In A Twinkling

      Снег идет непрерывным потоком, покрывая землю, поля и все вокруг, пока Луи едет к дому Гарри на их второе свидание и вторую часть рождественской феерии украшений.       После их вчерашнего почти поцелуя в саду перед домом, Луи был более замкнутым, чем обычно. Остаток вечера мысли занимала история с Гарри. Стайлс заметил внезапную перемену в его поведении, периодически поглядывая на парня с беспокойством в глазах, поддерживая разговор с пожилой дамой за ужином. Гарри откланялся вскоре после того, как они съели черничный пирог, сказав, что хотел бы отправиться домой до того, как снегопад усилится. Звучало, как оправдание, но ни Луи, ни его бабушка не торопили гостя. Томлинсон испытал облегчение, оставшись наедине со своим помутившимся разумом и лег спать, как только он ушел.       Луи плохо спал, ворочаясь с боку на бок всю ночь. Проснувшись, увидел сообщение с пожеланием доброго утра от Гарри, подтверждающее их планы на вечер. Луи беспокоился, что его поведение прошлым вечером могло заставить Стайлса передумать, но тот, видимо, не испугался. Хороший знак, потому что предоставленный самому себе Луи, скорее прибегнет к стандартному механизму самозащиты – станет призраком как склонен поступать – заканчивать отношения, до того, как они становятся слишком серьезными, а Луи признает, что все к этому идет, он чувствует.       Томлинсон должен забыть и отпустить Гарри. Не допустить, чтобы переросло во что-то большее. У него нет окончательного ответа. Пока нет. Ситуацию можно сравнить с мчащимся поездом, который едет в определенный пункт назначения и не может сойти, двигаясь навстречу неизбежному концу. Дата отъезда обратно в город обведена на календаре ярко-красным маркером, неподвижная, приближающаяся с каждым днем.       Навигатор сообщает ему, что впереди поворот. Живая изгородь по обе стороны узкой проселочной дороги прерывается, долгая поездка приводит к коттеджу Гарри. Хотя «коттедж» – плохое описание величественного дома, который предстает перед ним. Он больше похож на особняк в шоколадной коробке, двухэтажный, с несколькими хозяйственными постройками с одной стороны и трехместным гаражом, пристроенным к дому с другой. Очевидно, что изначально это было стандартное жилище, но когда Луи сворачивает на подъездную дорожку, и мельком видит заднюю часть дома, понимает, что она была значительно расширена. Коттедж расположен на холме с видом на сельскохозяйственные угодья и леса, простирающиеся в долину, доходя до небольшой реки, бегущую через ландшафт. Для того, кто провел первые двадцать или около того лет своей жизни в этой деревне и ее окрестностях, странно, насколько незнаком район и этот дом.       Галька, разбросанная по двору, хрустит под шинами, он въезжает в гараж, который Стайлс обещал оставить открытым. Изначально он не собирался садиться за руль, но переписываясь в течение дня, Гарри предложил Луи воспользоваться одной из своих гостевых спален на ночь. Так они смогут немного выпить и не беспокоиться о такси. Томлинсон был немного удивлен, но потом решил, что это хорошее предложение и согласился. Когда он упомянул об этом своей бабушке, объяснив, что это просто из-за удобства и ни по какой другой причине, она целую минуту смеялась. После, Луи фыркая, отправился наверх, запихнуть несколько вещей в рюкзак для ночевки.       Заглушив двигатель, хватает рюкзак, когда дверь гаража закрывается за ним. Выходя из машины он видит Гарри, прислонившегося к дверному проему, ведущему в дом, его ноги скрещены в лодыжках, а руки сложены на груди. На нем мягкие темно-серые спортивные штаны и кремовый джемпер крупной вязки, благодаря чему Луи чувствует себя более непринужденно в свои черных спортивных штанах и серой толстовке с капюшоном. Томлинсон внезапно испытывает желание броситься в объятия парня и уткнуться лицом в шею.       — Привет, Лу, — приветствует Гарри с теплой улыбкой. — Нормально доехал?       — Да, спасибо. Дороги по-прежнему свободные, — отвечает он, обходя машину и следуя за Гарри внутрь, снимая кроссовки в прихожей по пути в дом. Его шаги замедляются и он останавливается с разинутым ртом. — Срань господня.       Дом внутри намного больше, чем Луи представлял. Нижние потолки оригинального дома сохранены с толстыми темными деревянными балками, создающими ощущение уюта и вмещающими массивную кухню. Столешницы из кремового гранита и приборы из нержавеющей стали блестят в теплом свете ламп, мягкие серые шкафы, матово-черная фурнитура и обильное использование стекла – придают интерьеру современный вид.       Кухонная зона плавно перетекает в двухуровневую гостиную и столовую, большие окна расположены по всей длине помещения. В одном конце комнаты огромный открытый камин, мягкие на вид диваны и не украшенная рождественская елка, примостившаяся в углу. В другом конце стоит обеденный стол, за которым могли бы разместиться человек двадцать. Большие вазы с впечатляющими цветочными композициями стоят на журнальном столике и скамейке-островке, отделяющем кухню от остальной части комнаты. Стены украшены эклектичным сочетанием произведений искусства и небольших скульптур; фотографии заполняют различные поверхности; а прекрасная мягкая мебель кремовых, приглушенных синих и зеленых тонов расставлена по всему пространству, как бы дополняя картину.       — Красное или белое? — спрашивает Гарри с кухни, привлекая внимание Луи.       Он поворачивается и видит, что Стайлс держит две бутылки вина в одной из своих смехотворно больших рук, а в другой – два бокала на ладони. — Смотрю, мы начнем пораньше, — отвечает Луи с ухмылкой. Сейчас всего три часа дня, так что его комментарий оправдан, но ему хочется выпить и успокоить нервы.       Гарри просто пожимает плечами. — Я подумал, что сегодня вторник и никому из нас больше некуда идти, так почему бы и нет?       — Мне нравится ход твоих мыслей. Красное, пожалуйста. Если ты не против?       — Конечно. Я тоже его предпочту, оно прекрасно подойдет к ужину.       Луи подходит к островку-столику и выдвигает один из высоких стульев, кладя свой рюкзак на тот, что рядом с ним. — О, да? Тогда какое вкусное блюдо ты приготовишь для меня?       Гарри откупоривает крышку с бутылки и наливает им по бокалу, бордовая жидкость кружится, прежде чем осесть, после чего Стайлс ставит свой бокал на столешницу. — Снова готовлю в мультиварке. Клянусь, это лучшая техника, которую я покупал. Мне нравится план «установи и забудь», понимаешь? Просто забрось все и предоставь ей делать свое дело, и если ты, хм… отвлекаешься, то все в порядке. Сегодня у нас острая тушеная курица с хрустящим хлебом и салатом. На десерт профитроли в шоколаде и клубника. Подумал, что не стоит заморачиваться. Так нормально?       — Звучит здорово. Ты планируешь отвлечься? — спрашивает Томлинсон, делая глоток вина, наблюдая за реакцией Гарри поверх края своего бокала.       — Хм-м-м-м… ты очень отвлекаешь.       Луи широко ухмыляется. — Кажется, меня обвиняли и в худшем.       — Уверен так и есть, — мудро произносит Гарри, и Луи чувствует, как по его позвоночнику пробегает странная электрическая молния. Слишком привычное явление, когда он находится в присутствии Стайлса.       — Потрясающее место, — уклончиво отвечает Томлинсон. — Ты сделал ремонт в доме или все было таким, когда ты его купил?       — Спасибо. Мне здесь очень нравится, — задумчиво отвечает Стайлс, оглядывая комнату. — И да, все сделано до меня. Я кое-где добавил свои штрихи и хочу немного поработать над ландшафтным дизайном на заднем дворе, но вполне доволен тем, что есть. Хочешь, проведу тебе экскурсию?       — Конечно, — Луи соскальзывает со стула, хватая свой рюкзак, чтобы отнести в комнату для гостей. — Показывай дорогу.       