Рафаэль силён духом и переносит всё это на своих плечах. И просит от тебя одного: не трогать его.       Спайк не знает что сказать и просто скрепит зубами. Кожеголовый ещё момент с недовольством смотрит на него, после уводит Рафа вместе с собой. В данной ситуации он себя почувствовали каким-то ну совсем слабым и тупым, так как ещё минуту молча шёл, вдупляя в землю, но потом ему возвращается сознание, поэтому он с недовольством пихает парня справа от себя и хмурится:       — Ты нафига полез? Я тебя просил? Зачем вообще припёрся?       — Я хотел поговорить.       — О чем нам говорить? Дружи с Майки, не со мной, мне твое внимание не сдалось нихера, — тот молча выдыхает ноздрями и похлопывает ему по макушке.       — Успокойся. Я знаю, что произошло, ты можешь не пытаться как-то это скрывать.       Теперь Рафаэль замолкает, смотря на собеседника, но, тем не менее, не ожидал услышать от него нечто подходящее. Они садятся на скамью.       — Я так понимаю, ты не сказал никому и не собираешься, — опёрся он вальяжно на колени локтями и сложил руки в замок. — Можно узнать причину?       — Хм... — надул тот щеку, отведя глаза от чужих. — Это имеет значение?       — Стыдно? — тот скривился на момент, вопросительно скосив брови. — Значит нет. Просто не хочешь беспокоить и рассказывать? Считаешь, что им лучше не знать, в особенности твоему ревному парню.       — Ты откуда всё это знаешь?       — Микеланджело поведал. Тем не менее. Почему ты не считаешь должным поделиться и облегчить себе морально жизнь?       — Я не хочу выглядеть жалким в их глазах, они начнут меня жалеть и лелеять, хотя я сам справился и ничего почти не случилось. Я лишь растерялся, вот и всё.       — Не ври, — помял парень руки. — Я видел, как ты смотрел на меня, когда мы уходили гулять с твоим братом. Я понимаю, о чём ты подумал. Ты был напуган и наверняка тогда тоже перепугался не меньше. Слеш огромный чёрт, я бы на твоём месте давно сердце в пятках забыл.       — Тем не менее, — провёл он ладонями по воздуху. — Я сам со всем справился. Сейчас меня это не беспокоит. Им незачем подобное знать.       — Почему ты не доверяешь им?       — Я им доверяю, не делай выводы так просто, лады?? — слегка психанул бунтарь, но быстро успокоился, приложив руку к лицу. — Ну не могу я сказать такое, я не знаю... Стоит, конечно, но мне слишком не хочется последствий от моих откровений. И чем дольше я не говорю, тем хуже становится, потому что накапливается срок сдерживания этой ситуации в себе. Но, ладно, да, мне было стремно, но по своим причинам, по многим личным причинам, о которых они пока знать не могут. Вот и всё. Я не хочу. Всем будет спокойнее.       — Хм... Тебя вот-вот бы изнасиловал мужик, который на три года старше тебя и выше в столько же, но ты продолжаешь бормотать про чужое спокойствие. Будто действительно ничего такого не случилось. Серьёзно, представь, насколько это серьёзно, если бы в твоей ситуации оказался кто-то из твоих братьев? — оглянулся он. — Микеланджело просил меня рассказать об этом, но я побоялся его эмпатии, он начнет представлять, как тебе было страшно, начнет ставить себя на твое место и расплачется. Я не хотел быть тем, кто расскажет такое, чтобы ты сам этого захотел, — Рафаэль не отвечает, начав нервничать и, как следствие, стал мять руки. — Дело в Лео, да?       Тот встревает на момент и косится с подозрением.       — Интуиция. Не пытайся думать, что я подслушиваю или поглядываю где-то. Я исходил из доступной мне информации. Ты хочешь сначала с ним что-то обсудить, да? И первым, кому ты хотел бы рассказать о случившимся, это он. Правильно я понял?       — Наверное, — выдохнул тот тихо. — Не знаю я. Чего ты хочешь от меня?       — Вытянуть тебя на разговоры об этом, чтобы тебе было проще, — поднимается Кожеголовый с места, размяв кости. — Чтобы тебе было проще с этим идти дальше, даже если ты расскажешь далеко не сразу. Тебе будет душевно спокойнее, зная, что кто-то разделяет с тобой твоё мнение о ситуации, понимает и пытается поддержать, хоть и, по сути, незнакомец. Короче говоря, топай домой, Рафаэль. Рад, что мы это обсудили, мне и самому теперь легче на душе, что ты в лучшем состоянии, чем в тот день, когда я к вам зашёл.       «Он так много говорит и незаметно заботится о тех, кто в этом нуждается. И с виду показался не таким, каким является на деле. Чем-то напоминает Лео, если не смотреть на внешний вид и подходы... Может, поэтому Майки с ним комфортно?»       — А... Спасибо, — всё-таки произносит брюнет, на что уходящий парень махнул рукой и всунул её обратно в карман. Рафаэль смотрит на него, но всё же поднимается с места, догнав и дёрнув за рукав. — Почему ты стал общаться с Майки? Он тебя... Не бесит? Или типа того.       — Ты его видел? Кого он может взбесить? Я никогда не встречал таких ярких и раскрытых душой людей, это было бы глупо: не пойти на контакт. Его хочется защищать и слушать, а он с пониманием относится ко мне и запоминает всё, что я ему рассказываю. Чудесный человек. Тебе очень повезло. Или что, ревнуешь? — усмехнулся тот, что Раф впервые увидел его какие-то слишком острые зубы для обычных, хотя смотрелось вполне приятно.       — Ещё чего, — помахал он руками.       Понимая, что до прибытия недостающих членов семьи и наступления нового года осталось совсем чуть-чуть, буквально неделя-две, Рафаэль взял себя немного в руки, начав повышать свою нагрузку на занятиях, стал ещё чаще носить свитер и обнимать себя в нём. На секунду или две чувство одиночества его покидало, но всегда возвращалось. Первым делом он, не смотря на всё это, его обнимет как можно крепче, чтобы наконец-то свободно вздохнуть и вдохнуть тот самый немного позабытый запах, но он точно будет таким, каким Рафаэль его помнит в отдаленных участках памяти.