Не влюбляй меня

      Этот день не успел так быстро закончиться. В обед Раф переписывается с Кейси, что встретился с Ксевером, и они идут в торговый центр. Зовут его и остальных за компанию. Раф передает братьям, что их тоже зовут, Лео идёт по своим причинам.       По пути к месту встречи Майки задаёт резонный вопрос:       — А кто такой этот Ксевер? Ты его упомянул.       — Это чел, который меня обокрал, но я с ним смог найти общий язык, сейчас уже почти не общаемся.       — А. А чего ты нам о нем не рассказывал?       — Да там ничего интересного. Кхм.       Встретились они с Кейси только возле какого-то фастфуда. Он был один, рядом с кассой-автоматом. Привлек внимание остальных взмахом руки. Они подошли, поздоровались, Раф коротко оглянулся по сторонам.       — Он позже подойдет, убежал минут десять назад по срочному делу какому-то, — хоккеист сразу понял, кого тот ищет, так что унял интерес. — Давайте закажем еды и пойдём в контейнер-холл.       — Что такое контейнер-холл? — сразу спрашивает младший, но ему отвечает Раф, пока Кейс уже тыкается в меню и выбирает себе еды.       — Это такая постройка из грузовых контейнеров, где собираются подростки. Просто место для посиделок из всего подручного, знаешь?       — Круто-о-о, — он поддевает Лео локтем немного с улыбкой. — Жалко, что у нас таких нет, а?       — У нас есть и получше, — негромко отвечает старший, но слышимо, и поправляет волосы. Оказывается, он ещё был и в маленьких беспроводных наушниках. Младший погладил ладошкой место, куда пихнул локтем.       Все выбрали себе еды, Лео выбрал меньше всех: небольшой бургер с мороженым.       После чего направились в озвученное парнем место, где всё и правда было сделано из взаимосвязанных между собой контейнеров: там были диванчики и места из продольных досок в виде лесенки, и подушки, куда они и присели все вместе. Они ели и болтали, старший не участвовал в разговоре, почти их не слушал, задумчиво поедая мороженое, уперев глаза в пол.       Кейси сразу же заметил, что что-то не то, ведь Леонардо был слишком отстранённый во всех смыслах, даже сейчас он словно сидит за спинами их всех, хотя и рядом. Он склоняется к другу, зашептав рядом с плечом:       — Вы с Лео поссорились?       — Типа того. Не обращай внимания.       — Не знаю, мне его как-то жалко.       — Побесится и успокоиться.       Хоккеист махнул плечами и взглянул на телефон, прожевал то, что надкусил и обернулся ко входу. Как раз вошел Ксевер, так что Раф тоже оглянулся.       — Йоу, — махнул он рукой. Кейси тоже ему помахал, они дали друг другу пять, а после пришедший парень кратко всех осмотрел. — Фига вас много. И вы все типа родственники? Шизануться. Как бы ваши имена-то запомнить?       Майки начал их представлять, потом представил снова, но по старшинству от старшего к младшему.       —...Вот, я и Лео из Японии, как и наш папа, так что да.       — Скажешь что-нибудь на японском?       — Да! А... Э... А что сказать?       — Да любую фразу.       — Я... А-а-а-а-а, я забыл японский, — заныл он склонился Донни в коленку лицом.       Ксев немного посмеялся с него, а после, поставив руку на плечо Рафа, склонился вниз к его уху:       — Я думал, ты не придёшь, — проурчал он немного. — Всё-таки я тебе не безразличен?       — Я просто шел погулять, ты здесь ни при чём.       — Да ну? Ну всё равно приятно, что ты от меня не бежишь, — бунтарь слегка толкает его лицо от своего уха.       — Садись уже.       Тот смеётся и послушно присаживается на свободное место, втянувшись в диалог. Раф трёт ухо и бегло, как и до этого, взглянул на Лео, ожидая увидеть, как он сидит в телефоне, но увидел совсем иное. Волосы с лица убрал, руки сжимает на коленях так, что аж оттягивает брюки и кожу кистей рук до белеющих дрожащих костяшек и пальцев, а сам с непередаваемым выражением лица смотрит, по сути таращится, на новоприбывшего, будто пытается в его лице прожечь дырку. А ещё вот эти тонкие лисьи злые зрачки слегка намокших глаз. Это всё буквально ставило на свои места. Раф смотрит, куда тот пялит сквозь спину Майки, и глаз падает на Ксевера и на его правую руку, которая момент назад припала к его плечу. Задира пораскинул мозгами несколько минут, чтобы всё поставить на свои места, и его неприятно осеняет. Кажется, он даже побледнел. Раф сжимает губы, удержав тревожный вздох, после оставляет остатки своей еды и поднимается, провожаемый взглядами остальных, в том числе и Лео.       