Дом даже больше, чем Томлинсон изначально предполагал. На первом этаже есть две гостевые спальни, обе с ванными и отдельная туалетная комната, еще кабинет и полностью оборудованный тренажерный зал. На втором этаже расположены четыре спальни, включая главную спальню Гарри, одна из самых впечатляющих, которые Луи когда-либо видел. Огромная кровать – по словам Гарри, просто необходима, потому что он спит как морская звезда – стоит в центре комнаты у стеганого изголовья, высота которого легко достигает шести футов, а подушек достаточно, чтобы устроить приличный бой, если кто-то захочет. Ванная комната оборудована двойным тропическим душем и отдельно стоящей ванной, зеркальная плитка покрывает всю стену, что немного пугает, но Луи уверен, что если вы похожи на Гарри Стайлса, то нет проблем.       Они заканчивают экскурсию, возвращаясь обратно в гостиную. Гарри указывает на различные вещи в саду, над которыми хочет поработать, и ни один из них не хочет выходить из уютного теплого дома, для дальнейшей экскурсии.       — Итак, да, вот и все, — произносит Стайлс, откидываясь на спинку дивана. — Я влюбился в это место, едва увидев фотографии в интернете, а когда приехал и увидел это место лично, то просто, ну… понял, что оно идеально подходит для меня, с точки зрения свободного пространства.       Луи отворачивается от окна и видит, что Гарри смотрит на него. — Замечательно. Здесь мирно и тихо, должно быть, приятно после городской суеты, путешествий и всех этих переездов. Приятно иметь место. Дом.       — Да, это так. Я думаю… что мне это было нужно. Ситуация выходила из-под контроля. Я словно пытался везде успеть, но меня все равно тянули в разных направлениях. Было трудно думать и трудно, типа, этим наслаждаться?       Луи присоединяется к Гарри и прислоняется к спинке дивана. — Как ты думаешь, ты когда-нибудь вернешься к этому?       Стайлс теребит свою нижнюю губу большим и указательным пальцами, задумчиво хмуря брови. — Может быть? Не знаю. Думаю, сначала мне нужно получить некую перспективу. Я чувствую, что сейчас слишком глубоко увяз, но и не хочу показаться неблагодарным, понимаешь? Благодаря этой индустрии у меня есть так много возможностей. Я имею в виду все это… — он замолкает, обводя рукой дом. — Без подиума такого тяжело добиться, это стало всей моей жизнью, которую я считаю не здоровой. Индустрия может поглотить тебя, если не будешь осторожен. Все всегда хотят получить частичку тебя, иногда даже больше, чем хочешь отдать, как бы просто отколоть от тебя. Как лягушка в кастрюле с медленно кипящей водой. Ты не понимаешь, что умираешь, пока не становится слишком поздно.       — Тогда это правильное решение. Как обстоят дела с завершением карьеры? Такая масштабная перемена.       — У меня такое чувство, будто я все еще в отпуске. Думаю, что необходимость вернуться на подиум прямо перед Рождеством усугубляет ситуацию. Может быть, как только я покончу с этим, все покажется более постоянным.       — Что ж, повторюсь, у тебя прекрасный дом.       — Спасибо, Лу. Да, я думаю, что буду здесь по-настоящему счастлив.       Они смотрят друг на друга еще какое-то время, так много мыслей и эмоций проносится в голове Луи. Он тоже этого хочет. Дом. Немного покоя. Чувствовать себя умиротворенным и счастливым. Счастлив ли он? Складывается ли его жизнь так, как он надеялся? Чего он вообще хотел от своей жизни? Что такое счастье? Как он представляет его? Розы. Остановись и понюхай их. Что это вообще значит? Гарри, Гарри, Гарри.       Томлинсон резко втягивает воздух, смаргивая замешательство и отчаянно пытаясь восстановить контроль над своим помутневшим разумом, чувствуя, как на висках и верхней губе выступает пот. Он хлопает в ладоши, чтобы прийти в себя. — Верно! Где все твои украшения?       Гарри тихо посмеивается и встает с дивана. — Пойдем покажу,— отвечает он и ведет Луи к нише за деревом, где видны восемь аккуратно сложенных коробок с надписями.       — Хм-м-м… Похоже, у нас есть работа. Как насчет того, чтобы ты взял вино, а я начну разбираться со всем, — инструктирует Луи, и Гарри кивает, направляясь на кухню.       Томлинсон опускается на колени перед коробками, пропадая с поля зрения хозяина дома, закрывает глаза и кладет руки на бедра. Он медленно вдыхает и выдыхает, умоляя свое бешеное сердцебиение успокоиться, задаваясь вопросом, что, черт возьми, только что произошло.       