Он подходит к старшему, берёт его под локоть и ведёт за собой к выходу быстро, даже не зная, что сказать и с каким подходом. Брат шёл за ним послушно, глядя немного пусто то вниз, то на ведущего из холла. Они заходят за контейнеры, Раф его отпускает, дёрнув немного перед собой.       — Скажи, в чём дело? — скрестил руки на груди бунтарь. — Я уже сам понял, но мне нужно, чтобы ты сам сказал.       Старший смотрит на него, после отводит взгляд, убирает руки за спину, сжимая их там и заламывая нервно.       — Лео, говори. Скоротай нам обоим время и роди свою обиду быстрее.       — Раз уж сам всё понял, то что мне говорить?       — На что именно ты обижен?       — "Обижен"? — нахмурился немного старший. — Раф, ты буквально мне изменил, и весь мой пласт эмоций ты называешь "обижен"?       — Изменил? В каком смысле? Мы расстались, мы не были в отношениях, так какого тебя это как-то оскорбляет?       — Ты меня убеждал, что любишь только меня и что другой человек рядом с тобой это нечто противное.       — Так я и люблю только тебя, придурок. Ты вообще мне говорил, что будешь даже рад, если я себе кого-нибудь найду, а теперь, блять, обвиняешь меня вот в таком. У тебя с головой всё в порядке?       — Но ты же знаешь, что я это говорил просто... Потому что я должен был это сказать, вот и всё. Было очевидно, что я этого не хочу.       — Класс. Мы расстались, — махнул Рафаэль в сторону собеседника, — мы всё обговорили. Я сделал то, что хотел бы сделать, — махнул на себя, — потому что мне было это нужно. И теперь ты меня ругаешь и обвиняешь, что я там чего-то не понял.       — Но ты мне сам говорил, что тебе даже думать о таком тошно. Зачем ты мне врал в таком случае?       — Я не врал. Мы говорили только про любовь, я говорил, что не полюблю кого-то другого, так и есть. Если ты подслушивал вчера, то ты это услышал.       — Да какая разница?? — Лео махнул руками недовольно. — Это одно и тоже! Да это ещё хуже!       — Ты издеваешься?!       — Я?! Ты мне наобещал, наговорил всякого блаженного, я уехал с воодушевленном чувством, что всё сделаю быстро, чтобы как можно быстрее, чтобы перебраться в этот долбанный Нью-Йорк ради тебя, а ты в это время трахался непонятно с кем?! — уже со слезами на нервах стучал Лео себе по груди сжатой рукой. — И я издеваюсь?!       — Да, ты! Я твоя собственность?! Стал строить из себя не ясно что и бесить меня! Чё за хуйня?! В прошлый раз ты надо мной издевался, в итоге тебя все защищали и выгораживали, а я такая гнида, был на тебя зол и открыто об этом заявлял, теперь же опять ты проебался, а я виноват. Так, что ли?! У нас всё честно, мы разошлись строить свою жизнь, ты там у себя, я здесь у себя. Я, по-твоему, не хочу обычной физической близости? А ты? В твоих глазах я какая-то мразь с животным инстинктом?!       — Агх... — старший смотрит вниз, момент молчит, но пока думал, видимо, Рафаэль уже успел немного остыть, чтобы продолжить спокойнее:       — Послушай, Лео, я тебя не разлюбил и это было лишь временным развлечением, вот и всё. Я понимаю, что ты ревнивый, но ты с такой ненавистью не смотрел на Слеша, как сейчас смотрел на Ксева, — брат молчал, убирая волосы за уши и вытирая лицо с глазами. — Так что я искренне не понимаю твой резкий псих. Нет, то, что это неприятно, я понимаю, но вот это вот — нет. Ревность ревностью, но мы обоюдно разошлись до лучших времен.       — Я просто искренне надеялся, что ты останешься при своих принципах с верностью. Ладно один раз, я бы ещё не так расстроился, но ты же неоднократно с ним этим занимался, так ещё продолжаешь с ним общаться, хотя недавно посылал.       — Я при своих принципах, я однолюб, но мне просто было это нужно. Вот и всё, — старший убирает чёлку в хвост, оставив остальные волосы спокойно висеть по сторонам. — Ну что ты молчишь?       — Ничего, продолжай делать, что хочешь.       — Ещё обвини меня в этом.       — Да, я тебя обвиняю. Я считал наше расставание формальным моментом, чтобы тебе было легче морально, но тебе, видимо, просто хотелось... Не знаю, потрахаться с другим. Тебе не любви было мало, тебе хотелось чего-нибудь новенького.       — Бред.       — Раф, мне просто не хочется, чтобы любовь и секс шли по разным сторонам. Ты либо любишь одного человека и с ним занимаешься сексом и дрочишь в руку, либо не любишь никого и трахаешься с кем хочешь.       — То есть, ты мне не веришь? Вся эта хуйня, что была между нами, ну, похуй?       — Да, коту под хвост.       — Ты сам опять это делаешь. Что в прошлый раз, что в этот. Сам всё заканчиваешь.       — Хорошо, а что я заканчиваю? Мы же "расстались"? Я просто подтверждаю это и полноценно соглашаюсь, раз тебе правда так я надоел и тебе надоело меня ждать.       — Блеск, — цыкает задира и отводит взгляд. — Ну что мне сделать, чтобы ты успокоился?       — Мне и не надо успокаиваться. Давай просто не будем больше трепать друг другу нервы. Это всё правда не стоит нескольких дней чего-то хорошего, — он снова вытирает глаза и немного подходит к брату, приложив руку к его плечу, поправив футболку на месте, где до этого касался Ксевер. — Было здорово и приятно, но, наверное, уже пора признать, что наши пути пересеклись только несколько раз, а считать совпадения судьбоносными важными встречами — немного глупо.       — Ты что, серьёзно? — немного расстроено комментирует слова Лео темперамент, взглянув коротко на чужую руку.       — Ага. Мне кажется, мы просто стали в какой-то момент созависимы, но ты смог отвязаться от этого раньше, чем я, вот и всё.       — Хочешь сказать, что мы друг друга уже давно не любим?       — Как братья и семья — любим, как любовные партнёры — вряд ли, — он хлопает по чужому плечу с улыбкой. — Оставляю тебя за старшего, а у меня много работы, — он обходит его и идёт от контейнер-холла. Бунтарь обернулся, в замешательстве пытаясь что-то сказать, но нечего.       Видимо, он прав. Наверное. Они так часто пытались ухватиться за кончики их счастья, что уже и устали. Ни одному, ни второму счастья это все не приносит. Ну, минимальное количество если только. А оно того, возможно, и не стоит даже. Холерик мнёт руку, опустив её, потреся ещё над воздухом разочарованно. Он выдыхает. Он себя всё ещё виноватым не чувствует. Видимо, так и надо. Да и от чужих слов в груди ничего не йокнуло особо, будто он ждал этого сейчас.       Не надумав ничего путного, возвращается обратно к своим, что, благо, ничего не услышали, а то было бы как минимум неловко. А ещё желание общаться к Ксервером не пропало, что странно. По классике жанра он должен был сразу же ощутить какую-то неприязнь, ещё бо́льшую, чем была, но нет. Видимо, всё и правда было обычно созависимостью, а любовью, а точнее влюбленностью, в первый месяц.       Объяснив уход старшего чем-то первым, что пришло в голову, садится на свое место, продолжив есть. Заодно влился в разговор, будто минуту назад не он окончально оборвал возможность быть с человеком, к которому тянулся три года и так по нему страдал. Нет, просто отпустил и забыл.       Лео же, шедший домой, глотал слезы, так как ощущал себя запутавшимся. Может и правда созависимость и это привычка, что так быстро выработалась и не хотела уходить из его души. Но ведь они были слишком мало времени вместе, чтобы привыкнуть. Может, всё-таки любит? Да даже если и любит, а сердце кровью обливается, разве это всё нужно им двоим? А возможно ли? Вероятно, Раф в глубине себя ощущает, что что-то не так, но разве это на что-то повлияет? Нет.       Но старшему это правда так или иначе ломало кости, скручивало мышцы и кололо сердце от этого чувства. Ещё одиночество, что маячило в голове, как эпилептический фонарь, в который он уже окунается и полностью окунётся, с головой, как только они вернутся домой. Он заходит в комнату Рафа, где собирает чемодан, потому что завтра утром они уже поедут в дом Бакстера, а пока садится на пол, уткнув ладони в крышку чемодана и дрожаще вздыхает, удерживая желание снова заплакать. Всё не так, как ему хочется, вообще не так, всё криво, косо, неправильно, неровно. Его коробит это чувство. Такая глупая вещь, как отношения, не может оказаться под его контролем уже который год.       Леонардо присаживается возле чужой постели и мнёт одеяло, прижав кончик к лицу. Он вздыхает приятный запах и отпускает, чтобы встать и выйти в гостиную, где садится, как в прошлый раз, за ноутбук и работает, отвлекая себя от грустных мыслей.       