Когда Луи слышит мягкие шаги Гарри, говорящие о его возвращении, он открывает глаза и фокусируется. Томлинсон открывает коробку с надписью «мерцающие штучки», подписанную, как он предполагает, почерком Гарри, натягивая улыбку и надеясь, что Стайлс не заметит, что что-то не так.       Затем процесс украшения елки Гарри мало чем отличается от вчерашних попыток украсить елку его бабушки. Они используют тот же прием наслоения, который продемонстрировал Гарри, еще больше убеждая, что это единственный способ справиться с украшением. Луи – самоотверженный человек процесса и всегда им был. Идея, причины и следствия, связь между «до» и «после» имеют решающее значение как в его работе, так и в личной жизни, будь то планирование маркетинговой кампании или игры в футбол. У всего есть свое место и у всего есть цель.       В течение следующих нескольких часов они с удовольствием работают бок о бок, узнавая больше друг о друге, распивая две бутылки вина; их детство, их работа, их надежды и мечты (хотя Луи намеренно туманен в этом вопросе и ловко возвращает разговор к Гарри, когда тот начинает копать слишком глубоко).       К тому времени, когда солнце садится и их работа закончена, Луи приятно возбужден, щеки Гарри порозовели как вино, и его дом выглядит еще более потрясающим, хоть он и не думал, что это возможно. Все выдержано в золотой и серебряной тематике с красными акцентами и несколькими высокими черными свечами с инкрустированными золотыми узорами, чтобы придать дополнительную роскошь общему эффекту.       Снег идет все сильнее, покрывая сад и скапливаясь вокруг оконных стекол, пока Гарри разжигает камин, а Луи расслабляется на диване, рассматривая их проделанную работу.       Стайлс встает, вытирая руки о спортивные штаны и бросая на Луи взгляд, который он не может до конца распознать.       Томлинсон вопросительно приподнимает бровь. — Что?       — Ничего. Ты просто… выглядишь прекрасно, — говорит Гарри с такой серьезностью в голосе, что Луи хочется растаять лужицей там, где он сидит. — Чувствую, что ты всегда должен купаться в мягком свете огня.       Томлинсон нервно хихикает, он не привык, чтобы кто-то делал ему такого рода комплименты. Луи больше привык к «красивая попка» или «крутые татуировки», или «эти губы хорошо смотрелись бы на моем члене» для более грубых встреч в барах и клубах, которые он часто посещал в студенческие годы. Но сказать ему, что он красив – определенно не то, что пришло бы в голову парням, с которыми он встречался раньше. — О-хм-м, спасибо, — он даже не уверен, как ответить.       Гарри едва слышно смеется. — Извини, не хотел тебя смущать.       — Думаю, я просто немного отвык от практики. Ты выглядишь, хм… тоже выглядишь по-настоящему красиво.       Гарри вздыхает и нежно улыбается, вставая проверить их ужин. — Лу, это не ситуация «услуга за услугу». Тебе не обязательно говорить в ответ.       Томлинсон ставит свой бокал с вином и садится ровнее, перекидывая руку через спинку дивана, пока его глаза следуют за Гарри на кухню. — Нет, я знаю. Просто… думал об этом много раз, почти каждый раз, когда смотрю на тебя, если честно. У меня просто не большой опыт в подобных вещах.       Гарри понимающе кивает, но молчит, доставая продукты из холодильника, начиная готовить салат. — Ты хотел… Я имею в виду, мы еще толком не говорили о наших прошлых отношениях, но я не хочу доставлять тебе дискомфорт. Я знаю, не всем тема дается легко.       — Меня вполне устраивает. Просто особо нечего рассказать. У меня никогда по-настоящему не было нормальных отношений. Много свиданий и все такое, но да, ничего долгосрочного. Может быть, мы сможем приберечь это для нашего третьего свидания?       Стайлс ухмыляется, поднимая глаза. — Третье свидание?       Луи встает и плавной походкой идет к островку, забираясь на один из стульев. — Ну, мне очень понравилось наше первое свидание и это, кажется, проходит гладко, поэтому я подумал, что третье может быть следующим естественным шагом.       — Мне нравится твой ход мыслей. Что ты придумал?       Луи напрягает свой мозг в поисках идей. Рождественские ели украшены, они готовили ужины друг у друга дома, выпили в пабе и в деревне не так много других занятий зимой, кроме… — Как ты относишься к катанию на коньках?       Гарри кладет нож на разделочную доску, сияя своей улыбкой на миллион фунтов. — Я чертовски люблю кататься на коньках.       Луи посмеивается, довольный собой за то, что придумал такое блестящее занятие, достойное свидания, когда выбор так невелик. — Тогда ладно. В четверг они откроют каток на городской лужайке, может быть, ты захочешь присоединиться ко мне?       — С радостью. Хотя, честно предупреждаю, — произносит Стайлс, возвращаясь к нарезке помидоров. — Я много лет не катался на коньках и скорее всего стану полной катастрофой.       Луи приподнимается и перегибается через островок, хватая кусочек помидора, едва избежав удара ножом Гарри. — Не волнуйся. Я поймаю тебя, если ты упадешь, — уверяет он и отправляет ломтик в рот, нахально ухмыляясь.       Вспышка строгости скользит по лицу Гарри и превращается – прежде, чем Томлинсон успевает проанализировать ее – в обычную ухмылку. — Осторожнее с тем, на что подписываешься, Лу. Возможно, на подиуме я чувствую себя комфортно, но на льду превращаюсь в детеныша жирафа.       — Ну, теперь я еще больше заинтригован, — отвечает Томлинсон, присаживаясь обратно на стул.       — М-м-м-мм… — Гарри хмыкает в ответ. — Ладно. Я думаю, ужин готов. Хочешь еще немного вина?       Ужин восхитителен, и беседа продолжает течь так же легко, как и вино. Они убирают со своих тарелок остатки основного блюда, и Луи сидит на стуле за стойкой, наблюдая, как Гарри готовит профитроли в шоколаде на десерт, когда вспоминает обещание Стайлса рассказать больше о своей карьере.       — Итак, как же ты попал в модельный бизнес? — отваживаясь, спрашивает Томлинсон, зачерпывая кончиком пальца капельку шоколада из-под сушилки, на которую Гарри выкладывает маленькие пирожные.       — А-аа… Я ведь обещал рассказать тебе эту историю, когда мы выпьем, не так ли, — размышляет Гарри, выкладывая последний профитроль на решетку, а затем моет руки под краном, доставая из холодильника упаковку свежей клубники. — Хорошо. Я всегда любил моду, наряжался в мамины наряды и аксессуары, папины тоже, смешивал необычные сочетания, добавляя немного изюминки. Раньше так же любил рисовать, хоть и не разбирался в этом. Но когда дело доходило до цветов, узоров и текстур – у меня всегда был природный вкус. Мама любила шить и любит до сих пор, обычно она приносила мне пакеты с обрезками материалов из швейной мастерской в городе. Блестки, бархат, шелк и все остальное. Я понял, что не так важен узор, а скорее впечатление от него, к чему и решил стремиться. Итак, я делал эти дизайнерские выкройки, у меня в комнате была целая куча, — Гарри тихо посмеивается, как будто вспоминает спальню своего детства.       — Я представляю, — отвечает Томлинсон, делает глоток вина. — Маленький Гарри, окруженный тканями, пуговицами, выкройками и кружевами.       Стайлс ухмыляется, в его глазах появляется озорной огонек. — Колокольчики, и пуговицы, и петли, и кружево…       Глаза Луи расширяются. — Никто в целом свете не видел лица…       — Что прятал Хитри-Вихляй! — они оба кричат в унисон, разражаясь приступами смеха.       Гарри с благоговением смотрит на Луи, смех стихает. — О боже мой. Ты тоже знаешь это стихотворение?       — Да, — подтверждает Томлинсон, лицо начинает болеть от того, как много он улыбался этим вечером. — Эдвард Лир был гением. Один из моих любимых произведений в детстве.       — Да? Это так круто. У меня тоже, — улыбается Гарри, обмакнув клубнику в шоколад, зажав большим и указательным пальцами, давая ей частично застыть, а затем выкладывает на решетку.       — Но вернемся к твоей истории… — подбадривает Луи.       — Верно. Так что, да. Это было здорово. Мне нравилось, и я решил, что хочу стать модельером. У меня были все эти идеи и думал, что все будет легко, понимаешь? Будто я творческий волшебник, а индустрия только и ждет, когда я удивлю их своим талантом.       — Но ничего не вышло?       Гарри качает головой. — Возможно, если бы приложил больше усилий… — Стайлс замолкает, а затем вздыхает. — Я подал заявление в школу моды, а потом переехал в город, снял комнату в ужасной квартире, такой уверенный в себе и мечтающий об удивительном будущем. Работал всю ночь за барной стойкой, пытаясь свести концы с концами, в то время как днем ходил в школу и у меня просто… не было сил выкладываться. Потом я посетил показ мод, и меня разыскал представитель агентства, и с этого момента все как будто взорвалось. Я начал проводить больше времени в модельном бизнесе и меньше в школе, деньги были хорошие, поэтому я бросил учебу, а остальное, как говорится, уже другая история.       — Не всегда все получается так, как мы хотим. Но ты неплохо справился, — произносит Луи, когда Гарри кладет последнюю клубнику.       — Так и есть. И не хочу показаться неблагодарным. Мне очень повезло, но…       — Как ты думаешь, ты вернешься к этому теперь, после того, как сбавил темп в модельном бизнесе?       Гарри пожимает плечами. — Может быть? Не знаю. Честно говоря, не уверен, что у меня все еще есть страсть.       — Ты будешь скучать по подиуму?       — Наверное, по некоторым. Было довольно весело, — признается Гарри, и этот блеск снова появляется в его глазах.       — О, да? Есть какие-нибудь истории, которыми можно поделиться? — спрашивает Луи, шевеля бровями, подзадоривая парня.       — Ну…       Два часа спустя они опустошили четыре бутылки вина, весь поднос с профитролями и клубникой, Луи по-настоящему опьянел, но ему просто так весело, что, черт возьми, все равно.       Гарри разогревал все более непристойными и веселыми историями из-за кулис показов модного дома и Луи, честно говоря, мог сидеть и слушать болтовню всю ночь, но его глаза твердят об обратном.       Время близится к полуночи, они лежат на огромном диване и хотя там достаточно места, они каким-то образом умудрились превратиться в клубок конечностей. Луи откинулся на гору подушек, а Гарри на подлокотник дивана, их ноги переплетаются посередине, а огонь мерцает, окрашивая обоих золотым сиянием.       Луи не хочет двигаться, но мочевой не справляется с программой, так что ему скоро придется встать. Типа, действительно скоро. Например, сейчас.       — Куда ты идешь, Лу? — невнятно произносит Гарри, когда Луи выбирается из-под смехотворно длинных ног, умудряясь не упасть в процессе, что он считает победой.       — Надо пописать. Но никуда не уходи. Я вернусь, и ты сможешь закончить свою историю.       — Хорошо. Буду ждать тебя здесь, — отвечает Гарри со вздохом. Он становится еще привлекательнее, когда выпьет (возможно, у Луи затуманенное вином зрение), слова слетают с очаровательно надутых губ. — Эй, Лу?       Томлинсон удерживается на ногах, впечатленный результатом, учитывая его состояние. — М-м-мм…?       Гарри хихикает. — О чем я говорил?       Луи закатывает глаза, а затем понимает, что сам не лучше, поскольку понятия не имеет, о чем говорил Гарри. — Хм… не знаю, но, вероятно, это было что-то важное. Ты говоришь много важных вещей.       — Хорошо. Я подумаю об этом, пока ты будешь писать, — отвечает Стайлс и снова начинает хихикать. — Не стесняйся писать. Но только не на диван. Это не сделает меня счастливым.       — Ты идиот, — ласково отвечает Луи, шлепая Гарри по ноге, почти теряя равновесие, но в последний момент удерживает себя и все же падает на колени Гарри. Это не круто. А Луи – это верх хладнокровия. Самый крутой. Ему действительно нужно пописать. — Мне нужно в туалет.       — Так ты сказал. Я останусь здесь.       — Так ты сказал.       — Мы продолжаем повторять одни и те же фразы, — говорит Гарри и фыркает от смеха.       — О боже мой. Кто ты вообще такой?       — Я…       — Га-а-а-а-а-а-а-ри, — заканчивает за него Луи.       — Ха! Ты тоже это делаешь.       — Должно быть, заразительно. Пришло время мне…       — Пи-и-и, — произносит Гарри и выглядит таким гордым собой, что у Луи не хватает духу ответить. Он снова закатывает глаза, а затем с особой осторожностью направляется в гостевую спальню, стараясь не упасть, и не расшибить себе мозги о кафельный пол.       Свет в ванной комнате ослепляет, он немного щурится, но, по крайней мере, это гарантируют, что его струя попадет в нужное место. Моет руки и тяжело опирается на туалетный столик, разглядывая себя в зеркале, проверяя, нет ли у него чего-нибудь в зубах. Было бы не круто. И, как он уже зарекомендовал себя, он воплощение крутости.       — Ха! Воплощение и-и-и, —посмеивается про себя, возвращаясь в гостиную, потому что он чертовски смешной, его таланты явно растрачены впустую на маркетинг, когда должен делиться своими комедийными талантами со всем миром.       На обратном пути он проявляет такую же осторожность, глядя себе под ноги, дабы не споткнуться о что-нибудь, что может подстерегать, готовое выпрыгнуть на него. Когда он, наконец, поднимает взгляд, его встречает одно из самых трогательных зрелищ, которые когда-либо видел. Гарри ссутулился, подбородок покоится на груди, почти пустой бокал с вином опасно свисает с кончиков пальцев там, где рука спадает с дивана. О, и он крепко спит.       Луи позволяет себе зафиксировать сцену в сознании на время, когда будущему Луи будет грустно. Он передвигает ноги вперед, шаг за шагом, стараясь быть как можно тише и опирается на кофейный столик, наклоняясь вынимает бокал из руки.       К сожалению, когда он поворачивается, чтобы поставить его на стол, то неправильно переставляет ноги и спотыкается. Бокал, к счастью, балансирует на столе, ненадолго покачиваясь, после чего замирает, но его задница – другое дело.       С положительной стороны, место, куда он приземляется, мягкое и идеального размера, чтобы обхватить упомянутую задницу. С не очень положительной стороны, это место – колени Гарри.       Луи пытается встать, правда пытается, но ему не удается заставить сообщения из мозга дойти до конечностей, и есть еще одна мелочь – пара рук, обнимающих его за талию, принадлежащих, что неудивительно, владельцу коленей.       — Лу, прекрати извиваться, — ворчит Гарри, притягивая парня ближе к своей груди. Томлинсон не совсем уверен, что он вообще проснулся, но для спящего человека он исключительно силен.       — Гар… я должен… я не могу… — заикается Луи, пытаясь ослабить хватку, дергая его за пальцы, но это совершенно бесполезно. Гарри держит его в медвежьих объятиях, похожих на тиски, и, очевидно, Томлинсон никуда не денется.       — Ш-шш… пора спать, — бормочет он в спину Луи, когда сдвигает их обоих так, чтобы они легли на диван и переворачивает на бок.       Луи бы запротестовал, он бы серьезно запротестовал, но Гарри теплый, и его руки неподатливые, и огонь потрескивает, и вино плещется у него в голове, и Луи внезапно так устал. Так очень, очень устал. И даже если бы все это было неправдой, это все равно единственное место, где он хочет быть прямо сейчас, крепко сжимая в объятиях этого замечательного человека, который начинает значить для него больше, чем Луи осмеливается признать.       Он сдается, потому что, конечно, так оно и есть, пододвигаясь и просовывая ноги между коленями Гарри. Тот испускает мягкий, счастливый вздох, его дыхание щекочет тонкие волоски у основания шеи Луи, когда он прижимается и целует его за ухом, посылая волну электричества, бушующую по венам Томлинсона.       Луи пытается не заснуть, чтобы насладиться моментом, тем, как он чувствует себя в безопасности и совершенно расслабленным, как будто это то место, где он всегда должен был быть, но тяга ко сну слишком сильна. Последнее, что он замечает, как Гарри накрывает их обоих одеялом, мягкие губы Стайлса на его шее и как вздымаются, и опускаются их грудь, когда Луи погружается в страну грез.