Задира тоже об этом думал всю оставшуюся гулянку. Его беспокоило, что будет с их отношениями вообще. Как себя стоит вести? По крайней мере, тот уже не обижается и идёт на контакт, но, наверное, всё равно чувствует себя паршиво. Но Рафаэль тоже! Не одному Лео тяжело. Рано или поздно смирится, что он его давно не любит, и найдет себе кого-нибудь другого. Рано или поздно.       ***       Как развивались их отношения дальше? Сначала всё было нормально. Первые три дня, наверное, но потом они стали всё чаще и чаще ссориться по идиотским причинах. Лео, что был движим своей сидящей внутри обидой, и Раф, которого бесили чужие психи и не ясно откуда взявшаяся нервозность.       Кажется, не было ни одного места, где бы они не ссорились.       На кухне. Они оба готовили по большей части по указаниями Рафа, что разбирался в жарке панкейков.       — Взмешивай сильнее, хочешь комочки жрать? И молока добавь чуть побольше, а то тесто какое-то.       — Если ты такой гений, на и размешивай, — покосился Лео. — Я откуда должен знать с какой интенсивностью размешивать? Или хочешь, чтобы все брызги по сторонам полетели?       — Блять, просто делай, как я сказал, и закрой рот.       — Ты свой рот закрой и заодно с мылом помой. Задрал материться через каждое слово.       — А ты будто не материшься?       — Не так, как ты, — старший повернулся к нему и тыкнул в грудь.       — А меня не ебёт, — ударил холерик руку брата от себя. — Если тебе так, блять, не нравится, что я, нахуй, матерюсь, то я буду блядски рад увеличить количество мата в пиздецкое количество раз, понял, мудак? — Лео буквально вскипел на глазах и, кажется, даже хотел прописать собеседнику, но лишь сдержанно сжимает кулак и отворачивается обратно к смеси, чтобы перемешать.       Раф ухмыляется со злорадством и тоже поворачивается к своему делу, он лепил кексы. Однако Леонардо добивает эта усмешка, он обмокает руку в смеси для панкейков и шлепает ему прямо по лицу. Задира медлит буквально секунду осознания, он берёт куски теста и кидает их в ответку.       Ясное дело они не остановились на одном, а стали кидаться ингредиентами еды по всей кухне: один брызгался, другой кидался кусками теста. Раф подходит ближе, взяв ёмкость с остатками смеси бля панкейков и выливает на чужую голову, ещё и надев её. Но Лео быстро её скинул, взяв лежавшее рядом не убранное яйцо и разбил также о чужую голову, что желток с белком растеклись по волосам. Еще чуть-чуть — и они бы разнесли и кухню, и друг друга бы порвали, но это шум услышали остальные, что полезли их разнимать.       — Всё, успокойтесь! — Майк тянул на себя Лео, с которого капала заготовка для панкейков, а Дон — Рафа, с которого также капало, но уже яйцо. — Вы нормальные вдвоём?!       — Теперь идите мыться, в разные ванны, — уточнил рослый. — Мы без завтрака.       Когда они успокоились, то младшие их отпускают медленно. Оба идут к ванным, но из-за того, что их путь совпал совсем на немного, ещё успели друг друга пихнуть несколько раз.       — Хватит! — снова кричит конопатый, и они отходят друг от друга в разные стороны.       В ванной, это был уже другой день, а именно утро следующего, когда они встали почистить зубы одновременно. Постояв минуту перед зеркалом спокойно, в следующую уже не могли поделить пасту.       — Да возьми вот эту, почему тебе нужна именно моя?       — А тебе жалко? — Раф вырвал пасту и мазанул себе на щётку.       — Да, жалко, — Лео забрал обратно, нахмурившись. — Для тебя — очень жалко.       — Ой, как заговорил, — стал чистить зубы темперамент, отчего и немного говорил нечётко.       — Иди к чёрту, — тоже стал чистить зубы он, пихнув брата боком от зеркала. — Ты мне вчера мог волосы испортить.       — Серьёзно? Да мне как-то срать, — пихнул Раф в ответ. — Ты об меня вообще яйцо разбил.       — Надеялся, что оно впитается в тебя, и у тебя будут хоть какие-то яйца, — съязвил.       — Какой ты остроумный, у самого и доли яиц нет, блять.       — У меня хотя бы совесть есть всем подряд их не показывать, в отличие от некоторых, — задира агрессивно косится и щипает старшего за щёку. Тот щипает в ответ.       — Никому я ничего подряд не показываю.       — Но хочется, хм? — ухмыляется уже старший. — Бедный, несчастный, секс с кем-то это не измена, это просто слабость, ну мы же не можем противостоять своим инстинктам, мы же животные, — скривил голос Леонардо, смотря на собеседника через зеркало. — А что ты злишься?       — Не так я говорил, блять.       — Но подразумевал. Ты себя оправдываешь, а этого достаточно.       — Ты мудак, — сплевывает Раф пасту, быстро промывает рот и кидает щетку на свое законченное место, после уходит, пихнув того в спину, а Лео успел дёрнуть его за волосы на макушке, а после в спину захлопнуть дверь. — Захлебнись, — послушалось за ней.       В гостиной. В игровой комнате. В столовой. Ну и, конечно же, в додзе, но там хоть целенаправленно. Единственное, именно там они будто вообще не сдерживались, поэтому лупили друг по другу, пока одному просто не становилось физически невозможно стоять. И, что было удивительно, это был именно Лео. Раф сначала был рад, что он выигрывает всё чаще и чаще, но ему это навевало сомнения.       Когда в конце он вмазал старшему по животу с оставшейся силы, что последнего чуть не стошнило, он доходит чуть вперёд лишние шаги, так как слишком разогнался, чтобы придать импульс удару. Он вздыхает, когда услышал, как бесстрашный упал над полом на колени, и оборачивается, вытирая пот с себя. Темперамент подходит к брату и садится на корточки, слегка пошатав его за плечо.       — Ты сдох?       — Н-не тряси, подожди... — он прикладывает ладонь ко рту, всё ещё сдерживая позыв. Длинноволосый медленно садится на колени и вытирает лицо от горячего пота.       — Что? Уже обычные мои удары выдержать не можешь? — усмехнулся задира, фыркнув.       — Могу, просто в последнее время плохо переношу, — Лео поднимается, оперевшись на чужое плечо. — Не зазнавайся. Ты в него все силы вложил, так что это не твой обычный удар.       — Даже если так, но ты проиграл мне шесть раз из восьми, — самодовольно замечает холерик, пока старший ещё поглаживал несчастный живот и мягко похрамывал.       — Тут лишь вопрос, стал ли ты сильнее или я слабее. И, мне кажется, дело во втором.       — А не может быть и то, и то?       — Может, — он открывает дверь из додзе, выпустив жаркий воздух.       — Ам... Ты в порядке, тогда?       — Смеёшься? — обернулся бесстрашный через плечо. — Звучит, как издёвка, Раф, — и удаляется.       В остальное время Лео, скорее всего, работал в кабинете, отцов, по сути, видно не было, они чаще всего были вместе и чем-то занимались. Саки был в хорошем расположении духа и даже находил в себе силы помочь сыну с работой.       Йоши, пока те были вместе, спустился и прогулялся по дому, заодно посмотрев, что делают остальные дети. Майки был один в игровой комнате, так что он к нему тихонько зашёл и присел рядом. Конопатый посмотрел на папу, что указал на второй геймпад со словами:       — Могу я с тобой поиграть?       — А... Да, конечно, — улыбается голубоглазый. — Тебе объяснить управление?       — В этом нет нужды, я умею.       Они вместе поиграли минут пятнадцать-двадцать, пока пришедший не спрашивает:       — Тебя ничего не беспокоит?       — Немного. Как ты понял?       — По вам видно. Дело в ссорах твоих братьев, верно?       — Угу. Они сами не свои, я не понимаю, в чём дело. Вроде общаются нормально, но собачатся, как... Не знаю кто! Только тринадцатое число, а они такими темпами друг другу горла перегрызут. И с чего? Дурость какая-то.       — Возможно, между ними что-то случилось.       — Да, случилось. Но они говорят, что поговорили и уладили. По ним не видно. Они никогда вот так не ссорились. И меня это пугает.       — Может, дело в том, что всё в новинку? Или плохие ассоциации из-за ссор Лео с Саки?       — Может быть... — расстроено опускает геймпад светловолосый, а Йоши его откладывает, сложив руки на коленях. — Я видел Лео счастливым так мало. И это так грустно. Я не знаю, я уже не понимаю, когда он по-настоящему счастлив или был ли вообще. Он всегда говорит, что всё хорошо, но меня уже блевать тянет от этого "всё в порядке". Он не в порядке, но либо сам этого не понимает, либо не хочет говорить, а может и то, и то. И я уже не знаю, как подступиться. Я был так счастлив, когда они с Рафом сошлись, они были такими счастливыми и Лео так улыбался, а они вдруг... Вот так. Всё по швам пошло, — он закрывает лицо ладонями.       — Ты так хотел сохранить отношения твоих родных потому, что это делало хорошо Леонардо?       — Да, наверное. И Рафу. Им обоим. Но вот что с ним происходит, когда Лео несчастлив.       — Что?       — Он работает, — поворачивает к отцу голову Микеланджело, убрав руки с лица. — Он себя изнемогает. Опять. Это опять происходит, прямо как в шестнадцать лет. Он стал чаще раздражаться, поэтому они ссорятся, он постоянно что-то печатает, пишет, подписывает, печатает, что-то читает, у меня в глазах рябит от этих бумажек, а ему все надо и надо, надо и надо! — Хамато присаживается ближе и приподнимает того, поглаживая по плечу. — Как... Как ненормальный. Нет нормальных способов побороть свои проблемы? Меня он не слушает, Донни не слушает, даже Рафа не слушает, он и папу не послушает, он никого не слушает теперь. Я боюсь, что он тоже заболеет, я... Я устал, — прижимается конопатый к отцу и сжимает его одежду, жмурясь жалостно. — Я хочу помочь, но не знаю, как поступить. Я стараюсь быть рядом, но ему словно ни горячо, ни холодно.       Йоши обнимает ребёнка, пока он продолжает выговариваться всё больше и больше, пока не начинает тихо плакать. Его не перебивали и не останавливали, чтобы позволить выпустить эту тревогу и переживания из него.       Ясное дело, это не решит проблему, но Майку стало лучше, за что он несколько раз поблагодарил старшего Хамато, после чего они ещё вместе поиграли в приставку.       Всё было хорошо, пока эту милую гармонию не прервало то, о чём так рассказывал паренёк.       Каждый в доме услышал, как эти оба ссорились. Лео, что не желал ничего слышать, вышел из кабинета, чуть ли не закрывая уши помятыми бумагами, а за ним шёл отец, что продолжал ругать.       — Никогда мы не оформляли полуторным!       — Да какая разница?! — обернулся тот, взмахнув руками в стороны. — Это что, кому-то важно?!       — Да! У нас есть чёткие правила оформления документа, а ты превратил это в какую-то порнографию! Отступы неправильно, шрифт не тот, размер не тот: ты всё испортил!       — Я?! Я всё испортил?! Даже в этой херне я всё испортил?!       — Не выражайся!       — Агх! — Лео психует и кидает бумаги на пол, продолжая уходить, но Саки шёл следом.       — Я не закончил! Пока ты не начнёшь правильно оформлять документы, я от тебя не отстану. Чему тебя вообще учили на занятиях?!       — Работать! А не как, блин, подступиться к несчастным строчкам, буковкам и остальному незначительному!       — Да что ты говоришь!       — Да! И хватит орать на меня, достал!       — Что ты сказал?!       Следующая секунда — и слышится звонкий шлепок, отчего у каждого немного неприятно спёрло дыхание, а после появилось резкое чувство тревоги, так что все уже были возле лестницы и поднимались, чтобы остановить этот бытовой кошмар.       Лео, которому прилетело по лицу, слегка склонился вниз, прикрыв лицо волосами. Его руки дрожали, как и всё тело, пальцы сводило, пока он их не сжал со всей силы с хрустом, но не чтобы ударить в ответ, а чтобы было проще сосредоточиться и прокричать:       — Я СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ МЕНЯ ЗАЕБАЛ! — поднимает голову тот с горящими глазами загнанного животного, который пытается отчего-то спастись, что-то сделать, чтобы было проще. Он почти не видел ничего перед собой, всё было в мокрой нервной пелене. — ХВАТИТ УЖЕ ИЗДЕВАТЬСЯ НАДО МНОЙ! НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ, НИКТО! ВЫ МНЕ УЖЕ ВСЕ НАДОЕЛИ! ТАМ НЕ ТО, ЭТО НЕ ТО, ТЫ СДЕЛАЛ НЕ ТАК, КАК МНЕ ХОТЕЛОСЬ, А МНЕ ХОТЕЛОСЬ ВОТ ЭТОГО, А БЫЛО БЫ ЗДОРОВО ВОТ ТАК, А Я, А Я, А Я! А Я, БЛЯТЬ?! А МОЁ МНЕНИЕ ВООБЩЕ УЧИТЫВАЕТСЯ ЗДЕСЬ?! МЛАДШИХ ЗАЩИЩАЙ, ОТЦУ ПОМОГАЙ, ПАРНЯ СВОЕГО ЛЮБИ, МОЗГИ НЕ ЕБИ, РАБОТАЙ ПРАВИЛЬНО, ДЕНЬГИ ПРИНОСИ, ПРАВИЛЬНО СПИ, УЛЫБАЙСЯ, ДЕРИСЬ ЛУЧШЕ, БУДЬ УМНЕЕ! ЧТО ЕЩЁ МНЕ СДЕЛАТЬ ПО ВАШИМ ХОТЕЛКАМ?! — он кричал навзрыд, надрывая горло, что даже голова кружилась и его шатало с ноги на ногу.       Майки, что уже не мог этого слушать, ступил вперёд, успев сказать только:       — Лео... — Саки проводить руку, не дав ему подойти. И правильно.       — ЧТО?! И ТЫ МЕНЯ ДОСТАЛ УЖЕ! — парень хватается за голову, что загудела, как паровоз, скидывает резинку и падает на колени, заглушёно рыдая в них и трясясь, как лист.       Младший, глотнув слез и старательно пропуская мимо ушей услышанное, подходит, когда ему позволили, и садится рядом, поглаживая его по спине. Он ещё что-то себе нашептывал и ругался. То ли на себя, то ли на всех, то ли просто так. Микеланджело гладит его плечи, приподнимая к себе. Старший, как ни странно, послушно садится и крепко обнимает его, продолжая горько плакать в плечо, хватаясь за него. Голубоглазый обнимает его в ответ, также прижимая к себе и поглаживая по голове и спине.       Дон, что смотрел на это вместе с Рафом, берёт его за руку и дёргает с собой, они подходят и садятся по сторонам, чтобы тоже объять. Они его обнимали, пока Лео не начал извиняться тихо-тихо:       — Прости... — дрожаще произносит он и глотает очередной ком. — Простите...       — Всё нормально, Лисёнок... — чмокнул младший в чужую макушку. — Правда, мы не злимся и не обижаемся. Да? — посмотрел он на обоих.       — Да, — Дон тоже его погладил. — Это нормально. Ты молодец, всё правда в порядке. Тебе же стало хоть немного лучше, верно?       — Ага, — Раф мягко проводит ладонью возле чужого плеча, поправляя немного одежду. — У всех нервы сдают рано или поздно. Можешь орать на меня, если тебе будет проще или типа того.       Старший садится ровно на коленях и трёт лицо, которое прятал под длинной челкой, пока он продолжал заметно дрожать и передергиваться. Леонардо ничего не отвечает, убирает волосы с глаз за уши и смотрит вниз, не имея сил хоть что-то озвучить.       — А хочешь... На выходных купим еды, попить чего-нибудь и поиграем все вчетвером в приставку? М? Хорошо? Давай?       Лео кивает.       — Тогда пойдём, ты ляжешь поспать, ладно? — конопатый встаёт, взяв чужие озябшие дрожащие руки и ведёт в его спальню, где укрывает в кровать.       Он вытирает ему глаза сам подушечками больших пальцев, целует в лоб, после ложится рядом, приобняв. Брат продолжал молчать, смотря в сторону. Глаза были пустые после такого-то, так что Микеланджело не мучал его вопросами, молча гладил по рукам и грел собой.       Йоши, что беседовал с Саки, отошёл с ним в другую часть дома. А Рафаэль с Донателло были всё еще на втором этаже и переваривали это.       — Странно себя чувствую.       — Почему?       — Ну как? Это уже вторая истерика Лео на моём веку, и мне от этого не по себе. Причём эта намного жёстче, и у меня его ор до сих пор в голове стоит. Я как-то... Агх.       — Говори.       — Виноватым себя чувствую.       — Мы все себя такими чувствуем, но по-настоящему виноват, как мне кажется, только один, — косится он на Ороку.       — Или не хотим признать, что мы тоже долбаёбы, м?       — Не знаю. Я беспокоюсь за Лео, несомненно, но, может, ему действительно стоит быть одному? Мы все ему во что-то тыкаем, а одному ему будет проще мысли наладить и работать.       — Думаешь?       — Ну исходя из того, что мы услышали, это вполне логичный вывод. Ты думаешь, он это из воздуха взял? Значит, мы и правда ему уже надоели так или иначе. Все.       — Я не знаю. Пусть сам решает, чего хочет.       Ди вздыхает шумно, приобнимает брата за плечи и ставит к себе плотнее, похлопав мягко ладонью. Холерик отводит взгляд вниз. Он должен быть с Лео сейчас, но не торопится и уже не сделает этого. Лучше ему и правда уже самому решить, чего он хочет делать, и убрать из своей жизни то, что портит нервы. Например, их всех. В особенности нерадивого папашу, которого до сих пор отчитывают.       На следующий день Лео и Саки вели себя так, словно ничего не случилось, дискомфортно от этого было, кажется, только Майки, что не знал, куда себя деть от такого. И его переживания можно понять, ведь в конце месяца они снова вернуться домой и ему придется жить в этой конфронтации одному, ведь теперь даже старший брат не внушает пущего доверия. Раф пытался его поддержать, но, наверное, это не особо помогло, хоть и младший брат был благодарен.       Также, несмотря на произошедшее, Лео с Рафом продолжали ссориться, но в теперь последний научился замечать, когда перегибает палку и брата начинает трясти, так что он быстро сворачивает свои приколы и замолкает, оставляя между ними просто напряженное неприятное молчание. И, чаще всего, Леонардо извинялся, а Раф молчал или угукал на это.       Пришло время обещанного выходного, когда они купили не просто попить, а выпить вина и пива, взяли пиццы и такого всякого, рассыпали по вазочкам пиццы и сухарики, разлили напитки и засели в игровой комнате, залипая в игрушки. Когда они уже выпили по два стакана, к ним заглянул Саки со словами, что они с Йоши выйдут в центр. Оставшись дома одни, продолжали заниматься тем же самым, позже ещё пришёл Кейси, что присоединился и донёс ещё пива и бутылочку вина. Не пил только Майки, ему и так было весело с этими пьяными дурочками, в особенности от Кейси, которого разносило до смешного. Так разнесло, что он придумал какую-то заварушку и вскочил, побив каждого под плечо, чтобы вставали и шли за ним. Дон и Майк встали и уже ушли, а Рафу уйти не дали.       Леонардо взял его за запястье вяло, как бы дав возможность вытащить свою конечность и удалиться, но задира присел обратно рядом, смотря на чужое слегка румяное от вина лицо.       — Чего? — Лео молча проводит рукой от чужого запястья к руке и сжимает тёплые пальцы того. — Ты много выпил?       — Мм... — Лео обернулся, свободной рукой посчитав бутылки. — Три?       — Ну ясно, — Рафаэль опускает взгляд к их рукам, потому не замечает, как Лео быстро присел плотно, повернув чужую голову так, чтобы ему было удобно, и целует коротко в губы, после в щёку. Раф от неожиданности в шоке разводит плечами, хлопая ресницами. — Э-эй, ты чё?       Старший присаживается на колени рядом и обнимает крепко за плечи, уткнувшись в шею лицом. Задира повернулся к нему и похлопал по спине в непонятках, но тот начинает пьяно бубнить:       — Я тебя люблю... Я тебя очень люблю... — темпераменту как-то горько на душе от этого. Он ссупится, но не отрывает пьяного брата от себя, даже немного поглаживает, чтобы успокоить. — Люблю, сильно люблю...       — Ты сам сказал, что уже мы друг друга не любим, — бесстрашный отрывается от чужого тела головой, но руки оставил на плечах.       — Так ты с этим согласен? — словно с разочарованием уточняет. Раф вопросительно скашивает бровь. — Ладно, это не важно. Не важно, — даже на секунду улыбнулся длинноволосый, он снова целует щёку задиры, что в этот раз зацелованный его мягко от себя отодвигает и убирает ему волосы за уши.       — Успокойся. Не надо.       — Я не хочу, чтобы последним, кто целовал тебя, был какой-то левый человек, — Раф молчит, хмуро отведя взгляд. — Пожалуйста, — но поднимает быстро обратно, когда старший стал вот так просить. — Буквально несколько секунд, и я от тебя отстану, клянусь. Я тебя прошу, Раф.       — Агх... Ладно, десять секунд.       Леонардо мягко целует его почти сразу же в другую щёку, осыпая несколько раз, и губы, ими он и закончил, отсев и убрав руки к себе. Он посмотрел на чужую реакцию, но ничего из неё не вычленив, садится ровно и выпивает ещё, закинув чипсенки в рот. Раф также молча сидит, долго не смотря, отводит глаза.       Даже после этого они вели себя, словно ничего не произошло, будто это было пьяное помутнение, прямиком до отъезда остальных троих. Майки явно хотел остаться, но быть с Лео ему важнее, так что все прощались снова в одном и том же составе.       Однако распрощались часть из них не на долго. Когда они вернулись домой, то Майки жаловался Донни, что Лео с отцом ссорятся всё чаще и жёстче, а ещё, что было страшнее, ссоры зачинял Лео, пока всё не переросло в то, что он кричал на отца, а последний оправдывался или пытался словесно защищаться. Так, что аж млдаший защищал Саки от старшего брата, что был на таких нервах, что, кажется, они в нём рвались от каждой ссоры.       В один момент, где-то в конце осени, бесстрашный психанул окончально: буквально выгнал остальных из дома.       — Лео, давай ты успокоишься и мы поговорим. Хорошо? — ещё пытался что-то сделать младший, но брат и слушать не хотел.       — Нет! Всё! Хватит с меня! — он копается в ящиках и достаёт что-то, после подходит к этим двоим и пихает им их документы. — Билеты я вам купил, квартиры купил, залог всем оформил и деньги пришлю, только не трогайте меня хотя бы год!       С этими словами он выгоняет их из дома, с вещами, конечно. Постояв ещё у дверей какое-то время и пытаясь вернуться, поняли, что это бесполезно, потому пришлось ехать в аэропорт. Как оказалось юный бизнесмен и правда купил две квартиры и оплатил их, а ещё каждому выслал не малое количество денег. Видимо, на год.       Жизнь очень быстро перевернулась с ног на голову. Но, видимо, Леонардо искренне не желал никого видеть и слышать. Больше не хотел. На сообщения отвечал спустя неделю, перезванивал через дня три, если перезванивал. Младший брат слезливо просил его приехать или чтобы он приехал, и они сходили к врачу, но от этого разговора Леонардо просто с криком отказывался и настоятельно простил не лезть к нему, в особенности с этой идеей. Потому в какой-то момент Микеланджело сдался.